Read the book: «Печали-радости Надежды»

Редактор Илона Пшегодская

Корректор Александра Решетникова

Дизайнер обложки Илона Пшегодская

Иллюстратор Илона Пшегодская

© Надежда Жукова, 2021

© Илона Пшегодская, дизайн обложки, 2021

© Илона Пшегодская, иллюстрации, 2021

ISBN 978-5-0055-2638-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Однажды я выпущу книжку стихов…

Я твёрдо знаю, что однажды выпущу свою книгу стихов. Пока это только мечта, но она обязательно сбудется! И в стихах своих я расскажу всю свою жизнь. Всё с тех самых пор, как помню себя.

А как всё начиналось? Пыль на дороге тёплая, бархатная, лёгкая. Босые пятки утопают в ней, как в мягком ковре. Впрочем, какие ковры?

Не знали мы их, не видали. Не было в нашей деревне ковров. Ни у кого. На стенки ещё приколачивали бархатные коврики с лебедями или оленями, а под ноги… Откуда было взяться коврам в деревне, где полы глиняные только-только сменялись на дощатые?!

Детство моё светлоглазое…

Мы, деревенские девчонки и мальчишки, совсем ещё малышня пузатая, но сами для себя такие уже взрослые! Взрослые потому, что не канючим у бабушек хлебушка, а сами добываем себе подножный корм.

Есть почему-то хотелось постоянно. Хоть хлеб в доме был, и картохи вдосталь, а всё одно есть хотелось всегда. И выбегали мы на улицу с ломтями хлеба в руках: у кого ломоть был густо помазан повидлом, у кого-то полит постным маслицем и густо присыпан крупной солью. А у кого хлеб был посыпан сахаром, тот записывался в буржуи. И всё же хлебушек хлебушком, а хотелось ещё чего-то. И ели мы «калачики» и стебли-трубочки (теперь и не вспомню какого растения), и дикий лук, и щавель, и полузелёные яблоки. А когда начинались в огороде огурцы, то наступал рай.

Молотили мы босыми пятками по дорогам, подставляли бледные худые спины солнцу и бежали навстречу счастью. И вспоминается мне детство светло и чисто: пусть сарафан один на несколько лет, кургузый портфель, изношенный до дыр ещё старшей сестрой, зато вечные, длиннющие каникулы!

Я любила всё: каждый цветочек, каждую букашку, каждую птичку. Я видела их, и в душе зарождалось что-то такое неведомое от чего к горлу подступал горячий ком, а глаза предательски наливались слезами. Детским своим умишком не понимала я тогда, что это. Лишь годы спустя пришло осознание: это – СТИХИ.

Они зарождались во мне, набухали как почки, а когда распустились, случились стихи. Их в моей жизни пока немного, но они обязательно ещё будут!

А какими они рождаются – судить вам.

Боль на донышке

Бабья бессонница

Лампа горит до рассвета хрустальная,

Всё перепуталось – ближнее, дальнее;

Мысли бегут как горячая конница…

Горюшко горькое – бабья бессонница.

Всё перепуталось: горькое, сладкое;

И улыбнусь, и поплачу украдкою.

Очень старательно смежу ресницы я,

Только не спится, увы, всё не спится мне.

Мокрой щекой прижимаюсь к подушке я,

Мы с ней давно уже стали подружками.

Всем поделюсь с ней, а больше и не с кем мне —

Быть одинокой причины есть веские.

Или причины я эти надумала?..

Горюшко горькое, баба безумная…

…Утром ресницы накрашу старательно

И обаятельной, и привлекательной

Буду весь день, наизнанку я вывернусь.

Может, из черной дыры я и выберусь.

Может… Пока же мне светит печальная

Лампа полночная, лампа хрустальная.

Не отрекаются, любя…

Не отрекаются, любя…

Романс хороший, спору нет тут.

Я отрекаюсь от тебя

В своё сорок восьмое лето.

Я отрекаюсь от тебя

Без слёз ненужных и упрёков.

Не отрекаются, любя…

Я отрекаюсь. Что, жестоко?

Мне надоело слёзы лить

За тридцать лет, что я любила.

Мне было трудно отрубить,

А вот взяла и отрубила.

И пусть я выгляжу смешно,

А в чём-то, может, и ужасно,

Я отрекаюсь всё равно,

Прекрасным вопреки романсам.

Не осуждая, не скорбя,

Не разлюбив тебя, не каясь,

Я отрекаюсь от тебя,

Я отрекаюсь, отрекаюсь!

* * *

Ты ищешь женщину с изюминкой?

Да Бога ради, выбирай!

Вон сколько славненьких и умненьких —

Изюминок так через край.

Я без изюминки. Я сельская

До самых кончиков ногтей,

В глазах лишь небушко апрельское

И никаких таких чертей.

Ни крутизны, ни шарма пряного,

А недостатков – их не счесть.

Но говорю себе упрямо я:

Какая есть, такая есть!

И талия моя не тонкая,

И ноги, ах! не от плечей.

Ты б обошёл меня сторонкою,

Не тратил попусту речей.

Не буду притворяться умненькой —

Уж я такая, не взыщи.

Ты хочешь женщину с изюминкой?

Дорога скатертью, ищи!

* * *

Между нами не будет романа —

Всё единственной кончится встречей.

И шифоновым шарфом тумана

Оберну я озябшие плечи.

Будет дождь зябко и монотонно

Сечь по зарослям чертополоха.

Никогда, никогда (о, Мадонна!)

Не узнает он, как же мне плохо!

Перепёлочка серая плачет,

Поминально осины сгорели.

Ничего мне не переиначить,

Не успели мы, мы не успели.

Не успели мы нацеловаться;

Почему к нам так ангелы строги?

Не успели друг к другу прижаться,

А разлука уже на пороге.

Мой тревожный, мой нежный, желанный,

Кто придумал, что время всё лечит?

Между нами не будет романа —

Всё единственной кончится встречей.

* * *

Да, ты прав, я бывала неправой,

Но неверной зато не была.

Но сегодня с красивой оправой

Я портрет твой в комод убрала.

Я сегодня иду на свиданье —

Первый раз за всю жизнь не с тобой.

До свиданья, мой друг, до свидания,

И прощай, моя птица-любовь!

Как мы просто с тобою расстались,

И не вспомнил при этом никто,

Как с тобой до рассвета прощались,

Под одним согреваясь пальто.

А когда я одна оказалась,

Я не плакала – ты не велел.

Я губами портрета касалась,

Где ты прямо мне в душу глядел.

Я тебе не простила измены.

Но к чему притворяться и лгать:

Очень трудно придётся замену

Для тебя, несравненный, сыскать.

Но, мосты за собою сжигая,

Может, вспомню потом, может – нет,

Я подальше в комод задвигаю

Твой красивый, бездушный портрет.

Такая!

Муж, уходя к другой,

Собрал спокойно вещи.

Любимый, дорогой!

Но сжали сердце клещи:

Не бросилась вослед,

Как статуя застыла…

Я с ним пятнадцать лет

Одну постель делила.

Любимый, дорогой!

Смогу ли я смириться?

Он так спешил к другой,

Забыл с детьми проститься!

А уходя, сказал:

«Кому нужна такая?!»

Из глаз моих слеза

Текла, не умолкая.

Была ему жена

Пятнадцать я годочков.

И вот ведь, не нужна.

Ведь не нужна, и точка!

Любимый, дорогой…

Год, словно век, тянулся.

И вот от той, другой

С вещами он вернулся.

Он у двери стоял,

Твердил, не умолкая:

«Я от неё устал,

Кому нужна такая?!

Теперь ни-ни, поверь!

Прости! Ведь ты простила?»

А я… закрыла дверь,

Взяла – и не впустила!

* * *

Ушло моё доверчивое лето,

Надело небо тонкую вуаль.

Ты не получишь от меня ответа,

Но о тебе светла моя печаль.

Печально-строги дождевые звоны,

И журавель колодезный грустит.

Кольцо на пальце – рядом муж законный…

Прости меня, далёкий мой, прости.

Октябрь легко набросил мне на плечи

Из паутинок вытканную шаль.

Я больше никогда тебя не встречу.

Прости меня. А лучше – не прощай!

* * *

Времени колечко укатилось

За леса, за синие моря.

Незаметно осень подкатилась,

Неужели осень то моя?

Я была смешлива и беспечна,

Будто одуванчик на ветру.

Мне казалось, будет юность вечной,

И потом я вовсе не умру.

Время мчалось, время торопилось,

Майский звон сменился тишиной.

Не напелась я, не налюбилась,

Оглянулась – осень за спиной.

Памяти листочки облетели —

Алый, серебристый, золотой.

Неужель придёт пора метелей?

Бабье лето, милое, постой!

* * *

Ни кожи холеной, ни белого тела…

А впрочем, не очень она и хотела

Короткую юбку и длинные ножки —

Хотелось лишь счастья немножко-немножко,

И, как мотылёчек на свечку, летела…

Ни кожи холеной, ни белого тела.

А тот, кто лицом и приятен, и светел,

Увы, почему-то совсем не приметил.

Как много она в этой жизни умела:

Готовила – пела, стирала и пела,

Плясала, вязала и даже писала.

Однажды тетрадку ему показала,

Где каждою строчкой она, как умела,

Показывала свою душу, не тело.

А он не заметил, а он не увидел;

Обидел он чистую душу, обидел.

Но сделала вид, что совсем не жалела:

Смеялась и пела, смеялась и пела.

Никто никогда ни за что не узнает,

Как горько порой некрасивым бывает…

* * *

В мой тихий сон ты вновь пришёл,

Но я ведь не звала.

«Пойдём со мной, там хорошо!»

Я встала и пошла.

Мне было чуточку смешно

И грустно в унисон.

Я знала: умер ты давно,

И это только сон.

Проснусь – а комнаты пусты:

Ты вновь остался там.

И вместо рук твоих – кресты

Незащищённых рам.

«Пойдём со мной!» Я шла, я шла,

Но повернула вспять.

На полдороги поняла:

Ты должен подождать.

* * *

Осень стояла цветная, пригожая;

Нынче – декабрь за окном.

Думы пронзительней, мысли тревожнее,

Мысли мои об одном.

Что там, вдали, за сиреневой дымкою

Скорых декабрьских снегов?

О, неужели окажется льдинкою

Наша с тобою любовь?

Пахнут рябины дождём и туманами,

Воздух немного горчит.

Речи твои неужели обманные?

Ах, как они горячи!

Круглой, большой, золотистою рыбиной

В небе лиловом луна.

Выбери, милый, опять меня выбери —

Видишь, я снова одна.

Пусть невесомое чистое снежево

Нашей поможет судьбе.

Самые добрые, самые нежные

Мысли мои о тебе.

* * *

Неподъёмную ношу судьба мне на плечи взвалила,

Небывалая осень хлестала дождями в лицо.

Безответно и горько тебя одного я любила,

Обручальное верно носила на пальце кольцо.

Сладко пах подорожник – как лилия, только нежнее,

Но от горечи терпкой моя задыхалась душа.

Я, когда увидала тебя, мой единственный, с нею,

Поняла, что не стоит дальнейшая жизнь и гроша.

Потому что под корень обрублены белые крылья —

Без тебя, ненаглядный, уже не смогу я летать.

Мы двух деток, двух пташек с тобою на свет народили,

Неужель воронихе позволишь ты их заклевать?

Непосильная ноша согнула к земле мои плечи,

Стали бледными щёки – как снег, даже, может, бледней.

Изломал мою жизнь, истоптал ты её, искалечил

До последних до самых, до горьких полыновых дней.

Прости

Чего творю – не ведаю сама;

Люблю тебя – другого обнимаю.

Я не играю. Я схожу с ума.

Я больше ничего не понимаю.

Я не умею лгать и не хочу.

Когда ушёл ты – жизнь остановилась.

Неловкими губами я шепчу:

«За что, Господь, такая мне немилость?»

Не в силах ни забыться, ни уснуть,

Мне всё равно сейчас, что быть, что не быть.

Ты знаешь, почему под выстрел грудь

Осиротевший подставляет лебедь?

Какой огонь пылал в моей груди,

Узнаешь ли теперь – так пахнет гарью.

И я по струнам брошенной любви

Забытым сердцем как смычком ударю.

Как быстро наши разошлись пути!

И ты связал свою судьбу с другою.

Прости меня, пожалуйста. Прости,

Коль в чём я виновата пред тобою.

Прости меня. И мне не обещай

О нашем счастье помнить до могилы.

Прости меня… А лучше не прощай.

А я тебе всё наперёд простила.

* * *

Лепестки твоих слов облетели,

Лепестки моих снов отцвели.

Под берёзовым небом апреля

Мы по разным дорогам пошли.

Лист опавший к ветвям не привяжешь,

Значит, нужно мне силы найти,

Чтоб из снов моих шёлковой пряжи

Себе мостик – надежду сплести.

Ты одним лишь единственным словом

Оборвал нашу общую нить.

Ничего. Обойдётся. Я снова

Научусь и смеяться, и жить.

Май пургой лепестковой черёмух

Заметёт моё горе-беду

И зажжет в небесах васильковых

Голубую надежду-звезду.

Я поверю опять в свои силы,

В неземную поверю любовь.

Обязательно буду счастливой,

Даже если уже не с тобой.

Я тебя никогда никому не отдам!

«Я тебя никогда никому не отдам…» —

Был твой голос сладчайшей отравой.

Белозубо смеялся жасмин по садам,

И стелились атласные травы.

Тот пресветлый июнь не забыть мне вовек —

Те безумные, страстные встречи.

Где теперь ты, единственный мой человек?

Чьи теперь обнимаешь ты плечи?

Как песок просочились сквозь пальцы года,

Птица счастья, ты где? Улетела.

Неужель я не встречусь с тобой никогда?

А ведь жизнь без тебя опустела…

Но живёт в моём сердце уже тридцать лет

Тот июнь, где я в счастье купалась.

Мне ложился на плечи жасминовый цвет,

Когда я под луной целовалась.

Эта встреча через двадцать лет…

Сколько лет прошло с последней встречи?

Мне казалось – вечность. А тебе?

Но зачем-то в этот зимний вечер

Захотелось нас свести судьбе,

Так случайно, на одной тропинке.

«Здравствуй!» —

«Здравствуй!» – Из-под ног земля.

Это тают на щеке снежинки,

Или тает то душа моя?

Встретились. Стоим. Почти не дышим.

Между нами долгих двадцать лет.

Мы своим дыханием колышем

То ли снег, а то ли лунный свет.

Мы с тобой взлетаем или тонем

В этом белоснежном молоке?..

Ты провёл холодною рукою

По моей пылающей щеке…

Сосед

…Всё те же цветочки засохшие в вазе,

И фартучек тот же, лишь выцвел немножко.

Ты знаешь, как будто нас кто с тобой сглазил —

К тебе моя больше не ластится кошка.

И кофе впервые не тронуто в чашке —

Всегда ж непременно просил ты добавку.

Заштопать принёс ты сегодня рубашку,

А брат мой сказал: это так, на затравку.

Сидишь, изучая узор на клеёнке,

И громко молчишь, так пронзительно-громко.

А дома жена в бигуди и пелёнки,

И жизни нормальной большая поломка.

Мы просто друзья. Мы знакомы лет двадцать,

Мы с детского сада за ручку ходили.

А после учил ты меня целоваться,

А после на свадьбу меня пригласили.

А после – минуткой, – на чашечку кофе,

А после по-дружески скромный букетик.

А я ни во взгляде в ответ, ни во вздохе,

Что ты для меня – самый лучший на свете.

Однажды спросил ты: «Я переночую?»

На кухне поставила я раскладушку,

Лопатками, кожею, фибрами чуя,

Что ночью не спал ты, кусая подушку…

Мы просто друзья. И соседи по парте.

И просто соседи – квартиры напротив.

И наши с тобой дни рождения в марте,

И любит тебя моя серая Котя.

Но больно в висок мысль шальная стучится,

Что прямо сейчас, ну вот сию минуту,

Вдруг что-то такое, такое случится!

Ведь молча сидишь уже час почему-то.

Тебе бы домой, там жена и ребёнок,

А я ни прогнать, ни оставить не смею.

Мне б дверь нараспашку – лети, соколёнок!

Но как онемела, бледнею, краснею.

Да, мне скоро тридцать. И я одиночка.

Сухие цветочки в дешёвенькой вазе.

Ты прочно женат. Тёща, лапочка-дочка…

Ах, как мы дружили! Да кто-то нас сглазил…

* * *

Звенит тишина, и колышутся травы,

И пчёлы в созвездьях травы.

Мы больше не вместе, и оба мы правы,

И оба неправы, увы.

Июнь утонул в абрикосах и вишнях,

Нет больше у небушка дна.

За что мне такая немилость, Всевышний?

За что я осталась одна?

От жаркого ветра горят мои щёки,

Да холодно сердцу в груди.

Ты больше не рядом, ты нынче далёко.

И что меня ждёт впереди?

Ты встретил другую, любовной отравы

Хлебнул, не сберёг головы.

Мы больше не вместе, и оба мы правы,

И оба неправы, увы…

Уходи!

Долго топчешь сигарету каблуком,

В пальцах нервно зажигалку теребишь.

Слушай, будь же наконец-то мужиком!

Раз решил, так уходи. Чего стоишь?

Ты в прищуренных ресницах прячешь страх;

Может, думаешь, что буду я держать?

Твой пиджак духами той, другой, пропах…

Что невинность из себя изображать?

Уходи! Стою прямая, как струна.

В горле ком горячий – горькая полынь.

Это правда: я была тобой больна.

Отболею, отболею! Только сгинь!

Несбывшийся роман

Едва начавшись, кончен наш роман —

Роман без поцелуев и свиданий.

Роняет осень по ветвям туман,

Берёз неописуемо сиянье.

Увы, ничто меж нами не сбылось:

Ни ты, ни я – никто тому виною.

Мне для тебя побыть не довелось

Ни куклой, ни невестой, ни женою.

Чужие мы, чужие, и моё

Не бьётся сердце под твоей рукою.

И ты хранишь молчание своё,

И я тебя ничем не беспокою.

Ни ты ко мне, ни я к тебе, увы, —

Меж нами так и не сбылось романа.

Сердечки золочёные листвы

Летят навстречу алому туману.

Листок последний поднесу к губам

И прошепчу грешно и покаянно:

«Не дай, Всевышний, разминуться нам —

Пошли нам продолжение романа!»

* * *

Вот и кончилась наша любовь,

Но тебя не кляну я за это.

С первым снегом тебя, дорогой,

И помянем давай наше лето.

Ах, как пахли цветы на заре,

Когда мы у калитки прощались!

Очень рано, ещё в октябре,

Выпал снег… и с тобой мы расстались.

Милый мой, не твоя в том вина,

Что не стала тебе я желанной.

Будто кровь, стынут капли вина

На изломанных гранях стакана.

И опять остаюсь я ничьей,

И всему вопреки я не плачу.

После горя любовь горячей.

Я ещё полюблю. Однозначно!

* * *

Шипящий шёпот за спиною,

И на руке твоей кольцо.

Дождь, только дождь тому виною,

Что очень мокрое лицо.

Ведь я не плачу, я не плачу —

Тем, за спиной, назло молчу.

Пусть пошипят, пусть посудачат —

Ни холодно, ни горячо.

Мне всё отныне параллельно.

…О крышку гроба – глины стук.

Кружится ласточка бесцельно,

За кругом новый чертит круг.

Ты отрешённый, незнакомый,

Уже не мой, совсем не мой.

Плечом к плечу с женой законной

Сегодня встала я впервой.

Льёт дождь холодною стеною,

И крупный бьёт меня озноб.

Тебе я не была женою,

Но я упасть готова в гроб,

Чтобы хоть там, в земле, в могиле

Никто уже не трогал нас…

Гобои сипло оттрубили

В последний раз, в последний раз.

Жизнь, знаешь сам, – игра без правил.

Смерть всё расставит по местам.

Ты на кого меня оставил

И без меня как будешь там?

* * *

Лазоревые бабочки. Улитки.

Песок горячий. Сонная трава.

Целуемся с тобою у калитки,

Кружится сладко-сладко голова.

Как мёд струится время золотое,

На горизонте бледно-алый свет.

Никак не распрощаемся с тобою,

А в небе синем ласковый рассвет.

…О, Господи, когда же это было,

И было ли когда-то вообще?

Как безмятежно я тебя любила!

Так никого не полюблю уже.

Лазоревые бабочки. Улитки.

Песок горячий. Август. Тишина.

Скамеечка. Калитка. Маргаритки.

Жизнь прожита. И я всю жизнь – одна…

* * *

Летела жизнь моя, летела,

Мелькали дни как мотыльки…

Как страшно изменилось тело,

В глазах погасли огоньки.

И тяжела моя походка,

И не поёт моя душа.

А раньше белою лебёдкой

Плыла к нему, едва дыша.

В загаре локоть золотистом

И ниже пояса коса;

Мой сарафанчик из батиста

Творил такие чудеса!

Ах, как безумно я любила,

Ах, как умела хохотать!

Всё было, было, было, было!

Жаль, не воротится опять.

Виски присыпал иней густо,

У губ морщинка залегла.

В душе тоскливо, стыло, пусто —

Такие вот мои дела.

Доля женская

Подперев ладонью щёку

У раскрытого окна,

Одиноко-одиноко

Ты опять сидишь без сна.

В небе звёзды – как ягнята,

В небе месяц – как пастух.

Покрывалом необъятным

Ночь раскинулась вокруг.

Пахнет терпко, пахнет сладко

Увядающей листвой;

Ты смахнёшь слезу украдкой,

Покачаешь головой.

Ты одна. Никто не слышит

Твой пространный монолог.

Может, только кот на крыше

Да полночный мотылёк.

Остальным и знать не надо

Про твою тоску-печаль.

Горькой плиткой шоколада

Заедаешь горький чай.

А наутро каблучками

По асфальту простучишь,

И за модными очками

Боль упрячешь-затаишь.

Хороша чертовка-баба,

Бровь изогнута дугой!

…Нынче быть немодно слабой.

Нынче век совсем другой.

* * *

Где ты, юность? За синей горой.

Крикну – эхо в ответ отзовётся.

И меняется платья покрой,

И кокетливо локон не вьётся.

И в щербатых оскалах зеркал

Ясно видятся годы-морщины.

Неужели он был – первый бал,

Первый вальс с лучшим в мире мужчиной?

Где ты, юность? Отцвёл барбарис,

Соловьи по садам отсмеялись.

Бабье лето – природы каприз —

Нарумянило щёки на зависть.

Бабье лето, а юности след

Затерялся в сиреневой дымке.

Восемнадцать доверчивых лет,

Где вы, где вы? Ау, невидимки!

Осень. Ветер. Пустынно. Темно.

И неслышно крадётся усталость.

Кто-то лапой скребётся в окно…

Никогда не поверю, что старость!

* * *

Натренькала синица, насвистела,

Напела мне с три короба и, ах!

Блеснув крылом на солнце, улетела

И спряталась в таинственных ветвях.

Что дразнишь, желтогрудая, что дразнишь?

Наивная, я верила тебе,

Что, наконец, наступит светлый праздник

В моей полурастерзанной судьбе.

Ты тинькала, ты дзинькала, ты пела —

Смешная птица, вся как есть – восторг.

Тебе какое, впрочем, было дело,

Что свет и тень давно ведут свой торг.

Любовь и боль. Надежда и потеря.

И вот душа моя напополам.

Я не поверю больше, не поверю

Воздушно-раззолоченным крылам.

Пусть тяжело, пусть больно, пусть неловко

Переставляя ноги, я уйду

Туда, где прячет серую головку

Застенчивая уточка в пруду.

Мы с ней как сёстры, мы из «серых шеек»,

Но ты, синичка, для себя учти:

Твой свист и шум ценою в пять копеек,

Тебе меня уже не провести!