Посла осторожно положили на постель. Лекарь приказал все снять с больного, потом он, вооружившись тряпочкой смоченной в уксусе, принялся за осмотр. Он никого не выгонял из шатра, справедливо полагая, что наблюдая за ним, многие потом с пользой смогут применить даже отрывки знаний уведенных тут. Во время осмотра он внимательно слушал пульс, как на левой, так и на правой руке, провел пальпацию груди, проверил, как реагируют ноги на раздражитель. Более всего времени он потратил на осмотр радужной оболочки глаз больного. Осмотр длился более двух часов. После чего Табиб омыл руки в воде с уксусом, вытер их о белое полотенце и сказал.
– Это яд, о Пери, причем яд, сделанный плохо, скорее всего, яд сделали где-то в Италии, в Тоскане точнее. Из-за плохого яда твой муж не умер и мучается. Я бы такого не допустил, врач не должен допускать мучений. Возможно, он и выживет, но потом всю жизнь ему можно будет, есть только вареную еду и инжир, то есть фиги.
Из сказанного Эля поняла только слова ЯД и Выживет. От радости она позволила себе упасть в обморок всего один раз за все свое путешествие. Пока Элю приводили в себя, табиб продолжил,
–Я бы настоятельно рекомендовал применить в качестве лекарства молодую женщину, которая своей жизненной силой и красотой поднимет жизненные силы больного. Есть ли у нас тут такая???– спросил он.
–Конечно, есть дайте мне его, быстрее, я отогрею его,– это сказала Эля уже пришедшая в себя.
Место для госпиталя решено было сделать на ладье, там все-таки были деревянные постройки снабженные печками и крепкие стены, не пропускавшие звуков. Больному нужен покой. Илию обтерли водой с уксусом, потом сделали массаж и натерли тело медом, и розовым маслом, после чего обернули в одеяло, и отнесли на ладью. Через пять часов под наблюдением врача, Эля вошла к своему любимому.
–Как только он придет в себя, дай знать я должен дать ему противоядие, – сказал напоследок табиб, закрывая дверь в покой влюбленных.
По случаю начала лечения и по случаю появления нового друга – улана – спящего стражника, все перепились.
На третий день, дверь на ладье открылась и Эля крикнула своему служке позвать лекаря. Табиб пришел довольно быстро, он бегло осмотрел больного, потом бережно приподняв его, заставил выпить пол чашки пития. После чего посоветовал уснуть еще на день и ушел.
На следующий день Эля и Илия сами вышли на палубу. Эля поддерживала мужа и плакала от радости.
–Ну, что православные сделали доброе дело, пошли домой, – сказал Арсений глядя на влюблённых.
–Чего?? А, хабар где???– переспросил, возмущаясь, Вася.
– Да и вина еще тут много, его князю, и епископу в подарок отвезти желательно, но для этого вино погрузить к нам надо, а если грузить, то отобрать самое достойное. А это на неделю или две, – поддержал друга Алексей, которому вдруг страсть, как захотелось в эту зиму пить вино, а не мёд.
–А, ну тогда конечно, да, остаемся! Как же мы без хабара и вина к причастию в Новгород вернемся, наверное, нас тогда бабы на Торгу засмеют,– согласился с доводами друзей монах.
– Так и я об этом с голыми руками ну никак нам нельзя, и этому кровопийцу ильменскому, что из Кучковичей за заклад надо, что-то привезти, ну и за письмо в городок Москву, что на Кучковом поле, и за душевное участие, – добавил Василий.
– И вот еще, ты Сеня про баб на Торгу, ты сказал. И ты ведь прав. Ведь засмеют бабы. И все нас засмеют в Новегороде. И как в этом случае мы с Васей невест себе искать будем с такой славой голодранцев. Тебе монаху это не надо, а нам надо,– высказал новое свое измышление Алексей.
–Так-то оно да, муж здравый-Богобоязливый об обустройстве своего дома, прежде всего, думать должен. Надо остаться,– со вздохом участия сказал Арсений. Он же и взаправду думал, что друзьям трудно будет с такой худой славой себе личную жизнь устроить.
Друзья вздохнули, посмотрели друг на друга, и спустившись вниз выпили там по ковшу вина.
В трудах и заботах о будущем благосостоянии будущего дома, мужи наши здравые и Богобоязливые, провели еще три дня.
На четвёртый день, когда солнце уже перешло границу утра, и приближалась к полудню, Арсений решил проверить прочность крепления мостков и сошел на берег. Потребность в этом была вызвана тем, что клинышки-упоры, в которые упирались мостки, связанные из двух досок, после ночи расшатывались и грозили вылететь со своих мест в самый неподходящий момент. Именно тогда, когда кто-нибудь шел по мосткам. В этом случае беззаботно шагающий, мог просто свалиться в воду. Но это было бы полбеды, страшнее было бы, если бы это приключилось ночью, именно, в тот самый важный момент, когда друзья шли по этим самым мосткам груженые мехами с отборным вином. Мало того, что шуму поднялось бы много, так еще и упустить мех с драгоценным вином в безлунную ночь, вернее в часть ночи, было пару пустяков. Что было недопустимо в принципе. Тут надо отметить, что вся операция с вином в случае её провала грозила нашим товарищам обыкновенным усекновением головы прямо на том месте, где бы их обнаружил патруль уланов.
Арсений довольно быстро и умело подбил клинья, в напряг упер доски в берег и прошел туда-сюда, раз шесть. Потом попрыгал в середине мостков, для полной уверенности, после чего снял сапоги и присел, спустив в воду уставшие за ночь ноги. Состояние неги, когда вода еще не слишком холодит, а солнце не слишком печет, ввергло его в сладостное забытье, из-за которого он, как и все на ладье и на расшиве, не заметили сотню улан под двух бунчужным знаменем выезжавших на берег. Лишь когда лошадь самого смелого всадника, из нежданного отряда, уверенно взошла на мостки, на которых почивал Арсений, и ткнула его в плечо своей мордой,
Арсений открыл глаза и спросил удивленно у лошади,
– Ты кто?
–Ман Бильге Кутулк хан, а Ту ки150? Ответила лошадь монаху. Арсений, перекрестившись, поднял глаза выше и в лучах полуденного солнца увидел Мудрого, Счастливого хана, так переводилась с тюрского Бильге Кутлук хан.
– Ман Арсений – дервиш151, – ответил на вопрос хана монах.
–Ие152?– удивлённо спросил хан не ожидавший увидеть дервиша – как правило, жителя безводных, диких пустынь, на благодатной реке.
– Әлей153,– ответил монах, вкладывая в утвердительный ответ, следующий более глубокий смысл,– мол, бывает и такое чудо, что не все дервиши живут в безводных пустынях вдали от людей.
Хан, получивший глубокомысленный, утвердительный ответ, осторожно свел свою лошадь с мостков и взмахом руки дал своим людям знак на роздых. Потом, он предал свою лошадь, своему десятнику, снял сапоги и сел рядом с Арсением, медленно опустив ноги в воду. Ему было хорошо, его лошади скоро получат воду и овес, его люди обед, а он долгожданный и заслуженный отдых, который он Бильге Кутлук хан заслужил. Он закрыл глаза и престал думать, о чем любо, потому, что в последние десять дней он только и делал, что думал, очень, очень много думал.
Арсений из тактичности молча смотрел за гостем потом, не усмотрев в действиях гостя ни скрытой, ни явной угрозы, прикрыл глаза и опять предался дреме.
Думал Бильге Кутлук хан, все предшествующие дни, только о том, почему его имя не совпадает с его судьбой? Ведь, если его назвали Мудрым и Счастливый, то Мудрость и особенно Счастье должны окружать его, и охранять его от всяких опасностей? И еще, ведь, если он Мудрый и Счастливый, то где эта самая мудрость и, где это самое счастье сейчас? Начав думать об этом недели две назад еще при полной луне, он принялся перебирать события своей жизни и известные сведения о своем роде, в поисках первопричины свалившихся на него в последний месяц несчастий. И как ему показалось, он нашел первопричину.
Первопричина была в том, что его прабабушка была сестрой Оэлун родившей, как известно Потрясателя Вселенной Темучина или Чингиз хана. Близость к Потрясателю наложила отпечаток на весь последующий быт его рода. Этот отпечаток выражался в постоянной службе великому Потрясателю; и до войны, и во время войны, и после войны. Когда все войны, после окончания очередной кампании, со своей добычей разъезжались по домам в родные кочевья, на отдых или на лечение, его род оставался в Орде на службе. В результате самоотверженной службы, а другой великий родственник от своих близких кровных родичей не принимал. Поэтому он, за малейший промах их просто казнил, с целью, чтобы все монголы и не монголы, видели, что великая Яса, данная лично им – Потрясателем вселенной, монголам; и всем остальным: народом, племенам, и родам Великой Степи, касается всех без разбора, и из шести его дядей, и восемнадцати двоюродных братьев в живых осталось только трое. Он, его отец и младший племянник четырнадцатилетний Кулун бек154, которому было еще рано идти на службу в ставку. Правда и Великий Потрясатель вот уже как 13 лет помер, но это ничего не изменило. Нет, конечно, разбрасываться ханской кровью монголы не хотели, поэтому и не послали его служить в первую десятку воинов – зачинателей битвы. Они доверили ему самое важное на войне, охрану тыловых коммуникаций. Дали тридцать улан из природных монгол, и сотню нукеров из покоренных или слишком поздно примкнувших к монголам племен. С этим отрядом он начал свою службу в Мавераннахре и Хорасане, где ему понравилось. Дороги были хорошие, каждая охранялась сетью опорных пунктов, караван-сараев, между которыми и разъезжали его нукеры. Сами же природные монголы сидели в крепостях и лечили недуги. Естественно все они получали дойной рацион мяса, так как считалось, что они находятся в степи вдали от баз снабжения. Сытая жизнь кончилась, когда монголы стали готовить новый поход на Запад и во главе поставили Бату хана. Этот Родственник относился к родне, так же как и его дед, поэтому Бильге Кутлук хан посчитал за счастье, что его не взяли в поход, а оставили в тылу, правда, в отличие от предыдущих мест службы этот тыл был хуже войны. Дикая степь, где бродят остатки разбитых монголами половцев, где нет дорог и нет городов, где за провиантом приходилось в прямом смысле слова охотиться. И к этому всему месяц назад добавились еще три напасти.
Первая Бату хан, думая о будущих своих приемниках прислал для обучения науки жизни, своего троюродного племянника,– царевича Ная. Сейчас он носил детское имя Кулун –Бек. Царевичу, в будущем, надлежало царствовать в далеком и глухом Сибирском крае, и поэтому он должен знать все и обо всем. Особенно царевич должен хорошо знать Ясу, чтобы походя исполнять роль и главного прокурора. Поэтому к его персоне были приставлены два наставника из корпуса хранителей Ясы. Что только добавило бед, теперь даже выйти просто на охоту можно было, соблюдая Ясу. Последнее, конечно, мясо в рацион монголов не добавило.
Вторая напасть,– это посольство от государя всей западной части мира. Оно свалилось на голову дней десять назад, когда Бильге Кутлук хан встретил после хорошей охоты своего друга детва Озамыш – хана. Озамыш – хан проводил, через степь купцов идущих от Каспия в составе каравана и находилось посольство. Друзья как водится, испробовали араки, в результате чего от избытка чувств поменялись одеждой, оружием. Посольство страны запада, состоявшее из посла и четырнадцати воинов в черном, сменило караван и осталось у Бильге Кутлук хана. На следующий день Озамыш еще за светло увел караван, не попрощавшись, чем немного расстроил друга, но оставленная им часть араки как то восполнило горечь утраты. Еще два дня Бильге не менял стоянку пока арака не кончилась. Но вскоре, уже на третий день пути, Бильге был вынужден задаться вопросами,
– Кто есть главный в его маленький орде? Он или посол от государя всей западной части мира?
Тогда Бильге, по обычаю, дал команду на отдых еще засветло, что бы его люди смогли пойти на охоту и если повезет, разнообразить ежедневный походный рацион свежим мясом дичи; зайцев, сусликов, или если уж очень повезёт барана. Как в это самое время к нему подъехал посол с толмачем и приказал ему двигаться дальше. Бильге покраснел от гнева и хотел уже крикнуть своих улан, что бы те наказали хама, как вдруг, рядом оказался один из хранителей ясы. И этот выживший из ума старик с козлиной бородой и блеющим нудным голосом произнес.
– Великий Чингиз прямо повелевает хранить и ублажать посла!
–Вот я твоим задом и ублажу этого нахала,– хотел ответить Бильге хранителю. Но, опять, как-то вдруг, охранники посла, оказались рядом с Бильге ханом, и своим присутствием заставили промолчать Бильге хана – Чингизида.
На следующий день, рано поутру, он решил не менять стоянку и простоять еще два или три дня на этом же месте, чтобы отдохнуть самому, ну и лошадям дать роздых. Так опять, посол уже без хранителя ясы, но со своими четырьмя слугами, заставил многострадального Бильге провести еще один день в седле. Следующую стоянку выбирал уже посол исходя из своих только ему известных предпочтений. Стоянка была выбрана на возвышенности, довольно далеко от воды и конечно она не давала возможности заняться охотой. Все время перед сном ушло на обеспечение лагеря водой, что бы только напоить лошадей пришлось сделать пять ходок к ручью. Зато с холма можно было видеть далеко. Чем и воспользовался посол, который весь вечер и полночи простоял на вершине холма, высматривая, что-то в степи. От такого к себе отношения чингизид Бильге расстроился, и на следующий день получил еще одну причину для беспокойства – третью.
В самый полдень, когда степь присматривалась на пол яма155, десяток всадников – аравт, из войска непобедимого Бату хана незаметно присоединилась к его Орде. Бильге хотел накричать на десятника, еще не старого человека одетого в шелковый выцветший халат, возможно бывшего когда-то синего цвета, и указать на не допустимость его действий, и поставить его на место. Но взглянув в его глаза, Бильге почему-то смутился и поспешно отъехал в середину орды к своим уланам. Странным был этот десятник, его старый потерявший свой первоначальный цвет халат украшали пуговицы из зеленого граната, приличествующие более темникам или принцам крови.
Но с прибытием в орду десятка, чаша весов в борьбе за первенство с послом как-то незаметно склонилось в пользу Бильге хана. Это случилось прямо в тоже самый вечер, того дня, когда десяток присоединился к его орде. Тогда Бильге хотел остановиться рядом с ручьем в небольшой низине, но посол по обыкновению хотел было возразить, вот именно тогда десятник дал отбой своим уланам именно на берегах именно этого ручья. На попытку посла не подчиниться приказу он в ответ просто вытащил лук и положил на тетиву стрелу, направив его в грудь посла, его люди сделали то же самое. В знак покорности посол быстро поднял правую руку без оружия и слез с лошади. Люди посла сделали то же самое. Хранитель ясы, когда в его сторону стали смотреть десяток луков поспешно, но дольно внятно прокричал.
– В походе у Монгол единоначалие, хан отдает приказ, все исполняют. За неподчинение смерть.
Лагерь поставили там, где указал хан, в распадке рядом с водой. Во время постановки лагеря люди посла так поглядывали в сторону властителя их судеб, что Бильге хан ежился от страха.
После нежданной помощи лучше Бильге хану не стало, ему теперь приходилось с опаской смотреть в сторону посла и его людей, он стал остерегаться отъезжать от своих людей, дальше, чем на четыре корпуса коня. Такой страх внушали спутники посла, все как один одетые в черные плащи и молчаливые.
Столкнувшись за один раз сразу с тремя проблемами, Бильге хан по совету своих старых улан принял решение как можно скорее дойти до ставки какого-нибудь сотника и оставить там весь обоз, под предлогом скорейшей проверки складов и баз левобережья великой реки Итиль. Он долго высматривал в степи людей, пока вдруг не увидел белое пятнышко, которое при ближайшем рассмотрении оказалась расшивой. Как и полается хану, он поскакал первый, чтобы самому удостовериться, что никакой опасности для его людей нет. Рядом с расшивой он увидел другой кораблик, с которого на берег были скинуты удобные сходни. На сходнях сидел человек в одежде православного шамана. Шаман спал, опустив ноги в прохладную воду. Бильге, в знак отсутствия опасности положил свой щит на берег, снял седло и легким ударом по крупу отправил своего коня пастись. Едущие за нами уланы поймут, что к чему, увидя спокойно пасущуюся лошадь их командира. Затем недолго думая он сел рядом со спящим шаманом, потому, что ему очень сильно хотелось забыть, испытания этого похода, особенно выпавшие на его долю в последние дни. Согласно уставу он больше мог не беспокоиться о своих людях, его люди согласно уставу обязательно получат здесь еду, а лошади овес. Он закрыл глаза и погрузился в сладкую, спокойную дрему.
Час заслуженного отдыха пролетел как мгновенье Бильге даже и не успел понять, уснул он или нет, когда звонкий глас Кулун бека разбудил все живое на пол полёта стрелы.
Мальчишка орал громко, но бессвязно, Бильге лишь с третьего раза понял лишь,– Тамга, Эркин хан156, арак, яса
Последнее сочетание слов Арак и Яса его удивило. Он поднялся, опираясь на плечо шамана, что бы, не упасть и как был босой, так и пошел в сторону скандала. Походя, нагрузив молодого бека своим щитом и своими сапогами в отместку за прерванный сон. Пройдя около шестидесяти шагов по берегу он остановился как раз напротив борта расшивы с которого были сброшены такие большие сходни, что позволяли взойти на борт сразу четверке лошадей со всадниками. Несмотря на такие большие сходни, палуба расшивы под белым покрывалом была пуста, а его уланы, жаждавшие прохлады и сна стояли на берегу молча. Посол со своими черноголовыми стоял рядом, что-то говоря своим спутникам. Личный отряд Кулун бека стоял позади всех, так как хранители ясы дорожили своими знаниями. Потому, что, как известно, мёртвый или раненый с трудом может поделиться, своими знаниями о великой Ясе, с искателями порядка и истины. Там, где закон, там не должно быть войны, ибо люди принявшие Ясу приняли мир в свои сердца.
Десяток куда-то пропал и не принимал по этой причине участие в этой сваре.
– Что тут такое? Кто посмел отказать Чингизиду в гостеприимстве, а его людям в отдыхе, а лошадям в фураже,– громко прокричал Бильге хан в сторону Расшивы.
–Тамга бор157?– -довольно громко по персидски ответили с расшивы.
–Бор, Бор, – прокричал в ответ Бильге хан, одной рукой оттягивая ворот рубахи другой, вытаскивая Бронзовую тамгу с изображением медведя. Тамга хотя и была бронзовой медведь на ней был посеребрен, и начищенный блестел на солнце, порой ослепляя недалеко стоящих. В общем, тамга, предъявленная Бильге ханом голосу с расшивы, производила благоприятное впечатление и не позволяла, упасть в грязь лицом владельцу. Говоря всем смотревшим на нее,
– Вот глядите тут рядом с вами сродственник великого Потрясателя.
Люди, как правило, после более подробного знакомства с Тамгой становились более предусмотрительными и добрыми, по отношению к Бильге хану и его орде. Но здесь случилось совсем уж неожиданное, с расшивы к нему навстречу вышел мальчик, что-то почтительно неся на подносе, подойдя, на пять шагов, он опустился на одно колено, и вытянул в его сторону поднос, на котором Бильге увидел серебряную тамгу-пайзцу с золотым вороном. От неожиданности Бильге хан так и замер с тамгой в одной руке, а второй оттягивая ворот рубахи книзу. Мальчишка не стал долго стоять на сходнях, показав Тамгу, он мгновенно повернулся, и исчез под белым пологом.
Бильге так и стоял бы ошарашенный, но слова Кулун бека вернули его к жизни,
–Дядя я кушать хочу, и моя лошадка тоже, попроси хана исполнить долг. Мы же путники, а ты же хан,– канючил малец, дергая его за пояс.
Бильге осознал свое ханское достоинство и как был босой, так босой и пошел на расшиву, справедливо полагая, что он хан по рождению, и останется ханом даже без сапог. Он ведь без сапог вошел в этот мир уже ханом, как и его предок великий Потрясатель. На расшиве было прохладно, но достаточно светло и Бильге хан сразу увидел в конце расшивы небольшой шатер, подле которого на подушках сидел человек в золотом халате. Человек увидя Бильге хана привстал, приглашая его к себе. Бильге подошел, человек в знак приветствия протянул ему кубок с темным питием. Бильге остановился с недоверием глядя на кубок, но человек предугадывая его сомнения, отпил из кубка. Бильге взял кубок двумя руками и сделал осторожный глоток, темное питье оказалось красным вином терпким и холодным именно таким, что бы уничтожить жажду у путника долгое время страдавшего от отсутствия воды и прохлады. Вторым глотком он выпил весь бокал до дна, и устало опустился на шелковые подушки.
– Не держи зла, просто многие хотят выпить вино, предназначенное для конницы Чингизидов. Я отдам приказ, твои кони будут накормлены овсом пропитанном вином, а люди получат баранину, такую нежную, что даже шахиншах Хорезма, а он в баранине знал толк, уж поверь мне, и тот завидовал бы тебе, если был бы жив. Но уважаемый, сюда пустить никого кроме тебя не могу, таков приказ Бату хана. Даже личный гонец его и то отдает мне указы на берегу, куда я спускаюсь. И не проси меня объяснить, почему это так, это его приказ, за неисполнение приказа смерть. Да и маленького Жеребенка бери с собой. Я дам ему рохат лукума из самого Самарканда, и легкой кунжутной халвы золотого цвета из веселого Коканда.
–Как звать тебя – спросил Бильге
–Ой, прости почтеннейший, я сделал ошибку и допустил бестактность, прости, зовут меня Абу Али Хусейн ибн Абдуллах ибн Хасан ибн аль Гиссари,– произнес хозяин шатра.
–Уж не тот ли вы учитель написавший «Собрание описаний всех известных: путей, направлений и дорог полуденного мира», – спросил Бильге хан.
–Да это я, приходилось мне …. Начал было Али, – как тут же был перебит Бильге ханом,
– Муалиммон158 будьте моим наставником пока я тут, пока приказ Бату хана не пошлет меня куда-нибудь, – говоря это, Бильге хан в знак почтения кланялся Али.
–Хорошо, иди, готовь вопросы, – ответил Али.
Бильге поклонился и со словами, – Какая честь нам выпала, какая честь….– вышел из полога.
Его маленькая орда встретила своего господина молчанием.
Бильге глядя на них прокричал,
– С коней долой, казаны на костры, всем отдыхать, и ставить шатры в ста шагах от берега. Нукеры следите, чтобы лошади не бегали склабиться на берег, там живет мудрейший из мудрых Али Гиссарский. Поняли!!???
–Да,– громко ответил уланы его сотни. Этого ему оказалось достаточно, и он побрел в сторону шамана, сидящего на своих мостках, продолжить так некстати прерванный отдых.
Как и было сказано Али, люди Бильге Хана получили все, что им полагалась и даже более того. В частности умельцы с расшивы смогли до вечера успеть испечь пшеничного хлеба, чем полностью покорили сердца уланов Бильге хана. Лишь неугомонный Эркин хан со своими людьми хранил молчание. Он, всю ночь, молча, в одиночестве, ходил кругами вокруг лагеря, что-то высматривая на реке.
Бильге хан всю ночь провел в предвкушении встречи с великим ученым Абу Али Хусейн ибн Абдуллах ибн Хасан ибн аль Гиссари. Он приготовился ему рассказать о людях и нравах тех мест, где ему приходилось служить. Потому, что в глубине души хан надеялся, лет через десять, открыть книгу,– «Собрание описаний всех известных: путей, направлений и дорог полуденного мира» и прочитать там,– «Мне нищему духом страннику, Али Хусейну, ищущему зерна истины, посеянные всемилостивейшим Аллахом по всему миру, довелось на реке Итиль встретить достойнейшего из всех Чингизидов Бильге – Кутлук хана, поделившегося со мной знаниями, легшими в основу этой книги». Еще он хотел взять с собой молодого Кулун бека, чтобы на того тоже упал свет знаний от великого светоча ученого Абу Али Хусейна, но по правде говоря он не решил, сразу брать мальчишку или испросить разрешение у мудрейшего??
Проснувшись с первыми лучами солнца, он быстро сбегал за холм по нужде, потом вернувшись в свой шатер, он принялся выбирать костюм для беседы с мудрейшим. Это было трудным делом. Бильге хану не хотелось быть подобно павлину ярким, но глупым собеседником. Но с другой стороны умная птица попугай, в честь которой была написана, «Книга попугая», прочитанная ему в городе Термезе, имела яркий наряд. И как тут быть? Как одеться ярко подобно попугаю и не выглядеть подобно павлину, тоже ведь яркому. Кроме всего Бильге очень хотелось похвастаться перед мудрейшим своим легким китайским халатом, привезенным из страны Ниппон. В конце концов, он решить быть на беседе в трех халатах и одной песцовой шубе. Такой наряд покажет всем его значимость, шуба к тому же прикроет несколько кричащее сочетание синего и желтого халатов. И его никто не обвинит в щегольстве. Которое, к слову не поощрялось Чингизидами в походе. «Хан Орды имеет авторитет и уважение даже тогда, когда имеет одну лишь нательную рубаху»-.говорил Потрясатель, на решение этого вопроса Бильге потратил около двух часов ,когда он наконец вышел из шатра, увиденное им поразило его. Возле его шатра двумя шеренгами стояли его уланы в конце строя было сооружено нечто напоминающее помост, на котором восседали два старых хрыча, и по совместительству хранителя великой Ясы. Кулун бек восседал рядом на коне, Мальчик для торжественности был облачен в малиновый халат и жёлтую лисью шубу. Что бы конь не брыкался, его держали два улана, один спереди другой сзади, стреножа задние ноги.
Бильге хан остановился, он не мог понять что случилось, Почему без приказа построены его уланы, чего хотят два хранителя, и главное, почему он не может пройти на встречу с мудрейшим. Бильге в замешательстве мял руками шапку не зная, что делать. Все молчали. В конце концов голос сильным акцентом произнёс,
– Ты хан нарушил Закон, ты не оказал нам помощь в поиске врага . ты должен сидеть и ждать тут.
Бильге перестал мять шапку в нерешительности, он сразу узнал говорившего, это был посол Эркин-хан. Бильге сначала побелел, потом покраснел, потом он надел шапку на голову и вытащив из-за пояса плетку со словами,-Кто здесь хан?,-с яростью опустил её на голову ближайшего улана. Улан, поседевший в походах муж, успел только прикрыть глаза руками и упасть на колени, камча еще два раза вольно прогулялась по его спине, после чего принялась за спину другого улана. Бильге шел медленно, тщательно раздавая удары на право, и налево, считая, что бы каждому из его сотни доставалось равное количество ударов. Дойдя до помоста, он с радостью ударом с оттягом, пришёлся по физиономии сначала одного потом другого старца. После чего он стащил с помоста за бороду сначала одного потом другого. На освободившееся место он сел сам и немного подождав для приличия спросил.
–Как вы посмели?
Старый улан первый получивший плетью сказал,
–Хан, судьи сказали, что ты нарушил приказ, Бату хана, отказав в помощи послу, доверившемуся тебе в степи. Ты отказался искать его врага, а значит врага Бату хана, потому что враг нашего гостя и наш враг.
–Судьи кто вам сказал это? – спросил Бильге.
–Мы сами все видели, мы все донесем хранителю ясы, – пропищал судья в белом халате
–Я хан, здесь я решаю, кому нужна помощь,– ответил Бильге.
–Если ты решил не помогать нам, мы сами поможем себе,– прокричал Эркин хан.
– Ты кто? Ты жив благодаря закону степи и молчи, по закону степи, мы спросим тебя, – сказал Бильге.
–Я не нуждаюсь в этом, у меня хватит сил самому найти обидчика и наказать его, а вам монголам будет стыдно – опять прокричал Эркин хан.
Бильге хотел было ответить, но старый улан, сняв шапку, и с поклоном сказал ему,
–Он прав, нам будет стыдно.
В знак согласия с ним другие уланы его сотни так же сняли свои шапки.
Бильге задумался, хан тогда хан, когда у нег есть уланы, но если улан уйдет, то хан может лишиться и головы и достоинства. Сейчас это был не бунт, это волеизъявление его людей, он не имел права проигнорировать его, он должен был либо согласиться, либо сказать нет. Но нет, должно быть по закону, а не по его воле. Наказать камчой за несвоевременное построение это он должен был сделать и принять во внимание их волю он также должен.
Бильге расстегнул ворот рубахи и достал тамгу-пайзцу, он высоко поднял ее, что бы видно было всем, потом сказал.
–У него тамга – пайзца с золотым зверем. Он хан на воде.
–Мы не верим,– проблеяли старцы.
–Я тоже, пусть мне сейчас же покажут, – проговорил важно Кулун бек.
–Вот я тебя стригунка камчой, – пригрозил Бильге хан,
–Нет права у тебя бить меня, мы на курултае, еще неизвестно кто станет старшим тут, после голосования,– крикнул ему в ответ дорогой племянник.
Бильге этого стерпеть не смог и хотел уже применить рукоприкладство к мальчишке, но его уланы задержали уже занесенную руку хана,
–Монголы детей не бьют,– сказали они, покорно подставляю под камчу хана свои спины
–Хорошо, – согласился Бильге хан,
– Вот вам за его науку объясните ему все, но потом,– сказал Бильге хан, два раза довольно сильно ударив каждого.
Бильге подозвал к себе нукера из охраны расшивы и, вручив тому свою пайзцу, отправил его на расшиву с просьбой, показать курултаю пайзцу Абу Али. Как и в первый раз, мальчишка выбежал из под полога расшивы, и всем показал поднос, на котором лежали две тамги-пайзцы. Монголы увидя, пайзцу-тамгу с вороном, летящем в небеса, начали почтительно кланяться. Два хранителя ясы, в знак почтения приложили тамгу к своим глазам и, взяв у улан по плетке стали отвешивать себе двадцать ударов, за непочтение к словам и деяниям хана Бату. И за то, что усомнились в его избраннике. Они решили наказать себя сами, так знали, что если их накажут другие, то им будет во сто крат больнее. Хранители быстро сообразили, что их деяния попадают под статью – самоуправство в походе, и по правде за это часто снимали голову или ломали хребты, последнее по особой милости хана. Смерть без пролития крови удел избранных.
Увидя какое действие оказала тамга с расшивы на сотню Бильге хана, Эркин –хан демонстративно плюнул в его строну и повернулся к помосту на котором сидел Бильге спиной. Потом оно приказал своим людям поднять вертикально копьё с привязанном к наконечнику белым бунчуком. Тем самым он дал понять всем присутствующим, что с этого момента он и его люди представлены сами себе. Как только белый бунчук был поднят к небу и заколыхался на слабом ветру, так с расшивы раздался голос Абу Али Хусейна.
– Я бы не торопился уходить от дорого хана.
–Я Кеннет Мейнард тан Халтона Кавдорского эрл Ранкорн посол великого государя Западного края прошел полмира, что бы найти своего обидчика и обидчика моего государя подлого барона Труафлеш, известного еще как Илай Ефратский.-прокричал в сторону расшивы Эркин хан.