Да уж, – простонали разом Вася с Лешей, в один день лишившиеся и друга, и любви.
Огненное буйство продолжалось около 10 минут, портом пламя стихло и понемногу ушло с середины костра на его края, оголив черную середину, где ничего не было, кроме черного пепла.
–Еще пол связки, – приказал Бату.
Уланы, с поклонами, принесли и бросили полсвязки камыша в умирающее пламя. Огонь опять радостно загудел и вернулся на середину костра.
–Арак неси, каждому по пол кувшина и походную долю мяса, – приказал он, как показалось Лехе и Васе в пустоту ночи.
Но не успела прогореть и эта полу связка как в руки и Василию и Алексею вручили по кувшину с белесым напитком, и по куску мяса, – вяленой конины.
Бату молча взял поднесенный кувшин, плеснул араки в огонь, а оставшуюся часть выпил, от куска мяса он откусил немного, а оставшуюся часть бросил в огонь. Потом он, подняв руки к небу произнес,
–Они были хорошими людьми, и мы будем помнить о них. Всегда отдавая духам часть питья и еды.
Сказав это, он отошёл в сторону, затем на его место встал улан и уже без разговоров вылил, часть араки в костер и бросив туда часть мяса. От араки пламя прибрело синий цвет. Это же проделали все, кто был Орде. Как только последний воин отошёл от костра. Бату приказал всем спать. Сам же он сел на коня и встал в дозор. Это была привилегия ханов, когда все спят от усталости, хан охраняет свою Орду. Через две стражи его сменил Бильге, аще через стражу уже утром на смену Бильге приехал сам Кулун – Бек. За что и был вознагражден Бату легким подзатыльником и одобрительными возгласами старых воинов. Один, из которых сказал,
–Вот если бы меня так всегда охраняли, я бы спал и спал.
Наши товарищи, как только расслышали приказ Батыя, отправились спать кто на расшивы, а кто на ладью. Утро они встретили на своих местах, но ни один из них, ни Абу Али, ни Вася с Лехой не встали на утреннюю молитву. Абу Али молился про себя, закрыв глаза, он впал в молитвенный транс, А Вася с Лехой пившие до первого луча солнца не имели сил подняться в такую рань.
Ближе к полудню Вася спросил у Алексея,
– Чего там, на палубе, караул сменили?
–А тебе зачем? – ответил Лёша.
–Ну как всё-таки поминки, а они стражники и не пили и не ели. Люди то хорошие их всем помянуть не грех, а грех не помянуть всех.
–Кажись новые стоят, ну давай не пьянства ради, а только здоровья для, – сказал Алексей, наливая другу в кувшин живительную влагу.
–Ну, будь здрав государь, – ответил Вася.
–И ты Боярин тоже этого, – вернул приветствие Алексей.
Выпив и закусив, друзья, не сговариваясь более, встали и, взяв по куску мяса и по кувшину Вина, вышил к караулу. Ночная смена была еще на палубе, но они не стояли, а сидя дремали. Леха протянул мясо и вино сидевшим. Они услыша шум приоткрыли глаза, но когда рассмотрели и мясо и кувшины быстро вскочили. Васька, зная обычаи степняков больше чем Алексей, отпил из кувшина и отрезал от куска мяса. Затем он передал и то и другое улану. Тот с поклоном принял. Леха сделал тоже самое, передав кувшин своему улану. Уланы поклонилась уже оба, но ни есть, ни пить не стали. Поставили кувшины в тень, а мясо положили на кувшины. Они молча показали на улан нестоящих в карауле. Васька понимающе поклонился и скрылся в каюте, Леша пошел за ним, вместе они вынесли полбурдюка вина и пол барана. Уланы улыбнулись и, приложив правую руку к сердцу, в знак благодарности поклонились. Друзья снова вернулись к себе, и вышли к уланам с кувшинами в руках. Все сперва немного отлили вина из кувшинов духам, и принялись, и пить, и есть, в молчании, ибо поминки это священнодействие, а с разговорами дух умершего может вторгнуться в тело живого человека и навредить ему. Вот, когда живой уже общается с миром духов напрямую посредством арки или вина, или мухоморов, или священных танцев, тогда и поговорить и можно обо всем. Вскоре уланы рассказывали, как они смело дрались в битве у реки Шайо и как закованные в броню рыцари десятками валились под ноги их лошадей. Вася и Леша с пониманием выслушали рассказы новых товарищей, и свою очередь они рассказали, как били рыцарей в пешем строю на реке Неве годом ранее. Уланы не поверили, но по причине хорошего воспитания не стали перечить друзьям. Наши товарищи также не возражали против трех десятков рыцарей убитых каждым из присутствующих здесь улан. После обеда пришел Анда и с важным видом сел вкруг взрослых. Вскоре ему наскучило слушать про чужие победы и битвы. Так как он сам мог один убить их всех разом, если бы захотел. И он спросил у старшего в карауле,– «чего это Эркин сидит как пень» ?
Все посмотрели на Эркин хана просидевшего на месте вот уже третьи сутки. Так как приказа убивать его не было, а был приказ сохранить, то послали за лекарем. Лекарь, придя с расшивы, промыв рот и свои внутренности двумя кувшинами вина, сказал им после беглого осмотра,
–Скоро пройдет.– И ушел обратно.
Все упокоились и принялись за старое, лишь поздно вечером Бильге хан своим приказом и личным присутствием заставил прервать беседу старых друзей. Все улеглись, где смогли, утром очередная смена караула заставила, и улан и Лешу с Васей окунуться в реку и в чистом виде явиться на смотр Бату хана. Перекрестившись, друзья пошли к ставке, их Анда шел впереди и от радости громко пел, какой он сильный и какие верные у него друзья. Уланы, несколько побледневшие, тоже шли рядом. Бату встретил их сидя на коне.
–Мне нужно железо, для подков, я знаю, оно у вас есть, я даю вам пол гривны за пуд. Согласны? – Сказал он вместо приветствия.
–Так бери, – ответили Вася с Лешей.
–Нет, я взять не могу, я хан, а не нищий, я купить могу, ты обидел меня, и ты тоже.
–Мы другу помогали, теперь друга нет, нам железо не чему оно так для обману, чтобы наши в Новегороде нас отпустили без вопросов. Купцов все отпускают. Бери, тебе хан оно нужнее, мы отдаем его тебе, как друг отдает другу половину своего хлеба, и еще по вашим законам нужно помогать нуждающимся.
–Ха я нуждаюсь, хотите я вам пуд серебра за пуд железа отплачу.
–Нет, хан. Ты прости, если обидели, не хотим мы этого.
–Хорошо отдайте железо по своей цене, а вашего друга уже не вернуть он у Тенгре.
–Вот, что бери все и лодью, и железо, и …вино за десять гривен и четырех лошадей, – ответил Бату Василий.
Хоп, Хорошо беру, – сказал Бату. В знак совершения сделки он показал всем сою деревянную тамгу, призывая тем самым, в свидетели своего деда.
Потом он обернулся к уланам,
–Чего шумели вечером после наряда? Сил много?
–О великий, эти урусы рассказали, как они летом рыцарей били, раньше нас. Мы не поверили и решили по подробней узнать, как они это сделали. МЫ и Субедей при Шайо тоже были. Мы не поверили им, они пешие были.
Услышав про битву, Бату задумался и, подняв руку, приказал всем молчать. Сам он соскочил с коня и принялся ходить вокруг своего шатра обдумывая сказанное ему. Остановившись через полчаса он позвал посыльного и отправил того на расшиву за Абу Али. Пришедший через несколько минут ученый подтвердил факт битвы, Бату отпустил его тотчас обратно. Затем он подозвал всех участников вечерней попойки, и приказал начертать на песке как урусы рыцарей били. Когда Лехе и Васе перевели приказ, те с радостью начертали несколько планов битвы на реке Неве. Один на начало битвы, другой на продолжение, и третий на конец сражения. Про то, что добрая часть Новегородского войска перепилась сразу после второй победоносной фазы битвы они скромно не сообщили.
Бату понял общий ход битвы, но уточнил,
–Что мешало рыцарям победить? Их больше, раздавили бы массой!
–Вот смотри, чтобы идти в бой нужно около сажени между нами, иначе я размахиваясь мечом задену своего друга, а чтобы развернуться нужно еще сажень, если нас пять сотен, то нужно для боя пять сотен саженей, только чтобы встрой встать. Свеи на берегу были, их было 10 тысяч и надо было тьму саженей иметь, чтобы они все вступили в бой. Но берег узкий и кривой, развернуть строй негде. И мы атаковали их по частям,– пояснил Алексей.
Бату несколько раз переспрашивал переводчика, а переводчик у Василия, словно перепроверяя слова Алексея. Наконец уяснив все сказанное, Бату улыбнулся друзьям и своим уланам.
– Им надо верить, они не соврали, мы у Шайо тоже врага разбили только потому, что тот был к реке прижат и не мог перестроить ряды. Уж не ты Лексий опытом поделился!? – сказал Бату при этом глядя Алексею прямо в глаза.
От услышанного Алексей вздрогнул, он привык скрывать свою роль в битве при Пиманионе,
– Нет, не я, князь сам дошел. Умный он, – сказал Алексей.
–Повезло ему и Кулун беку тоже, иметь таких друзей, – ответил Бату.
Василий и Алексей в знак признательности поклонились ниже обычного.
– Вот и все, я ухожу, моя орда еще на западе, а часть уже здесь. Из родины нет вестей, но купцы говорят, что хан ослаб. Это взывает у меня горечь и скорбь, мне нужно отдать долг сыновий любви хану. Но обязанности не дают, поэтому мы уходим к войскам. Десятников ко мне на курултай. Гости Орды свободны, – прокричал Бату.
Тотчас орда пришла в движение, десятники побежали к шатру, уланы стали готовить лошадей к маршу. Друзья чтобы не мешать пошли на расшиву, тем более, что ладья была уже не их. На полпути к расшиве их догнал улан, предавший два свёртка с гривнами, поставив подписи в документе о получении платы, друзья поднялись к Абу Али в тишину и покой. Дервиш принял их, так же, как и в первый раз, казалось, что ничто не изменилось, только рядом не было ни Кристины, ни Арсения и поэтому казалось, что время на расшиве остановилось. Служка принес вино и финики, на вопросительный взгляд друзей, Абу Али ответил,
–У вас скоромный день. Мяса нельзя.
Друзья вздохнули и молча выпили………
На третий день Василий все-таки спросил у Абу Али,
–Ну, объясни, чего все так случилось, а не иначе, я же от дум по этому поводу спать не могу трезвым ложиться.
Алексей в знак солидарности энергично кивнул головой.
–Ой, ну да ладно, вы урусы в своем любопытстве как мухи назойливые. Муж нашей Пери не выполнил приказ своего хана с берегов Евфрата. Вместо друзей он нашел монголам войну. Да и жену он потерял. Кому он нужен в степи, муж, не уберегший своей жены? Бату даровал ему милость, убив его, и Бату так же взял неисполнение приказа на себя, пред лицом великого хана. А детей он поручил на воспитание всем монголам. Так как их отец погиб в походе. По его приказу вернее исполняя его приказ. Все логично и, по-моему, красиво. Бату так же ответит за смерть Илая, но уже пред курултаем или пред великим ханом. Все справедливо. Но вот этого, Эркин хана Бату тронуть не мог Яса против. Посол лицо неприкосновенное. Но и мешать послу подохнуть в степи Бату хан не противится. Да все справедливо!
После этих слов полог приподнялся и лекарь глядя, куда-то вглубь шатра доложил,
–Больной ушел, взяв бурдюк воды и сапоги.
–Как ушел? А уланы где?
–Так и уланы ушли днями ранее. Орды то ведь уж нет, – доложил лекарь. Все трое вышли из шатра, берег был гол и чист, только на месте погребального костра зияла черная рана.
–Да уж, – вздохнули друзья.
В этот день пили все трое, много и молча.
Утром Абу Али объявил, друзьям.
– Всё, Мне пора собираться, меня ждет звезда Зухра163. И я соскучился по спине любимого верблюда и крикам шакалов в пустыне. Оставаться здесь я не могу, сердце ноет. Думаю, дорога меня вылечит. Вам тоже пора уходить!
Друзья переглянулись, им не очень хотелось уходить далеко от винного склада. Поэтому Алексей спросил
– Вася ты верблюда «любимого» тут видишь?
– Да, одного, в зеленой чалме и в мягких инчигах наблюдаю, – ответил Василий глядя на Абу Али.
–Эй урусский кашлдоки я обижусь да?? Я добрым словом вас говорю, а ты ругаться??? Чё не ясно плохо нам всем, мы пьём, и пьём, а жизнь идет. Нет во имя Аллаха, нам надо расстаться. Расстаться, чтобы выжить и рассказать всем о любви Пэри и Илии.
–Да прав ты, нам тоже пора, перезимуем в Новгороде, а летом на Литву или на свеев пойдем, всяко лучше, чем пить, – согласился с другом Алексей. Василий молча кивнул головой. Им обоим было грустно и одиноко!
Сборы были недолгими. Друзья умело и с остервенением собрали вьючные мешки и приторочили их к лошадям. А Абу Али со товарищами приводил в порядок ладью ремонтируя такелаж и вбивали в щели промасленную паклю. К полудню всё было закончено, все стояли на берегу готовые к отправлению. Васька с Лехой на лошадях, а Абу Али на ладье. Он, немного волнуясь перед походом, спросил у более опытного Василия как идти вниз по реке.
–Да, большого ума не надо, берёшь кормчего, сажаешь на корму, даёшь весло и все, – сказал Вася.
– Кормчий у меня есть, вот он Мустафа ибн Маджид из Иемена, – ответил Абу Али.
Васька скептически осмотрел предложенную кандидатуру,
–Он далеко ходил, – спросил Вася.
–До Индии десять раз,– ответил лоцман.
–Ну, если до Индиев ходил он там, то тут до агарянского моря тоже доплывет. Только смотри, если водоворот влево закручивает идти к праву, а если к праву крутит, то иди к леву борту. И главное веди ладью по тихой воде там всегда глубоко. Пруса днем ставь, ночью без них иди. Вот все. Да главное к берегу не жмись, на середине реки ты находишься под защитой волн. Я не видел, как корабли об волны разбивались, об берег да, это было. Иди с богом, – посоветовал Василий
–Спасиб Василь ибн Валентина,– ответил лоцман.
– Все я пошел, через года два буду у вас, может, и поговорим! – сказал на прощанье Абу Али.
–Так мы за всегда да, – ответили друзья.
Сев на лошадей, друзья поднялись на холм, чтобы посмотреть, как пойдет их ладья под управление новой команды.
Их ладья сначала несколько противилась новой руке, но вскоре ветер дунул крепче, парус наполнился. Ладью понесло на берег, но рука кормчего оказалась сильнее, ладья, совершив легкий поворот, вдруг, словно вырвавшись из плена, оказалась на средине реки и, набирая скорость, устремилась вдаль к солнцу.
–Неплохо,– дал оценку новому кормчему Василий.
Алексей молча согласился, в вопросах судовождения он никогда с другом не спорил, это ведь не философия.
Друзья тронулись легким шагом, держа солнце по правую сторону от себя. Ближе к вечеру они дали лошадям отдохнуть и дождавшись ночного неба, продолжили путь, уже ориентируясь по полярной звезде. Степные волки вот уже недели три наблюдавшие за стадом двуногих, пытались было загнать новую добычу, но потеряв четырех самцов, падших от умелых ударов кнутов оставили эту затею. Своим воем они предупредили все зверьё на многие часы пути о появлении новых хозяев в степи. Друзья даже не придали этому никакого значения, Ну волки? Ну и что? Один удар кнутом и волк падал на землю либо с перебитым хребтом, либо с проломленным черепом. На третий день они проголодались, найдя подходящее место, они разбили лагерь, чтобы поесть и переждать жару. После обильной еды и умеренного пития красного вина, разбавленного водой на одну треть. Друзья решили сменить нижние рубахи. Сняв с лошадей вьюки с одеждой они, развязав узлы, отпрянули с удивлением, там, среди чистого нижнего белья и шелковых халатов лежали брони богато украшенные, Друзья поспешно, чтобы пока солнце еще в зените успеть изучить новый доспех, вытряхнули все содержимое вещевых мешков на землю. Доспехи были кожаные, но с толстым медным листом на животе. Медь была начищена и блестела, все остальные части были украшены; у Лёхи красными эмалированными пластинами, а у Василия голубыми. Друзья, помогая друг другу, облачились в брони, и невольно залюбовались красотой доспехов, подобных в Новгороде ни у кого не было164. Чтобы привыкнуть к новым доспехам Вася с Лехой проездили в них два дня и две ночи. Подъезжая к границам Руси, они с сожалением разоблачились, чтобы никто не знал в каких доспехах они придут к епископу Спиридону за благословлением.
На Кучковом поле у Кобылы Захарьевича в крещении Луки они задержались всего лишь на ночь. Поведав за вечерней трапезой печальную историю «О влюблённом монахе, прекрасной Христине и муже ея благородном царевиче Илье». Взяв с собой заплаканного Кузьму и оставив Кучковичу гривну, друзья отъехали на следующее утро. Лука долго смотрел им, вслед шепча про себя молитвы в помощь путникам.
Князя в Новгороде они не застали, буйные Новгородцы все-таки изгнали Ярославича. Владыка Спиридон отнесся к этому спокойно – стоически, Получив благословление, друзья отдали долги; дому святой Софии, лично владыке, Никите Захарьевичу, что из Кучковичей. На оставшиеся деньги они прикупили земли и построили церковь во имя святого Духа в память монаха Арсения.
Вот, пожалуй, и всё о друзьях, расскажем теперь о судьбе других героев нашего повествования.
Людкино счастье!
В лето 6750165 года от сотворения мира, в собор архистратига Михаила, в субботу,166 Людка уже была прибрана ко сну, когда в ворота её двора постучали уверенно и сильно.
–Кто это там такой храбрый? – подумала вдовица и ведомая любопытством, успев накинуть на себя лишь легкий шелковый халат на ватном подбое, как и была босой, так и побежала на крыльцо смотреть на это невесть откуда взявшееся чудо, которое осмелилось её побеспокоить в такое неурочное время, субботу после молитвы. Странным ей показалось то, что собаки, её гордость, кобель Ноздря из Дании, да сука Пеструха, из Аравии, выменянная у купца хамовника,167 за пол гривны, почему-то молчали. Не торопясь она зажгла два фонаря. Один повесила над дверью, осветив двор, другой взяла с собой и бегом побежала к воротам. Собаки, почему-то стояли возле ворот, переминаясь на задних лапах и в возбуждении высунув языки. Людка, цыкнув на них и осветив засов фонарём, одной правой рукой легко скинула его с петель, отворив сразу целую створку ворот, а не одну калитку. Бояться она никого не боялась, и долго стоять, высматривая через узкий лаз калитки кого, там принес в такую погоду, она не хотела, холодно в ноябре босой бегать. Как только ворота открылись так сразу в Людкин двор как себе домой вошли восемь лошадей и два ослика. Собаки взвизгнули и, скуля, побежали к первой лошади, на которой сидел всадник. Людка, отодвинутая в сторону вьючными животными, быстро пришла в себя от увиденного и, посветив для проформы за ворота, поспешно и умело придвинула створку, и одной правой рукой ловко вставила засов в петли обратно. Не обращая внимания на забивший её двор караван, Людка ловко и быстро вбежала на крыльцо, стремительно открыв дверь и лишь только тогда, когда встала на теплый пол горницы, она стала наблюдать за прибывшими. Глава каравана ничуть не растерявшись в новой обстановке повел лошадей в сторону конюшни, хотя ему дорогу никто не указывал. Глядя на этакое самоуправство на своем дворе Людмила думала,
– Кто же ты такой умелый?
Наконец незнакомец вышел из дверей конюшни, подойдя к свету, Людмила увидела, что он был не один. Еще две низкорослые фигуры толи детей, толи карликов шли чуть поодаль него. Наконец он поднялся на крыльцо и, подойдя к дверям, где стояла в ожидании Людмила, вместо крестного знамения приложил руку к груди и поклонился.
–Алюшка, ты?? – только и смогла спросить Людмила.
–Да. Прими хозяйка меня и детей моих, на эту ночь, – ответил Абу Али.
Услышав ответ, Людка так крикнула – «Эй», что вся челядь разом, через мгновение, стояла возле неё, кто босой, а кто и голый в мыле, из бани значит вышедши.
–Лошадей разнуздать, товар в горницу сушить, гостей в баню, отпоить квасом, потом за стол. Повар свинину убери баранину ставь. Да чесноку к щуке поболее с уксусом.
Отдав приказание, она пошла, приводить себя в порядок да греться, ноги озябли. Служки принесли шайки с горячей водой да платья на выбор. Пока гостей умывали да очищали от дорожных вшей их одежду. Людмила грела ноги и расчёсывала волосы для укладки. Девушки тихо напевали, накрывая на стол. Наконец ей вытерли ноги, одели мягкие сапожки инчиги и уложили последнюю прядь волос под вечерний платок. Людка встала и пошла в сени, встречать гостей, как было приято. Вскоре гости вошли в горницу и, поклонившись хозяйке, встали в ожидании, рядом со столом, ожидая особого приглашения, а по простому указания кому куда садиться. Людка поманила к себе Абу Али, а детям велела садиться на другом конце стола подалее от хмельного мёда. Но гость ослушался хозяйкиного указа, он подвел своих маленьких спутников в Людмиле и усадил их рядом с собой.
–Чего это ты детей к вину приручаешь? А? – спросила Людмила.
–Эти дети от матери к вину привычные, им сестры монахини каждый день по четыре ложки вина давали с полугода.
Людмила призадумалась, что-то в словах гостя показалось ей уже, когда – то услышанным вот в этой горнице, но не от Абу Али, а от другого человека, вдруг она вспомнила как её сестрица, наречённая Кристя говорила, как в детстве её от болезней вином лечили.
Кристя, – лишь вымолвила она, потом подвинувшись к ребятам, заглянула им в глаза. На неё взглянули две пары глаз цвета воды горного ручья. И тут Людмилу как прорвало, она, всхлипнув, заревела как ребенок и со словами, – Детишки мои сиротушки,– обняла двоих детей
Через пять минут всхлипываний и причитаний, Людка вдруг встала и, расправив плечи, сказала Абу Али,
–Вот ты там, что хошь делай, а детей своих я тебе не отдам!
Абу Али знал, что спорить бесполезно лишь махнул рукой положившись с одной стороны на волю Аллаха, по своему опыту, а с другой на русский «Авось», по совету друзей. Еще раз, поклонившись хозяйке, он принялся за еду, так как знал, что следующий такой богатый стол он может встретить в своей жизни разве, что дома или в далеком Китае, при дворе мандарина. Пока он насыщал тело и душу едой приятной как для тела, так и для души согласно завещанию Эпикура. Людмила привела всех своих детей и объявила им, «что у них есть братики, за которыми надо следить и учить говорить, а если, что с ними случиться то березовой кашей она всех накормит от старшенького до младшенького. Ибо сиротинки они, а сироток обжать грех перед Богом, прежде всего. Дети думали, что у мамани младенцы объявились и были немного озадачены, когда мама подвела к ним двух семилетних мальчиков. Те глядя им в глаза, поклонились и сказали: «Мерси». Затем она заставила всех детей взяться за руки и всем скопом повела их к столу, где, рассадив по лавкам, потом каждому дала по целой тарелке сладостей «для знакомства». Дети сначала стеснялись, но вскоре стеснение ушло, и с детской стороны стола раздался смех и звон посуды. Дети быстро наелись и разом всей гурьбой пошли наверх спать, где двум новым сыновьям вдовицы были приготовлены новые теплые постели и пара одежды. Убедившись, что все сыты и довольны, Людмила отпустила всю прислугу спать, а сама глядя на Абу Али сказала,
–И тебе нечего до весны шляться, отдохни.
–Хорошо, Людк, но только до весны, на большой воде уйдем в Булгар, там нас ждут от Бату хана. Он детям воспитатель в степи. – Только и смог ответить разморенный от бани и еды путешественник.
–Ты дорогу найдешь сам или подзабыл, – спросила Людка.
– Найду, иди, спи, – ответил Абу Али, вставая из-за стола. На последующие дни Абу Али только и мог, что проснуться утром, сходить в баню да поесть и снова лечь спать. Так продолжалось с полмесяца, потом он попросил Людку купить перо, самаркандскую бумагу, да с четверть пинты китайской туши, и засел за книгу, в верхней светёлке, где было большое окно и много света. Он писал книгу о странах, которые посетил за последние три года. В светёлку он никого не пускал, а еду приносили ему и оставляли у порога. Исписав восемь тетрадей по двадцать листов каждая, он, помолившись, решил в ознаменование окончания работы сходить в баню, о чем и прокричал Людке из своей светёлки. Не чувствую никого подвоха, ученый спустился в баню и когда он уже совсем разомлел там от пара, и тепла, Людка вошла без спросу потереть ему спину…..
На следующий день Абу Али с паперти церкви Ивана Богослова, что на Витке прокричал всем пришедшим на службу христианам,
– Я женюсь, я женюсь, я женюсь.
На, что Кирик Антониева монастыря ответил, – Ну и с Богом,
и записал в писцовую книгу, что «поя Людумилу вдовицу Аким в черкы св. Пантейлемона!»
Так и стали они жить, и родила Людмила в положенный срок еще одного мальчика, с голубыми глазами, но чернявенького. Кормя младенца грудью, Людмила тихо плакала от счастья, ибо все у неё было и муж богатый и добрый, и детей полон дом.
Горе набрело на дом Людмилы невзначай и как бы нехотя, в одну из зим увидел на небе Абу Али сияние. И он возрадовался этому, подробно описав увиденное, он отправил письмо своим друзьям в Багдад в академию, где о подобном знали из трудов древних, еще греческих географов. Через неделю после сияния, зашли к Людмиле Гервасий и Протасий Онаньевичи за верёвками. В поход они собирались к студеному морю за рыбой, вот возьми да скажи они за столом, что там, на севере и сияние больше, и цвета ярче. Абу Али, услышав, про то сияние яркое, совсем умом тронулся, все просил отпустить на месяц к морю студеному. Отпустила она Абу Али на север подумав себе в утешение,
– Ведь недалече, ведь всего с тысячи верст. Всего-то на месяц, да и ватага крепкая.
И пришел конец тут Людкиному счастью,.
На Николу Вешнего пришли ватажнички, в терем Людмилы и, пряча глаза, отдали ей чалму и тетрадь, все то, что осталось от Абу Али Хусейн ибн Абдуллах ибн Хасан ибн аль Гиссари, автора шести томного труда известного нам как «Собрание описаний всех известных: путей, направлений и дорог полуденного мира».
На месте гибели, ватажнички, как водится, поставили крест. Все сначала звали его Хакимкиным крестом, но потом буква Х куда-то ушла и в памяти поморов осталось место у Акимкиного креста. Там в 17веке поставили часовню в честь Акима подвижника.
С того дня одела Людмила черный платок, спрятав под него от людей седые волосы, а когда старшему нашла невесту, после свадьбы, на третий день ушла в монастырь святой Варвары, что у церкви Власия. Более о судьбе её никто ничего не сообщает.
Судьба Кеннета Мейнарда тана Халтона Кавдорского эрла Ранкорна168.
Эркин хан не умер, вопреки всем пожеланиям и проклятиям, он осенью оказался при дворе епископа Риги, где рассказав обо всем, получил новую одежду и новую должность в новом Ордене. Кроме того он получил и пахотные земли, и три участка на берегу моря богатых рыбой и солью. Когда герольды скрепили последние печати на дарственных, Кеннет Мейнард усиленно молился в благодарность за посланные ему богатства святой Марии. Начав отстраивать свой замок, он договорился с польским князем о женитьбе на его старшей дочери. Словно и не принимал монашеского обета. За полгода до свадьбы он пошел со всеми немецкими братьями в поход на Псков и Новгород. После успешного окончания, которого намеревался отойти от дел и заняться солеторговлей.
5 апреля 1242 на день Похвалы пресвятой Богородицы он вместе со всеми братьями вкусил сначала сладость победы, когда его меч без устали рубил головы и панцири неверных, а затем и горечь поражения, когда князь Александр коварным ударом сломал строй братьев. Под ним убили коня, но и в пешем строю брат Мейнард доказал свое бесстрашие и преданность деве Марии. Когда часть рыцарей, отчаявшись вырваться из окружения, уже начали ломать строй, он, взяв в руки рог, созвал всех могущих держать в своих руках оружие вокруг своего стяга и слаженным ударом смог вывести сотню братьев из кольца врагов. Но враг и не думал отставать от братьев рыцарей, витязи князя Александра пустились в погоню за братьями. Многие братья, потеряв последние силы в последнем порыве, стали легкой добычей счастливых новгородцев, изрядно обогатившихся на смерти братьев. То тут, то там можно было видеть, как богатое рыцарское облачение попадало в жадные руки неверных. Не в силах смотреть на поругание рыцарской чести Брат Мейнард вернулся на поле брани, и со своими воинами устроил засаду на самых сильных витязей князя Александра. Витязи шли вне строя, словно никого не боялись и презирали смерть. Один из них был вооружен тяжелым колуном, коим ломают камни, а поднимают такой колун два серва. Другой ловко действовал подлым оружием византийских стратиотов, – гладиусом, оружием настолько подлым, что даже неверные агаряне и те его презирают. Направив своих людей прямо на этих воинов, он с одним луком, прячась в камышах, побежал кругом. И вот, когда его люди были уже все убиты, он одним метким выстрелом сбил самого большого воина с колуном, видно святая Мария покровительствовала ему. Увидя, что другой воин склонился над своим товарищем, брат Мейнард, подняв первое, попавшееся ему копьё с криком «славься Мария» поразил и второго воина. Исполнив предначертанное и отомстив за убитых братьев, он уже намеревался уйти с поля боя непобежденным, как вдруг он увидел нечто темное и огромное, похожее на крепостную башню, но движущуюся. Медленно шло оно от одного рыцаря до другого, по пути пленяя или убивая оных. Вооружено это чудо было щитом и копьем, облачение имело, из толстого войлока оббитого медными пластинами, таким толстыми и прочными, что мечи и стрелы отскакивали от него. Брат Мейнард только и успел один раз прочитать похвалу Богородице, как оказался на пути этого монстра. Крепко сжав меч, он кинулся вперед, в атаку. Молниеносный его удар был отбит, причем как-то лениво, словно бы нехотя.
Потом Башня как-то лениво подняла сначала щит, а потом ударило копьем, причём довольно успешно, Брат Мейнард получил рану в левое плечо, но небольшую, но все-таки он вынужден был отойти на несколько шагов и перевести дух. Как только он собрался второй раз, кинуться в атаку, как его остановил голос, говоривший на любимом его наречье. Голос раздался из-под шлема, прочно прикрывавшего голову монстра в войлочном доспехе.
Голос вещал следующее,
–Я говорил твоей матери, отдать тебя в купцы, так нет! Она все говорила, что посвятила тебя святой Марии, на, что я ей отвечал, «что он и убивать будет именем святой Марии, не грех ли это???»» И что?? оказался я прав?
–Дядя??– спросил брат Мейнард.
–Да, к горю своему и твоей матери, я твой дядя Дамп169 Эрл Шетланда. И ты умрешь, ты заплатишь за смерть людей, которых ты подло убил. Господи, да ты же трус, ты испугался идти под топор или под меч, ты выстрелил в спину, и в спину ударил копьём. Молись.
С этими словами Никита Захарьевич, что из Кучковичей поднял копьё и одним ударом пронзил горло Кеннета Мейнарда тана Халтона Кавдорского эрла Ранкорна.
Вытащив из горла несчастного копьё, Никита Захарьевич, бросил своим людям, идущим за ним, и раздевающим тех несчастных, что посмели встать на пути следования их господина.
– Меч170 взять и ладанку, труп не раздевать!