Сломив силу Швеции, Петр сделался одним из самых могущественных государей Европы. Но при этом он умел сохранить простоту в образе жизни. Он был очень бережлив в государственных средствах и рассчетлив в своих, и впервые внес строгое различие между теми и другими. Расходы на содержание двора убавились при нем вчетверо (15 % – 4 %) сравнительно с прежними их размерами. Он обыкновенно ходил в поношенном кафтане, сшитом из русского сукна, в стоптанных башмаках и чулках, заштопанных Екатериной. Ездил, по свидетельству очевидцев-иностранцев, на таких плохих лошадях, на которых согласился бы ехать не всякий столичный обыватель, обыкновенно в одноколке, один или в сопровождении денщика. Царь не выносил просторных зал. Когда он был во Франции в 1717 году, ему отвели помещение во дворце, но его комнаты оказались для него так высоки, что он приказал натянуть в них потолок из парусины. В Петербурге он построил себе два дворца: летний и зимний, настолько маленькие, что в них не могли вмещаться приглашенные гости, и более важные торжества происходили в здании Сената и в обширном дворце князя Меншикова, а летом собрания при дворе происходили на открытом воздухе в Летнем саду.
По простоте, с которой царь себя держал, он вовсе не походил на своих предшественников. Те были окружены религиозной обстановкой. Народ видал их редко, во время торжественных выходов, когда царя в золотой одежде церковного покроя вели под руки под звон кремлевских колоколов в один из соборов. Теперь носитель верховной власти стал появляться перед народом в странном виде, в голландской матросской куртке на корабельной мачте, с трубкою в зубах. Для него не было ничего стеснительнее придворного этикета. Для торжественных придворных церемоний у него была заведена особая должность князя-кесаря, много лет занимаемая кн. Ромодановским, который и должен был носить знаки императорского достоинства. В августе 1723 года надо было дать прием персидскому послу. С Персией только что был заключен мир, и вообще посла восточной державы нельзя было принять запросто. В ожидании посла император, одетый в парадный красный кафтан, вышитый серебром и опушенный собольим мехом, ходил большими шагами по комнате, прилегающей к тронной зале, страшно волновался и приводил в смущение императрицу. Заслышав шаги посла, он перешел в тронную залу и занял место на троне в тожественной позе, держа под мышкой треугольную шляпу. Он сильно потел и от волнения часто нюхал табак, когда посол произносил длинную высокопарную речь и когда он затем по восточному обычаю пополз по ступеням трона, чтобы поцеловать руку императора. С большим облегчением он вздохнул и выбежал из тронной залы, как только эта утомившая его церемония кончилась. На разных торжествах Петр занимал первое попавшееся место, обыкновенно в конце стола, причем наиболее любимыми его собеседниками были иностранные мастера и купцы. В царе Петре таился простой рабочий. С необыкновенной легкостью Петр постигал и усваивал каждое мастерство и везде, где он ни бывал, а изъездил он вдоль и поперек всю Россию, он оставил предметы, им самим сработанные. Он гордился мозолями на руках. «Видишь, братец, я и царь, – говорил Петр Неплюеву, – да у меня на руках мозоли, а все оттого – показать вам пример и хотя бы под старость видеть мне достойных помощников и слуг отечеству». Простой рабочий с необыкновенной легкостью обнаруживался в нем, в какой бы обстановке царь ни находился. Раз на одной великосветской свадьбе, когда гостям показалось, что в зале, назначенной для танцев, слишком жарко, хотели открыть окна, но они оказались заколоченными снаружи; царь потребовал топор и сам стал отбивать раму, но окна оказались заколоченными так крепко, что ему пришлось провозиться с ними более получасу. Он не раз выбегал на улицу, чтобы осмотреть окно снаружи и, наконец, добился своего – открыл окно, вернулся к гостям и принял участие в танцах, до которых был большой охотник. Он мог трудиться неутомимо, притом на самых разнообразных поприщах, то с топором плотника, то с пером историка в руках, – свойство, которое дало поэту повод сказать о нем: «То академик, то герой, то мореплаватель, то плотник, он всеобъемлющей душой на троне вечный был работник». Этому царю-работнику выпало на долю переработать Россию.