Read the book: «Скелеты в шкафу: Как наша тайная жизнь управляет явной»

Знак информационной продукции (Федеральный закон № 436-ФЗ от 29.12.2010 г.)

Переводчик: Евгений Поникаров

Редактор: Вячеслав Ионов

Издатель: Павел Подкосов

Руководитель проекта: Александра Казакова

Художественное оформление и макет: Денис Изотов

Арт-директор: Юрий Буга

Корректоры: Зоя Скобелкина, Елена Рудницкая

Верстка: Андрей Фоминов

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Michael Slepian, 2022

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2025

* * *

Посвящается Рейчел

Предисловие
Раскрытый секрет

Я нервно наблюдал, как снегопад закрывал для самолетов города Восточного побережья. В новостях говорили, что замер даже Вашингтон, однако аэропорты Нью-Йорка пока еще принимали самолеты. Мне повезло – мой рейс из Калифорнии отправился вовремя, и я без проблем добрался до Манхэттена.

В кампусе Колумбийского университета я бывал лишь однажды еще старшеклассником, когда посетил его, понимая, что шансов поступить туда у меня нет. Теперь я стоял за кафедрой в одном из его лекционных залов и думал не о зимней непогоде, а о своем выступлении. Мне предстояло провести «презентацию для приема на работу» – за 90 минут рассказать о своих исследованиях и охватить целый ряд тем, от того, как мы судим о надежности других людей, до того, как оцениваем крутизну склонов. Я начал разговор с моего последнего исследования секретов.

Стандартная процедура приема на работу в академических кругах – это утомительная череда встреч, на подготовку к которым вы потратили кучу времени, и прерывается она только самым важным выступлением в вашей жизни, отрабатываемым месяцами, да еще несколькими паузами на посещение туалета, если их не забудут предусмотреть. В этот раз все было как обычно. Когда я начал говорить, сразу стали подниматься руки и посыпались вопросы – от принципиальных (что такое секрет?) до необъятных (а как же культура?).

Но эта история не о моем приеме на работу. Этот день навсегда врезался в память по другой причине. Помимо выступления вспоминаются еще два момента: во-первых, после целого дня встреч будущие коллеги пригласили меня на ужин, а затем некоторые из них продолжили общаться в баре моего отеля; во-вторых, позже тем же вечером тема моего дневного выступления получила неожиданное и весьма личное развитие.

Было уже за полночь, когда мы заказали еще по выпивке, и стало казаться, что эта ночь похожа на встречу с хорошими друзьями. Презентация уже была событием из давнего прошлого, каким-то далеким воспоминанием. Внезапно я вспомнил, что мой телефон вибрировал, и посмотрел на экран. Пропущенный звонок от отца. Крайне необычно. Папа никогда не звонит ни с того ни с сего, не говоря уже о том, чтобы делать это ночью.

Через полчаса мы решили, что хватит, и попросили счет, и я увидел второй пропущенный звонок. В голове крутились исключительно плохие сценарии. Наверняка кто-то из семьи умер или произошла какая-то другая трагедия. Так или иначе, о чем бы папа ни хотел поговорить, это, похоже, не может ждать.

Я перезвонил. «Мне нужно кое-что тебе сообщить, – сказал он. – Если можешь, то лучше сядь». Затем он рассказал, что они с матерью долго пытались и никак не могли завести ребенка. Раз за разом терпели неудачу и в конце концов узнали причину: оказалось, что мой отец бесплоден.

Папа заявил, что не является моим биологическим отцом и на самом деле я был зачат с помощью искусственного оплодотворения от анонимного донора. Вот такой секрет открылся в конце одного из самых важных дней в моей карьере. Я так и не сел.

Ощущалось легкое головокружение. Выброс адреналина словно вернул меня на кафедру, только теперь вопросы задавал я. Впрочем, на первый важный вопрос отец ответил раньше, чем я успел его задать. Моего брата, родившегося пятью годами позже, зачали от другого донора, так что на самом деле он – мой единоутробный брат.

Я терпеливо слушал, пока мой отец не закончил выкладывать свои сногсшибательные известия. Затем настала моя очередь. Я заверил его, что эти новости ничего не изменят в наших отношениях. Он остается моим отцом, которым всегда был. Но у меня имелись вопросы. Почему эту тайну скрывали от меня? Почему он все же рассказал мне о ней и почему именно сейчас? Кому еще она известна? Оказалось, что об этом знали мои дедушки и бабушки, дяди и тети – вся семья, кроме нас с братом. Как удавалось так долго хранить эту тайну и чего им это стоило?

Последние 10 лет я занимался исследованиями, которые дают ответ на заданные мной в тот вечер вопросы. А вот психология хранения секретов, как мне позже стало ясно, не определена, поскольку никто не спрашивал об этом. Психологи давно интересуются тем, как люди формируют взаимоотношения и связи друг с другом, однако почти не задаются вопросом, почему люди держат дистанцию и каковы последствия того, что мы не пускаем никого в свой внутренний мир.

Исследователи всегда полагали, что утаивание информации во время разговоров – это и есть суть секретов, и именно на это предположение нацеливали хитроумные эксперименты. Но когда мы смотрим на реальные секреты (те, что вы сейчас храните) и спрашиваем, как они влияют на нас изо дня в день, начинает вырисовываться другая картина.

История секретов – это больше, чем рассказ о скрытности или обмане, это повествование о нашем внутреннем мире, осознании себя и своих отношений, о том, как мы справляемся с жизненными трудностями, и о том, что делает нас людьми.

Секреты есть у всех, но не все они одинаковы. Одни секреты безобидны, другие – нет. Но какие секреты вредны и почему? До той ночи, когда я узнал тайну своей семьи, психологи еще не задавали такой вопрос, но с тех пор в ходе исследований я спрашивал об этом более сотни раз. Благодаря десяткам тысяч участников экспериментов, которые делились со мной своими тайнами, мы можем сейчас пролить свет на роль секретов, раскрыть, как они появляются в нашей жизни, и узнать, как лучше поступать с ними.

Хотя не все из нас горят желанием раскрыть свои секреты, мы не хотим скрывать себя от других. Решение этого вопроса – ключ к нашим отношениям с людьми. Одна из основных причин трудности сохранения секретов в том, что это идет вразрез с нашим стремлением делиться своими переживаниями с другими. Действительно, не все секреты хранятся вечно. Иногда мы исповедуемся или делимся тайной с кем-нибудь.

Независимо от того, как вы поступаете со своими секретами, эта книга поможет понять, почему мы храним их, как они влияют на нас и как жить, когда они есть.

Глава 1
Что такое тайна

Самая первая сцена «Клана Сопрано» – сериала канала HBO, открывшего новую эру телевидения, – начинается с тайны. Тони Сопрано сидит в приемной психотерапевта и оглядывает помещение. Стоит такая тишина, что слышно тиканье часов, и звук внезапно открывшейся двери заставляет вздрогнуть. Доктор Мелфи приглашает Тони в свой кабинет, они заходят и усаживаются в кресла. У Тони поза человека, который пытается держаться непринужденно, но на самом деле чувствует себя не в своей тарелке. Он выжидающе смотрит на доктора Мелфи. Она отвечает тем же. Повисает неловкая пауза. Тони барабанит пальцами, отводит глаза, смотрит вверх и в сторону, затем снова переводит взгляд на врача и глубоко вздыхает.

Тони Сопрано посещает психотерапевта и не хочет, чтобы об этом кто-то узнал. Ему кажется, если кто-нибудь из приятелей и деловых партнеров пронюхает об этом, то он упадет в их глазах. Они сочтут его мягкотелым и слабым, а это не то впечатление, которое должен производить глава преступной группировки. Тони знает, что риск раскрытия его тайны невелик. В конце концов, в его деле секретность – не просто обязательное требование, а ключевой элемент Омерты, кодекса молчания, который веками соблюдали криминальные сообщества. К тому же вопрос «Ты посещаешь психотерапевта?» вовсе не тот, что постоянно задают в разговорах. Но все же секрет тяготит его. Почему он стал таким обременительным для Тони?

Психологи издавна считают, что тайны и секреты негативно сказываются на нашем психическом и физическом здоровье, однако на вопрос, почему это происходит, ответить трудно. В течение многих лет большинство исследователей полагали, что вред наносит само хранение тайны. В классическом исследовании участник эксперимента должен был вести разговор, скрывая от собеседника какой-нибудь секрет. Часто собеседнику давали указание задавать вопросы о том самом секрете, который нужно хранить. Но в полной ли мере такие упражнения показывают, как люди уживаются со своими тайнами?

Как выглядит тайна

«Нет ничего труднее, чем жить с тайной, о которой нельзя говорить»¹. Эдвард Сноуден не боялся, что люди узнают о его тайне, он больше думал о том, как безопасно ее раскрыть. Сноуден узнал, что Агентство национальной безопасности тайно ведет тотальную глобальную слежку. «Оно просто втихую шпионило за всем миром»², – написал он в автобиографии. На его взгляд, эта программа подрывала саму цель АНБ – агентство должно было защищать гражданские свободы, а не нарушать их.

Сноуден решил стать разоблачителем, но перед ним вставали две проблемы. Прежде всего, масштабы и сложность системы наблюдения. Чтобы информация вызывала доверие, нужно было показать, как работает программа слежки. «Чтобы раскрыть секрет, достаточно просто указать на его существование, но, чтобы разоблачить систематическую секретную деятельность, нужно обрисовать ее механизмы, – писал он далее. – Для этого требуются реальные документы, причем в таких количествах, которые показывают масштаб злоупотреблений»³, ⁴. Это подводит ко второй проблеме. Правительство США не приветствует незаконную утечку секретной информации. «Я знал, что за обнародование хотя бы одного PDF-файла мне грозит тюрьма»⁵.

Каждый шаг должен был оставаться незамеченным. Рабочие компьютеры АНБ отправляли данные, свидетельствовавшие об обработке и записи информации, в облако, оставляя цифровой след, однако Сноуден понял, что не так легко отследить работу на старых компьютерах АНБ, которые уже не используются, а пылятся в офисе. Но работа за этими древними компьютерами выглядела бы подозрительной, поэтому он копировал важные файлы в нерабочее время под покровом темноты. «Я, бывало, обливался потом, когда замечал чью-то тень или слышал шаги за углом»⁶. Сноуден скачивал файлы на крошечную карту памяти – слишком маленькую для срабатывания металлоискателей, – которую выносил из здания, спрятав в кармане, а однажды – в кубике Рубика. «Я клал карту в носок и даже засовывал за щеку, чтобы проглотить, если потребуется»⁷. Чтобы не оставлять цифрового следа, Сноуден ездил по острову Оаху в составе Гавайского архипелага, где жил, отправлял файлы по Wi-Fi и использовал каждый раз новую сеть. «Я контактировал с журналистами под вымышленными именами – эдакими одноразовыми масками… Вы не поймете, как тяжело остаться анонимным в интернете, пока не попробуете действовать так, будто от этого зависит ваша жизнь»⁸, ⁹.

Свыше полугода Сноуден копировал документы, касающиеся программы тайной слежки, и анонимно делился ими с журналистами. После отправки последних файлов он собирался бежать из страны. Об этом Сноуден не мог рассказать даже своей девушке – слишком высоки были ставки. «Чтобы не причинить ей больший вред, чем тот, который уже нанес, я молчал и был одинок в своем молчании»¹⁰.

В тот день, когда его девушка (нынче уже жена) отправилась в поход, Сноуден улетел в Гонконг, где дождался приезда двух журналистов. Через несколько дней мир узнал о тотальной слежке АНБ, а фотографии Сноудена заполонили все новостные программы.

Сноуден воспринимал хранение тайны как изоляцию и тяготился тем, что у него нет возможности выговориться. «Я вроде бы должен был привыкнуть к одиночеству после стольких лет безмолвного сидения перед экраном… Но ведь я живой человек, и мне требовалось общение. Каждый день для меня оборачивался борьбой, безуспешными попытками примирить мораль и закон, долг и желания»¹¹. Сноуден также проводил грань между секретами, которые были общими для него с коллегами, и своей личной тайной – тем, что он собирался выступить с разоблачениями. «Там ты, по крайней мере, часть команды: хотя твоя работа и секретна, этот секрет общий, а значит, и бремя общее. Все это печально, но и смешно – немного. Когда же у тебя настоящий секрет, который ты не можешь открыть никому, даже смех будет ложью. Я мог бы рассказать о своих опасениях, но не о том, куда они могут меня завести»¹².

Возможно, вы не босс мафии из Нью-Джерси и вряд ли когда-то имели доступ к сверхсекретной правительственной программе, однако переживания Тони Сопрано и Эдварда Сноудена все равно могут быть вам знакомы. Помимо стресса, связанного с криминалом, Тони испытывал тревогу и депрессию. А если оставить в стороне международную интригу с масштабной шпионской программой, проблема Сноудена заключалась в том, что он ощущал изоляцию и одиночество. Несмотря на умение скрывать свои тайны в разговорах, Тони Сопрано и Эдвард Сноуден несли на себе их бремя.

Вопрос о вашем секрете способен поставить вас в предельно неловкое положение, но часто ли такое случается на самом деле? Я никогда напрямую не спрашиваю никого из своих друзей (даже лучших), изменяли ли они когда-либо, делали ли аборт, подвергались ли насилию в детстве и так далее. В реальной жизни увиливать от вопросов о наших секретах приходится не так часто, как следует из худших страхов или психологических экспериментов, если уж на то пошло. На самом деле такая ситуация – лишь небольшая часть нашего взаимодействия с секретами.

Так что же такое секрет? Секреты – это не какие-то материальные объекты нашего мира. Вы не можете поместить их под микроскоп, а в мозге нет особой области, где хранятся наши тайны. Вы можете скрывать информацию, чтобы сохранить секрет, но само по себе это действие не является секретом. В чем проблема с определением секрета через действия, которые мы предпринимаем, чтобы скрыть его? В том, что нам не нужно скрывать их очень часто, да и скрывать их не обязательно сложно. Например, если бы кто-то спросил Тони Сопрано, где он был сегодня днем, тот мог легко придумать сколько угодно ответов вместо того, чтобы сказать честно: «У врача». И для сохранения многих тайн вовсе не требуется постоянное напряжение или ложь. Вот почему необходимо определять тайну не как то, что мы делаем, а как намерение: я не хочу допустить, чтобы люди узнали это.

Когда мы осознаём, что уклонение от вопросов и умение держать язык за зубами в разговоре – это всего лишь одна глава в истории тайны, в центре внимания оказывается гораздо более широкое понимание секретов и той роли, которую они играют в нашей жизни.

Оценка крутизны склона

Однажды на домашней вечеринке мы с женой приглушили свет и запустили видео, на котором в камине горели дрова. Интернет переполнен подобными роликами – выбранный нами включал реалистичное потрескивание и длился несколько часов. Некоторые из гостей отметили, что они почти ощутили тепло огня, исходящее от телевизора. Объяснялось это вовсе не тем, что наш телевизор перегрелся или друзья перебрали спиртного. Просто оранжевый и желтый свет в сочетании с потрескиванием ассоциируется у нас с ощущением физического тепла, которое возникает, когда мы сидим перед настоящим камином или костром.

Нейровизуализационные исследования показывают, что воображаемые ощущения активируют те же самые нейронные области, что и реальные чувства¹³. Это объясняет не только эффект имитации камина, но и то, почему с закрытыми глазами представить что-то проще, чем с открытыми. Если вы смотрите на одно, а представляете другое, это мешает, потому что в обоих процессах участвуют одни и те же области мозга.

Сначала я подходил к секретам именно с такой позиции. Если имитация камина вызывала у гостей чувство тепла, которого на самом деле не было, то возникает вопрос: может быть, мысли о секрете приводят к тому, что он воспринимается как реальное физическое ощущение, и поэтому другие задачи кажутся более трудоемкими и сложными?

Нередко, рассуждая о секретах, люди говорят о том, что «несут» их и «тяготятся» ими. Заинтересовавшись этой метафорой обременения, я провел онлайн-исследование двух групп испытуемых¹⁴. Одну из них я попросил думать о своем «большом» секрете, а другую – о «маленьком». Затем испытуемым показывали серию картинок и предлагали ответить на вопросы, связанные с изображениями. Например, на картинке участники эксперимента видели пышный зеленый парк и должны были оценить, какая температура на улице. Однако по-настоящему нас интересовал ответ только на один вопрос. Мы демонстрировали участникам изображение травянистого холма и просили оценить крутизну склона в градусах.

Когда люди чувствуют усталость, они считают окружающий мир более сложным, проблемным и неприятным, и в результате склоны в их глазах становятся круче, а расстояния – больше¹⁵. Это не отклонение, а особенность человеческой системы восприятия. Вряд ли в походе вам захочется, чтобы сил на подъем не хватило. Завышение крутизны склона – и, следовательно, усилий, необходимых для достижения вершины, – удерживает нас от чересчур трудных восхождений. Именно это происходило с участниками нашего исследования, как и со многими из тех, кто был до них. Они переоценивали крутизну склона: реальный уклон на картинке был примерно 25º, а они говорили о 40º. Однако те, кто думал о больших секретах, считали, что склон еще круче. Они воспринимали окружающий мир так, словно тащили более тяжелую ношу.

Прежде чем браться за транспортир, поймите, что воспринимаемая крутизна склонов интересна лишь как отражение чувства сложности, создаваемой внешним миром. В другом исследовании мы напрямую измеряли его. Мы подобрали людей, состоящих в данный момент в отношениях, и после нескольких вводных вопросов задавали главный: вы когда-нибудь изменяли? Если они говорили «да», то мы спрашивали, насколько их тяготит эта неверность, в частности как порой они думают о сложившемся положении и как сильно беспокоятся¹⁶. Затем мы интересовались, насколько тяжело им выполнять различные задачи: подниматься с продуктами по лестнице, гулять с собакой или помогать кому-нибудь с переездом. Чем больше участников эксперимента тяготила неверность, тем более сложными они считали такие задачи.

Наши гости чувствовали тепло ненастоящего огня потому, что их система восприятия шептала: «Тепло». Аналогичным образом система восприятия делает для испытуемых с грузом тайных измен более тяжелыми другие задачи – она шепчет: «Тяжело».

На этом мое изучение секретов, наверное, и закончилось бы, если бы не одно обстоятельство. Когда другая научная группа повторила исследование с холмом, результаты оказались другими: экспериментаторы не всегда обнаруживали разницу в оценках крутизны склона после размышлений о «больших» и «маленьких» секретах. Поэтому я вернулся в лабораторию, чтобы определить, в чем дело. Неожиданно я в новом свете увидел вопрос одного анонимного рецензента исследования: когда экспериментаторы просили участников подумать о секрете и изменяли при этом всего одно слово, что они имели в виду под «большим» и «маленьким» секретом? Рецензент указывал: «большие секреты» не обязательно должны быть «тяжелыми»¹⁷.

Спустя несколько лет я доказал, что этот критик был прав. Когда мы снова провели исследование, то спрашивали участников, насколько секрет тяготит их (как с испытуемыми, которые совершили измену)¹⁸. Участники, которые думали о «больших» секретах, говорили, что это тяготит их больше по сравнению с теми, кто думал о «маленьких» секретах, а вот «размер» тайны не имел значения. Чем больше секрет тяготил участников, тем круче им казался склон.

Вернемся к секрету, о котором я рассказал в предисловии. «Я не твой биологический отец» – это большой секрет по любым меркам. Однако хранение этой тайны не было для моих родителей обременительным. Большую часть времени они не думали об этом секрете. Иногда все же приходилось, например когда люди замечали, что мой брат пошел в отца, а я в мать. Молодым семьям часто приходится обсуждать с другими людьми, какой ребенок больше похож на того или иного родителя, и поэтому в те давние годы секрет тяготил сильнее. Однако, по словам родителей, со временем ноша исчезает, пока какое-нибудь событие не возвращает тайну в центр внимания. Секрет всегда оставался «большим», но он не всегда поглощал внимание. Это различие оказалось важным.

Мы снова провели эксперимент с оценкой крутизны склона и специально попросили одну группу участников думать о секрете, который их тяготит¹⁹. Как и предполагалось, эти участники систематически считали склон более крутым по сравнению с теми, кого просили думать о не слишком тягостном секрете. В совокупности результаты этих исследований показывают, что, даже если секрет кажется «большим», он не обязательно обременителен, а более всего тяготят те секреты, которые занимают наши мысли.

Чем чаще участники думали о своих тайнах, тем больше размышления о них воспринимались как бремя.

Во время этих исследований никто и никогда ничего не скрывал. Не было второго человека, задающего вопросы, не говоря уже о вопросах, мешающих участникам хранить свой секрет. И все же испытуемые – точно так же, как Тони Сопрано и Эдвард Сноуден, – ощущали бремя своих тайн, хотя никто о них не спрашивал.