Read the book: «Биссектриса – это такая крыса…»

© Наталья Цитронова, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пельмени по небу летят

Ох уж эти муки творчества! Состояние влюбленности, возвышенности и невесомости. Прислушивание к тому, что рождается в душе. Сладостное предчувствие. И страх… Страх, что все перегорит, перезреет, станет вялым и банальным как переваренная картошка. Лопнет словно мыльный пузырь… Вот почему в один прекрасный момент невероятным усилием воли приказываю заткнуться своим лирическим стенаниям (я же не поэт!), сосредоточиться на грубой прозе и наконец-то выродить такое не романтичное, но теплое, вкусное и родное название

«Пельмени»

Их в нашей семье лепили часто, особенно зимой. Сейчас я, конечно же, понимаю, что это были и не пельмени вовсе в традиционном гастрономическом понятии, а скорее вареники или даже малю-ю-сенькие пирожки из темной ржаной муки. Готовилась начинка: свежая или квашеная капуста, в которую добавлялись грибы. Блародных белых в окрестных лесах не водилось (если проклевывались, то их сразу же ломали или выкручивали с корнями), но ведь опята и сыроежки, когда кушать хочется, тоже хороши. Грибы замачивали на ночь, меняя несколько раз воду, чтобы горечь ушла, затем отваривали и острой сечкой, тюк-тюк-тюк, крошили в деревянном корытце.

В комнату выдвигали кухонный стол ярко коричневого цвета. Заранее отвоевывались места, кому где сидеть. Я старалась примоститься на сундуке рядом с печкой, там теплее. В доме было три табуретки, но каким-то чудесным образом места хватало всем. Ах да, вспомнила: на этот случай в сенках хранилась тяжеленная и очень неудобная для сидения доска-горбыль, которую укладывали поверх табуреток. Получалось как в пословице: семеро по лавкам. Мы, как раз семеро (четыре девочки и три мальчика), в нетерпении постукивали по столу ложками. Пельмени ели, макая в уксус или сметану, обжигаясь, наперегонки. Еды на ораву, как правило, не хватало, обходились без добавки. Налопавшись, выбегали на улицу подурачиться. Рыли пещеры, строили крепости, а устав, валились в сугроб, подставляя лица под снежную головокружительную карусель, с тоской напевая «Пельмени, пельмени, пельмени по небу летят…»

Возможно, эта прикольная песенка родилась гораздо позже (впервые то ли в мультике каком-то зазвучала, то ли в шоу Бари Алибасова, а может это – квновский стеб?), но тут же стала своеобразным хитом «всех времен и народов»: «Пельмени, пельмени, пельмени нам в окна глядят!»

Конечно, я знала, что настоящие пельмени совсем другие и пахнут по-особенному. Можно просто дышать их ароматом и будешь сыт. Однажды перед уроками зашла за своей подружкой, вместе-то веселей в школу идти. Семья завтракала. Я стояла у порожка и уж дышала, дышала!

– Минеевна, почему бы вам с Вениамином поросят не завести? – Удивлялась соседка Пия. – Купили бы парочку, к зиме – и мясцо, и сальцо…

– Так нам и этих, двуногих, поросят кормить нечем, – шутливо отвечала мама.

Да, такие вот красивые, просто божественные имена встречались у нас на Урале: Олимпида (тетя Пия), Ангелина (моя сестренка Геля), Капитолина (соседка Лина), Аграфена (бабка Феня) … Но самое необычное имя было у моей мамы. Ее звали Матрена Минеевна.

Мужиков звали-величали проще: Гриша, Миша, Федя, Аристарх… Те из них, кто постарше, не брили бороды, не гнали самогон и втихаря молились. А ведь время-то уже какое наступило! Каждый пионер знал, что молиться не хорошо, ведь религия – это опиум для народа. Семенили, шлепали, топали и чапали, иногда весело маршировали, а порой уныло шаркали по планете шестидесятые годы.

Но вернемся к поросятам, точнее к причине их отсутствия в нашем конкретном хозяйстве. Дело не только в кормежке. По осени, обычно к ноябрьским праздникам, живность постигала печальная участь. Внезапно улица содрогалась от безумного хрюканья, перерастающего в душераздирающий визг, или от протяжного заунывного стона соседской телочки. В такие минуты малыши лезли под кровать и зажимали уши.

В нашей многодетной семье непонятным и страшным убоем заниматься было некому. Отец служил в лесничестве; мама, когда сердилась, называла его лешим. Летом сосновый бор от пожаров охранял, весной и осенью с саженцами в питомнике возился. Ну а зимой книжки умные нам читал, тетради проверял, в дневниках расписывался. Хозяйство на маме лежало. Однажды она перекрестилась и решила зарубить старого буянистого петуха. Задира уже всех достал, во двор не выйти, на почтальонку налетал, словно неистовый огненный шар. Мы, малышня, побежали «помогать». Обезглавленный петух, помнится, вывернулся из дрожащих рук хозяйки и, фонтанируя кровью, принялся бешено, кругами, носиться вокруг нас, пока не упал замертво.

Наваристую петушиную лапшу вечером никто не ел. Сидели насупившись, голодные.

Хоть сало уцелело

Возможность попробовать настоящие пельмени появилась, когда я уже классе в пятом училась. Старшая сестра Лидия, красавица, умница и комсомолка, решив стать ткачихой, поехала в Иваново. Там она и познакомилась со своим будущим мужем. Поговаривали, что тогда для выравнивания демографического перекоса, когда «на десять девчонок» приходилось «по статистике девять ребят», специально вблизи города невест воинская часть квартировала.

Сестра повезла жениха-прапорщика на Урал знакомиться с будущей родней. Накануне их приезда мама купила у соседей немного сала и кусочек говядины. Налепила пельменей, присыпала слегка мукой и отнесла в чулан морозиться. Я за вечер несколько раз выбегала, чтобы на них полюбоваться, надеялась, что и мне дадут (непременно дадут, а как же иначе) попробовать. Утром, едва проснувшись, снова заглянула в чулан и… остолбенела! Пельмешки – все до единого! – оказались искусаны мышами. Причем, так аккуратненько, изящно искусаны, что края-защипы являли собой необыкновенный причудливый узор. До самого фарша бессовестные твари из отряда грызунов не добрались, но следы своего мерзкого присутствия оставили повсюду. А вот сало уцелело…

Короче, не довелось мне тогда попробовать настоящих пельмешек. Даже не знаю, куда они, изгрызенные, подевались. Будущий зять (ведь так называется муж сестры по отношению к ее близким родственникам?), помнится, знакомясь с опечаленной свояченицей, то есть, со мной, удивленно произнес: «Ну, шо ты такая сердитая? Надутая, словно серенькая мыша на крупу».

Мишка-Мишка, где твоя сберкнижка?..

Когда школу окончила и стала работать, меня пригласили на проводины. Уходил служить в армию Миша Смирнов, хороший скромный паренек. Как бы мой кузин… Поясню. Миша – сын тети Шуры, тоже очень скромной и доброй женщины. Тетю Шуру когда-то «вместе с дитем» взял замуж дядя Ваня – мамин брат. Считалось, что мы с Мишей не просто одноклассники, но и близкие родственники.

Жили они в заросшей черемухой деревеньке со смешным названием Дойная километрах в десяти от нашего села. Проводы получились великолепными! Столько вкусненького наготовили: холодец, пироги, соленья разные, а еще сладенькую, но головокружительную малиновую настойку. Тетя Шура то блинчики ко мне пододвигала, то винегрет. Я и на то налегала, и на это: когда ж еще посчастливится так вкусно, от души, поесть? Но вот на стол поставили огромную миску благоухающих горячих пельменей…

Нет, вы даже не представляете, как это было обидно: в меня тогда уже ни один пельмень не влез!

А потом мы, очень сытые, слегка пьяные, толпой отправились в клуб. До этого никогда не замечала, что ночь может быть такой звездной, таинственной и грустной. Шли по деревне и пели: «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня?»

К сожалению, через какое-то время туповатые острословы эту славную песенку испохабили на свой лад: «Мишка, Мишка, где твоя сберкнижка?»

Вопрос про опорос

А вскоре у меня появился жених. Март. Весело и тревожно капали сосульки с крыш. И как-то так все стремительно завертелось-закружилось-понеслось, что вот уже мы мчимся на двухколесном «Иж Юпитере» (туда и обратно – 200 км) к его родителям – надо же меня показать! А дорога, помнится, словно квашня, комки грязи из-под колес, ледяной ветер слепит глаза и безжалостно ломает прическу. Понятно, когда добрались, от моей юной привлекательности и обаятельности не осталось и следа. Будущая свекровь, высокая, дородная, словно с плаката сошедшая, увидев невесту, такую жалкую, грязную и тощую, горько заплакала.

Плакала она от того, что не могла понять, ну как такая «серая мыша» смогла охомутать ее великолепного, необычайного, чудесного мальчика. Действительно, мы были не пара. Семья жениха оказалась ну о-о-очень зажиточной, сейчас бы сказали – крутой. У моей потенциальной свекрови, заслуженной свинарки, даже трудовой орден имелся. Работала она на ферме, конечно же, не простой, а племенной, показательной. Будущий свекор (скромная половинка своей орденоносной жены, если рассматривать в весовой категории) с важностью профи, терпеливо и с удовольствием разъяснил мне что к чему.

Значит так… Хрюшка опоросилась; а в опорос случается аж до 12 малышей, но в среднем все-таки 6—8. Все нормальные, веселенькие, лишь один, как говорится, рылом не вышел. Пятачок набекрень, ухо раздвоенное, ножки вывернутые, а то еще какая-то неожиданность. Так вот, здоровый приплод холят-лелеют, взвешивают, витаминчики дают. То есть, готовят на племя, для воспроизводства себе подобных. Ну а хилых, дефективных, даже если дефект незначительный, выбраковывают.

Эта «отбраковка», помнится, томилась на плите, смачно булькая, кусками нежного молочного мяса, прела в огромной кастрюле беззащитными хвостиками и ушами.

Меня тут же усадили лепить пельмени. Их требовалось много: на всю большую образцово-плакатную семью. Все здесь, кроме хозяина, были видными-завидными, кровь с молоком. Чувствовалась порода, так ведь и кушали хорошо. Но учились, как выяснилось позднее, плоховатенько, книжек не читали. Лепильщица (лепилка, лепеха, лепешка… ну, как правильно-то, подскажите!) Короче, стряпуха получилась из меня никудышная, хотя я очень-очень старалась. И терпение было, и вдохновение, а главное – желание угодить, да вот сноровка отсутствовала. Пельмешки поначалу выходили неказистыми, кривобокими, похожими на свинячьи уши и вообще на что-то непотребное. Когда заслуженная свинарка, вернувшись из свинарника, глянула на сварганенное мной, она задумчиво и очень ласково произнесла: «Да, голова – не жопа…». Ну вот как это понять: то ли похвалила, то ли наоборот?

Но, как говорится, если долго мучиться, что-нибудь получится. Мало-помалу мои страдания возымели успех: я еще такой проворной оказалась! Уже на второй день пельмешки выпархивали из-под моих ловких рук похожими то на маленьких аккуратных птичек, то вообще на нежные розочки.

А вот какими они получились на вкус, не знаю. Думаю, превосходными. Пока посуду мыла, затирала полы, настало время уезжать. Попробовать не успела.

Эй, неудачники, ликуйте!

Душу отвела (вот кто о чем, а я снова – о них, о родимых), заканчивая университет. В студенческой столовой в ту пору фирменным блюдом считалась отварная курица с гарниром. Ну с макаронами и кашей, едой любимой нашей, все ясно, здесь трудно что-либо напортачить. А вот курицы, судя по тому, что оказывалось в тарелках, являли собой нечто невообразимое: одни гузки, шейки и хребет. Ни бедрышек, ни крылышек у бедных птичек не наблюдалось. И вот в этот грустноватый, холодноватый и голодноватый период один из однокурсников наткнулся на недорогую пельменную. «Эй, неудачники, ликуйте! Это место – самое восхитительное из того, что когда-либо видели глаза мои!» Славка произнес это с таким счастливым изумлением, будто Америку открыл.

У нас на заочном тогда учились солидные ребята, работающие в солидных изданих, а один даже – в обкоме. Они жили в приличных гостиницах и кушали в приличных ресторанах. Приезжали на сессию и успешные девочки успешных родителей с нефтяного севера. Одна из них сказала: «Фи, какая дешевка, это даже не кафе, а столовая для рабочих и крестьян. Я туда не пойду!»

Но многие пошли, побежали даже… Действительно, это оказалась банальная общепитовская точка, забегаловка. Ждать приходилось долго, полчаса, а то и больше. Очередь порой занимали на улице, потом, шаг за шагом, по скрипучей лестнице в заиндивелом подъезде приближались к теплу и домашним запахам. В ожидании терпеливо томились интеллигентные бюджетники, уткнувшиеся простуженными носами в свежий номер «Уральского рабочего», и озабоченные шумливые заочники. Маялись спросонья, видать, только что с поезда, унылые сонные командировочные и тряслись от холода (а холода на Урале знатные!) лохматые грязноватые личности…

Когда счастливчики наконец-то вваливались в зал и с подносами выстраивались вдоль стойки, видно было, как там, на кухне, за большим столом три простенькие «Маши с Уралмаша» ловко орудуют скалками, слышно даже, как оживленно они при этом шушукаются.

– Пожалуйста, две порции! – Раздатчица не удивляется моим запросам, насыпает пельменей «с горкой». – И два томатного!…

Сок – в граненых стеклянных стаканах. Подносы – алюминевые. Столы и стулья – пластмассовые. Недорого… Но пельмени, действительно, оказались чудо как хороши! Столько лет прошло, а до сих пор помнится: тесто крутое, но раскатано тонюсенько, аж начинка просвечивает. Края cловно щипчиками прихвачены, чтоб при варке не расползались, поэтому фарш внутри – сочный, нежный, волшебно вкусный, ну словно мидия, запеченная в ракушке. Хотя мидий в те годы мы не видали и уж тем более не едали, но ведь пофантазировать-то можно.

Согласна, две порции, конечно же, перебор. Так я столько никогда и не съедала. И не потому, что не лезло. Дело в другом. Когда за соседним столиком чрезвычайно скромно (горячий чай + несколько кусков черного хлеба) трапезничает бомжик или просто озябший проголодавшийся старик, с тоскливой надеждой присматриваясь к твоей тарелке, аппетит не то чтобы улетучивается… Просто стыдно почему-то становится, жарко и душно. Делаешь вид, что сыта уже по горло. Тяжело вздыхаешь, оханьки, мол, пожадничала и вот, видите ли, сколько осталось! Осторожно отодвигаешь половину на край тарелки и торопливо допиваешь свой сок…

Однажды после экзамена мы рискнули раскошелиться и толпой ринулись не в забегаловку, а в настоящий ресторан. Он так и назывался «Уральские пельмени» и тоже был в двух шагах от универа. Белые скатерти, вездесущий, но неслышимый, словно фантом, официант, меню в кожаном переплете, фужеры… Все чин чином, по-взрослому. Ассортимент был ну очень и очень! Мы ахали и охали, выбирая. Я заказала порцию «Дружба», название понравилось. И вот приносят огромное блюдо. Вроде бы, ничего удивительного, как у всех. Но пельмешки-то оказались с секретом: каждый с особенной начинкой. С грибами, капустой, рыбой… С курицей, олениной, свининой… А еще с редькой, морковкой, творогом… И даже с репой… И еще с чем-то… И еще… Представляете: ни одного повтора!

Без альтернативы

Сознаюсь, за свою жизнь, промелькнувшую словно безостановочный экспресс, немало я пельмешек-то отведала. Иногда и покупными не брезгую. Сейчас в продаже каких только нет: «Царские», «Пионерские», «На троих» и так далее. В Германии, например, на заводах специальные линии монтируют по производству русских пельменей. На пакетах с заморозкой этакой завлекалочкой советская символика. Пробовала: съедобно, санитарные нормы гарантированы, но знаете, чего там не хватает? Не удивляйтесь только: не хватает главного – сакрального смысла! Ведь заводские замороженные катышки с серым слипшимся комочком внутри – это жалкое подобие, злая насмешка и просто издевательство над настоящими домашними изделиями. Теми, что лепятся вручную на радость близким и себе. В дом с которыми приходит праздник и благодать, а в душе оживает надежда. И альтернативы домашним пельменям НЕ СУЩЕСТВУЕТ!!!

Если бы стряпухам присваивали звания, я бы уже профессором была. Или доктором пельменных наук, ну уж кандидатом-то точно! Это блюдо у меня получаются бесподобным, обалденным, удивительным и восхитительным, на вид прекрасным и просто классными! Ешь – за уши не оттянуть! Вот такого я высокого мнения о своем пельменотворчестве. Ну надо же хоть в чем-то преуспеть. Рецептик? Но ведь не кулинарная книга пишется, правда? Хотя… Есть несколько правил, которыми, так уж быть (по секрету всему свету) могу поделиться.

Главное, не стоит начинать стяпню, если ты в плохом настроении, с бухты-барахты и перед самым приходом гостей. Дело это сокровенное, не терпящее суеты. В спешке да без вдохновения ничего не получится. Думать надо исключительно о приятном, можно даже помечтать, что-то загадать на будущее.

И еще одно удивительное совпадение. Когда затеваю пельмени, в моей жизни обязательно происходит какое-нибудь маленькое чудо или случается нечаянная радость. Хотя в магию не верю.

О «страусах» и «ножках Буша»

Ну а поднаторела я в пельменном вопросе в тот самый незабвенный исторический период, когда весь простой люд учился выживать в условиях перестройки. Учился приспосабливаться, выдумывать, экономить, творить и, как невесело шутили, из… (из того самого, что зовется полезной органикой) делать конфетку. Я даже благодарна тем дефицитным, голодным, безденежным, революционным временам за бесплатные уроки по выживаемости.

Однажды зашла с ребенком в гастроном и ребенок мой изумленно воскликнул: «Посмотри, мама, сколько страусов завезли!» Но это были обыкновенные, но очень тощие куры, в перьях, с длинными-предлинными, действительно, похожими на страусиные шеями. Я тогда купила лохматую курочку и дома тщательно поработала над ней. В итоге получилось 2 кг костей и 0,5 кг фарша. Зато из фарша получился целый кг изумительной продукции! И с того самого момента моя семья прочно подсела на деликатные куриные пельмешки.

Когда «страусы» в магазинах закончились, други-недруги атаковали нас «ножками Буша». Кто ж тогда подозревал, что это настоящие бомбы калорий замедленного действия? Кто ж догадывался, что птичек перед их отправкой за океан усиленно пичкали антибиотиками и анаболиками, чтобы выглядели поздоровше да пожирнее. Окорочка, запеченные в духовке, оказались маняще румяны на вид, чесночно духовиты на нюх, а на вкус очень даже приятны и нежны. «Ножки Буша» закупались и поглощались ящиками!

Обычно перед выходными я размораживала с десяток окорочков, сдирала с них желтую лоснящуюся шкуру. Да-да, не кожицу, а настоящую шкуру. Слава богу, хватало ума выкидывать ее, а не делать шкварки-поджарки. Затем упругое филе отдирала от крепких, словно индюшачьи, косточек и прокручивала на мясорубке, доставшейся по талону. Фарш получался воздушным и таким аппетитным, что хоть бери ложку и сырым ешь. Детки спали. За окном крепчал мороз или пурга бесилась. А иногда мороз и пурга зверствовали одновременно, зато в маленькой кухоньке было тепло и уютно. Пельмешки, поднос за подносом, выставлялись на балкон, где мигом задубевали, превращаясь в ледяные комочки. В таком жалком виде они напоминали синичек, погибших от стужи на лету. Такая вот порой возникала щемящая ассоциация.

И все-таки, когда в холодильнике появлялся запас пельменей, я чувствовала себя счастливой! Действительно, много ли надо простой русской женщине для счастья… Однажды засиделась до утра и увидела, как на подоконнике воскресает орхидея. Вроде бы ничто не предвещало сюрприза, ну торчали себе унылые стебельки из горшка, я уже выкинуть собиралась. И вдруг вопреки законам природы и здравому смыслу что-то там проснулось, потянулось, проклюнулось и неторопливо так, но с чувством собственного достоинства распустилось белыми в лиловых прожилках лепесточками.

Вот здесь кое-кто из читателей постарается уличить меня в художественном вымысле. Уж слишком по-книжному, слишком невероятно красиво получается про капризную своенравную орхидею. И окажется не прав. Клянусь: все было именно так, а не иначе! И случилось это чудо в ночь перед православным Рождеством накануне миллениума.