Read the book: «Олеська и Ледяной Колдун»

Бедный Тихон

Лунной летней ночкой вышла я из избы, поглядеть не прибыл ли к нам на постоялый двор «Три ноги» очередной гость. Так я бабуле сказала. А на самом деле, выскочила на улицу, чтобы не только ночного свежего воздуха глотнуть, поскольку в горнице дым стоял коромыслом, ужин для постояльцев готовился, кипели-шкворчали горшки и сковородки в печи, но и для того, чтобы хоть маленько дух перевести. Ведь бабушка у меня строгая, только и знает, что покрикивает: «Олеська, тащи горшок с паштетом из тараканьих усов!» или «Олеська, пошевеливайся! Что застыла, как умрун на рассвете?! Али и вправду неживая?!»

Обидно, что и говорить, ведь я стараюсь, как могу. А могу я многое! Воды из колодца принести? Да раз плюнуть! Не два ведра, а четыре одним махом дотащу. Ну и пусть половина по дороге расплескается! Коромысла для меня такого еще не придумали, чтоб аккуратно носить. Или, например, дров нарубить. Это я умею, это я люблю. Или валуны ворочать, или пни корчевать. А вот что у меня не получается, так это – колдовать по-настоящему, как моя бабушка. Вот и приходится у нее на посылках бегать да по хозяйству помогать.

А помощь на постоялом дворе всегда требуется, потому что стоит наша изба на перепутье всех дорог посреди Заморочья – места, где всякая-разная нежить живет-поживает, как бы странно это не звучало.

Выскочила я из избы, дверь за собою захлопнула и привалилась к ней, чтоб какой-нибудь из гостей за мной ненароком не выпрыгнул. Упырь там какой али волкодлак. Стою, дверь спиной подпираю, на звездное небо любуюсь. Вдруг возле желтого диска луны появилась черная жирная точка. Я сразу смекнула, что не простая точка: движется по небу, пляшет, будто кузнечик в траве скачет. Пригляделась, а точка подросла и оказалась толстой летучей мышью. Странная такая мышь, будто горбатая! Вглядывалась я в темное небо, вглядывалась, а мышь все ближе. Наконец различила я, что не горб у нее на спине, а мешок приторочен. Видать, тяжелый, и оттого неровно мышь летит, из последних сил.

Миновало несколько минут, как навьюченный нетопырь оказался прямо у меня над головой и резко спикировал вниз. Я пригнулась, опасаясь, что перепончатокрылый вцепится в волосы. Но мышь со свистом пролетела мимо и шмякнулась оземь. Холщовый мешок придавил ее сверху.

Луна таращилась на пустой двор желтым глазом, вековые ели выстроились темным забором вдоль дорог на перекрестке, а я осторожно приблизилась к мышке. Двумя пальцами приподняла черное кожаное крылышко, отпустила. Крыло безвольно брякнулось на бездыханное тельце. Неужели сдохла?! Ай-яй! Надо бабулю звать, она в таких делах мастерица – покойничка из могилы достать для нее плевое дело. Другой вопрос, что он потом обратно в гробик ложиться не желает! Но мышь – не человек, авось восстановится!

Бросилась я на крыльцо и вдруг за спиной раздался шум, как-будто кто-то в ладоши звонко хлопнул. Оглянулась, а на земле вместо нетопыря мужчина растянулся, а сверху на нем лежит элегантный кожаный саквояж! Никак оборотился?! Ну что ж, у нас в Заморочье и не такое случается, люди в зверей превращаются и даже иногда в овощи и предметы мебели.

Вернулась я к гостю, присела возле него на корточки, рассмотрела хорошенько. Лицо длинное, узкое, кожа бледная, а над верхней губой жидкие пижонские усики темнеют. Костюм на нем черный в тонкую белую полоску, а за плечами распластался шелковый плащ с ярко-алым подбоем. Ну точно, вампир иноземный пожаловал!

Похлопала я его по щеке, да силушку чуток не рассчитала, гость очухался в одно мгновение, подпрыгнул, как ужаленный и за щеку схватился.

– Вас ист дас, фройлян?! Мы есть знакомы?!

– Неа, – я поднялась и протянула незнакомцу раскрытую ладонь. – Олеська я, внучка хозяйки постоялого двора.

Когда Вампир осторожно пожал мне руку, я схватила и одним рывком подняла его на ноги.

– Пожалуйте за мной, комнату приготовлю, – взбежала на крыльцо и распахнула перед гостем дверь.

Бережно прижимая к впалой груди саквояж и потирая пылающую щеку, вампир шагнул в горницу.

Наш постоялый двор называется «Три ноги» и снаружи выглядит как обыкновенная избушка на курьих ногах. Только она не стоит, а сидит, поджав свои куриные лапы, потому что уже не молода, а весной и осенью у нее обостряется артрит и колени ломит, поэтому она предпочитает сидеть. Мы с бабулей не против. Зато внутри изба гораздо шире, чем снаружи. Огромная горница, деревянные столы и лавки вдоль них, дочиста выскобленный моими усилиями пол и большая беленая печь, в которой готовятся кушанья для многочисленных постояльцев.

От гостей у нас с бабушкой отбою нет, о нашем гостеприимстве слухами земля полнится, оттого в Заморочье вся нечисть слетается, чтобы в местных болотах с целебной грязью поваляться, на лесных вечеринках с лешаками поплясать, да на представления водяных поглядеть. Но в последнее время что-то маловато стало гостей мне на радость, бабушке на печаль.

Подтолкнула я новоприбывшего вампира внутрь и сама зашла следом. Увидев вурдалака, компания русалок за ближайшим столом оживилась. Речные девки голые коленки навстречу гостю выставили, зеленые волосы руками растрепали и захихикали жеманно. Вампир приосанился, куда только смятенный вид подевался?

– Гутен таг, фрау! – обрадовался он.

Но я снова подтолкнула его к свободному столику и, шлепнув по щуплому плечику, усадила. Силы у меня немеряно, так что сопротивляться он не смог. Уселся, глазами захлопал, а я ему перед носом на стол свиток берестяной бросила. Свиток немедленно сам собой развернулся, являя взору перечень блюд.

Смотри гость дорогой, кушанья выбирай, а с речными девчонками лучше не связывайся! Заманят, завлекут, защекочут до смерти! Пускай кровосос и сам не живой, но с русалок станется, замучают так, что не вздохнет, не охнет!

– Эй, Олеська! – закричала одна из них. – Где наше лягушачье жаркое?!

– Ух-ху-ху! И кабана моего тащи! – потребовало чудище в углу.

Лохматое, черно-бурое, на медведя похожее, глаза, что два блюдца, клыки кверху торчат, из ноздрей пар валит. Жарковато ему, видать, в натопленной избе!

Непростая работенка – помогать хозяйке постоялого двора!

– Олеська, пошевеливайся! – крикнула бабушка и, прихрамывая на костяную ногу, проковыляла к гостю.

А я бросилась к печи. Схватила ухват, водрузила на него пирамидой шесть глиняных горшков с лягушачьим жарким, в другую руку цапнула блюдо с жареным кабаном в яблоках и потащила разносить. Но едва поравнялась со столом, за которым бабушка вела светскую беседу с новоприбывшим вампиром, как бабуля подскочила и возмутилась:

– Куда ты этакую гору еды тащишь?! Ты же девочка!

– Куда-куда?! Я работаю, бабушка!

– А ну отдай! – она потянула ухват и повторила: – Ты же девочка!

– Ёшкины метелки! А ты бабушка! – парировала я и дернула ухват обратно.

И снова силушку не рассчитала. Горшки, как стояли на ухвате пирамидой один на другом, так и подлетели к потолку, а потом брякнулись об пол и с громким треском раскололись на мелкие части. Лягушачье жаркое растеклось бурой жижею. Блюдо с жареным кабаном рухнуло под стол, кабан соскользнул и улетел чудищу под мохнатые лапы.

– Доннер веттер! – возмутился вампир, поджимая ноги в элегантных лаковых туфлях с пряжками.

Чудище в углу недовольно замычало и от возмущения запихало в пасть льняную салфетку с вышитым красным петухом. Русалки за соседним столом закатились в обидном хохоте. Бабушка всплеснула руками и укоризненно уставилась на меня .

– Я все исправлю! – присев над разбитыми горшками и пролитым лягушачьем жарким, я зажмурилась и принялась делать пассы руками:

«Что разбилось, соберись и обратно воплотись!

Стань, как было, теплым, милым!

Отдаю живую силу!»

Взмахнув напоследок руками, будто стряхиваю капли воды, открыла глаза, и они едва не вылезли на лоб!

Глиняные черепки, мелко задрожав, сползлись друг к дружке и слиплись! И через несколько мгновений на полу лежала горка глиняных птичек-свистулек. По бурой жиже пролитого лягушачьего жаркого пошла рябь, и вдруг из этой грязной лужицы выпрыгнули живые лягушата! Они громко заквакали и брызнули в разные стороны. Я поспешно хватала и запихивала их в карманы передника, пока лягушат не заметили бабуля и постояльцы. И тут, громко визжа, из-под стола выбежал кабанчик, проскакал по всей горнице, распахнул пятачком дверь и вылетел в ночь. А после наступила пронзительная тишина. Стало слышно, как огонь в печи потрескивает, да кипяток в горшке булькает.

Я робко подняла голову и посмотрела снизу вверх на бабулю. Седые брови ее сползлись к переносице, крючковатый нос, казалось, опустился еще ниже и навис над сурово поджатыми губами.

Бабушка глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, но не выдержала и сердито топнула костяной ногой.

– Иди-ка ты, Олеська… – она задержала дыхание, вампир смущенно крякнул, русалки весело захлопали в ладошки, чудище выплюнуло изжеванную салфетку и довольно замычало. – Иди-ка ты на кухню посуду мыть!

– Ах вот как?!

Выпрямившись во весь рост, я в сердцах топнула в ответ. Бревенчатые стены содрогнулись, натюрморт – три ярко-красных, нарядных мухомора возле изумрудно-зеленого пня – рухнул на пол, чашки на столах с громким дребезжанием подпрыгнули на блюдцах, расплескав горячий чай вредным девчонкам на голые коленки. Русалки сердито зашипели.

– О, майн гот! – воскликнул вампир, удивленно вздернув брови.

Поддав ногой, я подхватила ухват и с ненавистью переломила об колено, а потом бросилась прочь, на кухню, куда меня и послала бабушка.