Каштановая Долина

Корректор Анна Кычакова

Иллюстратор Марина Шатуленко

Главный редактор Анна Баганаева

Редактор Мария Панкевич

© Мила Никова, 2020

© Марина Шатуленко, иллюстрации, 2020

ISBN 978-5-0051-0350-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1
Встреча и расставание

Отца своего мальчика она любила без оглядки, какой-то страстно-животной любовью, насколько можно применить такие эпитеты к понятию любви, не изменяя ее сущности.

Ее избранник являл собой отпрыск древней фамилии. Не представитель, а именно отпрыск, как последний всплеск многоводной когда-то реки. Представители его рода наследили и конкистадорами в странах Нового Света, увернувшись от ядовитой стрелы аборигенов, и у стен Бастилии, чудом избежав справедливого броска гильотины, и в русских зимних лесах, где сердобольная крестьянка, закутав в овчинный тулуп, спасла очередного иноземного захватчика. Еще много где можно было бы повстречать их пассионарный пыл, если бы тот не остыл и не осел в одном из фамильных замков на территории современной Европы, хотя автор очень сомневается в идентификации страны, где разворачивается действие его романа.

Так часто бывает: поколения мельчают, и вот уже последние потомки, растеряв былую фамильную доблесть, предстают лишь жалким подобием своих отцов.

Его звали Каркси.

Имя дала бабка – старая графиня, очам которой представили новорожденного. Она глянула коротким, но внимательным, не потерявшим свою зоркость взглядом на младенца – смешного лягушонка с телом человека – и сказала:

– И все-таки ты человек! Значит, будешь Каркси.

Так уж заведено было в этом семействе, что имя первенцу всегда давала самая старшая женщина из рода мужа.

И хотя молодая мать мечтала назвать своего новорожденного сына Альфредо, он стал обладателем имени Каркси.

Он рос болезненным, капризным и непослушным ребенком, мать не испытывала к нему тех материнских чувств, которые питают детство и формируют личность.

Каркси, чувствуя неприятие себя матерью и словно бунтуя, вырос эпатажным, вызывающим и заносчивым гордецом.

Познав в подростковом возрасте прелести физического влечения и любовных утех, Каркси возвел их на пьедестал, где возлежал сам на ложе героем-любовником. Он метил своим семенем, словно зверь, расширяющий ареал своего обитания.

Волею судьбы на эту территорию забрела и Тома, в надежде получить место горничной в старинном замке.

Когда она беседовала с важным управляющим о тонкостях трудоустройства, мимо прошел молодой хозяин.

Цепким взглядом развратника он в один миг распахнул на девушке все ее одежды, проникся увиденным и тут же получил сигнал вожделения:

«Я ее хочу!»

Тома, не распознав того, что произошло, по причине своей неопытности, вдруг залилась вспыхнувшим жаром от макушки до пяток, и, уже не слушая управляющего, соглашалась на все условия.

Ей даже не предоставили права выбора, зверь по имени Каркси овладел ею в первый же вечер знакомства, не тратя время на сантименты, не осыпая комплиментами и цветами. А она, неся в себе уже готовый к встрече природный зов, ответила на его натиск, неожиданно обнаружив в себе неудержимость этого зова.

Страсть накрыла с головой, потопила в своем океане, временами погружая на самое дно и не давая возможности дышать полной грудью. Это было как наваждение, физическое влечение не отпускало из своих штормовых объятий легкое суденышко по имени Тома.

Но однажды это судно выбросило на берег: Тома объявила любовнику о своей беременности.

Тот покачал головой, криво усмехнулся и развел руками, дескать, при чем здесь я? Взгляд по-прежнему цепкий, но равнодушный до тошноты. Через три дня она получила от него конверт с дивидендами – Каркси оценил стоимость страсти и выплатил вознаграждение.

Тома, которая в глубине души надеялась на возможность создания семьи, полноценной, с детскими радостями и воскресными прогулками, ощутила в себе такой упадок сил, словно стала жертвой вампира, выпившего всю ее кровь, но так и не обратившего в свою веру.

Она ушла и поселилась в небольшом городке в Долине. Это было не так далеко от замка, как хотелось бы Томе, но она дала себе твердое слово не искать встречи со своим любовником. Она сняла комнату на мансардном этаже дома, выходящего окнами на городскую площадь, и устроилась помощницей кондитера в булочной, расположенной на первом этаже того самого дома. Жизнь Томы стала спокойной, простой, наполнилась неспешными разговорами с женой пекаря, ароматами корицы, ванили и горячей сдобы. Ее беременность не омрачало обилие запахов, и в положенный срок безо всяких осложнений местная повитуха приняла на свет белокурого младенца.

Лицом малыш походил на своего отца и даже имел такую же выпуклую родинку на ушном козелке, как у родителя. А вот темно-карие, почти черные глаза ему достались от Томы.

Томас, что значит сын Томы, – так назвала она своего мальчика. В книге записей о рождении в городской ратуше напротив имени отца поставила жирный прочерк, тем самым окончательно вычеркнув Каркси из своей жизни. По крайней мере, ей так тогда казалось.

Глава 2
Неприятность в конверте

– Мистер Каркси, мистер Каркси, – слова камердинера внедрились в тяжелый сон хозяина замка. По горному склону катились вниз железные китайские иероглифы. Азиатские знаки, соприкасаясь с поверхностью камней, воспроизводили скрежет вилки по стеклу, и этот звук отдавался в каждой клеточке мозга Каркси.

Звук распространялся по всем трещинам, щелчком отскакивая от барабанных перепонок, вызывал двойное гулкое эхо где-то в районе висков.

Да, голова Каркси трещала по всем швам. Кто бы мог подумать, что несколько бутылок игристого вина вызовут весь этот перезвон в его голове.

Он перевернулся на спину и увидел стоящую в дверях в почтительном поклоне фигуру камердинера. Камердинер был свеж, хрустел крахмалом белоснежной рубашки и практически отражался в отполированных до блеска ботинках.

– Что за торжественность такая? – морщась от посторонних звуков, спросил Каркси. – У нас что, сегодня объявлен бал для прислуги? – эхо забубнило в висках: «Cлуги, слуги…»

– Вам срочная депеша, мистер Каркси, – еще один почтительный наклон головы.

– К черту депешу, приготовь мне ванну со льдом, на завтрак – ростбиф с кровью, и воды дай сейчас же.

Каркси, не стесняясь слуги, вытащил свое обнаженное тело из-под мятых простыней и пружинистой походкой вышел на залитую утренним солнцем террасу.

Солнце, хоть и утреннее, но достаточно активное, тут же нацелилось горячим лучом в Каркси и начало подгонять звучащее в голове эхо, перекатывая его от виска к виску.

Каркси заскрипел зубами. Он чувствовал себя препротивно, к тому же к разыгравшейся мигрени подключилось какое-то смутное ощущение надвигающейся неприятности. Камердинер принес ему на подносе запотевший графин с водой и стакан. Каркси, не церемонясь и игнорируя стакан, запрокинул голову и стал жадно пить прямо из графина. Холодная вода обожгла горло и потекла живительным потоком по воспаленному алкоголем пищеводу.

Он прошел в мраморную ванную комнату и нырнул с головой под воду с плавающими кусочками льда. Тысячи колючих иголок вонзились в тело. Это была целая армия, сражающаяся против прыгающих иероглифов, эха, бьющего в ушные перепонки, – против всего похмельного синдрома, напавшего сегодняшним утром на Каркси.

Несколько минут в ледяной воде решили исход поединка.

Завершил победоносную атаку генерал Кровавый Ростбиф – наголо разбил неприятеля, окончательно выгнав его остатки из тела хозяина. Лишь маленькое ощущение грядущей неприятности, затаившись, избежало возмездия.

Посвежевший и повеселевший Каркси вскрыл конверт: неприятность так и запрыгала среди строк, отпечатанных симпатичной секретаршей в конторе нотариуса мистера К.

Он развернул послание.

«Уважаемый мистер Каркси Алерамо!

Этим письмом я вынужден уведомить вас о кончине вашей достопочтенной бабушки – графини Джизеллы Алерамо.

В связи с этим прискорбным событием я приглашаю вас на оглашение завещания, составленного графиней в отношении наследства. А также имею честь вам сообщить о том, что в сейфе моей конторы лежит письмо на ваше имя».

Далее следовали дата, когда нотариус будет рад принять наследника, и перечисление достоинства услуг, кои оказывала контора душеприказчика.

Каркси помрачнел. Зная характер своей бабули – своевольной и взбалмошной старухи, – он вполне мог остаться без состояния.

Впрочем, претендующих на наследство почти не было. Мать после смерти отца Каркси, едва выдержав траурный срок, с облегчением поменяла черное глухое платье на декольтированные наряды, попудрила носик и укатила в Европу на знаменитые балы невест. Там довольно быстро окрутила какого-то престарелого барона, выдав последнему умопомрачительную порцию ласк, от которых барона чуть не разбил паралич, настолько сильной оказалась любовная лихорадка. Все закончилось, как она и хотела – белым платьем, фатой и обручальным кольцом. Каркси поморщился, словно от зубной боли, когда вспомнил весь этот маскарад замужества мамочки.

После отца остались только многочисленные долги, поэтому мамулю свою Каркси очень понимал. Замок, в котором он проживал, принадлежал его деду, но тот, умирая, составил завещание в пользу своей супруги – графини Джизеллы Алерамо. А вот как распорядилась имуществом сумасбродная графиня, Каркси представлял с трудом, а потому вероятность потери замка была вполне реальной.

В назначенный день Каркси нарисовался в конторе нотариуса господина К.

Наметанным глазом развратника погладил округлости встретившей его помощницы. Но та тоже имела некоторый опыт и послужной список любовников, поэтому встретила его взгляд смело, улыбнулась краешком губ и демонстративно отвела глаза. Равнодушно сказала:

– Господин К. ожидает вас в кабинете.

Каркси еще раз пульнул в ее сторону многообещающий взгляд и вошел в кабинет. Там он, демонстрируя, кто хозяин положения, небрежно развалился в кресле напротив нотариуса.

Господин К. – плотно сбитый человек с совершенно лысым гладким черепом имел лицо, изборожденное глубокими морщинами. «Словно завещания на его лице пишут», – подумал Каркси, отметив про себя столь бросающееся в глаза противоречие гладкости черепа и морщинистости лица хозяина кабинета.

Нотариус взглянул на посетителя сквозь стекла очков в тонкой золотой оправе, этакого неброского проявления своего хорошо оплачиваемого занятия и щедрых комиссионных многочисленных клиентов.

– Прежде чем ознакомить вас с завещанием, мистер Каркси, – взгляд нотариуса, увеличенный линзами, вновь устремился на наследника, – я должен исполнить просьбу графа и передать письмо, адресованное вам.

С этими словами он протянул Каркси темно-синий конверт из бархатистой бумаги, на котором красовался серебристый вензель семейства Алерамо.

– Так давайте же, я прочту его немедленно.

Взяв в руки конверт, Каркси вдруг вспомнил себя в детстве, когда он, взобравшись в глубокое кресло, любил сидеть в кабинете деда и наблюдать, как тот пишет письмо – аккуратным каллиграфическим почерком, буква за буквой. Перо слегка поскрипывает, процарапывая дорожку, и она тут же заполняется фиолетовыми чернилами, словно капилляры кровью – голубой кровью благородной семьи. Дед, чопорный господин, писал неспешно, отдаваясь неторопливому процессу излияния своих мыслей на бумагу. Он откидывался в кресле, смотрел поверх головы внука, вовсе не замечая его присутствия, ждал, когда высохнут чернила, а затем из черепаховой коробки доставал те самые синие бархатистые конверты. Вкладывал в него белый сложенный лист и, полив горячим сургучом, который тут же томился на изящной спиртовке, припечатывал оттиск фамильного вензеля.

Все эти мысли и воспоминания пронеслись в голове Каркси. Именно конверт, а не смерть бабушки, чуть царапнул сердце и ухнул в темницу памяти, куда Каркси заглядывать совсем не любил и даже бывал очень зол, если слышал из той темницы слабый шепот скелетов.

Глава 3
Загадка коралловых бус

Инга рассматривала содержимое шкатулки и соображала, что в этих вещичках может быть удивительного, как об этом, захлебываясь в эмоциях, вещала ее подруга Марта.

Несколько птичьих перьев, засушенная лапка, вероятно, той самой птицы, и горсть каких-то оранжевых шариков, напоминающих бусины кораллового цвета.

– Инга, это какая-то мистика, я отправлю тебе эти бусины по почте. Нет, почтой нельзя, вдруг потеряют… Ладно, что-нибудь придумаю. Ты обязательно должна разобраться в этой истории, обязательно! Ты слышишь меня? – Марта на том конце провода сдвинула бровки домиком, как она делала всегда, когда ей казалось, что ее не слушают. – Алло, Инга, ты слышишь меня? – домик вознесся высокой крышей в небо. – Алло, Инга… Вся надежда на твои способности. Все подробности я расскажу тебе при встре…

Окончание фразы оборвалось.

Наверное, снежная лавина сошла и погребла под собой и Марту, и ее звонок… «Тьфу, типун мне на язык, разве так можно думать о подруге?» – Инга засмеялась про себя, представив красный помпон шапки словоохотливой Марты, торчащий из сугроба.

«Марта-Марта… Моя любимая стремительная Марта, опять носишься по склонам Доломитовых гор, подгоняя и одновременно успокаивая свой темперамент? А я уже соскучилась по тебе, мой сплошной ураган мыслей, эмоций, жажды и неиссякаемого оптимизма. С таким запасом не мудрено вызвать шквал снежной бури».

Марта, как и обещала, с первой же оказией отправила шкатулку Инге.

«Ничего примечательного не вижу в этих предметах. Ладно, завтра посмотрю более пристально в лаборатории».

Инга, эксперт-криминалист, закрыла шкатулку и погрузилась в чтение романа Луиса Сепульведы. Сегодня же выходной – а по выходным она читала.

Чай масала, пряный, одновременно мягкий и острый, приятным теплом согревал Ингино горло. Она сидела в индийской кафешке, куталась в слегка колючий шарф и ждала Марту.

Та появилась ураганом, по-другому она просто не умела. Звякнул колокольчик входной двери, отзываясь, подмигнул Ганеша на барной стойке – Марта в белой куртке и озорной шапке с помпоном звонко чмокнула Ингу и плюхнулась на диван, утопая в ворохе подушек.

– Уф, ты не представляешь, как я рада тебя видеть! А что такой кислый вид, чай невкусный?

– Марта, нормальный у меня вид, вечно тебе кажется то, чего нет.

– И ничего не кажется, женщина должна излучать радость, бодрость, красоту и счастье. И полную уверенность, что этого добра у нее навалом, вот как у меня!

Марта стащила шапку и тряхнула своей роскошной копной белокурых волос.

– У тебя, похоже, полный сундук – поделись с подругой?

– Да, пожалуйста, бери сколько хочешь – мне не жалко!

И правда, от Марты веяло таким жизнерадостным теплом, что Инга, получив порцию, освободилась от шарфа и расправила плечи.

– Вот так-то лучше, подруга, – Марта одобрительно кивнула. – Можно рассказывать?

– Давай, выкладывай.

– Короче, Нонна… Ты знаешь Нонку? Ну такая блондинка крашеная, на силиконе вся, ее опять очередной мужик бросил, не знаешь? Ладно – неважно. Мы с ней встретились как-то – то да се, про мужиков заговорили, а она мне рассказывает, что начала ходить к одной типа психологине или гадалке, кто их разберет нынче. И та ей говорит, что у нее есть еще одна знакомая гадалка, а у той, в свою очередь, имеется средство, которое без ошибки указывает, верный мужик тебе попался или так – рыбак очередной.

– Марта, не смеши меня, что за средство такое?

– Так я ж тебе отправила, ты что, не проверила еще? – Марта округлила глаза.

– Ты имеешь в виду бусы или перья?

– Бусы, конечно! Тебе дальше рассказывать?

– Слушаю внимательно, – Инга рассмеялась, она любила слушать Мартовские истории. Та, имея богатое воображение, живописала всегда объемно и красочно.

– За Нонкой долго ухаживал один мужичок, она его ухаживания принимала, но все ей казалось, что принц на белом коне, ее принц, скачет другими дорогами и никак до Нонки не доскачет. А этот товарищ ей принцем не казался, внешность у него некоролевская, и вообще. Но как мужа и отца будущим детям вполне на себя примеряла. Короче говоря, металась Нонна, вот и пошла к этой гадалке. Денег ей заплатила, приличную сумму, между прочим, и та уже свела ее со своей гадалкой, ну, у которой средство. А вот та уже дала Нонке те самые бусы и перья зачем-то в придачу, сказала, без перьев бусы на действуют.

А суть там в следующем: нужно дать своему избраннику бусинку в руки, и если тебе настоящий мужик попался, прямо вот твой-твой, то бусина в ладошке растворится.

И представляешь, у Нонкиного ухажера бусина растаяла и бесследно под кожу впиталась.

– Так, может быть, она в любых руках от температуры тает? – выразила сомнение Инга.

– Так Нонна проверила на своем запасном варианте! Ты знаешь, у нее же всегда кто-нибудь про запас имеется. Не тает!

– И ты тоже побывала у гадалки? – Инга взглянула на подругу.

– Побывала, – согласно кивнула Марта. – Иначе откуда у меня бусины, которые я тебе отправила? Инга, ты бы видела ту гадалку, настоящая колдунья, как из сказки. Ей лет сто, никак не меньше. Жуть просто. Страху я натерпелась, не передать словами. Но что не сделаешь ради личного счастья.

– И что ты хочешь от меня? – Инга напустила на себя строгий вид.

– Посмотри, пожалуйста, что это такое? Ты ведь меня знаешь, я не люблю, когда чего-то не понимаю.

– А гадалок ты понимаешь? – Ингу всегда умиляло это умение Марты соединить эзотерику и материализм.

– Ну… немного да!

Марта снова откинулась на диване и зарылась в подушки.

– Посмотришь?

– Гляну, гляну, с основной работой разберусь и посмотрю твои волшебные бусы. Но тебе-то это зачем? Ты же и так пышешь довольным счастьем?

– Пышу-то пышу, да замуж однако хочется.

– Это в который же раз, Марточка?

– В четвертый… – вздохнула Марта. – Тебе хорошо, ты такая самодостаточная, а мне, пышущей, никак одной невозможно-с. Я должна все тепло в семью отдавать. Но хотелось бы взаимности. Вот и хочу Карла на бусине проверить.

– Карла? – Инга удивленно вздернула брови. – У тебя же вроде Борис был, насколько я помню?

– Был да сплыл, – вздохнула Марта. – А про Карла я еще не успела тебе рассказать, но на этот раз, уверяю тебя, все очень серьезно.

– Марта, ты совсем как Нонна, про которую мне рассказываешь.

– Вот еще! – фыркнула Марта. – Я и некрашеная вовсе, и все у меня природно-естественное, так сказать, не поруганная скальпелем красота. Просто мне с мужиками не везет!

Глава 4
Говорящая птица

Тома с маленьким сыном продолжала жить в городке. Добрая жена пекаря имела к ней расположение, а узнав, что Томе решительно не на кого опереться в своей жизни, прониклась к ней еще более.

Когда Томас немного подрос, она предложила Томе работу в пекарне, решив посвятить девушку Тому во все тонкости и секрет своего кондитерского и хлебопекарного искусства. И Тома сразу показала себя с самой лучшей стороны. Пекарша души не чаяла в своей сноровистой и понятливой ученице. Все у Томы получалось легко: и пышный белый хлеб, и сдобные улитки с маком и кунжутом, и ароматные леденцовые петушки.

А уж про яблочный штрудель и говорить нечего: не успевала пекарня отработать и полчаса, как штруделей в продаже уже не бывало.

Одним словом, тетушка Чина была очень довольна. Тем более, что Тома довольствовалась своим жалованьем и большего у пекарши не просила.

В такой тихой и неторопливой жизни прошло почти пять лет. Томас рос послушным и спокойным мальчиком. «Характер явно не отцовский», – думала Тома, глядя, как малыш часами разглядывает мух, залетевших в открытое окно, или паука, спускающегося на своей длинной нитке.

– Мама, купи мне птицу, – попросил он однажды.

– Птицу? – удивилась Тома. – Какую птицу?

– Говорящую, серую такую, с ярким хохолком вот здесь, – и Томас коснулся своей макушки, показывая, где должен располагаться этот самый хохолок.

– Но где же я возьму такую птицу? – спросила Тома.

– Она стала бы мне другом, – задумчиво произнес Томас. И тут же встрепенулся: – А отец может подарить мне такую птицу?

– Отец? Какой отец? – снова опешила Тома.

– Ну да, он же погиб, я совсем забыл. Извини, мама – и Томас уткнулся в ее колени.

С того времени Тома и думать больше ни о чем не могла, только о птице. Она сходила на птичий базар, расспросила местных мальчишек-птицеловов, но такой птицы никто не знал. Все лишь недоуменно пожимали плечами и предлагали купить черную умную галку, заливистого кенаря и даже африканского попугая. Но только не серую с хохолком говорящую птицу.

Тома уже совсем отчаялась найти такую и уговаривала Томаса на лесного дрозда, но мальчик упрямо крутил головой и настаивал на своем. «Уж не отцовский ли характер в нем начал проявляться?» – подумала про себя Тома.

И однажды, когда она по просьбе тетушки Чины отправилась закупать орехи для сдобного печенья, Тома увидала ту самую птицу.

Серая некрупная птица с алым хохолком, что украшала ее миниатюрную головку, сидела на изгороди и косила агатовым глазом на кур, что копались в придорожной пыли, выискивая что-то там своими чумазыми клювами. И вдруг Тома явно услышала, или ей все-таки показалось, как слегка трескучий голос произнес:

– Ну что за манер-р-ры? Ковыр-р-ряться в пыли… фу, какая пошлость.

Тома обернулась в поисках голоса, но поблизости никого не было, только птица и куры…

Томе была абсурдна сама ситуация, но тем не менее она подошла к изгороди и сказала, обращаясь к птице:

– Простите, вы умеете разговаривать?

Птица уставилась на нее своим агатовым глазом и сделала вид, что не понимает Тому.

– Не могли бы вы стать другом одному маленькому мальчику? – снова спросила Тома.

Птица переместилась по изгороди, покрутила маленькой головкой, приводя в движение свой красивый хохолок:

– Др-р-ругом? Нет, – вдруг ответила она и снова устремила на Тому свой блестящий агатовый глаз: – Подр-р-ружкой…

– Что, простите? Я не расслышала, – переспросила Тома.

– Я девочка, – сказала птица, – поэтому могу стать только подр-р-ружкой мальчику.

– Это я и имела в виду, – обрадовалась Тома, – пойдемте? Полетимте… – запуталась она в словах. И засмеялась от того, что разыскала для сына птицу.

– Позвольте пр-р-редставиться: Чаколита, для своих просто Чака, – застрекотала птица и, снявшись с изгороди и сделав круг над ничего не подозревающими курами, уселась на Томино плечо. Так они и отправились домой.

Томас от вида Чаки пришел в неописуемый восторг, он прыгал на месте, смеялся и хлопал в ладоши.

– Мамочка, да ведь это та самая птица, про которую я тебе говорил. Я же говорил, говорил тебе, что есть такая птица на свете. Я даже знаю, как ее зовут.

– И как же? – спросила Тома.

– Мою птицу зовут Чака, ведь так? – Томас поискал глазами пернатую подружку. Та с самым независимым видом сидела на высокой спинке кровати и чистила свои перышки.

– А где я буду спать? Мне нужен отдельный домик с жер-р-рдочкой и плотными штор-р-рами, я люблю засыпать в абсолютной темноте, – заявила она.

Томас снова захлопал в ладоши и пообещал, что завтра собственноручно изготовит ей такой домик, а сегодня рад уступить ей свою подушку и одеяло, только чтобы ей было комфортно.

Чака великодушно махнула своим хохолком, дескать, согласна.

Но Томасу, конечно, долго не спалось в эту ночь. Он приоткрывал глаза и смотрел на спящую Чаку. А та спала на подушке, совсем как ребенок, поджав лапки и положив под голову правое крыло.

– Чака… – благоговейно шептал Томас и легонько, одним пальчиком, дотрагивался до ее алого хохолка.

Вскоре сон одолел его, и он уснул. Ему снилась Чака. Только она была совсем не такой маленькой, а огромной и могучей птицей. Посадив Томаса к себе на спину, она взлетала высоко-высоко, и он видел под собой заросшие лесами высокие горы, а внизу, в ущелье, – оранжевую реку. Чака пикировала вниз, до самой реки, у Томаса захватывало дыхание, и он уже видел, что это вовсе не река, а связка коралловых бус, которую кто-то уронил в ущелье. Томас тянется рукой, чтобы схватить нитку бус, но Чака взмывает вверх и уносит его далеко за перевал, где цветут маковые поля. Томас идет среди полей и слышит мамин голос: «Томас, Томас, мальчик мой, вернись…», – но им овладевает такая сонливая усталость, что он опускается на землю и теряется среди трепещущих маковых цветов…