Read the book: «Ведьма, мы-же-на-ты!»

Глава 1

«В роду черных магов на откровенный вопрос можно в ответ услышать лишь откровенную ложь», – утверждает народная молва. И она отчаянно врет!

Потому как в нашей маленькой семье мы друг другу не лгали. Никогда. А вот другим… Тут уж правила хорошего тона среди темных обязывали. Так что, когда у отца возникли небольшие проблемы на работе, он маме так и сказал:

– Дорогая, нам нужно развестись, чтобы спасти нашу семью.

– Интересный способ сберечь отношения, – процедила разом потомственная, врожденная и вылитая ведьма Фелиция Истрис, вставая с кресла.

Заикаться о разводе и при менее опасных обстоятельствах для мужчин бывает чревато, а уж при темной-то колдовке – и подавно.

Но лучшему наемному мастеру плаща и кинжала Немира (да что там столицы – всей империи!) было не привыкать смотреть в глаза смерти. Даже если та сейчас очень уж напоминала обликом горячо любимую жену, характер у которой был отнюдь не подарок. Да и папа – не именинник. И не бессмертный.

О последнем порой жалел не только он, но и я, его дочь, и мама… Все же работа в гильдии убийц порой связана с рисками. Правда, обычно таковые были вне стен дома. Но сейчас опасный момент должен был случиться как раз здесь.

В ладони ведьмы вспыхнула воронка первородной тьмы, грозя минимум – быстрой кончиной. Но мама была максималисткой…

Отец же, бесстрастно глядя на заклинание в изящной женской руке, произнес:

– Да, сберечь и отношения, и, главное, жизни. Всех нас.

После этих слов Фелиция замерла. А тьма в ее руке начала таять. И она, поджав губы, процедила:

– А поподробнее? – И, обернувшись к едва приоткрытой двери, у которой я и шпионила, бросила: – Изи, входи уже! Похоже, намечается интересный разговор.

Я же, поняв, что обнаружена, вынужденно выпрямилась и, толкнув створку двери, вошла в гостиную, чтобы узнать, что мы крупно влипли. Все.

Отец умудрился дожить до своих лет и завести семью при столь опасном ремесле лишь по одной причине: он всегда был осторожен, соблюдал кодекс наемников и помогал уйти за грань лишь тем, кто этого заслуживал, – торговцам людьми, чернокнижникам, кравшим дар, а с ним и жизнь у магов, торговцам разрывными амулетами…

Вот только, работая, папа нажил себе не только состояние, но и врагов. И сейчас один из них поклялся изничтожить не только отца, но и весь род Истрис.

– Поэтому-то я и хочу вывести вас из него, – подытожил папа, проводя рукой по абсолютно седым волосам, собранным в короткий хвост. – Ты, дорогая, после разрыва брачных клятв вернешься в свой род. А Изи вошла в род мужа…

– Ты сказал «вошла»? Не войду? – уточнила я, чувствуя, что здесь не просто труп зарыт, а целый дохлый дракон. – Но я не помню, чтобы стояла у алтаря…

– Я за тебя постоял, – заявил темный маг как само собой разумеющееся. – Согласно древнему закону Исконных Земель, отец при особых обстоятельствах до достижения дщерью или сыном двадцати трех лет от имени своего отпрыска может заключить за него брак. А тебе еще шесть месяцев до этой даты. Так что я этим правом и воспользовался.

– И за кого ты… То есть я вышла? – сглотнув, уточнила у отца.

– За доходягу из центрального лазарета. Туда сегодня много кого телепортировали. На границе был прорыв тварей. Их, конечно, порубили, но, говорят, приграничный гарнизон без сотни императорских паладинов не справился бы… И не все после этого боя остались целы. Так что после сражения всех переправили в столицу и… Я пошел сегодня в лазарет, выбрал того, кто в полубреду вот-вот уйдет за грань, и… вывел тебя из рода, – просветил меня отец. И добавил: – Так что ты теперь не Истрис, а Дэйрис.

– Дэйрис? – уточнила я, напрягая память. Казалось, где-то когда-то я слышала эту фамилию. Или подобную? Может, так звали булочника на соседней улице? – А имя у моего супруга есть?

– Уже бывшего, полагаю, супруга, – поправил меня отец. – Парень был так плох, что до заката он точно не дожил…

– Какого дохлого тролля…

– Как тебе вообще это удалось?

Выпалили мы с мамой почти одновременно. Но отец, как мудрый политик, предпочел ответить на удобный для него вопрос – мой.

– Подкуп целителя и служителя из ратуши. Последний взял, к слову, в два раза больше, но обвенчал быстро и как положено. Даже чашу для омовения рук новобрачных приволок. Да ты сама можешь убедиться: на родовом древе исчезло твое имя. Осталось только мое и Фелиции.

– Ну уж нет, дорогой, от меня ты так просто не избавишься. Я клятву давала, что с тобой и в болезни, и в здравии, и под прицелом арбалета…

Я тоже была категорически против того, чтобы оставить папу одного. Но… он умел виртуозно приставлять к горлу противника не только клинок, но и железные аргументы. И главный из них: отцу проще будет разобраться с врагами, если он будет уверен, что мы в безопасности.

И мы с мамой это приняли. Как всякие темные, которые умеют смирить эмоции и взять их под контроль разума. Вот только Фелиция Истрис заявила, что хоть и даст развод супругу, чтобы оборвать любые родовые поисковые заклинания, но в свою семью не вернется. Уж лучше сразу на погост.

Мне сразу стало как-то жаль умертвий на том кладбище, куда переедет мама.

– Я что-то подобное предполагал, так что подготовился, – произнес папа и достал два конверта, которые и вручил нам с мамой. – Фелиция, урожденная Майлик, у тебя обнаружилось наследство от тетушки – небольшой домик на побережье Рунвирского залива. А у тебя, вдова Дэйрис, были небольшие сбережения после кончины супруга, и на них ты приобрела трактир в Вудленде.

– А почему я не вместе с Изи? – негодующе уточнила мама.

– Двух будут скорее искать, – был ответ отца.

Вот так я и оказалась в Вудленде. Правда, до этого был один портальный переход до Джокса и… дальше своим ходом – на метле. Ибо в такую глушь можно было добраться только так. Ибо дорог здесь не было, только направления. А вот чего было в изобилии – это звериных троп. Их я то и дело замечала, пока летела над пестрым лоскутным одеялом из полей и лесов, покрывавшим холмы. Подо мной пестрели, окрашенные в тысячи – нет, в сотни тысяч – оттенков медового, рыжего, зеленого, коричневого деревья и травы, праздновавшие перелом осени. Природа уже готовилась к зиме и отчаянно не хотела прощаться с летом.

И среди этого буйства красок вилась узкая змейка разбитого, местами почти прерывавшегося тракта, который, наверное, проложили еще перволюди на заре эпох. Впрочем, и улочки самого Вудленда, до которого я добралась почти в ночи, не отличались широтой и прямотой. Они петляли туда-сюда, казалось, возвращаясь обратно, а затем резко уходя под прямым углом.

Так что когда я спустя почти сутки лету слезла со своего помела, то была, мягко говоря, не в самом радужном настроении. Поправила любимую остроконечную шляпу, сдула со лба выбившуюся каштановую прядь: вечно эти волосы лезли везде и были моим персональным наказанием. Мало того что не кучерявые, как положено черной ведьме, так еще и не рыжие или черные, а каштановые! И ни один красящий эликсир их не брал. Да и цветом глаз я пошла не в маму с ее изумрудной зеленью, а в отца. Потому в отражении на меня смотрела обычно девица то ли с голубыми, то ли с серыми радужками. Единственное, что во мне было от ведьмы, – легкость стана. Миниатюрная, тонкая, я обладала отличной метлоподъемностью. А еще могла легко и долго мчаться на своей красавице, закладывая петли в облаках.

Да, свою летунью я любила. А она отвечала мне взаимностью. И я этим гордилась. И считала небо вторым домом. До сегодняшнего дня. А вот когда отсидела себе то место, на которое принято искать приключения, мнение мое слегка переменилось: на земле тоже было, знаете ли, неплохо…

Ножки там размять у симпатичного на вид домика с покатой черепичной крышей и ухоженным палисадником, рядом с которым я приземлилась. Зданьице это было точно таким же, как и соседнее… Как и все на этой улице. Мило, аккуратно, благопристойно… настолько, что это вызывает опасения. За такими фасадами удобно прятать тайны.

Под стать домикам были и горожане. Во всяком случае, та троица досточтимых и уважаемых – так точно. Они стояли с противоположной стороны, под вывеской «Письма и отправления»: матрона в чепце и фартуке и с корзиной, какой-то сгорбившийся и высохший, точно мумия, старик и сбитая, точно сдобная булочка, девица с пышной пшеничной косой. Все они воззрились на меня с удивлением, переходившим в священный ужас.

Я в ответ лишь поджала губы, подхватила поставленный на брусчатку саквояж и, свистнув метле, с прямой спиной двинулась вниз по улице. И уже прошла мимо этих соляных столбов, как поняла, что хоть и знаю точный адрес моего трактира, но вот соотнести его с местностью не факт, что смогу быстро. Так что лучше бы уточнить.

– Где тут трактир «Задорная колбаска»? – задала я простой, казалось бы, вопрос.

И сразу три пальца указали мне путь. Но в трех разных направлениях. Старичок ткнул сморщенным перстом, больше напоминавшим кукиш судьбы, куда-то мне за спину, девица – вправо, а матрона – влево.

Я ничего не сказала, но так выразительно глянула на троицу, что они, побледнев, сговорились без слов и разом выдали нужный маршрут – собственно, туда, куда я и так шла, вперед.

Поблагодарив их в исконно ведьмовской манере, то есть пожелав темной ночи и великих свершений в ней, я пошла прочь. Метла летела рядом со мной, то и дело тыкая в бок черенком, словно приглашая присесть. Но я уже и так около суток летела на ней, так что к деликатным намекам была глуха. А на неделикатные могла и ответить ма… гией!

Саквояж же оттягивал руку, навевая мысли о том, что необходимых мне вещей можно было бы взять и поменьше. И вот та шаль и панталоны с начесом, заботливо уложенные мамой, точно в моей поклаже лишние… Так что, недолго думая, я водрузила последнюю на метлу. Летунья дернулась, выражая обиду. Зато мне стало значительно легче. И я пошла по городским улицам дальше, охапками собирая удивленные взгляды.

Меж тем дома закончились, и брусчатка под моими ногами сменилась грунтовой дорогой, которая, извиваясь от городской окраины, поднималась в гору. С одной стороны были поля, а с другой – лес. По обочинам же росли сорные травы, которые к осени так и норовили наградить путника колючками, цепкими семянками или оттяпать клок одежды, нанизав тот на шипы. Хотя были и растения, готовые и подзакусить лодыжкой нерасторопного путника. Например, живоглотка – та еще полумагическая пакость. Сейчас ее зубастые цветочки подувяли, но прыти не поубавили.

Я притоптала нахалку каблуком, когда та вздумала покуситься на мою юбку, и тихо предупредила:

– Еще раз попробуешь – испепелю.

Не знаю, поняла ли что-то кусачая зелень или убоялась одной только ведьминской ауры, а то и вовсе интонации, но отпрянула от дороги. Да и все растения, в ком теплилась магия, тоже.

И вот я наконец добралась до вершины холма, где стоял трактир… Постоялый сарай! Вот точное определение. Мимо него и шла та самая дорога, которую я видела, летя сюда над лесами и полями. Должно быть, когда-то это было неплохое заведеньице. Добротное, красивое, как и городок у подножия холма… Пару веков назад. А может, и больше. Надежная каменная кладка выступала над землей всего ничего. А дальше – дерево. Два этажа и чердак, сбоку – вход к конюшне, пристроенной рядом.

Этот дом был темным, глухим и неприветливым. В нем не жили годами – отличное место для ведьмы. А если там еще и привидение есть – просто здорово! Будет у меня вместо стража. Да и для любопытных местных – отличная тренировка. Психики. А если испугался, то и мышц. Может, этот трактир даже переделать в дом для укрепления тела и духа? А то мужи на ристалищах машут своими мечами, приседают-отжимаются безо всяких удобств, а девы истязают себя диетами-корсетами-зарядками… Зачем? Зачем все это, когда есть почти идеальный вариант занятий с призраками. «Почти» – потому что не все выживают… Хотя и после ристалища тоже… Только, боюсь, будет проблематично заманить кого-то на занятия…

Эх! А такая идея пропадает… Я бы ради нее даже призрака организовала, если своего в доме не завелось за это время. А вот кто точно здесь уже был – это мыши. Их приветственный помет обнаружился на полу, едва я переступила порог трактира. Внутри он был столь же привлекателен, как и снаружи: темный, холодный и необжитый. Я прошла через зал, мимо лестницы, которая вела на второй этаж и, думается, на чердак. Я постояла, пока глаза привыкали к темноте, уши – к абсолютной тишине, а сознание – к одиночеству.

Поставив саквояж рядом с одним из столов – старых, но добротно сколоченных, из тесаных досок, – я подошла к стойке. Наверняка за ней когда-то стоял бывший хозяин трактира или его жена. Провела пальцами по дубовой столешнице, над которой в балку был вбит ряд крючков. Не иначе как на них в свое время висели плетенки лука, чеснока, связки перца или пучки сушеных трав.

А слева от стойки была дверь, деревянная, массивная, скрипучая, как заржавевшие рыцарские доспехи… Она вела в небольшой коридорчик, а из него – на просторную кухню с плитой и огромной печью. За которой было сразу три выхода: в кладовую, прачечную и на задний двор.

Я открыла несколько кухонных шкафчиков и обнаружила массу посуды. Глиняной, деревянной и даже металлической: парочка ножей, тесак, тяпка для фарша, скоблило…

Когда же я вернулась в зал и решила подняться на второй этаж, то ступени на лестнице заскрипели. Да так протяжно и тоскливо, точно просильщики на паперти.

Комнаты для постояльцев оказались не в столь плачевном состоянии. Да, пыльно, да, голо, но зато почти все цело… пол – так точно. И даже не скрипел. Почти. А в одной я нашла даже приличную кровать с матрацем, подушкой, одеялом и, главное, постельным бельем! А заклинание очищения и вовсе примирило меня с тем, что заночевать придется тут.

Да уж… Не думала я, что окажусь в такой глуши. А ведь еще седмицу назад я работала в ковене… Черный диплом академии с отличием, талантливый специалист по проклятиям, и… вот я здесь, а перспективы мои там, в столице, накрылись медным тазом. А мне пора одеялом, ибо спать хотелось зверски. Но все же любопытство оказалось превыше, и я нашла в себе силы подойти к окну.

Оно было старым, с узором из свинцовых ромбов и щеколдой. Я подняла защелку и сильно толкнула окно. Оно пусть и не сразу, но поддалось. В лицо ударила зябкая ночная прохлада. Солнце уже село, и на лес, что был неподалеку, опускались густые тени. Но в сумраке еще можно было прекрасно разглядеть кучу мусора, что была навалена на заднем дворе. И среди этой серости алело, словно костер, рыжее пятно. Оно металось языками пламени, скулило, подвывая…

И этот вой пробрал меня до самых печенок. Я не выдержала. Буквально скатилась с лестницы, чудом не свернув шею, выскочила на задний двор и оказалась рядом с кучей. Там-то и увидела силки, в которые попал лис. Рыжий был измучен. Видимо, просидел тут уже изрядно. И что за гады так издеваются? «Смерть должна быть быстрой», – любил говорить папа. И я с ним полностью была согласна. Но те, кто умирали от его руки, этого заслуживали. А вот животное – оно было ни в чем не повинно…

Заклинание слетело с моих пальцев, перерезав веревку. И тут же лис стремглав помчался к лесу.

– Ну вот и первый удравший от меня постоялец, – тихо самой себе произнесла я и добавила: – Думаю, следующие гости появятся не скоро.

Как же я ошиблась…

Глава 2

На следующее утро, еще только-только рассвело, в двери трактира постучали с выгодным предложением обеспечить меня теплом и светом до конца жизни. А если точнее – прогуляться до костра. А что? Все логично: дай ведьме огня, и она будет согрета, пока у нее не кончатся дрова. Сожги ведьму – и ей будет жарко до самой смерти. Скорой. Но это уже детали.

Столь щедрое предложение высказал местный преподобный – молодой еще парень. Мой ровесник, если не младше. Конопатый, точно это у него, а не у меня в роду ведьмы были! Вот ведь не повезло ему с рыжиной!

– Знаете, я, пожалуй, откажусь, – вежливо ответила я и невежливо хлопнула дверью по самому носу стоявшего на пороге слуги богов.

Но если я думала, что после этого мой гость уйдет, то я не знала местных служителей. Точнее, одного-единственного, как выяснилось позже, на весь Вудленд.

– Ну, может, хотя бы на исповедь придете, раз аутодафе вам не по душе, – из-за двери прогнусавил (после разбитого-то носа) дланник.

Меня такое упорство, признаться, заинтересовало, и я с любопытством приоткрыла дверь, чтобы увидеть державшегося за распухшую гулю жреца вышних. Преподобный же не иначе как решил, что я передумала, и, отняв руки от носа, возвестил:

– О, дочь моя! Ты все же решила искупить свои грехи и встать на путь истинный, благословением снискать путь к спасению.

Я, прислонившись к дверному косяку, скрестила руки на груди и с иронией в голосе ответила:

– Знаете, на этот ваш истинный путь даже вставать неудобно, не то что по нему идти: одни ямы, рытвины, лужи. Я уж лучше по привычному, темному и порочному… Могу и вас провести. Надо?

Теперь уже начал отказываться от предложения жрец, словно я пыталась затащить его в силки разврата прямо на пороге. А я-то всего-навсего хотела предложить оскоромиться колбасой, которая у меня была…

– Ну хотя бы в храм зайдите! – простонал с мольбой проповедник. – А то иначе меня самого горожане на костер отправят.

– Вас-то за что? – удивилась я.

– За неисполнение служебных обязанностей! У меня среди местных жителей и так нет… как его… авторитета! Вот. А этой ночью ко мне… – тут парень сглотнул и пояснил: – Я живу в домике рядом с храмом. Пришли горожане. С вилами, факелами и требованием изничтожить ведьму, которая прилетела в город. А уничтожитель из меня… – он замолчал, оборвав себя на полуслове интонацией смертельно раненной дворняги.

Но папа учил, что тех, кто уже не жилец, нужно добивать, чтоб не мучились. Ну я и добила словом:

– …так себе.

– Ты умеешь поддержать, – саркастически заметил храмовник.

– Всегда обращайся, – великодушно разрешила я.

– В кого? – сморгнув, спросил рыжий, замерев, даже о распухшей гуле своей забыл.

– К кому, – вздохнув, пояснила я. Все же не нужно было так сильно дверью его прикладывать. Видимо, створка не только нос отшибла, но и мозги.

– А-а-а-а, – выдохнул рыжий и тут же воспользовался предложением: – Тогда обращаюсь с предложением посетить сегодняшнюю мессу.

– Боюсь, если я приду, будет хуже, – приподняв бровь, ответила я и пояснила: – Досточтимые горожане будут разочарованы, что богомерзкая колдовка не только вошла в храм, но и вышла из него живой. И ваш авторитет упадет еще ниже. И богов, кстати, тоже.

– А вы точно выйдете живой? – с печалью вопросил дланник.

– Если меня не будут пытаться поднять на вилы, а станут уповать исключительно на кары богов, то да, – заверила я.

Преподобный опечалился еще сильнее, горестно вздохнул, но таки согласился, что непогрешимостью веры рисковать не стоит, и отчалил. Правда, перед этим попросил залечить ему раздувшийся нос.

Я же, глядя на красную, распухшую гулю, сжалилась и, лишь ехидно поинтересовавшись, к какой категории грехов относится просьба духовника к ведьме о помощи, призвала магию.

– Быть здоровым не грех, а естественное желание человеческое, его природа, – возразил рыжий и, плутовски глянув на меня, добавил: – К тому же я учился в столичной духовной семинарии, а там отношение к магам куда проще…

Я лишь усмехнулась на это заявление. Ну наглец… Но за нос таки взялась. Как говорится, сама сломала, сама вылечила…

О том, что так поступила, поправ правила ведьминского кодекса, я пожалела уже к концу седмицы. Но до этого момента в таверне случилось кое-что еще. Вернее, кое-кто.

Побудка жрецом вышла ранней, так что я решила доспать и, как истинное зло, пробудилась ближе к ночи. И под вечер решила позавтракать отвергнутой дланником колбасой, а затем и начать уборку.

Бытовые заклинания не были моим коньком, но навыков, чтобы навести хотя бы подобие чистоты, рассчитывала, что хватит.

Встав в центре зала на первом этаже, я размяла пальцы и собрала их в щепоть, призывая дар. Простенькая матрица заклинания сорвалась в свой полет. Столы и стулья начали светлеть, у пола, покрытого многолетним слоем грязи, стало можно различить отдельные доски.

А в центре, между двумя столами, стал расти серо-бурый ком. Да такой, что мне после понадобилась лопата, которой я, действуя на манер лома, выкатила этот шар во внутренний двор. Применять чары к и так уже собранной магией грязи побоялась: все же заклинания хоть и простые, но предел прочности у них небольшой. Если одно из них случайно заденет второе – начинай все сначала. Да и резерв у меня не бездонный. А окна опять же сами себя не помоют… но уже завтра.

А новый день начался уже традиционно – со стука.

Зевая, я спустилась в зал, когда в дверь истошно колошматили. Неужели преподобный что-то забыл? Или вновь решил попытать счастье? Авось на этот раз соглашусь погреться…

С сомнением я открыла дверь и увидела на пороге новое, еще не поправленное дверью лицо. Оно было одутловатым, с бисеринками пота на висках и смотрелось в центре пышного воротника-горгеры словно кочан капусты, лежавший на тарелке.

– С кем имею честь? – пройдясь по фигуре нового гостя критическим взглядом, иронично вопросила я.

Не знаю, что меня впечатлило больше: белые чулки, утягивавшие ноги так, что те были похожи на две молочные сардельки, или башмаки – словно два маленьких кораблика с загнутыми носами. А может, трещавший по швам камзол, что пытался вместить в себя необъятность нового гостя. Хотя нет, наверное, все же это были бархатные кюлоты, что едва прикрывали его колени и чем-то неуловимо по покрою напоминали рейтузы с начесом, которые мне в саквояж запихнула матушка со словами: «Чтобы придатки в тепле были!»

– Я сэр Порвираль, бургомистр Вудленда, – важно выдал тип.

Причем когда он заговорил, щеки его затряслись так, что я побоялась, не передастся ли мне это колебание и не войду ли я с гостем в противофазу, заколебавшись в итоге. Как в воду глядела! Бургомистр меня достал! Да так, что приглашение сгореть на костре показалось мне в свете нового предложения очень даже милым. А все потому, что этот гадский градоначальник предложил мне сущее непотребство – заплатить налоги.

Мол, до него дошел слух, что помирать отказываюсь, а значит, должна платить.

– Сколько-сколько? – возопила… в смысле, вопросила я, услышав сумму, которую должна заплатить за охрану, содержание и прочее-прочее, чем занимались доблестные работники ратуши во благо таверны.

– Сто золотых, – услужливо повторил бургомистр.

– Хорошо, – проскрипела зубами я. – Только я сначала тоже выставлю вам счет…

– За что? – изумился толстяк.

– Ну вы ведь охраняли таверну. От посягательств, разграбления, сожжения… – начала перечислять я все ранее сказанное бургомистром.

– Да… – как-то неуверенно согласился он.

– Так вот! Не уберегли. У меня в договоре покупки стояло: сервизы серебряные – три штуки, скатерти шелковые на столы – дюжина штук, занавеси парчовые…

Я, конечно, приврала, не было в договоре купли-продажи, который мне отец вручил, такого. Но и сто злотых – это тоже фантазии. Причем куда более буйные, чем мои!

– Какие еще занавеси? – вознегодовал, брызгая слюной, бургомистр.

– Вот и я говорю: какие сто золотых за этот сарай? – в тон ему ответила я и добавила этому вконец страх потерявшему мздоимцу: – В нем мышей много. А кота нет… Не желаете им побыть, сэр Порвираль?

– Что-о-о? – Градоначальник аж отшатнулся. – Да как ты смеешь, богомерзкая колдовка!..

– Ну это вы первый начали, – невинно уточнила я. – Так что мой черед первой закончить. Вставайте на четыре лап… тьфу, на четвереньки, чтоб не зашибиться при обороте.

Но бургомистр коленно-локтевую позу принимать отчего-то не возжелал, а дал заднюю. Аккурат к группе поддержки, которая стояла в двух дюжинах шагов от моего порога и неуверенно мялась. Судя по всему, это были работники ратуши, которые пришли поддержать начальство в нелегком ратном подвиге выбивания налогов из ведьмы. Но проще было отобрать золото у дракона, чем хоть медьку у меня.

Кажется, понял это и толстяк, прикинув, что его претензии против моих – это слово против слова.

– Ну уж нет! – возопил он, пятясь. Да так, что каблук его туфли попал в яму, и толстяк покачнулся, не удержал равновесие и сел в лужу, которая аккурат была позади него. Во всех смыслах сел.

Я же, глядя на то, как бархат бургомистерских кюлотов пропитывает жижа, перешла от намеков к угрозам, а заодно и через порог на крыльцо, уточнила и предложила неплохой, как мне показалось, вариант развития события:

– Если вам так сразу тяжело свыкнуться с мыслью, что денег вы от меня не получите, мы можем сейчас еще немножко поспорить, а там… Скандальчик, крики, скалкой по столу, магией по лбу… Вот так и придем к консенсусу.

– Магикам нельз-з-зя применять чародейство на мирных люд-д-дях! – то ли заикаясь, то ли похрюкивая, выдал Порвираль.

– Можно, если ведьму хотят ограбить! А ваши претензии на мой кошелек – это натуральный грабеж! – выпалила я и зло зыркнула на группу бургомистерской поддержки. Та синхронно задрожала, как осиновые листья на ветру. – Так что проваливайте, пока я добрая…

– Это вы еще добрая? – робко уточнил кто-то из прислужников.

– Была бы злая, градоправитель бы ваш уже запекался с яблоком в зубах, как и положено молочному поросю, – напустила я страху на этот осинник.

И надо же было именно в этот момент бургомистру чихнуть. Звук при этом вышел очень уж похожим на хрюканье.

А я ведь даже не колдовала еще! Но испугалась вся делегация. Да так, что дала деру. Порвираль прямо с низкого старта, из лужи. Только грязь брызнула во все стороны.

Убегали они красиво, дружно, шумно… Залюбуешься!

Я же, глядя им вслед, подумала, что теперь-то точно меня оставят в покое! И пару дней так и было. За это время я успела немного прибраться в трактире, доесть все, что у меня было, даже сходить в лес за грибами и прийти там к выводу: все же придется спуститься с холма в город и купить продуктов. Но завтра, ибо сегодня был уже вечер. И полная сковородка скворчавших маслят.

И вот когда я только-только занесла вилку над исходившей паром жарехой, в дверь снова постучали…

– Кто на этот раз?! – с раздражением выдохнула я, отставляя ужин, и пошла открывать.

На пороге стояла мать с ребенком на руках и мольбой в глазах.

– Помоги, ведьма! – выпалила она, едва не падая мне в ноги.

– Как именно? – спросила я, уже понимая: свидание с жареными маслятами в ближайшее время не состоится.

– Моя дочь умирает…

– А как же местный лекарь? – уточнила я. Все же вторгаться в чужое дело… Еще посчитают конкуренткой!

– А нетути его у нас. На распределение присылали, три годочка тута – так и умотал обратно, поближе к акадэ-эмии своей.

– А знахарка?

– Тоже нема. Уже с Маворы-ручейника как. Была бабка Ругайна. Мудрая. И настой какой надо знала, и роды принять могла. Да только ее сын свез: сам в столицу подался и мать свою прихватил, чтоб она его деток нянчила. Вот и нет у нас уже год повитухи. Бабы сами рожают…

– А кто есть?

– Аптекарь, – выдала женщина. – Да только толку от него шиш. Деньги лишь дерет. Вот и вчера дал микстуры от грудной жабы, а все без толку. Ну вот он и пожал плечами, мол, такова воля богов. А я не хочу потерять Анишку. Она у меня одна… В храм побежала – требы класть богам. А там преподобный. Мне и посоветовал к вам идти. Сказал, что хоть магия и есть грех, но он его за меня отмолит у богов. Главное – дочь спасти.

«Твою ж… магию! Ну и удружил дланник, алтарь с мессой ему в печенки!» – было самым цензурным, что пришло на ум. Но и отказать я не смогла. Одно дело, когда от руки твоего отца за грань отправляется сволочь, сама погубившая многих. Другое – невинное дитя.

– Заходи, – лишь выдохнула я, посторонившись.

Когда женщина внесла ребенка в зал, тот застонал. Тихо так, мученически.

– На стол клади, – велела я, кивнув на ближайший.

Когда же я подошла к девочке, то увидела, как та мечется в бреду. Ее дыхание было прерывистым, а глаза, открытые, смотрели вокруг, ничего не видя, тело выгибалось от боли.

– Она на прошлой седмице ноги промочила, – в лес пошла с подружками, по грибы… Сейчас самое такое время: тепло еще, морось, туманы…

– Замолчи! – цыкнула я на трещавшую от страха, как сорока, тетку.

Мне нужно было сосредоточиться.

Как ведьма и дочь наемника, я понимала, что девочке осталось недолго. Магическим зрением я видела, как по венам малышки тек яд, он уже захватил ее правую руку и пробирался к легким, заставляя кроху захлебываться кашлем.

Другое дело, откуда он взялся в теле девчушки? Я посмотрела на руку. Меленький порез. Он даже не вспух особо. Простая царапина.

Вот только на болотах росли не только клюква да багульник. Были там и магические травы – вроде той же живоглотки.

Я осторожно взяла запястье ребенка. Пригляделась. Больше всего было похоже на яд формироны – кустарника редкого, реликтового, но как раз предпочитавшего топкие низины. И хотя шипов у этой полумагической пакости не было, но оцарапаться о живые и гибкие ветви, которые так и норовили схватить путника и обвить, – запросто. Только сдается мне, что и растеньице было еще молоденьким. Иначе бы оплело малую, ядом напоило и переварило.

Я на миг прикрыла глаза, сосредотачиваясь и призывая дар, а затем взяла в руку начавшее холодеть детское запястье, положила его раной, уже успевшей покрыться корочкой запекшейся крови, наверх и выдохнула слова заклинания. Моя вторая ладонь распростерлась ровно над порезом, чувствуя, как начал вибрировать воздух вокруг от напряжения.

Сила уходила потоком, лилась, как в бездонную бочку. Я чувствовала, как она пронизывает тело малышки, как ее длинные светлые волосы начинают подниматься над столом, паря у лица девчушки, словно золотое облако. Мои пальцы, из которых сила лилась в тело ребенка, стало печь.

А яд медленно, но верно начал свой обратный ход, потянулся из крупных вен к малым, потом к сосудам, капиллярам, собираясь в месте пореза. И выйти отраве наружу мешала лишь запекшаяся кровь.

Так что я, взяв нож, осторожно рассекла кожу по новой. Капля яда вышла. Поднялась в воздухе, зависнув ртутным шариком на уровне моих глаз.

– Ну вот и весь кашель, – произнесла я, метко отправив яд в приоткрытое окно.

И только тут поняла, как выложилась. Пальцы подрагивали, ноги подкашивались, а меня саму вело. Не ухватилась бы за край стола – так и грохнулась бы об пол. А еще, пока я вытягивала магический токсин, кажется, не рассчитала силы и отсыпала девчушке немного своей магии. Ведьмой она, конечно, не станет, но то, что удачливее будет какое-то время, точно. Ну и глаз дурнее. Так что не порчу, так хворобу навести сможет. Не сильную, но все же…