Read the book: «Корица, душица, шалфей»
1.
«40 лет не отмечают – плохая примета», – думала Полина, одиноко сидя в кресле у журнального столика, на котором стоял бокал шампанского. В квартире царили тишина и полумрак – свет шел только с улицы. Где-то в ванной размеренно капала вода. «40 лет не отмечают… Кап, кап, кап», – говорил плохо закрытый кран. Тишину разрезал телефонный звонок.
– Привет, мамочка! С днем рождения тебя! Будь счастлива, здорова! Любви тебе! – радостно проскандировала в трубку дочка.
– Спасибо, доченька. Как там у тебя дела? – подавив мрачное настроение, ответила Полина, пытаясь попасть в беззаботный тон своей новоявленной студентки.
– Да нормально все. Вот к сессии готовлюсь. Экзамен по социологии завтра. Думаю, все нормально будет. Девчонки со второго курса говорят, что препод не злой, все сдадут. Я тут шпоры решила написать на всякий случай, – отрапортовала Алина.
– Тебе денег хватает? Тебя в общежитии никто не обижает? – Полина на минуту оживилась. Когда речь заходила о дочке-первокурснице, которая уехала учиться в столицу края, Полина автоматически забывала о себе.
– Хватает. Но, если можешь, подкинь еще чуть-чуть на карточку, мы с ребятами решили, когда сессию сдадим, на неделю отправиться на сплав по Волге. Все скидываются, и я еще хотела себе кроссовки для похода купить.
– Так ты на каникулы позже приедешь? Почему сразу не сказала? Я ведь тебя жду. – Всеми силами Полина старалась подавить обиду, чтобы дочка не услышала ее, но, видимо, не удалось.
– Мам, ну не начинай! Я так и знала, вот поэтому и молчала. Но сказала же заранее – мы в поход идем только после сессии, на каникулах. Я же уже взрослая, скоро на второй курс перейду. У меня все хорошо. Я от тебя никуда не денусь, на каникулы приеду. Не переживай! Целую тебя крепко, не обижайся!
– Да не обижаюсь я, все нормально. Получается, ты приедешь 28 июня? – Полина подавила в себе разочарование: она ждала дочь, считая дни до окончания ее сессии.
– Приеду 29 июня, 28 не получится – мы в этот день только в город вернемся.
– Хорошо, буду ждать тебя. Спасибо за поздравление, дочка.
В квартире опять повисла тишина, теперь в ней еще сильнее чувствовался привкус одиночества. Залпом осушив бокал шампанского, Полина босиком прошлепала к балкону.
Как только она открыла его, в комнату ворвался уличный гомон. Во дворе малышня играла на детской площадке, потные, они носились от горки до качелей и обратно. Мамы с колясками мирно беседовали, рассевшись на двух скамейках, поставленных друг напротив друга. Город тонул в вечерней повседневной суете, которая окрашивалась лучами уже почти скрывшегося за горизонт июньского солнца. По тротуару мимо подъезда прошла парочка: они держались за руки, в какой-то момент женщина потрепала спутника по волосам.
Слезы одиночества подступили к горлу Полины, она больше не могла сдерживаться, поэтому резко развернулась, забежала в комнату, хлопнув балконной дверью, и упала на диван лицом вниз.
С отцом Алины она развелась, когда девочка училась в третьем классе, так что уже 8 лет Полина была в разводе. Им было хорошо вдвоем с дочкой: молодая симпатичная мама, смышленая не по годам девочка. Они понимали друг друга с полуслова, окружающие любовались ими. Только вот личная жизнь у Полины не клеилась. «Хороших мне пока не встречалось, а абы с кем я не хочу», – говорила она подружкам, которые порывались помочь ей с поиском пары. «Ну не могу я дочке неподходящего папу подсунуть, мы обе достойны большего», – отмахивалась она от родственников, приводивших к ней на смотрины «приличных мужчин». В какой-то момент Полина решила, что ей вообще никто не нужен рядом. Зарабатывала она нормально, у нее был небольшой бизнес: имея профессию бухгалтера, вела дела многочисленных мелких предпринимателей. Они с дочкой могли позволить себе отдых на море, не отказывали в обновках, Полина купила небольшую машину. Очень редко, в минуты грусти она могла тихонько сказать своей матери: «Иногда так хочется засыпать в кровати на теплом мужском плече, хочется быть беззащитной и заниматься только кухней: печь пироги, например». Но такие тучки печали закрывали безоблачный горизонт ее жизни очень редко.
Как они вместе с Алиной переживали, когда дочка сдавала ЕГЭ, как вместе мечтали о том, что девушка переедет в большой город, станет студенткой, будет совсем самостоятельной и взрослой! Им нравилось залезать на диван с ноутбуком и тщательно рассматривать сайты вузов, где можно учиться. А потом Алина поступила. Они собрали ей чемоданы и сумки, погрузили в свою маленькую машину электрический чайник и микроволновку и поехали в большой город, в вузовское общежитие.
– Мама, смотри, как здесь здорово! Я буду жить в комнате только с одной девочкой. – Алина плюхнулась на кровать у окна. – А тут я буду спать. Мама, я теперь взрослая, я студентка!
– Не боишься без меня оставаться? – После всех треволнений по поводу экзаменов, поступления, проходных баллов, общежития, которые не давали передохнуть, сейчас настроение Полины резко испортилось. Она понимала, что отныне у ее дочки будет своя жизнь, в ней, конечно, есть место для матери, но теперь не центральное. Полине предстояло вернуться в квартиру, где нужно будет жить без дочери, как-то по-новому переосмыслить свою жизнь, устроить быт.
Теперь она остро чувствовала свое одиночество, а уж в день своего сорокалетия совсем расклеилась.
– Что ты! Отмечать 40 лет – это плохая примета, так что ты уж извини, мы к тебе не придем. Соберемся по какому-нибудь поводу потом, – сообщили ей две лучшие подруги, Вера и Нина.
Провалявшись на диване еще минут двадцать, Полина встала, одернула халат и в полумраке пошла в ванную. Яркий свет резанул по глазам. Расчесывая волосы и глядя в зеркало, она приговаривала: «Кто сказал, что 40 лет – это старость? Это просто зрелость. Я красивая, у меня даже морщинок нет, а про фигуру вообще молчу – все говорят, что выгляжу, как девочка». Тут она вспомнила, что психологи советуют, когда грустно, смотреть в зеркало и насильно улыбаться, тогда настроение само собой улучшается.
Полина растянула губы в улыбке, постаралась так, чтобы даже зубы было видно. Простояв так несколько секунд, она невольно прыснула: уж больно забавное лицо у нее получилась. «Вот и славно!» – заключила про себя именинница. Она решила посмотреть какую-нибудь комедию и заказать домой пиццу.
2.
На следующий день на работе никто и не подумал, что вечером Полина страдала от одиночества. Она буквально впорхнула в офис.
– Как всегда великолепна! – поприветствовала ее Ольга, с которой они вместе вели бухгалтерские дела.
– Я старалась, возраст обязывает, – пошутила Полина и села за стол. Она решила, что сегодня она будет просто сногсшибательна, не для кого-то, а для себя лично. Поэтому надела легкую белую блузку, узкую красную юбку и босоножки на высоких каблуках, образ завершала яркая помада.
– Что там у нас сегодня? – поинтересовалась она у напарницы.
– Пара клиентов есть. Тут одному нужно налоговый вычет помочь составить, еще звонил Антон Осипов, ну помнишь, у которого автомойка, у него там какие-то платежи не проходят.
– Я все удивляюсь, молодой парень, тридцати лет нет, а такой оборотистый. Вот, скажу я тебе, хороший жених пропадает. Ему бы девчонку хорошую найти, – сказала Полина.
– Ой, ну не знаю я. Тут люди говорят, что он из ночных клубов не выкисает, так что девчонок у него хоть отбавляй. Он от недостатка женского внимания, думаю, не страдает, – ответила Ольга.
– Это точно. Вот и не спешит жениться, – заключила Полина.
За перемыванием косточек клиентам, телефонными звонками, заполнением отчетов прошла первая половина дня. Ближе к обеду на пороге офиса появился тот самый Антон Осипов.
– Привет труженицам финансового фронта! – поприветствовал он бухгалтеров.
Было видно, что атлетически сложенный Антон не вылезал не столько из ночных клубов, сколько из спортзала. Ровный загар, выгоревшие волосы и какая-то летняя беззаботность, больше свойственная южанам, чем обитателям средней полосы России, делали его похожим на итальянца.
– Ну как там мои банковские дела? – спросил он у Полины.
– Я документы готовлю, но, думаю, за сегодня не успею. Завтра суббота, я в офисе не появлюсь, может, подъедешь ко мне домой, я тебе к подъезду вынесу документы. Буду сегодня весь вечер с ними разбираться, – предложила она. На том и договорились. Летом сидеть в конторе не особо хочется, поэтому Полина постаралась быстрее покончить с текучкой, потом прихватила с собой папку с документами Осипова и вышла на улицу. После помещения, охлажденного кондиционером, жара просто ударила в лицо, тело тут же покрылось испариной. Пока она шла до машины мимо рекламных постеров, на которых улыбчивые девушки пили минеральную воду, ей жутко захотелось пить – именно такую газированную ледяную воду. В машине валялась бутылка, но ее содержимое на летнем солнце превратилось в неприятную тепловатую жидкость, отдающую пластиком. В ближайшем магазине Полина купила воду из холодильника и залпом ее выпила, аж голову заломило.
Вечером, сидя за компьютером и работая над документами, она почувствовала, что горло стало неприятно ныть, а уже к ночи казалось, что в него будто вставили нож – такая была боль. Полина поплелась к аптечке, взяла градусник и прилегла на диван, ее знобило. Градусник показал неутешительную картину – температура поднялась до 39 градусов. Заставив себя прополоскать горло, она выпила жаропонижающее и заснула прямо там, где меряла температуру.
Наутро ангина приковала ее кровати.
«Как тяжело болеть одной, – подумала она и на нее накатил какой-то безотчетный страх. – А вдруг я тут помру, и никто не узнает? Пролежу в этой жаре, неизвестно сколько, пока мама не позвонит спросить, как дела, или пока Алина не приедет на каникулы. Превращусь тут в ужасный труп».
От этих мыслей она поежилась, но приказала себе не раскисать. Встала, на шатающихся ногах дошла до кухни, выпила чая, просто плеснув вчерашнюю заварку и остывшую воду из чайника. Потом ее сморил тягучий болезненный сон. Из него Полину выдернул телефонный звонок:
– Полина, привет, я подъехал. Спустись вниз, вынеси документы, жду тебя в машине. – В трубке звучал бодрый голос Антона.
Она попыталась ответить, но получилось не с первого раза – сначала она только что-то прохрипела в трубку:
– Я заболела. Документы сделала, но спуститься сил совсем нет. Может, поднимешься и сам заберешь? Четвертый этаж, квартира 77.
Дверь была открыта, Антон толкнул ее и вошел в прихожую. Крикнул в пустоту:
– Я вошел, дверь была открыта.
– Проходи, я в гостиной, – раздался слабый хриплый голос.
На диване лежала гора из одеял, из-под которой еле виднелась взлохмаченная голова.
– Документы в комнате, где компьютер, в красной папке. Если не трудно, захвати там покрывало, накинь на меня, – проговорила Полина, стуча от озноба зубами.
– Ну тебя и колбасит. Я сейчас. – Молодой человек скрылся, затем вернулся с пледом и накинул его на больную. Он видел, как под толстым слоем одеял ее бьет крупная дрожь: все это тряпичное сооружение ходуном ходило от трясущейся женщины.
– Слушай, давай вызовем врача. Что-то ты меня пугаешь, – сказал Антон.
– Может, не надо? – В ее голосе прорвалась какая-то детская нотка, в которой читался страх маленькой девочки перед людьми в белых халатах, уколами и процедурами.
– Наверное, все-таки надо. Куда звонить-то? – 26-летний Антон никогда не сталкивался с врачами, последний раз он болел в школе.
– Я не знаю, – ответила Полина, которая привыкла переносить простуды на ногах, а врача вызывала только дочке из детской поликлиники.
– Тогда позвоню в «03», – ответил мужчина.
У Полины больше не было сил что-то отвечать и решать, она ничего не ответила и как сквозь вату слышала, что Антон с кем-то разговаривает по телефону.
– Слушай, может мне посидеть, пока не приедет «скорая»? – спросил он.
Ей было так страшно сейчас остаться одной, что она наплевала на все условности: ведь Антон ей был только клиентом, которого она не могла назвать даже приятелем, да он был просто мальчишка – человек совсем другого круга и интересов.
– Как знаешь, – слабо ответила она.
Антон примостился в кресле, пока ждал бригаду. Перебирая бумаги из папки, он чувствовал в комнате едва уловимый запах глаженого белья и каких-то сухих цветов. «Откуда он мне так знаком?» – размышлял он, пытаясь вглядываться в цифры, но сосредоточиться не удавалось. «Так это у бабушки на веранде так пахло в деревенском доме, где мы с Машкой на летних каникулах целовались», – внезапно вспомнил он. И тут же приятная юношеская подсказка памяти как-то неуловимо подхватила его. Теперь обстановка в комнате у Полины и сама хозяйка квартиры казались ему милыми и такими родными. Ему захотелось сесть на край дивана и заглянуть под груду одеял.
Он отогнул край покрывала: на него смотрели яркие голубые глаза, горящие лихорадочным блеском высокой температуры, щеки Полины пылали, что придавало ее лицу какую-то болезненную привлекательность.
«А она ничего», – вдруг подумал Антон, и ему стало как-то не по себе.
– Холодно, – прошептала Полина.
«Скорая» приехала, поставила жаропонижающий укол. В больницу Полину забирать не стали, подсказали, как вызвать врача на дом. Удивляясь сам себе, Антон сказал, что посидит еще, пока не упадет температура. Врачи уехали, и он опять остался один в этой незнакомой, но такой загадочной и милой квартире. Он сидел и ни о чем не думал, ему вдруг удалось остановить повседневный бег мыслей, забот, хитроумных планов. Одеяло на диване пошевелилось.
– О боже, так жарко, – внезапно сказала Полина и сдвинула с себя кокон пледов и покрывал. Она была мокрая, как мышь, сквозь белую свободную майку просвечивали соски.
– Антон, мне лучше, спасибо, что посидел. У тебя, наверное, дела, можешь идти, – сказала женщина, откинула со лба мокрую прядь и облизнула сухие губы.
– Можно мне остаться? – вдруг ответил парень.
– Зачем?
– Не знаю, ты красивая, – он пересел на край дивана и обнял ее.
Ослабленная температурой, Полина не могла призвать свое благоразумие, которое бы напомнило ей, что Антон – клиент, и, самое главное – он младше ее на 14 лет.
Он поцеловал ее в сухие горячие губы, затем провел по спине ладонью, и женщина отозвалась слабым стоном – то ли болезненным, то ли страстным. А потом скинула с себя остатки одеял.
