Приключения Матвейки и его помощника кота Снежка

Клубы пара закрутились у порога, прошмыгнув в комнаты небольшого деревянного дома.

– Дверь быстрее закрывай! Избу выстудишь! – раздался молодой женский голос.

Скорее по привычке. Ведь давно уже газифицировали частный сектор.

– Бабонька, выручай! – заканючил мальчишка лет десяти.

Смахнул шапку с головы, выпустив наружу вихры цвета спелого овса.

– Что такое, Матвеюшка, приключилось? – обеспокоенно откликнулась бабушка.

К порогу вышла немолодая женщина. Волосы были почти как у внука, только выбеленные солнцем и годами.

Внук понуро застыл у порога. Куртка, штаны были не только грязные, но и мокрые.

– Ах! – звонко, как будто радуясь, воскликнула бабушка.

Голос всегда подводил Петровну. Он звучал так же молодо и задорно, как в юности. Столько казусов случалось с тем, кто не знал такую её особенность.

– Раздевайся быстрее. Простынешь. Эх и шалопай ты, Матвей, – ворчала бабушка, помогая внуку снять грязную одежду.

Мальчишка сморщил носик, усеянный веснушками, которые не планировали покинуть лицо на период зимы.

– Я не специально. Оно само как-то получилось, – оправдывался внук, взглядывая на бабушку васильковыми глазами из под белëсых ресниц.

– Ну-ну. Ничего нового, Матвей. Не удивил, – улыбнулась бабушка. – Переодевайся и на кухню.

Матвейка притулился на кухонной табуретке, медленно покачивая ногой. Печалится. Сидит, думу думает. Сегодня прогулка не удалась. Третья неделя декабря, а снега нет как нет. Мокро, слякотно, дождит. Одна радость – лужи подмораживает. А это, знаете ли, излюбленная забава. Разбежишься и катишься по наледи с ветерком. Можно руки в стороны выставить и представить себя пилотом штурмовика. Водишь крыльями вверх-вниз, как будто фигуры высшего пилотажа демонстрируешь. Лëд тонкий, трещит грозно под ногами, а у края ломается, как хрупкий пластик. Не страшно и неглубоко. Весело.

В очередной раз Матвей возьми да поскользнись. Плюхнулся кулëм в самую грязь. Стекает мутная вода с рукавов. Как гулять, когда на дворе почти зима. Пришлось игру бросить, да до бабушки идти. Она что-нибудь придумает, а то влетит от мамы по первое число. Эх, а друзья-мальчишки за окном в догонялки играют. Перевëл Матвейка взгляд на стиральную машину. Крутится куртка со штанами в барабане, смывает уличную грязь.

– Были времена, – вспоминает бабушка, – снег землю укрывал к ноябрьским праздникам. Помнится, на демонстрацию идти, у меня обязательно какая-то обновка к зиме. Иль валенки, иль варежки, а то и шапка из мохера. Наденешь и вертишься перед подружками. Холод нипочëм. К декабрю сугробы до палисадника вырастали. Морозы до минус тридцати. А мы, дети, на горке катаемся, играем в снежки или снеговика лепим. Ты, Матвеюшка, не переживай. На-ка, откушай, милок, горячих оладушек со сметанкой. Глядишь, грусть и развеется.

Смотрит Петровна на внука, вместо него себя видит в детстве. Вроде бы недавно было, а вот, считай, годков пятьдесят назад.

Сидит за столом Матвей оладьи уплетает. Вкусно. А и то правда, что грустить. У бабоньки хорошо. Разомлел от еды и тепла, слушает размеренный говор. Мягко ступает Петровна в тапочках из верблюжьей шерсти. Ловко переворачивает лопаткой оладушки, складывая горкой на фаянсовом блюде с узором из синих цветов. Стиральная машина тем временем бормочет песню, полощет вещи, утягивает Матвейку в омут круговорота. Вот уже не барабан вращается, а вьюжит, завывает ветер. Зовёт куда-то, манит за собой веткой белоствольная берёза за окном.