Read the book: «Ночная няня и кошачья магия»
1. Ночная работа
Ровно в десять часов вечера Сона собралась на работу.
Уложила в холщовую сумку учебники, между ними, тайком от мамы, сунула детективный роман, сверху впихнула халат и удобные тапочки.
– Бутерброды не забудь! И термос! – крикнула с кухни мама.
Сона покорно пришла на кухню и забрала объёмный сверток. Она думала перекусить в кафе, но маму огорчать не хотелось.
– Вернёшься с работы, положи халат в стирку, – мама подошла и чмокнула в лоб. – Последнее время ты странно пахнешь, как-то, не знаю, печально, что ли.
– Я опаздываю, – буркнула Сона. – Позвонили, сказали, там новенький.
Это был запрещённый приём, но новенький вправду поступил в заведение. И ему было плохо и страшно.
– Бедные детки, – вздохнула мама и погладила Сону по голове. Пальцы её запнулись о колтуны в причёске, и «детки» сразу же были забыты, а Сона усажена на табуретку и подвергнута пытке расчёской. Воронье гнездо, как дразнилась мама, было разрушено до основания, а непослушные волосы скручены в две тугие косички.
Оставалось терпеть и молчать.
– Соната Ландер! – укорила мама. – Девочки из приличной семьи не должны быть похожи на пугало! Что сказал бы на это твой дедушка?
Соне и самой интересно было, но дедушка с ней не разговаривал. На всех фотокарточках дирижёр Алек Ландер походил на торнадо: тонкий, чёрный, весь перекрученный, не поймёшь, где фрак, где руки-ноги, где палочка дирижёрская. А на голове – огромная туча, тёмно-серая, с клоками, летящими в стороны.
Но маму это не трогало, и гениальный дед ставился в пример по любому поводу.
– Мне бы с ним встретиться, – фыркнула Сона, будто сердитая кошка, – я бы ему колтуны расчесала! За то, что такое имечко выдумал!
Но на самом деле встречаться с дедом было боязно до озноба.
Она подхватила сумку и поспешила за дверь, спасаясь бегством от новых нотаций.
Велосипед ждал у крыльца. Сона вывела аппарат за калитку, лихо вскочила в седло и понеслась по улице.
Начало мая выдалось жаркое, и всё время казалось, что будет гроза. Такая погода, когда в ясный день невольно берёшь с собой зонтик. А вдруг?
Ночью свежело, и лишняя влага выпадала блестящей росой. В свете фонарей еловые ветки оборачивались рождественской мишурой, и Соне рисовалась зима, снежная и весёлая. С ней всегда было так: ждала летом зимы, а в декабре мечтала о лете.
Ехать ночью одно удовольствие: по укутанным туманом тропинкам, по мосточку над говорливой рекой, мимо закрытой церкви при кладбище – к ярким огням и гирляндам парка рядом с ратушей Альхенгофа.
Сона взглянула на телектрофон: половина одиннадцатого, ужас-ужас!
От дачного посёлка «Скрипичный ключ» до центральной улицы Альхенгофа полчаса отчаянной работы педалями. Стоило поднажать, чтобы приехать к сроку. И вместо неторопливой прогулки получилась гонка с препятствиями.
Сона упрела и выдохлась, а упрямые волосы торчали спиралями, вырвавшись на волю из хилых косиц. Раскрасневшаяся и растрёпанная, Соната Энтони Ландер, девочка из приличной семьи, добралась до главной больницы и позвонила в неприметную дверь с кратким названием «Морг».
Долго не открывали. Так долго, что Сона забеспокоилась. Потом кто-то посмотрел в глазок и стал разглядывать девочку. Решив, что Сона на вид безопасна, дверь отворили с противным скрежетом.
– Чего тебе? – спросил сторож. – Лучшего места для игр не нашла?
– Новенький! – догадалась Сона. – А дядя Семён куда делся?
– Заболел Семён, – озадачился сторож. – Подменяю его. А ты кто такая?
– Ночная няня! – часы на ратуше бодро сыграли имперский марш, и стрелка сдвинулась с цифры «одиннадцать». – По срочному вызову. Так я пройду?
От сторожа пахло вином и капустой, он занимал весь проход и отчётливо скрипел извилинами. Понять, зачем девочке двенадцати лет ночью приспичило в морг, было выше его способностей!
Помощь пришла в тот миг, когда Сона восстановила дыхание и раскрыла особым образом рот. Голосовые связки натянулись, как скрипичные струны, и заветный аккорд из трёх чистых звуков уже завибрировал в горле…
– Сона, где ты? Да пропусти же!
Кто-то оттолкнул грузного сторожа, и в двери показалась сестра Маргарита:
– Хвала Пантелеймону, ты здесь! Скорее, бежим, вот-вот начнётся!
Перепуганная сестра милосердия схватила Сонату за руку и потащила внутрь.
Часть пристройки к главной больнице называли обобщённо «морг». Хотя настоящим моргом был лишь кафельный закуток с холодильником, в котором хранили тела усопших. Через дверь посетители попадали в небольшой ритуальный зал, где оформляли бумаги и платили за погребение. Всё здесь было завалено образцами: гробами, венками, лентами и табличками с эпитафиями. Рядом находилась больничная церковка – уютная комнатка с алтарём. Здесь молились за упокой, но бывало, ставили свечи за здравие, спускаясь по лестнице из больницы. В церковь вывозили из морга тела, подготовленные к отпеванию. Для этих целей служила дверь, замаскированная цветами.
Маргарита и Сона пробежали по залу, мимо венков и искусственных роз, вдоль полированных крышек гробов. Сона запнулась о крест и рассадила ногу.
– Где постоялец? – спросила она, мусоля царапину над коленкой.
Эхо гуляло по зале, множило стук шагов, будто кто-то запустил метроном.
– В номере «пять»! Да скорее же!
Они добежали до церковки. Там ждали Сону другие сёстры, дежурный доктор и санитары. Все со страхом смотрели на дверь сбоку от алтаря.
Заготовлены были скамьи и тяжёлые канделябры, стояли чаши со святой водой, даже колья разложили, осиновые. Непонятно, чего хотели: то ли дверь подпирать, то ли биться с клиентами. Сона хмыкнула, взяла с полки мел и начертила крест на двери.
Отчего-то взрослые за спиной вздохнули и задышали ровнее.
– Можете идти! – разрешила Сона. – Я никого не выпущу.
Сёстры забормотали молитвы и поспешили обратно к больным. Дежурный врач задержался и выдал Соне тонкую папку:
– Новичок поступил ближе к вечеру: сам дополз до больницы и рухнул замертво в регистратуре. Думали, приступ, не тут-то было. При осмотре нашли иголку в плече! Нехорошую, ритуальную, и проклятьем гнилым несёт. Утром приедут из Канцелярии господа дознаватели.
– Неужели убийство? – восхитилась Сона, поднеся папку ближе к свечам.
Убийства в Альхенгофе случались редко, но в последние месяцы всё шло не так. Раз уж в морге нужна ночная няня…
Доктор ободряюще улыбнулся, помянул святого Пантелеймона и отправился на дежурство.
Наконец-то Сона осталась одна!
Ночная няня прошлась по церковке, зажгла побольше свечей. Достала из сумки термос, выпила чаю с лимоном. Сколько раз повторяла маме: ей нельзя опаздывать на работу! От спешки пересыхают связки, а это её инструмент!
За дверью послышались шорохи, скрежет и шебуршание.
Сона бережно закрутила термос, достала телектрофон: ну правильно, скоро полночь. Пора отрабатывать гонорар. Девочка освободила проход от скамеечной баррикады.
Странные люди – взрослые. Почему не поставить стальную дверь, с засовами и замками? Такую, чтоб не пробить, не прогрызть! Но просьбу профессора Монса о срочном ремонте морга в ратуше подняли на смех. И рассохшаяся доска служила единственной защитой живым.
Днём её украшали лентами, чтоб не пугать посетителей, но к ночи убирали шёлк и цветы, и становились видны пробоины, царапины от длинных когтей и даже следы зубов!
Сона тронула створку, и та подалась с жутким протяжным скрипом.
В холодильнике делалось шумно. Постояльцы, как здесь называли покойников, били ногами в дверцы, пытаясь выкатиться наружу. А пятый номер уже был открыт! И в ящике сидел убиенный!
Новичок в морге – всегда проблема! В первые сутки он помнит, что жив и должен куда-то идти, у него полно в памяти дел и встреч, и нет осознания смерти. Он будоражит других постояльцев и возглавляет восстание зомби.
Сона разглядывала новичка.
При жизни он был красивым мужчиной, но смерть иссушила черты лица и придала им синюшный оттенок. Его даже раздеть не посмели! Сидел, как джентльмен, в чёрном костюме и в перепачканном грязью плаще. Интересная грязь: песок и глина, и какая-то серая пыль. Где и нашёл-то такую!
Новичок так же пристально смотрел на Сону. Ощупал голову, удивился, пошарил руками по ящику. Должно быть, хотел снять шляпу, но не нашёл и смутился.
Потерял, когда на него напали!
Становилось всё интереснее. Как бы его расспросить?
Остальные ящики уже выдвигались из открытых ячеек, зомби поднимались, тянулись к Соне, а она всё смотрела на жертву и думала о преступлении.
Кем был покойник? За что убит?
Постоялец из пятого номера поднял руки к глазам, опять удивился. Когти росли так быстро, что поцарапали кожу на лбу.
– Кто ты, девочка? – спросил новичок нутряным звуком, глубоким: его застывшие связки издавали лишь слабое дребезжание.
– Ночная няня. А ты кто? – дерзко хмыкнула Сона, косясь на других покойников.
Новичок протянул к ней когтистые лапы, свесил ноги в заляпанных грязью штанах.
– Ох ты ж ё!
Из прохода пахнуло вином и тушёной капустой. Сторож дрожал и икал, и меленько крестился на постояльцев.
Те учуяли сладкий страх, заверещали, завыли, заскрежетали дверями ячеек.
Сона гневно обернулась на сторожа, открыла особым образом рот, напрягла голосовые связки:
– Спи-и-и-и-и!
Перепуганный мужик опрокинулся на спину и захрапел на весь морг. Сона грозно взглянула на зомби и отдала общий приказ:
– И вы спите, надоели уже! Сколько можно по ночам колобродить? Спи-спи-спи! – раздалось, словно залп из орудий. И восставшие мертвецы попадали обратно в ящики.
2. Девочка с необычным талантом
Сона прибралась в помещении, наглухо закрыла все ящики, принюхалась и вздохнула. Снова будет пахнуть печально: церковными свечками и формалином.
Мама морщилась, но терпела: она думала, Сона работает в интернате рядом с посёлком! Там жили сироты и дети, от которых отказались родители. Сону часто приглашали подработать няней: она рассказывала сказки на ночь, а потом убаюкивала заклинанием.
– Бедные детки, – ворчала Сона, возюкая шваброй по полу, – ох уж мне эти бедные детки! Тоже мне, группа продлённого дня!
Работа при морге нашлась случайно. Мама попала в больницу, лежала в палате без памяти. Доктора говорили: маме нужен сон! И Соната пела ей колыбельные, сидела, держала за руку. Ночевала на пустующей койке.
Когда папа звонил по телектрофону из своих бесконечных гастролей, Сона выходила в коридор из палаты, чтоб не тревожить маму.
Как-то раз она услышала шум, чьи-то вопли, неприятный скрежет по полу. Спустилась на первый этаж. И столкнулась нос к носу с монстром! Зомби рычал и скалил клыки, шкрябал по стенам когтями. Сона попятилась от него, забормотала в испуге, будто всё ещё маму держала за руку:
– Спи! Тебе нужно поспать!
Восставший мертвец покачнулся и упал, теряя признаки жизни. Когти втянулись, клыки пропали. Прибежавшие санитары оттащили его от девочки.
– Вы тоже спите! – сказала им Сона, по-особому открывая рот. Будто пойманная рыбка в ладони. – Спи-спи! – как малышам в интернате, расшумевшимся на ночь глядя.
Санитары попадали и захрапели рядом с окаменевшим зомби.
Девочка вернулась в палату, не заметив дежурного доктора, прятавшегося за колонной. А вот доктор её запомнил. И у Соны появилась работа. Интересная, опасная, денежная. Десять империалов за ночь!
Жаль, что маме приходится врать. Ну а кто же в здравом рассудке отпустит дочь на ночёвку в морг?
Сона прикрыла дверь, вернулась в церковку, переоделась. Съела бутерброд с колбасой. Достала из сумки учебники и села делать уроки. Не рассказывать же на биологии, что всю ночь воевала с зомби! Её и так ведьмой дразнили.
В два часа ночи, по расписанию, Сона проверила постояльцев: тишина и спокойствие. Обидно, что новичок уснул! Завтра тело заберут в Канцелярию, и больше Сона его не увидит. Может, не уходить до утра? Подсмотреть, как работают дознаватели?
Впрочем, с её талантами дознавателям лучше не попадаться!
Королевские дознаватели из Канцелярии Мракобесия занимались делами особой важности. Когда магия служит оружием, убивающим мирных граждан, дознаватели тут как тут. Странно, что ночью не заявились!
Вообще-то в их городке скука невероятная. Благолепие и порядок – вот девиз бургомистра. Говорят, когда-то давно в интернате, где теперь работала Сона, была школа ордена Синего Пепла! Красиво. Сонате название нравилось. Колдуны собирали по округе детей и обучали их тёмной магии. И у каждого ученика был особый знак на запястье, сделанный синим пеплом. Только орден давно уничтожили. Кто-то в шутку рассказывал, как колдуны, отбиваясь от королевских магиков, кидались в них всеми проклятьями, какие нашлись в арсенале. А когда проклятья закончились, по ошибке выстрелили благодатью! И с тех пор по всему Альхенгофу воцарился полный покой. Даже дети могут гулять допоздна! Только всё равно не гуляют, ведь воспитанные мальчики-девочки мирно спят по ночам в кроватях. Одна Соната по моргам шастает. Скука в городе настолько полная, что пропажа котов по всему Альхенгофу стала новостью номер один в газетах.
И вдруг – оживающие мертвецы!
Это было так дико и странно, что перепуганный главный врач приказал персоналу молчать. И нанял двенадцатилетнюю девочку для ночного спокойствия. Он не отважился сделать доклад бургомистру и городскому совету, зато робко намекнул на ремонт, жизненно необходимый моргу.
– Это вирус, – взволновано говорил профессор, пылко глядя на подчинённых. – Сугубо медицинское дело. Нужно найти первопричину, источник заражения мертвецов. Тогда мы сделаем им прививку, и наши постояльцы будут лежать, как полагается приличным покойникам.
Отчего-то те, кто колобродил ночами, были людьми одинокими, никто не собирался их хоронить, никто не подавал иски в ратушу. Они просто мёрзли в алюминиевых ящиках, пока профессор искал лекарство от зародившегося зомби-вируса. Двенадцать жителей Альхенгофа, старые и молодые, больные, здоровые, всевозможных профессий, живущие в разных районах. Никакой логической связи.
И вот: у Соны под боком жертва магического преступления, а она эту жертву спать уложила! Тринадцатого постояльца!
Хорошо хоть дар у неё небольшой, а то дознаватели учуют магию и, чего доброго, арестуют. Как потом объясняться с мамой?
Соне припомнился дедушка Алек: вот он склонился над внучкой и тихо поёт колыбельную. Настоящее волшебство музыки, а не те ошмётки, что ей достались.
– Соната, – пел знаменитый дедушка. – В твоём голосе собрана магия всей замечательной семьи Ландер. Когда запоёшь, покоришь весь мир! Твоя гортань – инструмент, созданный творить чудеса!
Милый дедушка. Ты позабыл, что любой инструмент можно сломать. Где-то теперь дирижируешь?
Потемневшие глаза, краткий взмах руки…
За спиной послышался шорох.
– Сона! – позвала сестра Маргарита. – Как у тебя дела?
– Всё спокойно, – от души потянулась Сона.
– Старичку одному не спится. Поможешь?
Маргарита протянула больничный халат. И белую косынку с крестом на лбу. Сона снова переоделась, на этот раз в сестру милосердия.
– Идём, ему очень плохо, а он бредит и хочет кого-то искать!
В палате три пациента, двое спали, как положено, выпив лекарство, а старичок в полосатой пижаме стоял у окна и смотрел на луну.
– Вот недавно у него день рождения был! – сказал старичок неизвестно кому, открывая оконную створку. – Я ему лучшей еды купил, самой дорогой, что была в магазине. И всё хорошо, он довольный лёг спать. А после взял и ушёл. Навсегда.
Старичок повернулся к Соне, строго посмотрел на неё и спросил:
– Чувствуешь, какое страшное слово? Навсегда. Как приговор!
Сона торопливо кивнула и сделала шаг к пациенту.
Он махнул на неё рукой и вновь отвернулся к окну:
– Не желаю быть приговорённым. Из меня будто всю радость забрали. Воздух выдавили из лёгких. Всё болит, и ноет, и плакать хочется. Я должен его найти!
– Генрих Карлович! – закричала сестра Маргарита, когда старичок, кряхтя и пыхтя, решительно полез на подоконник.
И Сона узнала в нём архивариуса, хранителя истории Альхенгофа.
– Кого найти, господин хранитель? – спросила она старичка. – Я помогу, честное слово! Вы только скажите, каким он был?
– Самым красивым, – вздохнул Генрих Карлович, растеряв силы в борьбе с подоконником. Сестра Маргарита подхватила его и повела обратно в кровать. – Самым добрым и ласковым, вот каким. Так и запомни: Помпадур был самым!
– Помпадур? – не поняла Соната.
– Возьми, девочка, – архивариус сунул ей в руки пачку листов. – Когда-то я был силён в истории, со мной была магия знаний. А сейчас я забываю слова. В голове какие-то даты, события, всё вперемешку, клубком. И ничего не хочется. Жизнь сделалась неинтересна, что уж говорить об истории.
– Вам нужно поспать, Генрих Карлович! – строго сказала сестра Маргарита. И выжидающе взглянула на Сону.
– Спи-спи-спи! – приказала Соната, а сама всё смотрела на пачку листов с фотооттиском важной кошачьей морды.
Архивариус обмяк на кровати и засопел, шевеля усами, сам словно серый потрёпанный кот.
– Ужас что творится, – сказала сестра, когда они вышли из печальной палаты. – Все с ума посходили! Тут недавно лечилась Пелагея Никитична, помнишь такую, Сона? Пирожки пекла на углу Цветочной? Так просто рыдала по кошечке!
Соната помнила смешливую женщину, всегда угощавшую детвору. Ей нравились ватрушки с малиной: начинки Пелагея никогда не жалела. Но её пекарня на углу Цветочной была уже месяц закрыта.
– А куда она пропала, сестра? Неужели уехала из Альхенгофа?
– Какое там, – Маргарита вздохнула. – Внизу она, в холодильнике. Спать тебе не даёт по ночам.
– Ой, – огорчилась Сона. – Рыжая дама в светлой рубашке? Так она умерла от горя?
Маргарита не успела ответить.
На первом этаже раздался шум, кто-то охнул, споткнувшись о гроб, торопливо пробежал через церковку, отпер дверь в помещение морга.
А потом по всей сонной больнице разлетелся звонкий крик петуха.
3. Переполох в холодильнике
Петух голосил во всю глотку, старательно выводил каждую ноту!
Сона родилась в музыкальной семье, уж она-то чуяла прирождённый талант. Петух в долгое «ку-ка-рее-кууу!» вкладывал всю птичью душу.
– Откуда петух в больнице? – удивилась сестра Маргарита, но тут же ей стало не до вопросов: изо всех палат стали выглядывать заспанные пациенты, и все как один полезли с претензией, что в лечебном корпусе развели зоопарк.
– Сона, утихомирь петуха! – жалобно попросила сестра.
К ним спешили санитары и дежурный врач, загоняли пациентов обратно, уговаривали и успокаивали, а петух всё кукарекал, как проклятый, и Сону пугало другое: пернатый разбойник надрывался в морге!
Она побежала по лестнице вниз, навстречу ей нёсся разбуженный сторож с выпученными, как у рыбы, глазами.
– Они там! – орал сторож. – Идут, идут! Монстры в Альхенгофе, спасите!
– Спи, – отмахнулась Соната, и сторож свалился, второй раз за ночь.
Сона спустилась на первый этаж и замерла на пороге церквушки. Кто сюда проник и зачем? А если в морг прокрался убийца, чтобы забрать новичка?
В холодильнике вновь стоял стон и скрежет, дверь была распахнута настежь. Чья-то тень металась по стенам.
– Мамочки, – шептал слабый голос. – И зачем же вас так много страшенных? Дядя, дядечка, где же ты?
Из морга выбрался паренёк, прижимавший к себе петуха. Чёрный кочет смотрел с недовольным видом, будто его прервали на самом эффектном пассаже!
А за ними шли двенадцать зомби, поднятые из алюминиевых ящиков. Обрастающие шерстью, клыками, жаждущие тёплой крови.
– Муня, друг, улетай, что же ты! – парень отшвырнул прочь петуха.
Но гордый кочет не желал отступать перед армией нежити. Вместо этого он сел на скамью, на которой ела бутерброды Соната, и принялся склёвывать крошки.
– Эх! – закричал парнишка.
На вид он казался ровесником Соны! Тоже любил колобродить ночами?
Парень осмотрел поле боя, увидел осиновый кол, схватил:
– Ну, подходи, кто смелый!
Голос его дрожал, и осиновый кол мотался, словно хвост дружелюбной собаки.
– Дениис! – зарычал новичок, появляясь в покосившихся дверях морга. Джентльмен в чёрном костюме и запачканном грязью плаще сумел прорваться сквозь ряды постояльцев и заслонил собой парня.
– Дядя Вольдемар, я тебя нашёл! – от радости паренёк заплакал и чуть не проткнул новичка осиной. – Я тебя заберу отсюда!
На лестнице топали и бранились: санитары спешили к моргу. Двенадцать зомби сцепились с новеньким, которого парень назвал Вольдемаром. Мерзкий кочет наелся крошек, почистил перья и раскрыл клюв:
– Ку-ка-рее-кууу! – разнеслось по больнице.
Терпение у Соны закончилось:
– Это моя территория! Это мои подопечные! Хватит орать в моём морге!
Она посмотрела на лестницу, на осоловевшего сторожа, скулящего на первой ступеньке, на санитаров и сестру Маргариту, торопящихся к месту сражения:
– Спи-спи-спи! – закричала им так, как раньше не доводилось.
Схватила пришлого парня за куртку, вытащила в полумрак ритуального магазина:
– Сиди здесь, а то усыплю!
Парень послушно уселся на гроб, прижимая к груди осиновый кол. Чёрный петух подлетел к хозяину, нахохлился и зевнул во весь клюв.
– Заткни ему глотку, а то шею сверну!
– Мне? – устало уточнил паренёк.
Сона не стала отвечать дураку. Гордо вернулась к зомби и выстрелила заклинанием:
– Спиии!
Ответом была тишина. Полная, необъятная. Мирно и крепко спала вся больница. И возможно, пара окрестных улиц, столько силы и злости вложила девочка в краткий, как выстрел, приказ. Лишь несчастного паренька Сона вынесла за нотную запись. Она не хотела его усыплять: интересно же, кто он такой!
Парень сидел на гробу с осиновым колом в обнимку. И капал слезами на крышку.
– Перепугался? – спросила Сона.
Тот покачал головой.
Мерзкий кочет бродил между венков, пытаясь выклевать ягоды. Ягоды были из папье-маше, и петух обиженно булькал горлом.
– Если гад ещё раз заорёт… – угрожающе начала Сона.
– Нет-нет, я его попросил, – хлюпнул носом мальчишка. – Ты не бойся, так-то он смирный. Просто дядю учуял, обрадовался.
– Радости у вас, я смотрю! Почему петух не уснул, как все?
Парень улыбнулся и разжал ладони. Кол с грохотом свалился на пол.
– Муня – необычный петух. Вообще-то он дядин, поисковой. Но дядя всегда говорил: чёрный кочет разбудит и мёртвого. Вот я и решил попробовать.
– Зачем? – Сона присела рядом и нашарила в кармане конфету. Протянула леденец ночному гостю. Мама всегда ей давала сладости, побаловать «бедных деток». Обычно Сона такие гостинцы оставляла на старом кладбище, но сегодня времени не хватило.
Мальчишка покрутил леденец в руках, машинально развернул фантик. А в рот положить угощенье забыл. Вздохнул так тоскливо, что Сона нахмурилась. Не любила, когда давили на жалость.
– У меня же нет никого. Дядя Вольдемар и вот, Сигизмунд. Так Муню зовут, если полным именем. Дядя любит, когда красиво. Любил, – печально поправился он. – Можно, я на него посмотрю?
Сона согласно кивнула. Мальчик встал, покосился на кол, отловил за венками Муню. Вернулся с ним в церковную комнату.
Всё здесь было перевёрнуто, тлели свечи. Как больницу не подожгли?
Сона нащупала выключатель. Магический свет залил помещение, безжалостно убивая тени. Ночная няня поставила двенадцать свечей в канон, а тринадцатую сунула в пальцы гостю.
Тот стоял рядом с новеньким и жалко хлопал ресницами. Даже Сона не сразу привыкла, что уснув, постояльцы становятся прежними, без когтей и клыков. А для парня всё было в диковину. Он покорно взял в руку свечу и посветил в лицо дяди.
Вольдемар заснул не очень удачно: в момент заклятья два мертвяка добивали его скамьями. Новичок так и застыл, припёртый к стене массивными ножками.
– Как же так? – прошептал мальчишка. – Утром он встал, как обычно, позавтракал и ушёл. А вечером позвонили…
– Если поможешь, – посулила Сона, указывая на беспорядок, – я расскажу, как всё было. И дам почитать заключенье врача.
Парень согласно кивнул. Ссадил кочета рядом с дядей. Поднатужась, поднял латунный подсвечник.
Вдвоём управились быстро: подсвечники стояли, свечи горели, скамейки были протёрты и расставлены в два ряда. Остались лишь те, что держали дядю. Ну и двенадцать тел на полу: взрослые оказались слишком тяжёлыми для двух некрупных детей.
Соната схватилась за голову:
– Завтра за твоим дядей приедут из Канцелярии! И меня погонят с работы метлой, если хуже чего не придумают. Потому что дядю убили. Вот бумаги, читай и проваливай!
– Как тебя зовут? – спросил паренёк, прочитав содержимое папки.
– Своевременный вопрос. Я Соната. Сона.
– Я Денис. Можно просто Денька. Я никуда не пойду, Соната. Извини, что ты влипла из-за меня. Но мне очень нужно пообщаться с дядей. Вдруг он видел убийцу?
У Соны на языке вертелась тысяча возражений. Ну узнаешь убийцу, и что с того? Будешь мстить, как в старых романах? Так не терпится в ящик по соседству прилечь? Не лучше ли оставить любимого дядю королевским дознавателям, Денька?
Но парень не ждал ответа. Он подозвал к себе петуха.
– Не здесь! – испугалась Сона. – Хочешь по новой начать? Нужно убрать дядю из морга. По аллее больничного парка выйдешь на берег реки. Там есть старый сарай у воды, остался от лодочной станции. Хорошее место для прощальной беседы!
Денька осмотрел Вольдемара:
– И как я его дотащу?
Ночная няня задумалась. Решение проблемы отыскалось быстро:
– Возьмёшь на время кресло-каталку! Я видела такое на втором этаже, рядом с палатой Генриха Карловича.
Через полчаса ругани и возни они подкатили кресло и сгрузили в него новичка. Какая удача, что тот стоял! Уронили дядю не очень удобно, как-то вкривь и поперёк сиденья, от этого сделалось сложно толкать, и Сона, снова переодевшись, пошла вместе с Денькой в парк. Ей и самой интересно было, что помнит загадочный постоялец!
При свете луны больничный парк сделался огромным таинственным лесом. Дорожки были освещены, но за кустами прятался мрак, осязаемый и зубастый. При мысли, что где-то бродит убийца, насылающий проклятья на мирных людей, делалось зябко, мурашливо, и всё время хотелось обернуться назад. Казалось, за ними следят из всех окон, а двенадцать зомби идут по следу, дожидаясь, когда закричит петух.
– Соната, а ты вообще кто? – отдуваясь, спросил Денис.
– Ночная няня, – вздохнула Сона. – Скорее всего безработная из-за одного… петуха!
– А что ты ещё можешь голосом делать?
Сона ему не ответила. Как-то слишком для одной ночи.
Впереди блеснула река, зашуршало камышами, пахнуло влагой. Стало видно, как в лунном свете вьётся над водой мошкара.
– Вон сарай! – сказал Денька, чтобы сгладить неловкость. – Поднажмём?
И они поднажали.
