Read the book: «Янычары и кантонисты. Опыт метафизического исследования истории. Книга 1»

Font:

Памяти Банцевича Владимира Николаевича

История – одна из тех наук, которые передают друг другу племена (ал-аджйал) и народы (ал-умам), стремится к ней всякий: и конный, и пеший; ищет ее знаний базарный люд и простонародье, состязаются в этом [искусстве] цари и вожди, она одинаково понятна ученым и невеждам. Внешняя сторона истории такова, что она есть не более чем сообщение о событиях, династиях, о случившемся в далекие времена, украшенное словами и поговорками. Она занимает переполненные собрания [людей], сообщает нам о делах всего тварного, об изменениях его состояний, о расширениях границ и территорий [владений] династий, о том, как люди заселяли землю, пока не охватывало их стремление покинуть ее или не настигала смерть. Внутренняя сущность истории – в рассуждении и исследовании, в тонком объяснении причин всего сущего и его основ, в глубоком изучении образа свершения событий и их причин. Именно поэтому история коренится в философии и достойна считаться одной из ее наук.
Ибн Хальдун¹

Введение

Наука о первой причине справедливо была названа «первой философией», ибо прочая философия скрыто содержится в знании этой первой причины, и эта причина – первое и по благородству, и по роду, и по порядку (ибо она известна самым достоверным образом), и по времени (ибо она причина самого времени).
Ал-Кинди²

Гегель образно представлял всемирную историю в виде бесконечно ткущегося ковра, основу которого составляет идея свободы³. Но человечество различно в своем культурно-историческом наследии, и поэтому (продолжая метафору Гегеля) нити основы иудейской Торы соседствуют с такими же нитями Торы самарянской, а та в свою очередь – с нитями основы христианской Библии, и так далее, – пока не исчерпается всё разнообразие идей свободы⁴: и религиозных, и светских.

Орнамент ковра состоит из множества рисунков, каждый из которых продолжает узор, начатый предками тех, чьи страсти⁵ по сей день, каждое мгновение истории, сплетаясь в нити утка, выплетают пространство между своими нитями основы. В результате конкуренции такого разнообразия идей, в каждом из периодов всемирной истории побеждает та идея, которая определяет направление исторического процесса от свободы одного – через свободу некоторых – к свободе всех⁶.

Великий немецкий философ полагал, что Дух через идею свободы полностью реализует себя в наличном бытии в государстве, которое и является в идеале воплощением свободы: «нравственное целое… представляющее собою ту действительность, в которой индивидуум обладает своей свободой и пользуется ею, причем она оказывается знанием всеобщего, верою в него и желанием его»⁷. Однако Духу для своей реализации необходимо единство. Государство же всегда в той или иной степени разделено в себе классовыми, партийными, национальными, расовыми и другими социальными границами, и поэтому Дух имманентен не государству, а исторической социальной общности⁸ и через неё реализует себя в наличном бытии, в том числе и в государстве.

Автор при написании своего труда ставил своими целями обозначить общие для различных исторических периодов закономерности взаимодействия субъектов мировой истории: человека, исторической социальной общности и государства, то есть частного, общего в единстве и общего в разделении; описать, как натягиваются и рвутся нити основы всемирной истории, рождаются, эволюционируют и гибнут государства, каким образом Дух реализует себя в наличном бытии посредством исторической социальной общности.

Сам труд состоит из четырех самостоятельных по своему содержанию, но объединенных общим замыслом произведений, которые подобно элементам мозаики составляют общую картину метафизического исследования: «Янычары и кантонисты. Опыт метафизического исследования истории» (в двух книгах); «Иудеи и римляне. Логос творящий и логос оформляющий. Трактат о свободе и бессмертии»; «Беларусь. Народ и шляхта»; «Бог и человек. Метафизика единства». Это исследование преследует цель найти ответы на те вопросы, которые, как сформулировал ещё Иммануил Кант, являются истинной целью метафизики: ^Настоящая цель исследований метафизики – это только три идеи: Бог, свобода и бессмертие, причём второе понятие, связанное с первым, должно приводить к третьему понятию, как к своему необходимому выводу. Всё, чем метафизика занимается помимо этих вопросов, служит ей только средством для того, чтобы прийти к этим целям и их реальности»⁹.

Аристотель разделял науки на теоретические – физику, математику и первую философию – и практические, предметом которых является деятельность и творчество¹⁰. Первая философия, получившая позднее наименование метафизики, со времён своего зарождения была философией, прежде всего теологической¹¹, а в средневековой Европе, в эпоху абсолютного господства христианского клира, и вовсе стала чистой теологией, почти полностью вытеснившей философию в угоду религиозной догме. Однако маятник истории от мертвящей, сковывающей развитие догмы, во времена Ренессанса начал своё неумолимое движение к рацио – познанию мира как он есть. И в этом движении, вытеснив старую догму, на её место он водрузил новую, не обязательно отрицающую явь высшей силы, но, по крайней мере, стыдливо обходящую стороной вопрос Её возможного существования. Но, исключая любое Божественное начало из жизни человеческих сообществ, на каком оселке поверять истинность идей, полагаемых в основу как организации самих сообществ, так и управления ими.

Метафизика есть наука о началах¹². Собственно и само интегральное название труда, включающего в себя все четыре книги, – «Постижение Бога. Об истоках Души» говорит об их сути: они об истоках, о Боге и началах Души¹³, взятой во всём её этническом и религиозном многообразии. Чтобы приблизиться к пониманию Её основ и глубин, также необходимы ответы на три фундаментальных кантовских вопроса человеческого бытия: что есть Бог, что есть свобода, и в какой форме воплощается бессмертие.

Поиск ответов на эти вопросы невозможен без обращения к предыдущему опыту человечества. И в книге подвергаются анализу и Библия, и труды таких выдающихся мыслителей, как Платон и Аристотель, Цицерон и Сенека, Кант и Гегель, а также труды множества других титанов, оставивших след в истории мысли.

Исток разума – во Вселенной, а Душа есть согласие разума и чувства. И ответ на вопрос, каким образом Вселенная осознает себя в человеке, каким образом разум, сливаясь с чувством, становится душой – русской, турецкой, еврейской и любой другой, есть один из основных в этих книгах.

Во всех четырёх книгах также исследуются процессы рождения, бытия и гибели исторической социальной общности в её неразрывной связи с человеческой душой. Анализ этих процессов для разных исторических общностей позволяет сделать выводы о причинах различия в их исторической судьбе. Почему одни из них, претерпевая невзгоды и препятствия на своём историческом пути, тем не менее, не теряют жизненной силы и уверенно смотрят в будущее на протяжении тысячелетий собственного бытия. Другие же, примерно в таких же исторических обстоятельствах, сохраняясь, слабеют до такой степени, что становятся практически незаметны остальному миру и перестают играть какую-либо роль в его делах. А третьи, даже достигнув вершин могущества, со временем теряют его, а затем и вовсе покидают подмостки исторической сцены.

Метафизика, математика и физика у древних греков были тесно переплетёнными между собой ветвями единой науки об окружающем мире. Так, пифагорейцам приписывают принцип «всё есть число»¹⁴, а Аристотель свою «Метафизику» полагал всеобщею, в том числе основанием для физики и математики¹⁵. И если физика и математика сохраняли своё единство на протяжении всей интеллектуальной истории человечества, то метафизика со временем стала совершенно самостоятельной наукой, породив всё множество современных направлений философии. Однако в XX веке вновь произошел синтез метафизики, понимаемой как совокупность всех современных философий с физикой и математикой, результатом чего стало появление на свет такого мощного инструмента исследования, как синергетика. Благодаря универсальности её методов и стал возможен в данном труде анализ таких порождений Духа, как разум, душа и общность.

Глава 1
О понятиях исторической социальной общности и её экзистенции

Общность есть устойчивая и подлинная совместная жизнь, общество же лишь преходящая и иллюзорная.
Фердинанд Тённис¹⁶

1.1. Общность и общество

В отличие от физики, где международными соглашениями установлены эталоны основных физических единиц, таких, в частности, как метр, килограмм или секунда, что приводит к единому осмыслению этих понятий вне зависимости от того, кто, на каком языке и в каком контексте их употребляет, для основных понятий философии и социологии ни на международном, ни на общероссийском уровне не существует какой-либо процедуры приведения этих понятий к общему знаменателю. Собственно, философское, а частично и социологическое познание, есть познание посредством понятий. И при философском либо социологическом анализе различных аспектов бытия вычленяются лишь те свойства одних и тех же понятий, которые являются существенными именно для данного конкретного рассмотрения, что в результате и является причиной невозможности их унификации. Такая особенность этих областей человеческого познания приводит к необходимости соотносить постижение смыслов основных понятий, употребляемых в текстах различных авторов, со всем контекстом их трудов. А так как этот труд посвящен исследованию ключевых аспектов рождения, развития и гибели исторической социальной общности, то во избежание разночтений в дальнейшем хотелось бы разъяснить своё видение такой общности.

Само понятие социальной общности было введено в научный оборот во 2-й половине XIX в. Фердинандом Тённисом. «Общность и общество» – так называется труд, в котором немецкий социолог первым из европейских мыслителей¹⁷ дает определение общности. Название выбрано Тённисом неслучайно, он раскрывает понятие «общность» через противопоставление его понятию «общество»¹⁸, отталкиваясь от того, какая связь (Verbindung) лежит в основе социальных отношений этих различающихся множеств (групп людей): «связь, понимается либо как реальная и органическая жизнь – в этом состоит суть общности [Gemeinschaft], – либо как идеальное и механическое образование – таково понятие общества [Gemeinschaft]»¹⁹.

Тённис образно противопоставляет общность и общество: «В общности со своими близкими мы пребываем с рождения, будучи связаны ею во всех бедах и радостях. В общество же мы отправляемся как на чужбину»²⁰. Таким образом, в общности мы видим согласие души, а в обществе – принуждение обстоятельств. В этом и состоит дуализм человеческой жизни: вечный поиск свободы и счастья в общении с близкими по духу – против необходимости приспосабливаться к социальной среде, правила коммуникации в которой установлены волями душ, во многом чуждыми твоей.

Для обозначения индивидов, которые составляют общество, Александр Зиновьев предложил термин – базисные биологические организмы²¹, подчёркивая тем самым ведущую роль инстинктов в жизнедеятельности социальных структур подобного рода. Для индивидов в общности, в отличие от общества, человеческое (социальное) довлеет над животным (биологическим) и в дальнейшем в отношении них мы будем употреблять иной термин – базисные социальные организмы.

Но что же увязывает людей в множественное единство – социальную общность? Ведь как писал ещё Цицерон: «…в беспредельном обществе²², образованном людьми и созданном самой природой, связи между людьми настолько сократились, что все узы привязанности соединяют либо только двух человек, либо немногих»²³. И если иногда кажется, что межличностная коммуникация между близкими по духу людьми и есть клей общности, то это не так: в основе социальной общности лежит особое порождение коммуникации, не только межличностной, – некое единое для всех базисных социальных организмов общности притягивающее множество, которое получило название социального аттрактора²⁴. Таким притягивающим множеством могут быть как отдельные образы родственных отношений, выдающейся личности, религии, языка, территории проживания, спорта (спортсменов) и спортивных состязаний (болельщики), совместного труда, выгоды и т. д., так и некая совокупность таких образов.

1.2. Инстинкт сопереживания

Социальный аттрактор, извлекающий людей друг для друга в единство из толпы, либо из прежних социальных отношений, образ которых поблек и лишился своей привлекательности, сопряжён с одним из социальных инстинктов человека – инстинктом сопереживания²⁵, суть которого – в уподоблении эмоционального состояния одного человека эмоциональному состоянию другого человека. Диапазон сопереживания очень широк – от простого сочувствия до эмпатии – способности поставить себя на место другого человека или, как определял это чувство Карл Роджерс: «Быть в состоянии эмпатии означает воспринимать внутренний мир Другого точно, с сохранением эмоциональных и смысловых оттенков. Как будто становишься этим другим, но без потери ощущения “как будто”»²⁶.

Принадлежность к определённой общности, через сопереживание её аттрактору, подразумевает и эмоциональное сопереживание своей либо иной, но дружественной социальной общности. Каждый из нас хорошо понимает слова: «наши», «свои», «наших бьют», «наши победили», «да свой он, свой». Причем эти слова всегда эмоционально окрашены – либо позитивно: «Наши выиграли! Ура!», «Наши первые в космосе! Молодцы!»; либо – негативно, часто без слов. Априори мы записываем всех членов социальной общности, к которой принадлежим сами, в «свои», а членов другой социальной общности – в «чужие». Цицерон писал в трактате «Об обязанностях», что в древнейшие времена чужеземца называли «гость» и он имел право на гостеприимство, однако впоследствии слово «чужеземец» стало означать «враг»²⁷. И если «своим» мы сопереживаем, то к «чужим» относимся в лучшем случае с сочувствием, в котором почти всегда есть место чувству превосходства. В нашем отношении к «чужим» иногда проскальзывает злорадство: «Так им и надо», – а часто и ненависть.

Социальная общность всегда тяготеет к одному или нескольким социальным аттракторам. В качестве примера рассмотрим связку: футбольная команда – её фанаты. Социальный аттрактор формирования социальной общности фанатов – некий образ их кумира (в котором обязательно есть элементы мифа, и по этой причине он в действительности и является мифом), футбольной команды, со всем ее прошлым, настоящим и будущим. Однако и сама футбольная команда, невзирая на официальный статус её игроков, тренеров и т. п., также в какой-то мере является социальной общностью, одним из аттракторов которой выступает любовь болельщиков. У другой футбольной команды, другой социальной общности и одновременно другого аттрактора, – своя область притяжения множества – другая группировка фанатов. Возникает дихотомия «свои» – «чужие». И границы между «своими» и «чужими» – есть границы сопереживания. Там, где заканчивается сопереживание, возникающее между «своими», начинается чужая территория – также сплачиваемая сопереживанием в единое целое.

И общность, как и семья, представляющая собой модель любой общности, существует до тех пор, пока не исчезает сопереживание между людьми её составляющими, вследствие того, что разрушается сопереживание тому социальному аттрактору, который и был причиной её возникновения и её сущностью.

1.3. Историческая социальная общность и её экзистенция

Любая социальная общность является открытой, неравновесной, нелинейной и диссипативной структурой, существование которой поддерживается за счёт переструктурирования чужого (в виде вещества, энергии и информации) в своё и рассеяния лишнего²⁸. Особенностью исторической социальной общности является её генерационность, так как одним из присущих ей диссипативных процессов является – постоянно повторяющийся цикл рождений и смертей, через смену поколений обеспечивающий обновление системы и её развитие.

В качестве аттрактора исторической социальной общности выступает имманентная сущность²⁹ – Экзистенция, а сила исторической социальной общности заключена в сакральном Мифе³⁰, который является кащеевой иглой Экзистенции, её ядром. Реальность Экзистенции³¹ исторической социальной общности доказывается, как и реальность разума отдельного человека, исходя из закона причинности: человек мыслит и вне всякого принуждения³² действует солидарно с другими людьми, в том числе и никоим образом не связанными с ним в реальности, и эта солидарность наследуется в поколениях, и то, что лежит в основе таких солидарных действий, и есть Экзистенция. Она, отражённая в разумах членов исторической социальной общности, приводит их к согласию с её сакральным мифом, языком, культурой, историей и коллективными представлениями, порождая тем самым её коллективный Разум. Чувственная основа единства такой общности – взаимность сопереживания друг другу и согласие с ценностными аспектами её бытия, что приводит к подобию эмоциональных откликов её членов на события внутри и вне общности. И таким образом, приводя к согласию разумы, Экзистенция приводит к согласию и чувства, что позволяет нам представить историческую социальную общность в виде субъекта истории, обладающего коллективным Разумом³³ и совокупным чувством или в сакральном понимании – Душой³⁴.

Осознание общей веры либо единой этничности членами такой общности есть коллективное представление, означивающее, придающее имя этому субъекту истории. В основе же как веры, так и этничности лежит неосознанное чувствование Экзистенции, а именно того согласия, что выковано ею в горниле истории и наследуется в поколениях. Именно границы веры и границы этничности определяют самость исторической общности, а слитые воедино в гармонии ещё и определяют естественные границы территорий её контроля, сохранение которых не требует внутреннего насилия.

Формирование и объективация индивидуальных разумов происходит в экзистенциальном пространстве исторической социальной общности³⁵. Для понимания осознания отдельным человеком своей принадлежности к определённой исторической социальной общности в 1-й части книги сделаем экскурс во времена Османской империи и исследуем историю рождения, формирования и трагической гибели её янычарского корпуса.

Мехмет Иылмаз в недавно опубликованной «Полной истории Турции»³⁶ написал о двух загадках турецкой истории. Одна из них – непрерывное правление на протяжении шести веков, всего времени существования Османского государства, одной и той же династии правителей, которая сумела, управляя не самым большим, не самым богатым и не самым сильным бейликом³⁷ (из двадцати пяти существовавших с конца XIII в. до середины XV в.), развить его до одной из величайших империй в мировой истории. Как пишет Иылмаз, ответ на эту загадку – в правильной организации управления многонациональной империей, при которой наиболее влиятельные турецкие роды не допускались к власти. Максимум, на что могли рассчитывать потомки правителей бейликов, занятие должности какого-либо паши³⁸.

Элитой Османской империи на протяжении её истории становились выходцы из капыкулу³⁹, набираемые по системе девширме большей частью из числа православных христианских подданных султана: «Лишённые своих семей, чтобы стать частью “семьи” султана, они постепенно развились в ненаследственный правящий класс, основанный на принципах одной только меритократии»⁴⁰.

В начальный период применения системы девширме набор христианских юношей производился преимущественно в корпус янычар, который со временем стал ядром пехотных подразделений османских вооружённых сил. Позднее янычарский корпус, оставаясь военной корпоративной структурой Османской империи, приобрёл все признаки исторической социальной общности с её спаянностью по духу, наличием традиций и собственной мифологией. Экзистенция этой общности обладала в большей степени Душой и в меньшей – Разумом. И эта Душа чутко реагировала на несправедливости правления, вследствие чего янычары нередко были зачинателями бунтов, которые грозили нерадивым султанам потерей трона, а то и головы. Но они были и одним из столпов османской государственности, устранение которого во многом предопределило крушение и гибель Османской империи.

1.Введение в историю (ал-Мукаддима). Фрагменты ⁄ перевод с арабского, комментарии и примечания И.Л. Алексеева, А.В. Душак и А.Ш. Столыпинской // Рах Isamica. 1/2008. С. 15–16.

2.Ал-Кинди. О первой философии // Средневековая арабо-мусульманская философия в переводах А.В. Сагадеева: собр. первое; в 3 т. Т. 1 ⁄ [сост. и отв. ред. Н.С. Кирабаев]. М.: Марджани, 2009. С. 45.

3.Гегель Г.В.Ф. Соч. T.VIII. Философия истории ⁄ пер. А.М. Водена. М.; Л.: Соцэкгиз, 1935. С. 23.

4.В миниатюре «Свобода. Первое приближение» будет проанализировано, почему любая идея, которая лежит в основе исторической социальной общности, является основанием её свободы.

5.Под страстью Гегель имеет ввиду «деятельность людей, обусловленную частными интересами, специальными целями или, если угодно, эгоистическими намерениями, и притом так, что они вкладывают в эти цели всю энергию своей воли и своего характера, жертвуют для них другими предметами, которые также могут быть целью, или, скорее, жертвуют для них всем остальным. Это частное содержание до такой степени отождествляется с волей человека, что оно составляет всю определенность последнего и неотделимо от него, – благодаря ему человек есть то, что он есть» [Гегель Г.В.Ф. Соч. T.VIII. Философия истории. 1935. С. 25].

6.Гегель Г.В.Ф. Соч. T.VIII. Философия истории. 1935. С. 98–99.

7.Там же. С. 37.

8.Историческая социальная общность – социальная общность, особенностью которой является её генерационность. Один из присущих ей диссипативных процессов – постоянно повторяющийся цикл рождений и смертей – через смену поколений обеспечивает обновление системы. В основе исторической социальной общности лежит её сакральный Миф, порождающий её Экзистенцию и обеспечивающий её спаянность в пространстве и времени.

9.Кант И. Критика чистого разума. М.: Мысль, 1994. С. 238.

10.Аристотель. Метафизика ⁄ пер. и комм. А.В. Кубицкого. М.; Л.: Соцэкгиз, 1934. С. 107.

11.«Таким образом, могут быть различены три теоретические философские дисциплины: математика, физика, наука о божестве (ибо вполне ясно, что если где можно говорить о божественной природе, то это – по отношению к сущности, которую рассматривает эта последняя наука), и наиболее ценное знание должно иметь своим предметом наиболее ценный род <сущего>». [Там же. С. 108].

12.«Логично было бы назвать его [трактат Аристотеля] не “ta meta ta physika ” (то, что после физики), a “pro to ta physika” (то, что до физики) [История и философия науки (Философия науки). 2-е изд., перераб. и доп. ⁄ под ред. проф. Ю.В. Крянева, проф. Л.Е. Моториной. М.: Альфа-М; ИНФРА-М, 2011 С. 15].
Мартин Хайдеггер писал о двух значениях названия «метафизика»: первоначальном техническом и позднейшем содержательном – и о превращении технического значения приставки «мета» в слове «метафизика» в содержательное. Содержательное название, как пишет Хайдеггер, означает познание того, что располагается за сферой чувственного, наука о сверхчувственном и познание сверхчувственного. [Мартин Хайдеггер. Основные понятия метафизики. СПб.: Владимир Даль, 2013. С. 75–79].

13... то, что в мифическом способе выражения называется душой и Богом, на философском языке – экзистенцией и трансценденцией [Карл Ясперс. Философия. Книга вторая. Просветление экзистенции. М.: Канон+; Реабилитация, 2012. С. 3].

14.Жмудь Л.Я. Наука, философия и религия в раннем пифагореизме. СПб.: Алетейя, 1994. С. 311–332.

15.Аристотель. Метафизика. С. 108.

16.Фердинанд Тённис. Общность и общество. Основные понятия чистой социологии = Gemeinschaft und Gesellschaft. Grundbegriffe der reinen Soziologie. M.: Фонд Университет, СПб.: Владимир Даль, 2002. С. 11–12.

17.Как будет показано далее, европейских мыслителей почти на половину тысячелетия опередил арабский мусульманский философ Ибн Хальдун (1332–1406).

18.О том, что оба понятия раскрываются через противопоставление одно другому, писал и Питирим Сорокин в «Предисловии» к первому американскому изданию труда Фердинанда Тённиса. [Сорокин П.А. «Предисловие» к книге Ф. Тённиса «Общность и общество» // Социологический журнал. 2019. Т. 25. № 1. С. 150–156].

19.Фердинанд Тённис. Общность и общество. С. 9–10.

20.Там же. С. 10.

21.«Человеческое общество в таком словоупотреблении есть социальный организм, состоящий из базисных биологических организмов – людей». Александр Зиновьев. Запад. М.: Алгоритм, Эксмо, 2007. С. 14.

22.В данном случае имеется в виду общество, границы которого настолько расширились, что за время человеческой жизни люди успевают прокоммуницировать лишь с небольшим числом людей из единого социального пространства.

23.Цицерон. О дружбе. // О старости. О дружбе. Об обязанностях ⁄ [пер. с латин, и коммент. В.О. Горенштейна]; изд. подгот. В. О. Горенштейн, М. Е. Грабарь-Пассек и С. Л. Утченко. М.: Наука, 1974. С. 36.

24.Аттрактор (лат. attractio – притяжение) – притягивающее множество, некое состояние или режим, к которому тяготеет система. Любой аттрактор имеет область притяжения множества, в случае социального аттрактора – это социальная общность. Социальный аттрактор – образы неких идеальных состояний и режимов, которые притягивают к себе сознание людей. Такими аттракторами могут являться родственные отношения, безопасность, национальная идея, история, религия, информационное пространство, философия, культура, экономика, наука, техника, искусство, традиции, мода, выдающиеся личности и т. д.

25.Сопереживание – уподобление эмоционального состояния субъекта состоянию другой личности, а также эмоциональный отклик на события в «своей» либо «другой», но близкой социальной общности. Карл Юнг полагал, что причина сопереживания связана с тем, что «у человека есть инстинкт сочувствия». Эрик Дюркгейм считал его основным фактором социализации и видел его причину в разделении общественного труда. В крайней своей форме переходит в эмпатию. Является «клеем» социальной общности.

26.Rogers С. R. Empatic: an unappreciated way of being // The Counseling Psychologist. 1975. Vol. 5. No. 2. P. 2–10.
Весьма близко по смыслу, но о любви, писал Гегель: «Ибо любовь есть различие двух, которые, однако, друг для друга совершенно не различны. Чувство и сознание этого тождества есть любовь; любить – значит быть тем, что вне меня; я имею свое самосознание не во мне, а в другом, но это такое другое, в котором я только и удовлетворяюсь, в котором я обретаю мир с самим собою: я есмъ лишь постольку, поскольку во мне мир; если его во мне нет, то я- противоречие, я распадаюсь; это другое, поскольку оно именно таким образом находится вне меня, имеет свое самосознание только во мне, и оба суть только это сознание их внешнего по отношению друг к другу бытия и их тождества, и это созерцание, чувствование, знание единства есть любовь». [Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Лекции по философии религии // Философия религии: в 2 т. М.: Мысль, 1977. С. 230].

27.Цицерон Марк Тулий. О дружбе // О старости. О дружбе. Об обязанностях. ⁄ [пер. с лат. и коммент. В.О. Горенштейна]; изд. подгот. В.О. Горенштейн, М.Е. Грабарь-Пассек и С.Л. Утченко. М.: Наука, 1974. С. 67–68.

28.Социальная общность – множество (группа людей от двух человек и более), тяготеющее к одному или более социальным аттракторам. Границами социальной общности являются границы сопереживания.

29.Аристотель давал такое определение сущности: «…ничто высказываемое как общее не есть сущность и что ни одна сущность не состоит из сущностей». Из чего следует, что ни одна сущность, представляя собой единичное, не принадлежит множеству.

30.Миф – это особая коммуникативная система, сообщение, высказывание, совокупность коннотативных означаемых, образующих латентный (скрытый) идеологический уровень дискурса. Миф направлен на изменение реальности, имеет целью создать такой образ действительности, который совпадал бы с ценностными ожиданиями носителей мифологического сознания. Согласно А.Ф. Лосеву, миф есть (для мифического сознания, конечно) наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей мере напряженная реальность. Это не выдумка, но наиболее яркая и самая подлинная действительность.

31.Экзистенция исторической социальной общности – коллективное бессознательное; внутреннее бытие общности, всё то, вследствие чего общность предстает как неповторимая сущность, рожденная синергией единства и сопереживания всех людей и всех поколений, составлявших и составляющих историческую социальную общность. Экзистенция также – странный аттрактор такой общности, притягивающее множество, в котором заключены все возможные для этой общности пути развития.

32.Без принуждения – здесь ключевое понятие, в нём состоит главное отличие общности от общества.

33.Разум общности – составная часть Экзистенции исторической социальной общности. По Гегелю – форма всеобщности. Представляет собой всю сумму знаний и технологий, накопленную такой общностью на её пути во времени, и согласие людей, образующих данную общность, в отношении её языка, культуры, истории и коллективных представлений.

34.Душа общности – составная часть Экзистенции общности. Представляет собой чувственную основу единства общности – взаимность сопереживания друг другу и согласие с ценностными аспектами её бытия, что приводит к подобию эмоциональных откликов её членов на события внутри и вне общности.

35.Экзистенциальное пространство – коммуникативное пространство исторической социальной общности, в котором происходит формирование и объективация индивидуальных разумов, а также конструирование, воспроизводство и переформатирование Экзистенции самой социальной общности.

36.Мехмед Йылмаз. Турция. Полная история страны. М.: Изд-во ACT, 2021. С. 277–280.

37.Бейлик – небольшое феодальное владение (аналог княжества в средневековой Европе) под управлением бея. Титул бея был вторым по значимости в общетюркской иерархии после ханского.

38.Паша – высший военный титул в Османской империи; также титул гражданских сановников – правителей провинций.

39.Капыкулу (от тюрк. букв, «рабы двора») – войско, получавшее денежное довольствие от султана: пехота – янычарский корпус, артиллерия – топчу; кавалерия – придворные сипахи; оружейники – джебеджи; стража султана и его гарема – балтаджи; части наружной охраны – бостанджи; новобранцы – аджеми огланы.

40.Меритократия (букв. – «власть достойных»), от лат. meritus – «достойный» и греч. хратод – «власть») – форма правления, при которой элиты формируются из наиболее способных людей, вне зависимости от их социального происхождения. «Таким образом, Его Величеству падишаху, опоре мира, угодно, чтобы поступали согласно упомянутым древним законам султанов, потому что, когда всякая должность дается тому, кто к ней способен, государство приходит в хорошее состояние и упорядочивается. Когда же нерадивы [в деле] предоставления [должности] достойному, без сомнения, всё происходит наоборот» [Мебде-и канун-и йеничери оджагы тарихи. (История происхождения законов янычарского корпуса) ⁄ изд. текста, пер. с зур. яз., введение, комментарий и указатели И.Е. Петросян. М.: Наука, 1987. С. 75–76].
Джон Патрик Бальфур. Османская империя. Шесть столетий от возвышения до упадка. XIV–XX вв. ⁄ пер. Л.А. Игоревский. М.: Центрполиграф, 2017. С. 625.