Read the book: «Ученый цирк подонка-ректора», page 2

Font::

Сцена 7. Кабинет политологии

Дубинский:

Итак, господа! Вот вы и дожили до светлого дня зачета! Кого-то видел, кого-то трогал… о-э… в смысле, был тронут неподдельным энтузиазмом и интеллектом этих студенток… и студентов, а с кем-то сегодня и познакомимся, так сказать! Что же, посмотрим, кого бы вызвать первым.

Дубинский внимательнейшим образом знакомится с журналом и видит одного студента по фамилии Борматов, который был на его паре всего два раза.

Дубинский:

Итак, первым пойдет у нас… у нас пойдет первым… Борматов! Пожалуйста, выходите к столу, присаживайтесь и тяните билет.

Борматов выходит, не смотря тянет билет и спокойно садится.

Дубинский:

Итак, пишите на листке. Даю пять минут, а потом будем отвечать, так сказать, оценку получать!

В билете вопрос «Содержание классических теорий элит В. Парето, Г. Моски и Р. Михельса».

Проходит всего две минуты, и Борматов уже готов отвечать.

Борматов:

Готов к ответу.

Дубинский:

Ха-ха-ха, уже?! Ну, сейчас и посмотрим, как говорится. Отвечайте на первый вопрос!

Борматов:

Итак, вопрос: «Содержание классических теорий элит Парето, Моски и Михельса». По факту если раскидать, то теория элит, к примеру, гласит, что народ не в состоянии управлять государством и делать это должны аристократы. Ну, типа, кто богаче там, из какого рода там происходит, так сказать, к примеру, и вот.

Ну, Моска считал, что типа доступ в политику должен сопровождаться способностью управлять и понимать менталитет народа, так сказать.

Парето писал, что элиты должны сменяться, потому как, к примеру, рано или поздно «сдуваются», а неэлитарные элементы могут создать достойных преемников элитарным элементам. Потому как дети элиты не всегда выдающиеся личности. Ну, знаете, в семье не без урода, как говорится. Ну, потому вот и необходимо менять эти элиты-то, что прежние элиты теряют энергию.

Михельс говорил о том, что развитие общества приводит к созданию крупных организаций, допустим. И руководство такими организациями не может осуществляться всеми ее членами. Для нормального контроля за ними, за партиями там и тд., требуется иерархия некая, которая приводит к концентрации власти в один аппарат, как бы.

У меня все.

Дубинский:

Ну, конечно, суть более-менее такая, так сказать, но, как вы говорите?

Борматов:

В каком смысле как?

Дубинский:

Ну, допустим, слов много у вас в речи ненужных, к примеру-то.

Борматов:

Так вы же сами так разговариваете. Вот, даже сейчас.

Дубинский внезапно осознает, что действительно употребляет кучу слов-паразитов в своей речи. Раньше ему об этом никто не говорил, но студент Борматов открыл ему глаза и уши.

Дубинский начинает свирепеть от того, что какой-то студент-прогульщик указывает ему на его недостатки речи и еще, как будто бы издеваясь, говорит с ним в такой же манере. Все. Он полон гнева и сейчас взорвется.

Дубинский:

Вы, эт самое, не много ли себе позволяете тут?!

Борматов:

А я что сказал-то?

Дубинский:

Вы хамить тут и учить изволите меня, так сказать, это самое?!

Борматов:

Так а где я хамлю? Вы же правда так разговариваете. А на вопрос я по факту ответ дал.

Дубинский:

Вы не ответили как надо, молодой человек! Вы ничего не понимаете в политологии, понимаешь ли!

Борматов:

Так а мне это зачем? Я на агронома учусь. Вот вы понимаете, как пшеницу сеять?

Дубинский:

Ну, допустим, нет!

Борматов:

Ну, вот. А я понимаю. Вы и занимайтесь тогда своей политологией. У меня предмет в программу вписан, я пришел, ответил по факту. Вопрос в чем?

Дубинский в невероятнейшей ярости.

Дубинский:

Вы, молодой человек, далекий! Политология – основа мира всего! Глупец и неуч, понимаешь ли!

Борматов:

Вы свою политологию на обед есть будете, что ли, вместо хлеба? Тут что по вашим лекциям, что по этим теориям и так все понятно. По жизни растешь, взрослеешь, развиваешься, и понимание само приходит, как все это устроено, по факту. Мне зачем углубляться в детали этого? У меня написано «зачет», я пришел и рассказал, потому что надо прийти и рассказать. А не потому что это мне надо и всем людям.

Дубинский:

А ну-ка вон отсюда! Оценка два! И не пересдадите вы мне ничего, не надейтесь!

Борматов:

Я никуда не уйду! Я ответил и буду ждать!

После этих слов Борматов садится за первую парту и уверенно сидит, не собираясь никуда уходить. Дубинский выкрикивает следующего к ответу.

Дубинский:

Следующий!

Следующим отвечать выходит всезнающий умник по фамилии Подмазюк.

Подмазюк:

Да, вы знаете, Акакий Эсмеральдович, я тоже считаю, что политология нужна всем и без нее никуда!

Борматов, услышав, как Подмазюк явно таким образом подлизывается к преподавателю, да еще и указывает при этом на только что произошедшую ситуацию, вскипает.

Борматов:

Эй, слышь, ты охренел?!

Борматов выкрикивает Подмазюку, но Дубинский думает, что это адресовано ему за отказ ставить оценку.

Дубинский переходит в пограничное состояние и даже теряет свою привычную манеру речи. В нем разбудили настоящего зверя, после чего этот зверь вылез наружу и загрыз предыдущего нелепого и косноязычного Дубинского.

Дубинский:

Ты как себя ведешь, быдлота?!!! Вы че, думаете вам можно все, крутым таким?!!! Пришел тут, учит меня!!! Да я в рот вас всех имел!!! На тебе тройку и проваливай отсюда, чтобы никогда тебя не видел больше!!!

Дубинский ударным движением руки рисует тройку в зачетке Борматова. Борматов как ни в чем не бывало подходит к его столу, берет зачетку и удаляется, хотя внутри, конечно, тоже испытывает шок от такого поистине невероятного перевоплощения Дубинского.

Дубинский же изначально планировал вывести Борматова на разговор о том, что качество ответа неподобающее и за зачет надо «что-то еще дать в придачу», но на этот раз все пошло совсем не по его обыденному сценарию.

Так он поступал со всеми студентами-прогульщиками. Этим также объясняется причина его невероятной злости.

Дубинский:

Так, ладно! Подлизюк! Или как там, это самое?

Подмазюк:

Подмазюк!

Дубинский:

Оценка 5 и свободны!

Подмазюк:

Так я же еще ничего не ответил!

Дубинский:

Спорить тоже будем, что ли, с преподавателем?

Подмазюк:

Конечно нет! Вы что?

Дубинский:

Ну, вот и все тогда! Все остальные на пересдачу!

Аудитория возмущенно начинает гудеть.

Дубинский:

Так, чего загудели?! Спорить будем? Все, я сказал, собираетесь и уходите! Все на пересдачу, эт самое!

Все студенты уходят, матеря у себя в голове идиота Дубинского, а Дубинский же неподвижно остается сидеть за столом. Он вспоминает о своих ошибках, совершенных в течение всей жизни, и слезы наворачиваются на его глаза.

Ведь все могло бы быть совсем иначе.

Сцена 8. Квартира Дубинских
(Воспоминание)

Только что окончивший школу семнадцатилетний Дубинский обсуждает со своим отцом, куда ему идти дальше.

Дубинский ст.:

Тебе надо нормальную понятную профессию! Вон, иди в ПТУ на плотника. Будет работа, будет зарплата и все как надо, эт самое.

Дубинский мл.:

Да я думал в институт лесной пойти.

Дубинский ст.:

Зачем тебе этот лесной институт? Лесником потом быть, что ли, эт самое? Ерунда какая несерьезная! Да и какой тебе институт, не возьмет тебя туда никто. Сиди и не высовывайся. Вон, поступай на плотника, и все понятно будет! Работа есть и деньги есть, что еще надо!

Дубинский мл.:

Но мне интересно как устроен лес, я бы хотел быть лесничим, а не плотником. Да и чего я не смогу поступить-то? Что значит не высовываться? Надо ж попытаться хоть!

Дубинский старший дает младшему подзатыльник.

Дубинский ст.:

Я тебе тут поговорю еще! Все, завтра идешь, документы в ПТУ относишь!

И не в состоянии юный Дубинский дальше противостоять отцу. Не хватает смелости. Да и отец взрослый, ему виднее, думает он. Да и не хочется его расстраивать. Ведь он же его любит.

Затем Дубинский вспоминает еще один важный поворот в своей жизни.

Сцена 9. Квартира Дубинских
(Воспоминание)

Дубинский сидит на кухне с женой Людмилой.

Людмила:

Может, уже найдешь какую-то работу себе другую наконец?! Денег-то совсем нет!

Дубинский:

Так, эт самое, Людочка! Я что найду-то? Ну вон я ж таксовать-то попробовал, к примеру, и что? Эти сволочи доехали докуда им надо и потом просто говорят, мол, давай, папаша, счастливо! И ничего не заплатили!

Людмила:

Да у тебя всегда вот так все! Через одно место! Всю жизнь! Хоть что-то бы нормально сделал!

Дубинский:

Людочка, ну, не сердись! Я же все ради тебя, эт самое, всю жизнь! Я ж тебя люблю!

Людмила:

Да иди ты, всю жизнь испортил! Вон, с тобой учился же в ПТУ этот, Баян? Теперь он ректор института Окопо-Ямского!

Дубинский:

А, так он, эт самое, по связям как-то, по хитрому там пролез. История темная там, так сказать…

Людмила:

Какая разница?! Иди к нему и попросись кем-нибудь!

Дубинский:

Да чего я пойду-то к нему! Мы ж давно не общались, да и не были друзьями-то особо!

Людмила:

Я сказала, пойдешь завтра и попросишься!

И Дубинский соглашается. Ведь он любит жену и хочет, чтобы она была счастлива.

Сцена 10. Кабинет Баяна
(Воспоминание)

Дубинский стучится и заходит в кабинет. Баян сидит спиной к нему за столом и что-то читает. Оказывается, порножурнал.

Баян:

Кому че надо?

Дубинский:

Володь, эт самое, привет! Я Акакий, из ПТУ. Помнишь? Дубинский.

Баян захлопывает журнал, с удивлением поворачивается и узнает Дубинского.

Баян:

А, Дубинский! Здарова, заходи! Как сам? Помню, конечно, помню. Заходи, какими судьбами?

Дубинский:

Да, эт самое, все хорошо! Работаю по специальности! Плотником, в школе!

Баян:

А, ну это хорошо, хорошо!

Дубинский:

А ты вот, вижу, тут теперь?

Дубинский оглядывает кабинет.

Баян:

Ну да, да! Так сказать, надо наше образование поднимать!

Дубинский:

Ну, эт да, эт самое! Да… Я чего зашел-то… Слушай, есть, может, по старому, так сказать, знакомству, к примеру, какая-то работенка дополнительная? А то, понимаешь ли, не хватает денег сейчас. Время-то сам видишь какое.

Баян видит возможность. В институте как раз открывается новая кафедра политологии и требуется руководитель. Найти настоящего политолога в этой дыре нереально, а свой человек – идеальный вариант! И наплевать, что Дубинский ни разу не политолог и даже близко.

Направление политологии в вузах совсем еще новое и неизведанное, да и Баяну как раз нужен такой податливый прихвостень, как Дубинский, который сможет еще и собирать со студентов бабки по его приказу.

Баян:

Слушай, да без вопросов вообще! У нас как раз тут новая кафедра открывается! Политология! Хочешь возглавить?

Дубинский:

Ой, эт самое! Серьезно, что ли? Вот это предложение, конечно! Но, я ж не, как его, не политолог!

Баян:

Слушай, да это по шарабану вообще! Это новое какое-то направление, кто там разбираться будет? В общем, предлагаю один раз. Если не хочешь, найдется кто-то другой.

Дубинский:

Не-не, я согласен! Давай!

Баян:

Ну вот, совсем другое дело! Все тогда, работаем вместе! Дипломы там тебе сделаем, законно, естественно. Так сейчас все делают, это нормально, не волнуйся. Книжек вон почитаешь и сойдешь за политолога. Там я почитал одну. Ну, хрень полнейшая, любой бред несешь и добавляешь слова, с политикой связанные!

Дубинский:

Спасибо, Володь! Большое! Вот жена-то обрадуется!

Баян:

Да, давай, иди обрадуй!

Дубинский радостно бежит до дома, а Баян поворачивается к столу и продолжает изучать свой журнал.

Жена рада, Дубинский становится политологом. Однако со временем Баян начинает его обманывать, не выплачивать часть зарплаты, нагружать лишней работой. Людмиле это не нравится, но Дубинский ничего не может сделать. Всякий раз, когда он пытается высказать какие-то претензии Баяну, тот убеждает его, что ему все кажется и никакого обмана нет. И Дубинский верит. Ведь он же считает Баяна не просто начальником, а еще и другом. И любит его так, как полагается любить друзей.

В итоге Людмила уходит от Дубинского к состоятельному московскому банкиру.

Сцена 11. Квартира Дубинских
(Воспоминание)

Людмила:

Хватит валяться на полу! Ты че как маленький?!

Дубинский:

Людочка, ну почему же ты от меня уходишь?! Ну, прошу тебя! Я же люблю тебя!

Людмила:

Мне твоя любовь на фиг не сдалась! Ты ничтожество! Встань с пола, отпусти мои ноги, дай мне обуться!

Людмила отпихивает Дубинского, надевает сапоги, берет чемодан и выходит из квартиры. Дверь захлопывается, и Дубинский остается один.

И после этого Дубинский, что называется, начинает плыть по течению. Ему становится наплевать на всех и вся. Он озлобляется и начинает отыгрываться на студентах, вымогать у них взятки, подкатывать к первокурсницам, а по вечерам пить водку.

Сцена 12. Кабинет политологии
(Наше время)

Дубинский сидит и плачет, уткнувшись лицом в стол. Просидев так еще минут десять, он все же встает, берет свой разорванный портфель и, шатаясь, еле переставляя ноги, выходит из кабинета.

Сцена 13. Физкультурный зал

Утюгов ведет секцию тренажерного зала и смотрит, чтобы каждый студент был занят делом, а не прикидывался ветошью.

Утюгов:

Слышь, дохлик! Ты че там лежишь? А ну-ка делай пресс, а не притворяйся! Вы че, пришли тут и думаете, что можно тупо галочки получить? Не-а, ни фига!

В зал входит Борматов.

Утюгов:

Борматов, че кислый? Как там с политологией?

Борматов:

Да я-то его дожал. Не ушел, пока трояк не поставит.

Утюгов:

Красава!

Борматов:

И этому. Умнику пятерку поставил. А всех остальных выгнал и сказал на пересдачу идти. Чет пипец он разозлился. На меня одногруппники наезжали еще сначала, что я во всем виноват. Но потом как-то подумали и поняли, что он и без этого случая как мразота себя вел. Еще и к девочкам подкатывал.

Утюгов:

Подайте вы жалобу на него уж наконец!

Борматов:

Так а куда? Он же там, по слухам, что-то с Баяном мутит. К Баяну придешь, он пошлет, слушать не станет.

Утюгов:

Конечно, Баяну и не надо. Вы подавайте сразу в министерство. Материала-то там хватит на Дубинского. У него вон, через каждое слово проскакивают оговорки по Фрейду.

Борматов:

Хм. Действительно, можно же в министерство! Хорошо, спасибо. Обсудим тогда сегодня. Василий Васильич, а вы-то чего не уволитесь? Вы ж говорили, что у вас магазин спорттоваров есть? На фига вам тут работать-то?

Утюгов:

Да понимаешь… Люблю я спортсменов воспитывать из вон таких дохляков, как вон тот, в углу. Я тебе сказал, делаем! А не делаем вид! Да, и советы давать. Кому тут место, а кому нет. Вот тебе, Борматов, доучиться надо и агрономом быть. Эт твое. А вот твоему одногруппнику Понимасову, к примеру, я уже говорил, что надо отчисляться и двигаться в чем-то другом. По нему видно, что родители заставили сюда идти. Получится потом потраченное зря время. Не своей жизнью живет.

Борматов:

Ну а как понять, что тебе нужно? Я вот знал сразу. А кто-то ведь не знает.

Утюгов:

А сразу и не обязательно знать. Это жизнь покажет. Пока не попробуешь – не поймешь. А надо пробовать разное. И не бояться пробовать, самое главное. Не надо ничего бояться. Надо, конечно, если за что-то взялся и поначалу не получается, идти до конца. Но если ты очень долго и очень упорно чем-то занимаешься, но по итогу совсем никак не идет и приходит понимание, что тебе это и не нравится вовсе, то бросай и бери пробуй другое! Это значит, что не твое это дело. Так и найдешь в итоге свое. Я-то тоже не сразу это понял. Не сразу понял, что не тем занимался. Я же был физиком-ядерщиком.

Борматов:

Серьезно?

Утюгов:

Да. Потом меня уволили и поставили блатного чувака на мое место. Я долго злился, конечно, думал, что это и было мое призвание, а потом понял, что нет. Здесь я счастлив, а там думал, что счастлив. И тоже в универе много чего ненужного учить приходилось. Это увольнение открыло мне глаза, что я вообще не тем занимался. Но вам я зато сейчас это все говорю, чтоб вы хоть как можно раньше это все поняли. Так что подавайте жалобу на Дубинского. Таких, как он, преподавателей быть вообще не должно.

Борматов:

Спасибо вам, Василий Васильевич.

Утюгов:

Да ладно, брось ты.

Борматов и Утюгов жмут руки.

Сцена 14. Скамейка у вуза

Тютюшкин пьет минералку. У него дико кружится голова, его тошнит, но соображает он уже отлично. Обдумав все, что произошло, он приходит к выводу, что был не прав. Необходимо все-таки идти к Баяну и пожаловаться на студентов за то, что они довели его! Он испытывает чувство досады из-за того, что сразу не сказал все Баяну как есть, а придумал всю эту историю с температурой. А все, что ему там почудилось в пьяном бреду, совершенно ничего не значит.

Тютюшкин достает из кармана свой кнопочный телефон с задней крышкой, заклеенной изолентой, и намеревается позвонить ректору Баяну, чтобы поинтересоваться, не занят ли он и можно ли к нему зайти. Он совершает дозвон, Баян принимает вызов и, не смущаясь, ворчит и ругается матом от того, что его отвлекли от важного дела.

Баян:

Алле, кому че надо, я занят!

Тютюшкин:

Алло, Владимир Сергеевич? Это я, Аркадий Сергеевич!

Баян:

А, Тютюшонок, это ты, что ли? Ну че ты там, температуришь еще?

Тютюшкин:

Нет, нет, уже выздоровел.

Тютюшкин слышит на другом конце провода звуки ревущих машин.

Тютюшкин:

Владимир Сергеевич, вы не в вузе, что ли?

Баян:

Ах ты, е-мое… Второй пришел… А? Да в вузе, вузе! Выздоровел, говоришь?

Тютюшкин:

Да-да, Владимир Сергеевич! Все отлично! Подскажите, к вам можно зайти сейчас?

Баян:

Да, заходи, заходи. Это самое, Тютюшкин, в киоск сгоняй за одноразкой еще по-братски!

Тютюшкин:

Да, конечно, конечно, Владимир Сергеевич. Какой вам вкус?

Баян:

Ну ты, Тютюха, лопух, я тебя уже сколько гонял за ними, че, приказы ректора не запоминаем? За такое лишение зарплаты полагается, если че!

Тютюшкин:

Я просто на всякий случай уточ…

Баян:

Че ты там лопочешь, утеночек? Давай, десять минут у тебя. Пока я тут доигрываю… Это… Дописываю! Бумаги… Давай. Одна сопля здесь, другая там.

Тютюшкин:

Уже бегу, Владимир Сергеевич!

Баян:

Давай уже, быстрее там. Эх, Тютюха, как же кайфово с тобой по-нормальному общаться не в стенах вуза, без этого официоза, е-мое…

Тютюшкин:

Владимир Сергеевич, так вы можете общаться всегда со мной так, как вашей душе угодно!

Баян бьет кулаком по столу так громко, что у Тютюшкина захлебывается и чуть не ломается и без того свистящий и хрипящий динамик телефона.

Баян:

Я тебе объяснял, лошара! Новая этика! За нами следят! Они нас везде прослушивают, везде! Хочешь, чтобы они тебя закопали?!

Тютюшкин спрыгивает со скамейки, оглядывается по сторонам и слегка наклоняет шею. Он переходит на шепот.

Тютюшкин:

Владимир Сергеевич, простите… Пожалуйста… Просто вы же так и не объяснили, кто это они… И как следят…

Баян тоже переходит на шепот.

Баян:

Это не твоего ума дело! Слушать меня! Они везде, вокруг, всюду!

Тютюшкин поднимает голову вверх и оглядывает крыши зданий.

Баян:

Конец связи! «Морозного ежика» бери вкус!

Баян бросает трубку.

Тютюшкин, оглядываясь, слегка кружась и чуть не спотыкаясь о мусорное ведро, направляется к киоску.

Сцена 15. Кабинет Баяна

Тютюшкин:

День добрый!

Баян спит, положив ноги на стол. После того как входит Тютюшкин, он резко вскакивает, с него слетают брюки. Нагибаясь за ними, чтобы надеть, он хватает их и, разгибаясь, ударяется башкой о стол.

Тютюшкин:

Вам помочь?

Баян:

Да не, все нормально тут… Эх… Принесли, Аркадий Сергеевич?

Тютюшкин:

Да, конечно.

Тютюшкин вручает Баяну одноразку со вкусом «Морозный ежик». Баян плюхается в кресло и начинает жадно ее парить.

Тютюшкин:

Я хотел бы рассказать еще кое о чем, что вчера случилось!

Баяна уже не видно за столом, он находится будто в тумане.

Баян:

Ну что ж. Рассказывайте тогда!

Тютюшкин:

В общем, один студент по фамилии Елов отказывался выполнять требование преподавателя, то есть меня! А потом еще и хамил! И вся группа поддержала его и тоже хамила!

Баян:

Ну, это очень плохо, что тут можно сказать! Что думаете с ними делать?

Тютюшкин:

Я считаю, что их надо отчислить!

Баян:

Ну, видите ли, Аркадий Сергеич, статистика вуза так портится… Сейчас как-то надо по-другому с такими случаями работать. А давайте-ка заставим их чистить территорию института!

Тютюшкин:

Вот, давайте так! Все равно они больше-то ни на что не годны, бестолочи! Так хоть пользу принесут!

Баян:

Ну, вот и решили тогда! Я лично их сюда вызову и все им скажу!

Тютюшкин:

Тогда все, я пошел!

Баян:

Да, давайте! За работу!

Тютюшкин выходит. Баян дезориентируется в «тумане» и чуть не падает вместе с креслом на пол.

Сцена 16. Коридор на первом этаже

Группа АГ-325 обсуждает, подавать ли жалобу на Дубинского в министерство или нет.

Борматов:

О чем разговор вообще? Он домогался до Светы, Кати, Даши и Кристины. Он извращенец старый!

Кристина:

Да! Он ехал за мной до самого моего дома на своей красной копейке. Это при том, что я ехала на маршрутке!

Света:

Мне он предлагал устроить дополнительное занятие на дому! Причем у меня! Типа у него там не убрано!

Катя:

И зачет мне предлагал прошлый сдать таким образом! А у парней он взятки вымогает!

Борматов:

И кто-то считает, что этого не достаточно?

Ложкарев:

Только, ребят, проблема есть. В его домогательствах никогда прямого контакта-то не было. Вы помните такого?

Все задумываются и понимают, что, действительно, Дубинский никогда никого не трогал физически. Мог только преследовать и намекать.

Борматов:

И что ты хочешь сказать?

Ложкарев:

Что домогательства притянуть не получится. Только взятки и превышение полномочий.

Борматов:

Ладно, хрен с ним. И этого хватит.

Подмазюк:

Я считаю, что все это ложь! Акакий Эсмеральдович отличный преподаватель!

Борматов:

Подмазюк, ты вот и вправду Подмазюк же!

Катя:

Да, Подмазюк! Ты же ко всем всегда просто подмазываешься! Вот они и ставят тебе так все оценки! Так и с этим Дубинским! Еще все эти его лекции пишешь, цитируешь. Которые он с интернета тырит!

Даша:

Так мы вчера еще погуглили. Кто-то пишет, кто учился у него когда-то, что у него образование ПТУ плотника! И тут он по блату работает!

Подмазюк:

В общем, я против! И считаю, что Борматов поступил по-свински!

Борматов:

Так, финальный опрос! Кто считает, что не надо подавать жалобу, поднимите руку?

Никто из группы не поднимает руку.

Борматов:

Кто считает, что надо?

Поднимают все.

Борматов:

Единогласно!

После этих слов группа студентов из двадцати человек поднимает несогласного Подмазюка на руки, выносит его на улицу и выбрасывает на замусоренную клумбу.

В этот момент на улице уже как раз убирается группа, наказанная Баяном за хамство в адрес Тютюшкина. Студент Елов подходит к клумбе и видит лежащего в окурках Подмазюка.

Елов:

Эй, ты чего тут?

Подмазюк:

Пфу… Блин! Почему у нас тут так грязно?!

Елов:

Ну, вот и уберу как раз, если встанешь. Ты чего тут забыл?

Подмазюк:

Да одногруппники меня так, видимо, проучили! За то, что я не хочу в министерство жалобу подать на преподавателя политологии Дубинского! Уважаемого человека, между прочим!

Елов:

В министерство? Можно подать в министерство, не Баяну?

Подмазюк:

Да, можно. Им это подсказал этот, физрук, Утюгов который.

Елов:

Интересно, интересно…

Подмазюк:

А вы тут чего убираетесь? Для субботника-то рановато вроде?

Елов:

Да, так… Тоже тут с преподавателем повздорили… С Тютюшкиным, математиком. Знаешь такого?

Подмазюк:

Нет.