Read the book: «Десять заповедей мертвеца»

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

Глава 1

Ну почему со мной всегда так? Стоит выйти из дома – ну просто шаг сделать за порог, как жизнь становится насыщенной и интересной. До того интересной и насыщенной, что прямо-таки не знаешь, куда и спрятаться.

К примеру, в прошлом году я вышла из дома, чтобы прогулять собачку Пунечку – белоснежное дрожащее существо, обладающее высоким интеллектом. Собачка принадлежала моей соседке-пенсионерке. День был морозный, под ногами гололед, и я решила сделать соседке приятное, избавив старушку от необходимости выходить на улицу – предложила выгулять собачку. И что же? Не прошло и суток, как я уже убегала по крышам в Мумбаи, отстреливаясь от религиозных фанатиков. А Пунечка, поджав лапки и вытаращив от ужаса глаза, висела у меня под мышкой…

А позапрошлым летом? О, я еще не забыла того, что случилось позапрошлым летом! Я отправилась на прием по случаю юбилея одной переводчицы. Прием в загородном поместье, на берегу озера, вышколенные официанты разносят шампанское, играет живая музыка, и огоньки иллюминации отражаются в зеркальной глади воды… А через пару часов я получаю под свое, так сказать, крыло ребенка-аутиста. Ну не могу же я отказать в последнем желании его матери?! И вот я уже везу через полмира парнишку, который не выносит музыки, не переносит красный цвет и не терпит, когда к нему кто-нибудь прикасается. Кстати, там дело тоже едва не закончилось стрельбой.

А сегодня? Стоило мне выйти в аптеку за лекарством, как я уже ухитрилась влипнуть в историю!

Утро вовсе не предвещало никаких неприятностей. Я проснулась немного позже, чем обычно, и позволила себе полчасика поваляться в кровати – как раз вчера я закончила одно довольно сложное дело, эта работа отняла у меня много сил (и нервов, кстати), так что сегодня я решила позволить себе расслабиться. Даже отменила ежедневную пробежку – мышцы еще ныли после вчерашнего. А когда я взглянула на себя в зеркало, то обнаружила под глазом здоровенный синяк. Я вздохнула и побрела к холодильнику – за льдом и минералкой. Воду я выхлебала прямо из горлышка, постанывая от счастья. А лед завернула в салфетку и приложила к синяку. Но, конечно, было уже поздно. Надо было сделать это накануне, но вчера… вчера мне было не до того. Очень уж тяжелая рука оказалась у того мужика…

Не подумайте про меня плохого. Я вовсе не из тех, кто предается пьянству с последующим непременным мордобоем. Напротив – я веду исключительно здоровый образ жизни, включающий в себя ежедневные пробежки, тренажерный зал, здоровое питание… ага, а еще беготню по крышам, стрельбу и, к сожалению, иногда все-таки мордобой.

Дело в том, что я, Евгения Охотникова, – телохранитель. Разумеется, моя жизнь вовсе не похожа на похождения Джеймса Бонда из знаменитого кино про агента два нуля семь. Большей частью моя работа – это обычная рутина. Я охраняю небедных жителей нашего провинциального Тарасова (у бедных не хватит денег оплатить мои дорогостоящие услуги бодигарда, хотя порой приходится охранять и их тоже – это как карта ляжет). Еще я занимаюсь сопровождением грузов.

У меня есть свой сайт – там вы можете найти мои контакты (и заодно ознакомиться с моими расценками). Еще в Сети существует блог, где собираются те, кто фанатеет по моей скромной персоне. Ну, не совсем по мне – скорее, по тому персонажу, какого создал из меня один местный журналист, когда все думали, что я умерла. Иногда я по старой памяти заглядываю на эту страничку – интересно взглянуть, что там еще выдумали эти фрики.

Ну и, разумеется, существует серия комиксов с моим участием. Вот это уже серьезно. Прошлым летом один молодой художник – этакий гибрид Дольфа Лундгрена с Альбрехтом Дюрером – сделал с меня серию набросков и на их основе создал комикс о женщине-воине. Лето было таким долгим, погода – прекрасной, а сам художник так мил… Я расслабилась и позволила нарисовать себя. Мой Дюрер умел быть очень убедительным. «Ты для меня – источник вдохновения, Женя! – соловьем пел он мне в уши. – Художнику-маринисту в качестве натуры нужно море, анималисту – животное… А мне совершенно необходима ты, моя прекрасная воительница!»

И я согласилась сотрудничать, совершенно не представляя, к чему это приведет. Змей-искуситель даже поделился со мной гонораром за первые выпуски комикса… А потом меня начали узнавать на улицах. Я приехала в столицу по делам, и вдруг маленький мальчик в метро уставился на меня широко раскрытыми глазами. Обычно я неплохо лажу с детьми, поэтому я слегка улыбнулась ребенку и отвернулась. Но звонкий голосок за спиной привлек мое внимание. Ребенок дергал за руку стоящего рядом отца и, захлебываясь от восторга, верещал: «Папа, папа, смотри! Это та тетя из твоих комиксов! Ну, такая, у которой тити почти выпадают из нагрудника! Она как Зена – Королева воинов, только круче!»

Я обернулась и встретила потрясенный взгляд отца мальчика. Папаша неожиданно залился краской до корней волос. Мало того – ко мне повернулись еще несколько человек из числа находившихся в вагоне пассажиров – в основном мужчины помоложе. И взгляды их можно было трактовать однозначно – как заинтересованные.

Я выскочила на следующей же остановке и пулей вылетела из метро, хотя до цели поездки мне было еще очень далеко…

Заскочив в ближайший книжный магазин, я разыскала комикс с собственным участием и уселась в уголке, торопливо листая глянцевые страницы. Ну, вот и я! Следовало признать, что мой Дюрер действительно был чрезвычайно талантлив. И женщина-воин получилась превосходно. Узорные поножи подчеркивали длину стройных ног. Кожаный нагрудник не скрывал, а скорее подчеркивал выдающихся размеров бюст. Меч в руке воительницы касался темных облаков, из которых били по земле высокохудожественные молнии. Впечатляюще, да. Вот только… Эта короткая стрижка, высокие скулы, падающая на глаза прядь… Это я, Евгения Охотникова, в прошлом боец отряда специального назначения, а теперь телохранитель с лицензией. И никакой кожаный колет никого не обманет. Узнать меня может даже ребенок… Что, собственно, и произошло.

Разумеется, я позвонила Дюреру и устроила ему разнос в стиле «гром и молнии».

– Ты понимаешь, что я по твоей милости стала знаменитой? – орала я в трубку (гений комикса находился на книжной выставке во Франкфурте). – Ты отдаешь себе отчет, что ты наделал? Меня в метро узнают! При моей работе это катастрофа!!! Ты должен немедленно это прекратить!

Художник извинялся – все-таки он был истинным джентльменом.

– Прости, Женя! – вздыхал мой Дюрер. – Ты же понимаешь, что ничего прекратить я не могу. У меня контракт. Кроме того, права уже проданы мной немецкому издательству.

– Проданы? – едва выговорила я онемевшими губами. – На… надолго?

– На двадцать пять лет… – виновато пробормотал художник.

– Я убью тебя! – заревела я в трубку, как раненый медведь. – Посмей только явиться мне на глаза!

– Женя, успокойся! – умолял художник. – Ну, прости меня! Я так тебе благодарен…

– Пардон? – мне показалось, что я ослышалась.

– Благодарен, говорю! – слегка повысил голос Дюрер, хотя связь была превосходной. – Ты помогла мне исполнить мою мечту. Ты сделала меня знаменитым. И богатым, кстати, тоже! Всем этим я обязан тебе и готов разделить с тобой успех и деньги. Так что, как только я вернусь в Россию, я немедленно приеду к тебе в твой… как его… Тарасов, и мы вместе…

Я не дала Дюреру договорить. За время его монолога я успела взять себя в руки, поэтому совершенно ледяным тоном сообщила:

– Вынуждена тебя разочаровать. Никакого «вместе» больше не будет. Лето было прекрасным… да и поиски клада оставили незабываемые впечатления… Но давай скажем друг другу «прощай».

– Женя, но почему?! – искренне недоумевал художник. – Нам же было так хорошо вместе!

– Вот именно поэтому, – отрезала я. – Хочу сохранить о тебе приятные воспоминания. У тебя теперь новая жизнь, успех, деньги…

– Это совершенно неважно! – торопливо вставил художник.

Я вздохнула. Мужчины как дети, право слово!

– А знаешь, какова истинная причина нашего разрыва? – медовым голосом поинтересовалась я.

Художник затаил дыхание. В трубке я слышала шум далекого Франкфурта.

– Рисуя меня в виде женщины-воина, ты увеличил мою грудь на два размера. Это значит, что настоящая Охотникова тебя не устраивает. Прощай.

С тех пор прошло два месяца. Этим утром, разглядывая в зеркале свое лицо, я вспомнила эту сцену. Теперь я могу позволить себе посмеяться над этой историей, а тогда мне было не до смеха…

Хорошо, что я живу и работаю в провинциальном Тарасове. Комиксы у нас не очень распространены – зарплаты в нашем городке невысокие, и рядовой гражданин не готов выложить недельный бюджет семьи за книжку с черно-белыми картинками. Зато я регулярно получаю свежие выпуски собственных воображаемых приключений. Слышала, что мой Дюрер переехал в Германию и прикупил домик в сельской местности где-то под Дюссельдорфом. Так что мечта его сбылась. Я рада, что немного помогла этому. Дело в том, что мой Дюрер – один из пятидесяти пяти заложников, захваченных террористами в аквапарке несколько лет назад. В то время я еще не оставляла службу в отряде специального назначения «Сигма» и была одним из участников операции по освобождению заложников. Но это совсем другая история…

Разглядывая в зеркале свое лицо, я горестно цокала языком, трогая пальцами здоровенный синяк. Как это я вчера пропустила удар? А, да, помню! Мы уже скрутили этого урода, и тут он вырвался и побежал к машине, где торчал в замке зажигания ключ… В два прыжка я догнала беглеца. Мужик, которому очень сильно не хотелось на нары – а именно это грозило ему за попытку убийства, – сопротивлялся как буйнопомешанный. Вот тут я и получила по физиономии. Злодея мы все-таки упаковали и доставили куда надо, но с красотой пришлось на время проститься. Да что там – с красотой! Просто с приличным видом. А что, если мне позвонит какой-нибудь важный клиент? С таким украшением под глазом я похожа на воришку-неудачника, а вовсе не на единственную леди-бодигарда этого города.

Я тяжело вздохнула и решила для начала позавтракать. Я люблю покушать – мой тренированный организм сжигает много калорий безо всякого вреда для талии, и после еды у меня резко улучшается настроение.

На кухне меня уже поджидала тетушка Мила. Наслаждаясь утренней чашечкой кофе, тетя смерила меня критическим взглядом и покачала головой:

– Женечка, какой кошмар! Кто это тебя так?!

Я участвовала в десятках спецопераций, прыгала с парашютом и без – с вертолета на воду. В меня много раз стреляли, я переворачивалась и горела в машине, однажды меня вообще сбросили с крыши многоэтажки. Но фингал под глазом – такое со мной случалось нечасто.

Я тяжело вздохнула и налила себе кофе. Соорудила бутерброд.

– Знаешь, Женя, во времена моего детства в таких случаях мы всегда использовали бадягу, – задумчиво проговорила Мила.

– Какую еще бодягу?! – Я поперхнулась кофе.

– Ты напрасно смеешься, – поджала губы тетушка. – Когда твой отец, а мой младший брат был мальчишкой, он постоянно ходил весь в синяках. То дрался, то по заборам лазил. И мама всегда делала Максиму компрессы из бадяги. Очень хорошо помогает! Прогуляйся до аптеки, спроси – может быть, это лекарство до сих пор можно купить?

Я задумалась. Идея извести проклятый фингал быстро и безболезненно нравилась мне все больше.

– Спасибо, Мила! – улыбнулась я, вставая. Чмокнула тетушку в щеку и отправилась собираться. Ближайшая аптека располагалась совсем недалеко – за углом. Тем не менее я снаряжалась в поход не менее тщательно, чем раньше, когда готовилась к спецоперациям. Джинсы, свитер и тонкая куртка из черной кожи, удобные кроссовки. И, наконец, главное – бейсболка и темные очки. Я взглянула на себя в зеркало. Н-да, похожа на Милу Йовович, которая решила купить себе хот-дог, не привлекая внимания поклонников…

Я еще немного покрутилась перед зеркалом, потом махнула рукой, подняла воротник куртки, надвинула козырек бейсболки почти на нос и выскочила из дома.

До аптеки я добралась без эксцессов – то есть не встретив ни единого знакомого. Сколько раз замечала – люди, мнением которых я дорожу, или просто красивые мужчины попадаются на моем пути как раз тогда, когда меня только что окатил грязной водой из лужи пролетевший мимо «Порш» либо когда я вишу на руках на краю скалы, а подо мной таежная река с каменистыми перекатами. Уж не знаю, в чем тут дело.

Поэтому, оказавшись в стерильной белизне аптеки, я с облегчением перевела дух. Аптека была пуста – только под громадным фикусом в деревянной кадке сидела на пуфике девочка-подросток в розовой дрянной курточке, а около нее крутился какой-то тип с незажженной сигаретой в зубах.

– Скажите, у вас есть… э… бадяга? – поинтересовалась я.

Пухленькая фармацевт Любочка была моей приятельницей – мы с тетушкой являлись постоянными клиентами этой аптеки. Мила не становится моложе, и с каждым годом ей требуется все больше лекарств, так что я захаживаю сюда чаще, чем хотелось бы.

Любочка тактично сделала вид, что не узнала меня. Она возвела глаза к потолку, потом потыкала пальчиками в клавиши компьютера и сообщила:

– Бадяги нет. Но есть роскошная линейка кремов от травм и синяков.

– Давайте сюда вашу роскошную линейку, – вздохнула я.

Любочка выложила на прилавок с десяток разноцветных упаковок. Я принялась вертеть в руках товар, прикидывая, какое из чудодейственных, если верить рекламе, средств подействует быстрее.

– Ну чё ты ломаисся? – донесся сзади гнусавый голос парня. – Че кобенисся? Прям королевишна, епть. Такая же рвань интернатская, а туда же – динамо крутить!

До чего же противный голос у этого типа… Про манеру выражаться я вообще молчу. Так, Охотникова, расслабься. Это не твое дело. Судя по всему, девушка и гнусавый хорошо знакомы, раз он в курсе подробностей ее биографии. Сами разберутся. Выбирай поскорее крем и топай в сторону дома…

– Игорек, ты сильно рискуешь, – хладнокровно, без тени игривости проговорила юная девушка. – Ты знаешь, что бывает с теми, кто меня обижает?

– Знаю, – заржал Игорек. – Еще в интернате мне говорили – кто тебя обидит, трех дней не проживет! Это ж байки. Ты думала, я поверю?

– Ну, смотри, – пожала плечиками девица. – Я тебя предупредила.

Парень предпринял новую попытку «склеить» девчонку, которой, кстати, на вид было не больше пятнадцати.

– Молодой человек! – вступила в разговор провизор Любочка. – Между прочим, находиться с сигаретой тут запрещено!

– Да я ж не курю, – довольно мирно ответил парень.

– И оставьте в покое девушку! – повысила голос Люба.

– Спасибо, тетенька! – кивнула юная особа. – Только мне помощь не нужна. Я и сама справлюсь.

И несовершеннолетняя гражданка обрушила на незадачливого ухажера семиэтажную фразу, преисполненную ненормативной лексики. Признаться, я даже заслушалась. Такого мастера-матершинника в наше время встретишь нечасто. В своем роде соловей…

Люба осуждающе покачала головой. Игорек ничуть не обиделся.

– Ну, ты даешь! – восхитился парень. – Ладно, курить хочу, умираю. Я пойду покурю, а ты тут покупай, чего хотела, не стесняйся – ну, типа, тампаксы свои. А потом продолжим.

И гопник выскочил из аптеки.

Девчушка подошла к кассе и попросила:

– Теть, дайте мне двенадцать аскорбинок. Я спешу. А то девушка еще долго провозится. – И подруга гопника простодушно подвинула меня плечом.

Я посторонилась, пропуская невоспитанную пацанку. Не хватало еще вступать в спор с этаким цветком городской окраины. Пусть берет, чего надо, поскорее и топает к своему дружку.

Неожиданно девчушка заинтересовалась разноцветными тюбиками, выложенными на прилавок, ткнула пальцем в одну особенно яркую коробочку и посоветовала:

– Ой, девушка, берите этот, не ошибетесь. Мы в интернате всегда этим синяки сводили. На ночь намажете, утром встанете – морда как новенькая!

Любочка онемела от такой бесцеремонности.

Я невольно усмехнулась, поблагодарила юную особу и последовала ее совету. В конце концов, не все ли равно? Любая из мазей поможет, так почему бы не взять именно эту…

Девчушка, набив карманы курточки аскорбинкой, покинула аптеку. Я расплатилась, поблагодарила Любу и вышла вслед за подругой гопника.

Ноябрьский ветер пробирал до костей. Я наглухо застегнула молнию на куртке и зашагала по улице. Так, теперь скорее домой, в тепло, к тетиным пирогам. Думаю, стоит пересмотреть какое-нибудь старое кино – голливудскую комедию тридцатых годов прошлого века или боевик с неподражаемым Аленом Делоном в роли полицейского… Хотя, на мой взгляд, красавец-актер больше похож на шпану, чем на полисмена, пусть даже и французского.

Насколько я помню, в юности Делон действительно имел нелады с законом, а это, знаете ли, оставляет отпечаток. Хотя на отечественного гопника он, к счастью, все-таки не похож. Вот прямо передо мной по улице шагает этот самый Игорек. Руки в карманах, походка разболтанная, из угла рта свисает раскисшая сигарета. Девушка сильно опередила своего преследователя – тонкие ножки в ядовито-зеленых кроссовках мелькают, как барабанные палочки, тощие плечики под розовой курточкой независимо приподняты. Девчушка явно старается оторваться от преследователя… Ладно, меня это совершенно не касается.

И вообще, привычку лезть в чужие дела давно пора оставить. Разобраться бы со своими собственными… Да, полицейская киношка будет в самый раз. Нет, ну до чего развинченная походка у этого типа… перед зеркалом репетировал, что ли? Словно шимпанзе, одетый в дутую куртку и джинсы! В голове в такт шагам начала звучать старая песня: «Ален Делон, Ален Делон не пьет одеколон… Ален Делон, Ален Делон пьет двойной бурбон… Ален Делон говорит по-французски». Кажется, это «Наутилус»…

Я находилась слишком далеко от места происшествия, да вдобавок была занята собственными мыслями. Поэтому сам момент трагедии я пропустила. Женский визг ударил по нервам, как оборванный электрический провод.

Девчушка в розовой куртке, обернувшись в мою сторону, стояла на тротуаре, прижав ладошки к щекам, и расширенными глазами смотрела прямо перед собой.

Кричала не она – вопли неслись из небольшой толпы на остановке. Десяток женщин с хозяйственными сумками и пара потрепанных жизнью мужичков ждали автобус и теперь торопились к месту, где случилось несчастье.

А вот гопника нигде не было видно. На том месте, где он совсем недавно находился, виднелась плита – железобетонная конструкция два на два метра. Она полностью накрыла беднягу. Шансов у него не было ни малейших. Из-под края плиты виднелась рука с зажатой в пальцах незажженной сигаретой.

– Ой, да что ж такое делается! – причитала одна из теток. – Стою себе, слышу – хрясть! Повернулась – а тут такое!

– Со стройки плита свалилась, – вступила в разговор другая.

– Это гастеры проклятые! Все они виноваты! – возмущалась третья. – Ишь, повылазили, смотрят. Любуйтесь, чего наделали! – повысила голос женщина.

Я посмотрела наверх. Действительно, плита могла слететь только с недостроенного дома. На месте будущей девятиэтажки возвышался железобетонный каркас. Стены возводились из блоков размером с десяток кирпичей каждый. Этажа так с третьего выглядывали напуганные строители – судя по виду, явные гастарбайтеры.

Н-да, не повезло Игорьку… Одного не понимаю – как эти ребятки умудрились сбросить вниз этакую штуковину? Плита не так уж велика, но весит прилично. Чтобы поднять такую железобетонную дуру, нужные совместные усилия десятка человек, а еще лучше – строительный кран. Что же, рабочие все вместе волокли куда-то плиту, а потом вдруг раскачали и выбросили наружу?! С чего бы это?

Пальцы Игорька не шевелились. Само собой, парень был мертв – погиб мгновенно, даже не успев понять, что произошло.

Я подошла к девушке. Та вскинула на меня огромные голубые глаза и сказала:

– Я же его предупреждала. А он, дурак, не послушал.

Я задумчиво разглядывала подругу покойного. Девочка была малорослой и щуплой, но теперь, когда я рассмотрела ее поближе, стало понятно, что ей не пятнадцать. Светлые короткие волосы торчали, словно цыплячий пух. И было что-то такое в выражении слегка сонного лица и прозрачных глаз, что наводило на мысли если не об умственной отсталости, то о некоторых странностях.

– Как тебя зовут? – спросила я, подходя еще ближе. Тетки окружили плиту и наперебой костерили строителей, а на девушку никто не обращал внимания. Из всех свидетелей происшествия только я знала, что девчушка была знакомы с покойным.

Я ожидала, что подруга гопника станет огрызаться, а то и вообще откажется разговаривать. К моему удивлению, она спокойно вступила в разговор:

– Жанна. Жанна Подаркова, – ответила девушка.

– На Жанну Д’Арк похоже. – Я невольно отвлеклась от темы.

– Я знаю, – кивнула девчушка. – Мне часто такое говорят.

Жанна казалась странно безмятежной. Только что на ее глазах железобетонная плита прикончила человека, которого девушка хорошо знала. И что же? Ни слез, ни истерик… Стоит себе, ведет светскую беседу. Может, шок? Да нет, не похоже.

– О чем ты его предупреждала, Жанна?

– Ну, как же, – удивленно вскинула бровки девушка. – Он же сам сказал – кто меня обидит, трех дней не проживет…

Настал мой черед удивляться:

– И ты… ты этому веришь?

Жанна пожала плечиками:

– Так всегда бывает. Я ведь сирота, понимаете? А сироту обижать нельзя.

Я во все глаза смотрела на юную блондинку. Заметив мой взгляд, Жанна вздохнула и пояснила:

– Папка мой на войне погиб. А мамка от горя спилась. До семи лет я жила у бабки в деревне. А потом бабка старая стала, чтобы меня воспитывать. Ну, меня в город увезли, в интернат. Полгода назад я школу окончила, теперь сама по себе живу. Мне ведь уже восемнадцать, квартира своя – от государства положено. Но до сих пор помню, что мне бабка говорила. «Ты, Жанна, круглая сирота. Некому за тебя вступиться. Но ты знай – у тебя ангел-хранитель есть. Он тебя в обиду не даст».

Я слушала, затаив дыхание. Но Жанна замолчала. Похоже, девушка считала, что снабдила меня всей нужной информацией.

– И что? Не дает в обиду ангел? – переспросила я.

Жанна солнечно улыбнулась. Улыбка чудесным образом преобразила сиротку, востроносое личико с непомерно большими, широко расставленными глазами сделалось почти красивым.

– Не дает, – тряхнула короткими волосами девчушка. – Во всем помогает.

Я покосилась туда, где из-под края плиты виднелась белая рука с сигаретой.

– А этот… Игорек? Он тебе кто?

– Да никто, – ответила Жанна. – Рвань интернатская. Думал, если мы из одного интерната, так у него права на меня есть.

– Он тебя обижал? – поинтересовалась я. – Приставал, да?

– И обижал, и приставал, – закивала девушка. – Я ему сто раз говорила, что жить с ним не стану, а Игорек все не хотел понять. Назойливый, как муха. Думал, что неотразимый кавалер. – И девчушка грустно вздохнула. – Ну, вот и поплатился. Жалко дурака, конечно, но ведь он сам виноват.

Я внимательно разглядывала безмятежное личико Жанны.

– Так за что поплатился Игорек?

– А, – беспечно отмахнулась Жанна. – Он меня изнасиловать хотел. Приперся ко мне домой, сказал, что голодный.

Девушка смущенно улыбнулась:

– Понимаете, у нас, интернатских, так принято – если приходит свой и просит поесть, нельзя отказывать. Завтра ты можешь на его месте оказаться. Ну, я ему пельменей сварила, а он полез ко мне.

– И как же ты с ним справилась? – удивилась я. Покойник был тощим, но жилистым, и на целую голову выше щуплой сироты.

– Отбилась, как обычно, – улыбнулась Жанна. – В первый раз, что ли? Конечно, если бы он всерьез собирался, я бы с ним не справилась. А так… Он просто думал, что я цену себе набиваю. Когда я его подальше послала да двинула пару раз, он встал, застегнул штаны и ушел. Ему тоже, знаете, из-за меня на зону идти неохота. Вот он сегодня с утра и начал второй заход. Шоколадку подарил. – Жанна всхлипнула. Кажется, до нее все-таки дошло, что случилось.

Толпа на остановке все росла. К тем, кто был свидетелем трагедии, присоединились те, кто ничего не видел, так что до меня доносились интересные версии, что плиту на покойника уронили лица кавказской национальности, что плита упала с проезжавшего КамАЗа и тому подобный бред.

Пора было уходить. Полицию уже вызвали. Если бы я видела, как все случилось, я бы непременно задержалась, чтобы дать показания. А так… Тетки на остановке расскажут об этом несчастном случае все, что нужно. А я даже не видела, как это произошло.

Жанна улыбнулась мне сквозь слезы:

– До свиданья. Я подожду, пока менты приедут. Надо же им все рассказать.

Девчушка вынула из кармана аскорбинку в яркой бумажке, пошуршала оберткой и отправила в рот большую белую таблетку.

– Люблю сладкое, не могу! – пояснила Жанна и шмыгнула носом. – Как проблемы какие-то или неприятности, я всегда так – съем конфетку, и нормально. Дальше жить можно.

Я посмотрела на плиту. Да, неприятности…

– И часто у тебя в жизни возникают проблемы? – машинально спросила я.

– Да вы чего, сами не понимаете? – засмеялась Жанна Подаркова. – Я ж интернатская. Вот у вас, к примеру, мамочка с папочкой есть, да? Они вам и помогут, и накормят, и денег до получки дадут. А у меня никого. Одна бабка в Дергачах, да и то не знаю, жива она или померла давно.

Жанна сунула за щеку еще одну таблетку аскорбиновой кислоты с сахаром и продолжила говорить с оттопыренной щекой, отчего речь девушки стала невнятной.

– Ну, мне грех жаловаться. Я хорошо устроилась, не то что некоторые из наших. В магазине работаю, кассиршей. Платят хорошо, только работа допоздна, приходится по темноте возвращаться. Но я не боюсь – ангел меня в обиду не даст.

– И что, у него были поводы… э, вмешаться? – полюбопытствовала я.

– Да было пару раз! – отмахнулась девушка. – Шла после смены, а ко мне какие-то уроды привязались. «Девушка, поехали с нами!» – передразнила Подаркова.

– И что было дальше? – не выдержала я.

– Тут из кустов голос: «Пацаны, закурить не найдется?» Они отвлеклись, а я как дуну прямо через кусты, только меня и видели! А за спиной слышу, уже махаловка идет!

Интересный ангел у девушки – устраивает «махаловку» с подвыпившими хулиганами…

– Я ни у кого ничего не прошу. – Жанна вскинула на меня свои удивительные глаза. – Только чтоб ко мне не приставали. Я сама выучусь, карьеру сделаю, потом замуж выйду, ребеночка рожу, и все у меня будет как у людей. Только чтоб не мешали, понимаете?

– А Игорек, значит, мешал… – задумчиво проговорила я, глядя на толпу на остановке. Толпа разбухла до совершенно неприличных размеров. Теперь полицейским придется просеивать ее в поисках настоящих свидетелей, отсекая тех, кто что-то слышал краем уха. Ну, и сами виноваты – что так долго не едут?

– Я ему зла не желала, – отрезала Жанна. – Я вообще никому зла не желаю. Игорька я честно предупредила, чтобы он от меня отстал, а то хуже будет. А он не послушал, дурак…

Девушка всхлипнула и сунула за щеку очередную аскорбинку.

– Значит, ты думаешь, что плиту на твоего друга уронил ангел? – не сдержалась я.

– Он мне не друг! – огрызнулась девчонка. – Совсем наоборот! А насчет плиты… Конечно, ангел. Кто ж еще? Да вы сами посмотрите – разве человеку хватит сил такую махину поднять?!

Следовало признать, в словах девушки был определенный смысл.

А вот что касается высказывания Жанны по поводу моих собственных родителей, тут все далеко не так однозначно. Моя мама давно умерла – у нее было больное сердце, а с отцом я не общаюсь с тех самых пор, как он – прямо на похоронах мамы, кстати, – заявил, что у него давно уже другая семья. Так что мой отец, генерал Максим Охотников, до сих пор живет во Владивостоке, а вот мне пришлось искать другое место для жизни.

Сначала, когда я проходила обучение в Ворошиловке – так назывался вуз, который я окончила, – проблем не возникало. При вузе было комфортабельное общежитие. Потом, во времена моей службы в «Сигме», я вообще не задумывалась о том, что мне когда-нибудь понадобится свой дом. Меня вполне устраивала съемная квартира, куда я возвращалась после спецопераций и засыпала, не успев положить голову на подушку.

Но настал момент, когда со службой пришлось проститься. Я сама так захотела, а почему – слишком долго рассказывать. Самоубийство полковника Анисимова, человека, в которого я была влюблена еще с институтских времен, стало последней каплей, и я оставила службу.

И оказалась в очень странном положении. Всю сознательную жизнь, с восемнадцати лет, я училась, тренировалась, и вот теперь годы тренировок превратили меня в великолепную боевую машину. Я была заточена под выполнение очень специфических задач. Я умела драться и прыгать с парашютом, владела десятком иностранных языков и навыками ведения допроса, могла с закрытыми глазами обезвредить взрывное устройство и за пару минут до неузнаваемости изменить свою внешность. Меня научили выживать там, где выжить невозможно, стрелять из всех видов оружия, водить вертолет и убивать голыми руками.

Но в обычной жизни все это оказалось совершенно ненужным.

Поскольку мне пришлось резко сменить сферу деятельности, о службе в государственных структурах предстояло забыть. А стать киллером высочайшего класса на службе у одного олигарха, ныне покойного (можете не верить, но это была первая работа, которую мне предложили) я не захотела.

Я ощущала себя шахматной фигуркой – ладьей, к примеру (для пешки я недостаточно проста), когда остальные фигуры потерялись вместе с коробкой.

У меня приключился нервный срыв, и это несмотря на то, что у всех, прошедших выучку в «Сигме», нервы как у космонавтов. Но надо было как-то жить дальше.

И тогда мне на помощь пришла тетушка Мила. Сестра моего отца всю жизнь прожила в провинциальном Тарасове, преподавала в юридическом. Своей семьи тетя, вечно окруженная молодежью, завести так и не удосужилась. После выхода на пенсию Людмила Охотникова осталась совершенно одинокой – точь-в‑точь как я.

На мою несмелую просьбу пожить пару недель у родственницы Мила ответила телеграммой: «Срочно выезжай. Начинаю печь пироги».

С тех пор я живу в Тарасове. Довольно быстро я нашла свою первую работу в качестве телохранителя – точнее, это работа нашла меня. С тех пор в этом городе я номер первый. Ну, то есть среди женщин-бодигардов. Была тут недавно одна, что захотела подвинуть меня с моего законного места… Сейчас она в международном розыске. Нет, это не я такая мстительная – девушка сама влипла в неприятности планетарного масштаба…

За этими мыслями я не заметила, как дошла до дома.

– Женечка, ты знаешь, какой кошмар приключился у нас на остановке? На одного юношу упала плита со строящегося дома! – такими словами встретила меня Мила.