Quotes from the book «Болото», page 2
Чем старше становишься, тем отчетливее понимаешь, что люди неправые – это миф, придуманный примитивным сознанием. Пока человек живет в системе координат, где он – центр вселенной, других людей он оценивает только с собою сравнивая. Мол, любишь меня – значит, хороший человек. Не любишь – ну козел, одним словом. И кажется – отличная система ведь, живи и радуйся.
Но как только внутренний Джордано Бруно восклицает, что не солнце вертится вокруг земли, а наоборот, что ты тут – не главный, не по тебе идет мера правды, красоты, до тебя вдруг доходит, что по-настоящему упрощает жизнь, не грубая схема, а понимание взаимосвязей. Умение сделать шаг назад и взглянуть из иной перспективы. Сначала сложно смириться с этим открытием – даже, бывает, зовешь на помощь внутренних инквизиторов, которые с годами наработанным профессионализмом утаскивают внутреннего бунтаря на костер. И ты какое-то время живешь в сладком неведении дикаря.
Люди, которые с детства живут между сном и бодрствованием, часто открывают незримое. И не поймёшь – кто и в самом деле умеет гостить по ту сторону, а потом возвращаться в будни, а кто – просто сошёл с ума. Граница между шизофренией и ясновидением чересчур тонка и неохраняема, и перебежчиков – толпы.
Конечно, поговаривали разное. В деревне вообще любят поговорить.
Темнота пугает тех, кто горя настоящего не нюхал.
И начался у Короля и Королевы ад, все его круги и мрачные карусели. От сочувственного любопытства соседей: «Ой, а что с мальчиком у вас?» – услышишь такое и хочется лицо разбить тому, кто посмел из жадности до сплетен потревожить самое больное, нежное самое. До приговоров врачей: «Нет, нормальным он не будет никогда.
Люди всегда чувствуют на себе чужой взгляд – это необъяснимый феномен.
Должно быть, проще живется тем, чье существование напоминает набор машинальных ритуалов. На ощупь сунул ноги в привычные тапочки, сварил кофе, поплелся в офис знакомым маршрутом, на лестнице встретил коллегу, который заученным преувеличенно бодрым тоном спросил: «Как дела?», точно так же заученно ответил ему: «Лучше всех! Отлично!», а сам при этом подумал, что ничего же хорошего, долги по квартплате, отсутствие секса, эти грязные московские лужи, хамство, водители маршруток, рассуждающие о политике, опять кариес, и какая-то родинка подозрительная на плече, и все время хочется спать.Включил компьютер, полистал новости, поработал немного, а там и обеденный перерыв, и гуляш в местной столовой напоминает собачий корм. Вечером – толкотня в маршрутке, потом – разогреть что-то на ужин, а вот уже и спать пора. Городская зомби-программа, не подразумевающая рефлексии.
Соседка, старуха по имени Марфа – неожиданно прямая спина, неожиданно злые глаза для такого улыбчивого лица и такого молодого певучего голоса – оказалась из тех, кому не дает покоя чужое личное пространство. Чем меньше городок, тем больше таких людей – тех, которые закрытые двери воспринимают как нанесенную обиду. Люди-кошки.
<...> Ты им рассказываешь под мухой:
Жили-были старик со старухой.
Родила старуха в ночь
Какую-то бестолочь.
Ни подбодрить, ни помочь,
Только тащит из дома мелочь
И пропивает, сволочь. <...>
Пока человек живёт в системе координат, где он - центр вселенной, других людей он оценивает только с собою сравнивая.
