Read the book: «На грани доверия. Книга третья»

Глава 1

"Почему вы рассуждаете о жизни,

вместо того чтобы ощущать её?"

Э. М. Ремарк

Виктория стояла у окна, провожала взглядом проезжающие автомобили. Начало сентября выдалось тёплым и солнечным – настоящее «бабье лето». Но настроение со вчерашнего вечера ничуть не улучшилось – опять неудача. Запереться бы дома, забиться в угол и там прореветься, так она делала каждый месяц. Но вчера позвонила Надя и попросила посидеть с Сашкой. Сама Надя вынуждена была съездить по делу куда-то на окраину города, а Николя ещё не вернулся со съёмок.

Виктория с Сашей сначала перебрали все коробки с игрушками, затем шкатулки со всевозможными девчачьими драгоценностями в виде заколок, колечек и браслетиков. Следующим этапом стали прятки: тут, конечно, Александра, как главная жительница квартиры, преуспела больше, да и прятаться ей было сподручнее.

После того, как прятки основательно надоели, решили обе поесть гречневой каши с молоком, которую им оставила Надя. Саша изрекла, что каша – вкусная и полезная, хотя съела ровно половину содержимого тарелки. Она вообще плохо ела. Ну и вследствие этого в свои шесть лет была худенькой, с длинными руками и ногами, и, скорей всего, вырастет высокой и тонкой – в породу Фертовских. Саша и лицом была похожа на отца – темноглазая, для ребенка взгляд слишком серьёзный, прямой носик, впалые щёки, волосы волнистые и чёрные.

– Давай играть в театр, крёстная? – предложила Саша после трапезы. Вика, зарывшись в подушки, вознамерилась было посидеть на мягком диване, но поняла, что от очередной игры не отвертеться.

– В театр? – удивилась она.

Вместо пояснения Саша принесла две игрушки, надеваемые на руку, задёрнула шторы возле балкона. На руке Виктории оказалась сова, она чинно поклонилась своему другу бурундучку, которым управляла Саша. Началось представление. Сова будила бурундучка, который никак не хотел утром вставать, она его уговаривала, обещала, что они возьмут коньки, пойдут на каток, речка уже замёрзла. Шестилетняя Саша легко и фантазийно включилась в игру крёстной, она изображала бурундука, отвечала тоненьким капризным голоском, спорила с мудрой совой. Вика так увлеклась игрой, что забыла о своём плохом настроении, о вчерашних переживаниях, боль отступила. Всё же её крестница была замечательной девочкой, общительной, доброй, не требовала к себе повышенного внимания. Хотя её баловали все, начиная от отца, заканчивая бабушкой, дедом Володей. Вот уж кому доставалась львиная доля любви Саши. Когда она родилась, то никак не могли прийти к согласию, касаемо имени ребёнка. Николай решил уступить Наде, а она ему. Опять ничего не решили.

– Вы можете и дальше никак не называть мою внучку, – вмешался Фертовский-старший, – я её нареку Александрой, Сашенькой, – твёрдо сказал он. Почему-то на сей раз никто спорить не стал. Так в семье появилась Александра Николаевна Фертовская, любимица деда, которого и она обожала. Сызмальства, завидев его, она бежала с криками «Дедуля!», обнимала за колени и искренне радовалась. А сердце дедушки таяло. Он вообще очень изменился, ещё с тех пор, как в его жизни появилась Мария, а потом и внучка. Иногда Николаю просто не верилось в происходящее. Неужели на отца так повлияла любовь? Но ведь это только в романах так бывает, когда чувство способно радикально изменить человека, поколебать его принципы, взгляды, характер, наконец. Ко всему прочему, отец был далеко не молод, а с возрастом постоянство образа жизни, мыслей, привычки необходимы, они залог здоровья своего рода. Однако Фертовский-старший изменился, и реальность это доказывала. Он не оставил своей преподавательской деятельности, но студенты теперь куда с большим энтузиазмом шли на его лекции, не тряслись перед экзаменами, а женская часть аудитории с удовольствием отмечала его доброту, улыбку и даже изменившийся стиль в одежде. Он носил джинсы, пиджаки с водолазками. Смотрелся явно моложе своих лет. И часто ловил на себе восторженные взгляды. Но в сердце жила лишь любимая жена. Вопреки негласным правилам их союз считался настоящим мезальянсом: разница в возрасте, положении, жизненный опыт. Но Маша обладала от природы невероятным чутьем, женской мудростью, зная, где промолчать и уступить, а где и отстоять свою точку зрения. Она во многом не разделяла интересов своих сверстниц, казалась старше их, любила читать, анализировать, не боялась ошибиться. Как-то Николай сказал о своей жене, что одно из качеств, которое наиболее его восхищают в ней, – это умение жалеть, сочувствовать. Фертовский-старший заметил эти качества и в своей супруге.

Теперь, внимательнее приглядываясь к своей невестке, он стал замечать, что у Нади и Маши много общего. Наконец пришло прозрение того, что нашел в своей жене его сын. Владимир Григорьевич с невероятным для себя удовольствием открыл то, как ему приятно наблюдать за этим двумя женщинами, когда они общаются. Маше нравилось наносить визиты в дом его сына, это приносило много положительных эмоций. Фертовский-старший отдавал себе отчёт в том, что он не молод, а время идёт. Поэтому по переезду Маши в его дом тут же сделал ей предложение. Она без раздумий согласилась. Маша по-настоящему полюбила Владимира Григорьевича, полюбила тепло и сердечно. Она почувствовала его душу, ту боль, какую много лет он носил в себе. Маша пообещала сделать всё возможное, чтобы муж был с ней счастлив. Во многом благодаря увещеваниям Нади, семья самой Маши смирилась с этим необычным браком. А Николай был рад, что отец женился. Вот так все переплелось, но уладилось самым чудесным образом. А появление на свет Сашеньки ещё больше сплотило семьи.

– Мама приехала! – воскликнула девочка, заслышав, как открывается входная дверь. Саша сорвалась с места, побежала в коридор. Послышалось звонкое чмоканье, затем проверка маминой сумки, вдруг там, ну совершенно случайно, окажется мармелад?

Когда Надя уложила дочь спать, они с Викой отправились на кухню.

– Как вела себя Саша? Не капризничала? – спросила Надежда, усаживаясь напротив подруги.

– Нет, что ты! Это золотой ребёнок, – улыбнулась Вика, – просто счастье.

– Это счастье иногда бывает неугомонным и непослушным, – заметила Надежда.

– У неё глаза Николя, – сказала Вика.

– Да, – согласилась Надя, – она вообще в породу Фертовских, вырастет аристократка, не иначе.

Виктория кивнула. Ссутулившись, сидела на стуле, очки съехали на кончик носа. В следующий момент она вообще их сняла и бросила на стол, закрыла лицо руками.

– Ну что ты, – Надежда подошла к подруге, обняла её за плечи.

– Опять мимо, – тихо сказала Вика.

– Все ещё будет, милая, поверь мне.

– Я всё меньше и меньше в это верю, Надя, – горько вздохнула Виктория, – мы в браке семь лет, оба здоровы, мы соблюдаем все предписания, мы стараемся, а результат одинаков, то есть никакого. Это, наверное, наказание.

– Ну, перестань, – Надя погладила её шелковистые, рассыпанные по плечам, волосы, – давай я сварю тебе свой волшебный кофе, хочешь?

– А твой кофе может исполнять желания? – Вика подняла голову.

– Увы, но он может утешать и ещё давать надежду. Ведь это кофе Надежды, – она достала медную турку, банку с зёрнами кофе и две маленьких чашки.

– Хорошо, кофе так кофе, – согласилась Виктория. – А помнишь, когда Сашка родилась, а ты себя плохо чувствовала, я зачастила к вам? Зорин тогда всё подшучивал надо мной, что лучшей няни и сиделки не найти. И когда он станет дряхлым и беспомощным, я буду за ним ухаживать.

– Вадим очень хороший, – улыбнулась Надя, стала разливать кофе по чашкам, – а знаешь, что самое главное?

– Что? – спросила Виктория.

– Он тебя любит.

Глава 2

Вика лежала на диване и непрерывно переключала программы телевизора. Вадим ввалился в дом мокрый, грязный шумный. Он вернулся из Беляниново, по дороге автомобиль заглох, пошел дождь, пока Зорин ковырялся в машине, вымок до нитки. Перед самым домом позвонил декан университета, разговаривали на повышенных тонах, Вадим забыл где-то расписаться. Поэтому в дом вошёл в эмоциях, рюкзак бросил у входа, когда снимал ботинки, уронил телефон, выругался.

– Госпожа Зорина, – крикнул он после некоторой паузы, зная, что жена уже дома, но встречать почему-то не вышла, – приехал супруг – злой и голодный. Хотелось бы внимания хоть немного. Виктория!

Она вышла в коридор.

– Что ты разорался, Зорин? – сложила руки на груди.

– Я, между прочим, приехал, – Вадим пнул свои грязные ботинки.

– Я, между прочим, вижу и слышу, – вздохнула Виктория.

– Хочу возмущаться, мыться и есть, – не сбавляя громкости голоса, сообщил Вадим, прошел в ванную-комнату, высунулся из-за двери, – могла бы и поцеловать любимого мужа.

– Угу, – ответила Вика и направилась в кухню.

Вадим мылся долго и с удовольствием, тело жадно впитывало горячую воду, согревалось, избавляясь от негативных ощущений. Зорин, покрякивая, бодро растерся полотенцем, надел всё чистое и сухое. Вошел в кухню, хотел было обнять жену, но та отстранилась.

– Мда-а-а, – протянул Зорин и плюхнулся на стул, подвинул к себе тарелку с разогретым ужином. Виктория направилась к выходу из кухни, но Вадим успел схватить ее за руку. – Я не хочу есть один, – сказал он резко, но Вика к своему несчастью не почувствовала, насколько разозлился муж. Она всё ещё пребывала в подавленном состоянии и больше всего на свете сейчас желала остаться в одиночестве.

– У меня нет аппетита, – выдала она.

– Меня это мало волнует, – не меняя тона, отозвался Вадим, – я не люблю есть один. Сядь! – приказал он.

– Зорин, ты не в своём университете, и я тебе не студентка, – она опять сделала попытку уйти.

– Я сказал, чтобы ты находилась здесь, – голос Вадима стал глухим.

– Почему?

– Что почему? – он посмотрел на жену с холодной яростью.

– Почему ты так ведёшь себя? Неужели ты не видишь, что мне плохо? – она ощутила, как к горлу подкатил ком.

– Тебе плохо каждый месяц в одно и то же время. Ты изводишь и себя, и меня, – процедил Зорин.

– Тебе легко говорить, ты не страдаешь так, как я. Почему всё так сложно с тобой, Зорин? Мне иногда кажется – ты даже рад, что у нас нет детей. Нас вроде как ничего не связывает, – она заплакала. По щекам ручейками побежали слёзы.

– Дура! – зло изрек Вадим и стукнул по столу так, что тарелка подпрыгнула, вилка с грохотом отлетела на другой конец. Схватил жену за запястье, больно сжав, притянул к себе. – Ты пила? – его обожгла догадка. Только не это! – Не смей пить! – заорал он так, что, казалось, затряслись стены. Виктория испугалась по-настоящему. Она и правда, выпила сегодня, но немного, думала, что поможет, однако тоска накатила с новой силой. – Какая дура! – он схватил её и потащил в ванную. Сопротивляться было бесполезно, хватка у Зорина железная. Он затолкал жену под душ прямо в одежде. Вода хлынула холодная, агрессивная, халат моментально прилип к телу, волосы облепили лицо.

– Я больше не буду-у-у, – завыла Вика. Вадим выключил воду, резко дернул мокрые завязки халата.

– Снимай всё с себя, вот полотенце – вытрись, – хмуро сказал он и ушёл. Всхлипывая и икая, Виктория долго стягивала с себя мокрое бельё, затем вытиралась, кожа уже согрелась, и стало внезапно легче. Холодный душ вкупе с неожиданной яростью Зорина отрезвил её и вывел из депрессии. Даже обижаться не хотелось.

Зорин, раскинувшись на кровати, спал – ноги и руки в стороны, громко сопел. Виктория села на краешек кровати, сжалась в комок. Зачем наговорила мужу глупостей? Обвинила его. Ведь понятно же, что и он переживает. Она легла рядом, обняла его. Сон навалился почти сразу.

Зорин проснулся среди ночи – затекла рука. Обнаружил на ней спящую жену. Осторожно вытащил из-под неё руку, потряс, разгоняя кровь. Нестерпимо хотелось курить. Вот ведь полгода назад бросил, а теперь опять потянуло, внезапно и так сильно, что он даже облизал губы. Где-то были сигареты, подаренные Николя, ему привезли с Кубы. На пачке нарисована танцующая Кармен.

Вадим бесшумно покинул спальню и направился на поиски пачки сигарет.

– Ну и крепкие, – он затянулся в открытую форточку. То ли уже отвык, то ли и, правда, сигареты были крепкими, но в голове приятно зашумело. С улицы веяло осенней ночной прохладой. Горели жёлтые фонари. Вадим почувствовал у ног что-то мягкое. Кошка проснулась и решила составить ему компанию, заодно попросила поесть – вдруг повезёт? Она стала тереться о босые ноги Вадима, клала на них голову и ласково урчала, хвостом виляла как пушистой метёлкой. Зорин усмехнулся, насыпал кошке корму, та немедленно захрустела.

Вадим докурил, уселся прямо на пол рядом с кошкой. Муся вопросительно мяукнула на такое соседство. Вадим стал её гладить. Как-то так получилось, что он никогда не задумывался об отцовстве. С первой женой об этом разговоров не велось, да и было бы смешно упоминать о детях. Творчески-богемная личность подобных тем не понимала. Юлия пребывала в мире своих фантазий, поиска вдохновения, новых впечатлений. Она снисходила до земного лишь в минуты потребности утолить голод, сон. Поразительно, чем она увлекла Вадима? Неземное существо? – Зорин горько усмехнулся. О покойных плохо не говорят, но почему-то хорошее никак не хотело вспоминаться. Вика со всеми её заморочками, неровным характером, самая что ни на есть земная женщина, желающая любить и быть любимой, иметь семью, детей, теперь была куда ближе. Хотя вот с детьми что-то не получалось, да. А ведь они оба здоровы. Как жена сказала: почему с тобой всё так сложно, Зорин? Эти слова отозвались в сердце какой-то особой болью, потому что он и так долгое время считал себя неудачником, каким-то слишком сложным, искал в жизни всё чего-то необычного, в жизни, в женщинах. Потом одним махом изменил всё: взял в долг часть денег у отца, часть в кредит – прыгнул в неизвестность как в омут с головой. Странное дело, но не проиграл, не обанкротился. Начатое дело пошло в гору, нашлись помощники. Потом череда перемен в личной жизни. И вот его женой стала Виктория Корецкая. И опять он сделал резкий шаг, но не пожалел об этом.

Первые месяцы после свадьбы он оба от счастья как будто сошли с ума, забывая обо всём на свете, погружались друг в друга. Затем наступило затишье, но такое – приятное, похожее на негу, истому. А потом… потом Виктория стала ждать, и чем больше ждала, тем больше отчаивалась. Последовал период хождения по врачам, консультации, успокаивающие убеждения врачей в том, что всё хорошо, просто пока не получается. Но Вика большую часть своей жизни привыкла получать желаемое либо сразу, либо быстро. А жизнь вносила свои коррективы, и такое бывает, особенно, когда чего-то очень хочешь и нервно ожидаешь, то, как правило, это не получается, либо затягивается. Наверное, в этом была тоже своя премудрость, направленная на то, чтобы заставить понять, переосмыслить, чему-то научиться.

Вадим вытянул затекшие ноги, кашлянул. Нет, всё-таки зря выкурил эту жуткую сигарету. Вот иногда скажешь или сделаешь, не подумав, а потом расхлебывай. Уже второй час, а спать не хочется. Завтра, нет, уже сегодня, вечером ехать в университет. Начался новый учебный год. Зорин вздохнул. Закончил аспирантуру, надо преподавать – вырабатывать часы. С другой стороны, он отметил про себя, что ему нравится общаться со студентами, нравятся новые лица, новые впечатления. Во всём этом ощущается полнота жизни. Жизнь, а она ведь везде, даже в кошке, что рядом.

Зорин стал наблюдать за Мусей, которая умывалась. Сначала она вылизала передние лапы, затем мордочку, особенно тщательно вылизывая себя за ушками. Закончила туалет чисткой боков и хвоста. Посмотрела на Вадима весьма довольная – внимание хозяина было сосредоточено полностью на ней. Может быть, Виктории просто не хватает этого самого пресловутого внимания? Зорин опять вздохнул.

Глава 3

– Я так рада, что вы часто бываете у нас, – улыбнулась Надя Маше. Они сидели в столовой. Перед этим все вместе пили чай. Затем мужчины ушли в кабинет Николя, что-то там обсуждать. Саша перемещалась туда-сюда, считая своим долгом выказывать любовь всем сразу. Она сидела на коленях у деда, гладила его за ушком, ворковала, затем убежала в столовую, там получила от тети Маши конфету, затем ускакала в детскую кормить плюшевого кита, когда-то подаренного крёстной.

– И мы рады бывать у вас, Надюша, – отозвалась Маша, – дом, где все счастливы. Где есть вот такой славный ребёнок, как Сашулька. Володя в ней души не чает. Надеюсь, что он также будет любить и своего будущего ребёнка, – она замолчала.

– Ты хочешь сказать… – глаза Нади округлились.

– Нет-нет, пока я ничего не хочу сказать, – торопливо отозвалась Маша. Поставила локти на стол, на скрещённые пальцы примостила подбородок, – я о другом, порой мне кажется, что нельзя быть такой счастливой. Я и не думала, что когда-нибудь мне встретится такой, как Володя. Я смотрю на него, и иногда мне становится страшно.

– Почему? – удивилась Надя.

– Потому что я не знаю, смогу ли я жить без него. Что будет со мной, когда его не станет? Ведь я даю себе отчёт в том, что он намного старше меня.

– Ох, Машенька, – Надежда обняла её за плечи, – да не думай ты об этом. Старше, младше, кто знает – кому сколько отведено? Возраст, социум – условности, правила общества, которые нередко нарушаются, ну и, слава Богу! Важнее другое.

– Что же?

– Чтобы человек был твой, – ответила Надя, – найти своего человека: мужа, друзей, среди родных тоже бывает свой человек. Вот тогда ощущаешь жизнь в лучших её проявлениях.

– Да-да, верно, – согласилась Маша.

– Как же я люблю эту девочку! – воскликнул Владимир Григорьевич, усадил внучку себе на колени и защекотал её. Саша захихикала, вырвалась из объятий деда, побежала и спряталась за креслом отца. Через пару секунд выглянула.

– Дедуленька, – ее тёмные круглые как две вишенки глаза заблестели, – давай играть в «съедобное-несъедобное»?

– Давай, – охотно согласился он, – только ты мне напомни правила.

Саша шустро сбегала в детскую за мячом, объяснила деду правила игры и бросила мяч первой.

Как же она смеялась, когда дедушка, не успев сориентироваться, ловил мяч. За время игры он «съел» люстру, стол, кресло. А сама Саша успела «съесть» набор вилок и резиновые сапожки. Ей очень нравилось играть с дедушкой, тот никогда не отказывался принимать участие во всех её фантазиях, умел разговаривать за злобного Тум-Тумыча, весёлых лошадок, шустрого зайца. А ещё он умел шутить так, что Саша непрестанно хихикала. После таких игр она счастливая, быстро засыпала.

– Простите, – в дверях появилась Надежда, – Саше пора ложиться спать, – мягко напомнила она.

– Но, мамочка, – расстроено возразила девочка, они с дедом только-только разыгрались, а ещё планировали в детской построить башню.

– Александра, – покачала головой Надя. Дочь прижалась к деду, сердито сдвинула брови – ну точь-в-точь так делал её отец, когда был чем-то недоволен.

– Дедуленька, ты же в семье самый главный, – вдруг выдала Саша, – значит, ты можешь сказать маме, что нам нельзя ложиться спать – мы не достроили башню. Да?

Владимир Григорьевич переглянулся с сыном, тот усмехнулся.

– Понимаешь, принцесса, – дедушка обнял её за плечи, – я – самый главный у себя в семье. У себя на работе я тоже очень главный, там я могу своих студентов ругать, даже ставить им двойки, если они заслужили, конечно. А вот к тебе я прихожу в гости, я здесь не живу, здесь живут твои папа и мама, они тебе роднее всех на земле, правильно? Ты их любишь, так?

– Да, – согласно кивнула Саша, всё ещё прижимая мячик к себе.

– Поэтому именно здесь они самые главные, и мы с тобой должны их слушаться.

– Но ведь мой папа – твой сынок, – резонно заметила девочка, – значит, он должен слушаться тебя.

Владимир Григорьевич с трудом спрятал улыбку.

– Сашуль, твой папа уже давно меня не слушается.

– Почему?

– Потому что он вырос, – дед шутливо тронул внучку за кончик носа, – твой папа давно уже взрослый и сам принимает решения. Но он всегда со мной советуется. А значит, он меня любит. И не хочет расстраивать. Когда дети вырастают, чтобы показать своё уважение, они начинают советоваться.

– Дедулька, я всегда буду с тобой советоваться, – серьёзно выдала Саша и посмотрела на деда карими глазами его сына. Владимир Григорьевич прижал к себе внучку.

– Тогда давай начнем советоваться уже сейчас? – предложил он. – Я бы тебе дал совет пойти умыться, почистить зубки и ложиться спать. Это очень хороший совет от твоего любимого дедушки. – Саша радостно закивала.

– А ты расскажешь мне на ночь сказку? – тут же спросила она.

– Как здорово твой отец разрулил ситуацию, – заметила Надя, когда она после всех процедур уложила Сашу в кровать, а свёкр остался рассказывать сказки её дочери, – Саше и возразить было нечего. Ну и вопросы она порой задает! Мудра не по годам.

Николай обнял жену за талию.

– Она вся в тебя, – поцеловал её в макушку.

– Вот уж это не так, – хитро улыбнулась Надя, – Александра Николаевна – точная твоя копия – и внешне, и характером, только что девочка.

– Мм-м-м, спорить не буду, – Николя с удовольствием вдохнул запах волос жены. Был в отъезде на съёмках, соскучился. Он всегда скучал по ней, даже в самой непродолжительной разлуке. Она нужна была ему как воздух, как сама жизнь. Всегда желанна, всегда любима. Годы их совместной жизни нисколько не ослабили его чувств к жене, напротив, утвердили в правильности когда-то сделанного выбора, привязали ещё больше. – Может быть, сегодня ночью в спальне посоветуемся о чём-нибудь эдаком? – мягко шепнул Николай жене на ушко.

– А лиса не стала есть колобка, – Владимир Григорьевич поправил одеяло внучке.

– Не стала? – сонно пробормотала Саша.

– Нет, – подтвердил он, – она пожалела колобка, уж больно хорошо он пел на её носу. Так колобок вернулся к бабушке и дедушке. Он понял, что любит их.

– Я тоже тебя люблю, деда, – сказала Саша и уснула.

– И я тебя люблю, принцесса, – еле слышно ответил он и тихонько вышел из детской.

– Уснула? – Николай ждал отца в гостиной. – Пап, что с тобой? – он подскочил к отцу.

– Да голова что-то закружилась, – Владимир Григорьевич тяжело повалился в кресло, – ничего, сейчас пройдёт, – он прикрыл глаза, выдохнул. На лбу выступили капельки пота.

– Отец, как часто с тобой такое бывает? – Николай внимательно смотрел на него.

– Головокружения? – переспросил Фертовский-старший. – Ничего страшного. Это просто усталость.

– Но учебный год только начался, – заметил Николай.

– Верно, и мне надо втянуться, я же как студент, – пошутил Владимир Григорьевич.

– Как давно ты был у врача? Пап, давай я позвоню Казимиру Львовичу?

– Сынок, ты напрасно беспокоишься и явно преувеличиваешь. У меня есть только одна проблема.

– Какая?

– Возраст! А жена у меня молодая. Вот поэтому мне болеть никак нельзя.

– Вот поэтому мы и сходим на приём, обследуемся. Мы с тобой посоветовались сейчас и решили, да?

Глава 4

Вадим дочитал лекцию, повесил рюкзак на плечо. Конспекты хотя и носил с собой, но давно уже не доставал их на лекциях, не надобилось, помнил всё наизусть, благо память не подводила.

– Вот это сюрприз! – воскликнул он, заметив в коридоре университета двух своих бывших студенток. Они смущенно улыбались. Мира и Таисья. Когда-то Зорин преподавал у них микроэкономику. Способные девчонки, умницы, старательные.

– Здравствуйте, Вадим Георгиевич, – защебетали обе, – мы забежали вас проведать. Как дела?

– Всё хорошо, уверенно движемся вперед, – в ответ улыбнулся он, – как ваши дела?

– О, у нас столько интересного!

– В таком случае нам бы надо пересечься и пообщаться? – предложил Зорин.

В прошлом учебном году они уже встречались в кафе под названием «Метро», туда ходили многие. Зорин вообще имел привычку встречаться и общаться со своими студентами. Он являл собой пример довольно-таки демократичного преподавателя, однако дистанцию между собой и ними всё равно держал, никогда не переходя на «ты».

– Да-да, хорошо бы встретиться, – подтвердила разрумянившаяся Мира.

– Так, в четверг у меня три пары, – прикинул Вадим, – сможете подъехать в кафе в половине пятого?

– Сможем, – ответила за обеих Таисья и дёрнула подругу за руку – пора. Девушки попрощались и поспешили на занятия. Зорин пошёл к автостоянке.

В группу, где учились Мира и Таисья, он пришёл впервые полтора года назад. Вечернее отделение, вторая пара. Прозвенел звонок, Зорин вошел в аудиторию. В этой группе у него были только семинары.

Вадим подошел к столу преподавателя, рюкзак бросил на край. Повернулся к всё ещё шумевшей аудитории – в основном девушки, парней всего пятеро. Доску старательно мыла худенькая девица, повернулась к Зорину, пару секунд смотрела на него оценивающе, затем явно озадачилась: на нём была кожаная куртка, потёртые джинсы, волосы «ёжиком», в ухе маленькая серьга-кольцо.

– Тишина, звонок уже был, – строго обратился к аудитории Зорин, все притихли.

– А вы будете преподавать у нас микроэкономику? – спросила худышка, она всё ещё стояла у доски, в руках – кусок поролона.

– Да, я буду преподавать у вас микроэкономику, – подтвердил Вадим.

– Всегда? – уточнила девица.

Зорин подошел к ней ближе и заметил на её носу конопушки, много конопушек, хотя девушка не была рыжей.

– Что значит – всегда? – сдерживая улыбку, уточнил он. – Всю жизнь что ли?

Группа дружно захохотала. Худышка стушевалась.

– Я имела в виду – весь семестр? – пояснила она.

– Да, весь семестр, – подтвердил Вадим, – пожалуй, начнём, – он посмотрел на список группы, отодвинул его. – Я не собираюсь отмечать присутствующих. Кому нужны знания, тот будет ходить. Всё очень просто. Вы взрослые люди, решаете сами.

Вадим прошел вдоль кафедры туда-сюда, остановился, окинул взглядом аудиторию, глаза студентов внимательно следили за ним. Он уже привык к такого рода вниманию. Привык и к особому вниманию студенток.

– Я вам не завидую, – изрёк он и опять обвел взглядом группу, – вы попали к одному из самых ужасных преподавателей.

– Что же вы так о себе? – спросила одна из девиц с «ярким боевым раскрасом». Такие, как правило, уверены в своей неотразимости.

– Это не я, так обо мне говорят, – спокойно отозвался Зорин, – мне очень трудно сдать зачёт. Хотите вместо него написать контрольную? Уверяю вас, результат будет ещё хуже.

Группа возмущённо зашумела. Вадим усмехнулся. Поверили! Это хорошо, значит, примут во внимание и будут заниматься, по крайней мере, многие из них.

Он начал семинар, потратил на введение в предмет минут пятьдесят, затем, посмотрев на часы, решил, что отпустит студентов пораньше, на сегодня вполне достаточно. Они радостно загалдели.

– Да, вот ещё что, – остановил шум Зорин, – убедительно прошу не ходить ко мне на лекции, у вас есть свой преподаватель по теории. К нему и ходите.

– Простите, пожалуйста, – услышал он возле себя, когда почти все студенты дружно покинули аудиторию. Вадим отряхивал свои джинсы от мела, – я далеко живу, мне надо успевать на последний автобус, поэтому буду вынуждена уходить с вашей пары на 15 минут пораньше, можно? Это пока не поменяли расписание, обещают скоро изменить.

Он сначала растерянно кивнул, думая о чём-то своём. Затем посмотрел на студентку, которая его просила, на несколько секунд задержал на ней свой взгляд.

– Хорошо, уходите, – разрешил Зорин, а в голове промелькнуло «какие у нее выразительные черты лица. Красота особенная, нестандартная».

Таисья и Мира вышли из аудитории. Они дружили с первого курса, с самых первых дней, как познакомились. Мира тогда вошла в большую лекционную аудиторию и во втором ряду увидела худенькую, особо не приметную девушку – русые волосы убраны в жидкий хвост, уши оттопырены, а глаза – большие, близко посажены и озорные, на носу весёлые конопушки.

– Здравствуйте, – Мира подошла к ней, – здесь будет лекция по истории?

– Здравствуйте, – отозвалась худышка, – да, здесь. Давайте знакомиться?

Мира почему-то тогда не запомнила ее имя, и какое-то время ей было неловко от этого. Хотя новая знакомая Мире очень понравилась. Так они стали дружить, несмотря на то, что внешне были полной противоположностью друг другу: худенькая русоволосая Таисья, не броская, сдержанная на эмоции, и Мира – яркая брюнетка с пышными формами, эмоциональная, живая. Но обе умные, охочие до знаний, эрудированные. И ведь тогда именно сдержанная Таисья убедила порывистую Миру пойти на лекцию к Зорину, хотя он и запретил.

Таисья узнала расписание его ближайшей лекции, и они с Мирой направились в аудиторию. Более того, опять же Тая уговорила подругу сесть поближе – на третий ряд, хотя можно было сесть где угодно и остаться незамеченными преподавателем.

В то занятие Зорин резво вошел в аудиторию, спустился к кафедре, снял куртку, рюкзак, взял маркер.

– Добрый вечер! Начнём? – произнес деловито. – На чём мы остановились? – обвел взглядом аудиторию. Вдруг брови взметнулись вверх, глаза округлились. Он узнал и худышку, так насмешившую его у доски, и ту, которая отпрашивалась и понравилась ему. Всё-таки пришли к нему на лекцию – обе! Хотя он категорически запретил это делать. Ай-да молодцы!

– Так, а что вы здесь делаете? – со всей строгостью, на которую был способен, спросил он. – Я же просил не приходить ко мне на лекции. Зачем вы пришли?

Все студенты аудитории уставились на девушек, человек шестьдесят, не меньше. Худышка покраснела, а её подруга, нисколько не смутившись, поставила локти на парту и четко изрекла:

– Мы пришли слушать вас, мы пришли учиться.

Зорину понравился такой ответ. В следующий момент он пожал плечами, что примерно означало «ладно, оставайтесь, что с вами поделать?»

В течение лекции он несколько раз обращался именно к ним, давая понять, что выделяет их из общей массы.

На следующей неделе при входе в университет Зорин заметил ту яркую брюнетку, ещё не запомнил ее имени, однако был так рад её видеть, что поздоровался первым, одарив столь тёплой улыбкой, что она даже растерялась. Это его позабавило.

На вторую лекцию они опять пришли обе, но сели уже на задние ряды. И сегодня, казалось, преподаватель не замечает их. Вроде бы и хорошо, нет всеобщего внимания, сиди и слушай лекцию. Тем более что Зорин рассказывал очень интересно, разбавляя материал юмором, конкретными примерами и случаями.

Прозвенел звонок, Тая и Мира поднялись со своих мест и заторопились к выходу.

– Нас сегодня не заметили, – стараясь скрыть разочарование, резюмировала Таисья.

– Верно, – протянула Мира, обернулась – преподавателя со всех сторон окружили студенты.

– Пойдем, – Тая потянула подругу за рукав.

Они не пришли и трети длины коридора, как услышали за спиной:

– Милые дамы, – это обращение заставило их застыть на месте, – мне, конечно, невероятно приятно, что вы ходите на мои лекции, но, честное слово, я не вижу в этом смысла.