Read the book: «Кассиопея», page 2

– Пока волнение два балла. К вечеру по прогнозам будет три. Они не доплывут. Это точно.

– Хорошо, это очень хорошо. Девка меня не волнует, а вот сукин сын не должен выплыть, ему там самое место.

– Без вариантов. У него нет шансов. Что с одеждой делать?

– Избавься.

– А мотоцикл? Он его на скале оставил.

– О нем позаботятся местные аборигены. Наш народ не пройдет мимо техники, оставленной без присмотра.

– Согласен. Долго он там не простоит.

Глава 3

Алик имел фотографическую память. Ему не просто так платили огромные деньги за консультации. Он знал почти все о подводных лодках второй мировой войны. Он изучал венные походы, обстоятельства их затоплений, технические характеристики каждой модели. Он был экспертом.

Спуск прошел нормально. Даже видимость была терпимой. Алик всматривался в силуэт огромной субмарины. Он не мог поверить своим глазам, когда обнаружил на обшивке подводной лодки эмблему белого медведя. Это была эмблема U-871. На дне Черного моря находилась огромная немецкая субмарина длиной 87 метров. Каждая подводная лодка Третьего Рейха имела свою фирменную эмблему, ошибки быть не могло. Алик моментально вспомнил, все, что знал о U-871.

«U-871 была большой океанской подводной лодкой времен Второй мировой войны. Она была спущена на воду в 1943 году в немецком городе Бремене, а потоплена в 1944 году в Индийском океане в районе Азорских островов. Немецкая лодка была атакована самолетом, британским бомбардировщиком, который сбросил на нее 8 глубинных бомб. После атаки лодка ушла на глубину и считалась потопленной. Утверждалось, что погибли все 69 членов экипажа. Во всяком случае больше эта лодка нигде не светилась.»

Алик нервно задышал от охватившего его волнения.

«Эта лодка не может находиться здесь, на территории России, местом ее гибели считается Индийский океан. Значит она не утонула в 1944 году? Но что тогда она делала в Черном море? И отчего утонула? Почему нет сведений о ее потоплении? Или есть? Но они засекречены?»

Были одни вопросы, но не было ответов. Алик сделал еще один круг над огромной субмариной, которая лежала на боку. Ее корпус был покрыт водорослями и тиной. Он подсветил фонариком рисунок на рубке. Сомнении больше не оставалось. Это была немецкая подводная лодка U-871. На обросшей ракушками рубке красовался выцветший, еле заметный белый медведь в многоугольнике.

Алик видел, что Каська тоже заметила рисунок на рубке субмарины. Она даже подплыла немного поближе, посветила фонариком, чтобы лучше рассмотреть эмблему, а потом опять поднялась чуть выше рубки. В это время он спустился на самое дно, продолжая обследовать корпус и видимые повреждения.

«Это хорошо, что Каська рассмотрела медведя. На глубине бывает отравление смесью. Два мнения об увиденном– это лучше, чем одно».

Можно было подниматься. Все было ясно. Алик был доволен, Каська его не подвела. Все делала четко. Умная девушка. Потом они все обсудят. Он огляделся. Каська зависла над ним в нескольких метрах. Она внимательно следила за всеми его перемещениями сверху, но сама не спускалась на дно, боясь поднять ил с глубины. Она контролировала и подстраховывала его со стороны. Алик сверился с показателями наручного компьютера. Времени почти не оставалось. Нужно было начинать подъем. Он показал знак рукой на всплытие. Каська приняла сигнал и подтвердила, что готова. Она находилась выше его на несколько метров и ждала, когда он поднимется на ее глубину, чтобы вместе начать подъем.

Алик начал поддувать жилет, регулируя плавучесть. Он поднимался медленно, плавно, точно паря в воде, не работая ластами и не расходуя силы. Неожиданно он заметил, что Каська, стала прикрывать рукой свет фонарика, точно сигнализируя ему о чем-то очень важном, что он пропустил. Он не сразу понял, что она имела ввиду. Но потом, он поднял голову в направлении лучей света ее фонарика и понял, что Каська освещала пузыри воздуха исходящие вверх от его оборудования. В световом пространстве воды, которое освещал фонарик, было видно много пузырей воздуха, которые он выдыхал. Это было естественно. Такие пузыри всегда поднимаются вверх от каждого дайвера. Но их было слишком много! Именно это Каська ему и показывала, дергая фонарем. Ей сверху было хорошо видно, что происходит с ним внизу. Голова уже соображала плохо от отравления смесью, но до того, как его накрыла волна неконтролируемого страха, он все-таки заставил себя посмотреть на манометр. Стрелка находилась в красной зоне. Черт, он же проверял манометр минуту назад. Или две минуты назад. Этого просто не могло быть! Алик еще раз проверил прибор. Смеси в баллонах почти не осталось. Нет, он все рассчитал правильно и проверил несколько раз- баллоны были заправлены под завязку. Ему должно было хватить смеси для всплытия. Значит травил шланг или переходник. А это означало, что ему не хватит смеси для декомпрессионных остановок. Ему вообще скоро нечем будет дышать!

Алика накрыла паническая атака. Он начал дышать, как сумасшедший, быстро расходуя остатки дыхательной смеси. Сердце стало биться с бешенной скоростью. В голове пронеслась картинка, как Каська начинает его спасать, предлагая ему свою смесь. Нет, ничего не получится. У них все было рассчитано по минутам. Запасного баллона, подвешенного на глубине двадцати метров для экстренной остановки, у них не было. А это означало, что страховки у них не было. Если Каська ему даст свою смесь для дыхания, то они вдвоем не выплывут. Начнут задыхаться через несколько минут подъёма и оба рванут на поверхность, так как их легкие начнут гореть огнем. Их ждет или быстрая смерть в воде от удушья, или долгая и мучительная потом на суше после подъёма. Или инвалидность. Никто их не доставит в барокамеру в короткое время.

Алик посмотрел последний раз на Карину. Он мысленно ее погладил и попрощался. Затем он перестал нормально соображать и отдавать отчет в своих действиях. Перед глазами начали расплываться красные круги. На ощупь он отстегнул свинцовый груз и начал неконтролируемое всплытие. Его кровь «закипела». Пузырьки азота стали закупоривать сосуды и кровь начала сворачиваться прямо внутри сосудов. Наступил шок.

Карина все поняла. Она не сводила взгляд с Алика, пока он медленно поднимался. Она видела ненормальную утечку воздушной смеси у него за спиной и знала, что это приговор для любого дайвера, даже самого опытного. У него был прорван шланг, через который воздух поступал из баллонов. Карина ощутила ступор. Она уже с трудом могла анализировать происходящее. Вода была ледяная. Мозг просто скручивался от холода в ракушку. Она даже не отреагировала, когда Алик посмотрел на нее в последний раз через стекло своей маски. Он был совсем рядом. Но она не успела с ним попрощаться. Все произошло моментально. Одним движением он отцепил с пояса тяжелые груза. Это был конец. Алик поплыл вверх, нарушая все правила всплытия. Она перестала чувствовать и, кажется, дышать. Это сон, это просто ужасный сон. Сейчас она проснется, и они будут в отеле с Аликом любить друг друга на огромной кровати. Закашлявшись, она продрала сухое горло. Без паники, она может дышать, она жива и это не сон. Алика нет с ней рядом. Он просто начал всплытие без нее. Ему виднее, он опытный дайвер. Обстоятельства так сложились. Он не бросил ее на глубине 45 метров. Он просто начал экстренное всплытие. Она должна принять ситуацию, нужно смириться и всплывать самостоятельно. Ей придется самой пройти все остановки, выдержав время по приборам. Она справится. Лишь бы с Аликом все было хорошо.

Она посмотрела на приборы. Нужно было всплывать. Думать она будет потом. Сейчас все внимание только на всплытие. Ей было страшно поднять голову и посмотреть в сторону поверхности воды. Но даже, если бы она подняла голову и захотела бы увидеть, что происходит выше – она бы ничего не рассмотрела. Видимость на глубине не превышала десяти метров.

Она боялась увидеть там Алика без сознания. Она знала, что спасти его ей не под силу. Но она боялась даже думать, что он не сможет выплыть самостоятельно. Они встретятся потом, на поверхности. Или на берегу. Все будет хорошо! Алик сильный, он сможет спастись! Просто они на время расстались. Это просто сон. Страшный сон.

– Алик!

Карина закашлялась, вдыхая влажный морской воздух. Ей казалось, что она кричала, но на самом деле она шептала. Волны забрызгивали ее лицо, соленая вода щипала глаза. Очертания гор то виднелись вдали, то исчезали. Волны были недетские, длинные и страшные. Карина отцепила груза и баллоны. Оставшись в одном гидрокостюме, она почувствовала облегчение. После ледяной воды в глубине, вода на поверхности казалась слишком теплой. Но это первые минуты, потом она стала замерзать. Она огляделась вокруг. Катера рядом не было. Берег тоже казался незнакомым. Ее отнесло течением в сторону Туапсе. По крайней мере она не была в открытом море, а двигалась параллельно берегу. Горы она видела, значит был шанс доплыть до берега. Только не сдаваться. Она легла на спину и стала работать ластами. Расстояние до берега уменьшалось медленно. Через два часа борьбы сил совсем не осталось. Рядом не было ни одного корабля, ни лодки. Никто не станет рисковать жизнью в шторм. Корабли стояли на рейде в открытом море на безопасном от скалистого берега расстоянии. Чем ближе она подплывала к берегу, тем спокойнее становилось море. Силы закончились, она уже не гребла ластами, а просто дрейфовала лежа на спине. Гидрокостюм создавал плавучесть и можно было расслабиться. Когда до берега оставалось метров 50, она начала грести. Она должна найти Алика. Возможно его тоже выбросило на берег. Может он без сознания. Она пойдет пешком по кромке берега. Она будет его искать. И плевать, что он ей приказал возвращаться в отель одной. Если нужно, то поднимет всю полицию и спасателей. Ей бы только добраться до города. Пить хотелось ужасно. Организм был полностью обезвожен. Болела голова и легкие. На четвереньках она выползла на берег. Сил встать не было. Она решила, что только немного отдохнет, совсем чуть-чуть и встанет. Она не заметила, как вырубилась. Очнулась она уже в сумерках. Ее тормошил какой-то мужчина.

– Девушка, вы живы? Что случилось?

– Пить, дайте мне пить.

– А, ну это, сейчас достану бутылку. Только я из нее пил уже. Вы не брезгливая?

Карина подумала, что сейчас умрет от жажды. Ей хотелось придушить незнакомца и забрать бутылку с водой.

– А вы чё? Ныряли? А где ваши вещи?

– Не знаю. У вас телефон есть? Мне в полицию нужно позвонить.

– Не, нету, я же на ретрит приехал. У нас забрали все телефоны. Мы должны молчать неделю и ни с кем не разговаривать. Я для вас сделал исключение.

– Где ваш лагерь?

– Там в лесу, могу провести.

– Пойдем.

Карина, шатаясь, встала. Голова кружилась, как после хорошей гулянки с алкоголем. Ничего, она сильная, переживет. Руки, ноги целы – идти может.

– Только вы меня не сдавайте, я в лагерь первый пойду, а вы потом уже. Мы, как бы незнакомы. А то меня оштрафуют за нарушение правил. У них там все строго.

– А мы и не знакомы. Я вас не спалю.

– Ага, чудесно. А то вот так поможешь кому-нибудь, а потом и сам страдаешь.

Карина подумала, что зря мужик деньги на ретрит потратил – не поможет ему недельное молчание и духовные практики. Гнилой дядька до мозга костей. Да и по берегу пошел бродить, потому что надоело ему мантры слушать и благовония нюхать. Зачем так себя насиловать? Просто модно. Галочку поставит, что сделал.

– Спасибо за помощь.

– Спасибо в карман не положишь. У вас, дамочка, покурить не найдется? Ну да, глупый вопрос. Согласен. Блин, курить хочется.

Карина покачала головой. Ей не хотелось разговаривать с незнакомцем.

Глава 4

Всю ночь она провела в полицейском участке, причем не на мягком диване, а на жесткой скамейке за решеткой. Да, что случилось, то случилось. Она никогда не отличалась мягким пушистым характерам. За свои права боролась всегда до последнего. Конечно, полицейский участок был не лучшим местом для отстаивания своих прав. У нее просто не выдержали нервы, поэтому она кинулась на дежурного полицейского. Причем сначала она все-таки смогла все объяснить дежурному, написать заявление, позвонить в отель и убедиться, что Алика там нет, что он не вернулся. Опять поговорить с дежурным. Но потом, когда сонный и недовольный полицейский, прочитав ее заявление, сказал, чтобы она приходила через несколько дней, что возможно Алик сам днем вернется в отель, она не выдержала. Она набросилась на него с кулаками, как только он показался в коридоре, чтобы ее выгнать. Она не хотела ничего понимать. Да, ночью спасатели не работают. Да, в море шторм, никто не выйдет прочесывать акваторию на катерах и рисковать своей жизнью. Но ведь можно было поднять полицейских и обследовать берег? Она пыталась объяснить, что Алика могло выбросить в любом месте берега, что нужно искать, поднимать полицейских, может быть собак, волонтёров. Ведь это жизнь человека. Возможно, каждая минута дорога. Но придурок в погонах не хотел ее слушать и выпроваживал из участка, так как она кричала. Тогда она набросилась на него с кулаками. За что и получила. С ней не церемонились. Дежурный сделал подсечку, и она жестко упала на пол. Потом он больно заломил ей руку за спину и надел наручники. Она повернулась и ударила его ногой в пах. Полицейский согнулся пополам от боли, зло выматерился и кинул ее в камеру за решетку. Возможно, это было лучшее решение. Иначе бы она разгромила весь участок. Ей нужно было заглушить собственную боль и бессилие. Говорят, надежда умирает последней. Пока Карина боролась, она чувствовала, что жива. Как только ее заковали в наручники и бросили на пол камеры, она поняла, что мертва. И еще она поняла, что Алик тоже мертв. Все, что она вытворяла в полицейском участке, было лишь агонией. Ее личной агонией. Она лежала на грязном, вонючем полу и ревела. Наручники ей позже сняли, но вот из камеры не выпустили.

– Кравчук, кто там у тебя? За что задержана? – Следак внимательно разглядывал, свернувшуюся в калачик девушку. Одета она была нелепо и выглядела уставшей. На ней был купальник, застиранная футболка с дырками и брюки с чужого плеча, которые еле держались на ее бедрах. Обуви на ногах не было. Босые ноги свешивались со скамейки. Не было при ней и личных вещей, ни сумки, ни рюкзака. Даже во сне ее лицо не разгладилось. Оно было хмурым и осунувшимся. Впрочем, какое еще лицо могло быть в таком месте, как полицейский участок? Весельем здесь и не пахло. Девушка спала сном младенца. Она не реагировала на шум в отделении. В соседней камере орали пьяные дебоширы, задержанные на рассвете на улицах города. Они требовали адвоката и коньяк.

– Да все, как обычно, буянила, набросилась на меня и ударила. Все зафиксировано камерами. На пустом месте взбесилась. Стерва, где таких только выращивают. И все в мою смену. Вся мразь.

– Просто так набросилась? – следак с сомнением посмотрел на дежурного, – Что ее спровоцировало? Что случилось? Или девица под кайфом? Маникюр у нее отличный, посмотри, руки какие ухоженные. Одежда явно чужая. Есть документы? Ее ограбили?

– Вот ее заявление. Это вам на рассмотрение. Сами разбирайтесь. Документов не было. Обуви тоже. А мне отгул нужен, как пострадавшему.

– Обойдешься, это твоя работа, – следователя было не пробить, – Все без отпуска работаем. Ты читал заявление?

– А как же, всю смену только и делаю, что хрень всякую читаю. Дружок у нее пропал. Долбанная курица, мало нам тут мужиков, еще и бабы руки стали распускать, – лейтенант Кравчук зло посмотрел на спящую девушку.

– Проститутка? Пьяная? Что за нелепая футболка на ней вся в дырках и штаны мужские затертые? Что за театр с переодеванием? Где ее одежда?

– Она в таком виде пришла. Не, не проститутка, а дайверша. Хотя по мне -один хрен. Одежду потеряла. Вернее, на катере оставила. Катер исчез. Документов при ней не было. Вроде не пьяная, но бешеная. Про наркоту не знаю. Может и под кайфом. Поведение странное, полный неадекват. Кулаками махала, как больная на всю голову, сука агрессивная. Поэтому я ее и запер в камере. Говорит, что, когда она всплыла на поверхность, катер исчез. И напарник ее пропал. Все ее кинули.

– Напарник утонул? – Герольд нахмурился.

– Кто же знает? Может и всплыл, только течением его отнесло. Это же у них часто бывает. Особенно в шторм. Я ей это сто раз повторял. Что нужно подождать до утра. Что сам вернется.

– А она?

– Не поверила. Драться бросилась. Одежда на ней чужая, потому что она была в купальнике и гидрокостюме. Одежду ей люди дали, ну ту, что не жалко. И на том спасибо, а то бы голая пришла в участок. Мини-бикини.

– Кравчук, почему она без обуви?

– Ну я же объясняю, дайверша. Она выплыла, а напарник потерялся. Ни одежды, ни обуви, ни катера. Хорошо, что ее до города подбросили. Там в лесу на берегу лагерь разбит, секта какая-то курсы проводит, вот они ее и одели. Они же, с ее слов, помогли ей до города добраться, в участок отвезли. Ну и слиняли потом. Слушайте, Герольд Александрович, а может это они ее наркотой какой-нибудь накачали? Поэтому она бесилась ночью? Нужно проверить этот лагерь. Чего она на меня накинулась-то?

– Кравчук, ты слышал о состоянии аффекта? Ты же читал заявление. Ну включай ты хоть иногда мозги. Ведь психологию проходил в университете. У нее парень пропал. Ну это же очевидно. Не просто дайвер, а ее парень, может быть муж. Хотя в заявлении она это не указала.

– Я психологию преступников проходил, а не всяких дур, – дежурный зло заерзал на своем кресле. Он устал и хотел побыстрее закончить дежурство, – у меня такой цирк каждый день происходит. Это вы там сидите в своих кабинетах и бумажки перекладываете с места на место. А у меня здесь стресс постоянный.

– Так в чем дело, лейтенант Кравчук? Вон, место есть свободное, иди опером. Или кишка тонка? Только график работы у тебя будет ненормированный. И жопу твою никто не будет прикрывать мягким креслом. Может тебе на рынок охранником пойти? Будешь резиновой дубинкой махать, там думать не нужно. Кстати, почему нет данных на пропавшего дайвера? Ты спрашивал, кто он?

– Вам интересно, вы и спрашивайте. Дамочка с секретами.

Лейтенант огрызнулся и уткнулся в монитор компьютера. Он терпеть не мог Коробейникова. Утренняя перебранка со следоком для него было обычным делом.

– Так, утопленник, значит. Утро начинается весело. Работка нас любит. А такое лето спокойное было. Ну все, пресса просто поперхнется от восторга. Давно у нас дайверы не тонули. Зря ты ее не допросил.

– Это ваша работа- допрашивать. Я посмотрю, как вы с этой идиоткой справитесь. Она же ненормальная.

– Кравчук, а если бы твоя Маринка не всплыла бы на поверхность, ты бы был вменяемый? Если бы знал, что она осталась там, на глубине, а ты всплыл?

– Тьфу, Герольд Александрович, вы тоже еще сравнили. Она же только у берега ныряет с маской, где по пояс глубина. А эти дайверы ненормальные прутся в открытое море. Вот, изучите ее заявление. «Осуществляли погружение в одном километре от берега». Это что, по-вашему, нормальные люди?

– А это уже интереснее, значит не любители. Профессионалы. Значит что-то искали. Как всегда, сокровища или острых впечатлений.

– Да нам какая разница, нырнули два дайвера, всплыл один. Вот и вся арифметика. Что, поднимаем спасателей? Или ждем?

– Ждем. Нужно все проверить. Если дайвер утонул, то поздно его спасать. Уже прошло много часов. Ладно, будем разбираться. Кравчук, не спи. Буди гражданку Быстрову. Я жду ее в кабинете. Я сам должен убедиться в ее адекватности.

– Ага, просканируйте ее вместо детектора лжи. Как глянете на нее, мокрое пятно от нее останется на стуле, – Кравчук хоть и скалился, но в прямую конфронтацию со следоком не шел. Коробейникова в участке боялись и уважали одновременно. Взгляд у него был жесткий, пронизывающий насквозь. Следак, он и есть следак. Ищейка. Все мог вынюхать, разнюхать и с говном смешать так, что мало не покажется. С ним нужно было вести себя аккуратно.

– Да, Кравчук, у нас там бутерброды, кажется, остались?

– Ну да. И кофе есть. Отпаивать будете? Много чести. Чего такая забота? Вы же ничего, Герольд Александрович просто так не делаете, – лейтенант зло улыбнулся и задумался. Он почесал голову и начал вспоминать, – Быстрова, Быстров, что-то знакомая фамилия. Москвичка, значит, сейчас я ее пробью по базе. Где она зарегистрирована?

– Дурак ты, Кравчук, ты о милосердии человеческом слышал? Видно же, что девушка истощена.

– О милосердии я слышал, но и об уставе тоже. Нигде не написано, что мы должны задержанных поить и кормить. Я, между прочим, тоже пострадал. Только мне вы кофе с булками не предлагаете.

– Сам себе сделаешь. У тебя не заржавеет. Посмотри на свой живот.

Кравчук сделал вид, что не понял намек. Но живот машинально подтянул.

– Гражданке Быстровой грозит статья за нападение и нанесение увечий полицейскому при исполнении. Я могу ее московские понты быстро обломать.

– А в каком месте тела ты пострадал? Не покажешь?

– Умеете вы, Герольд Александрович, подколоть. На рабочем месте я пострадал.

Кравчук насупился. Не любил он следока Коробейникова. За его принципиальность и внутреннюю силу. Слишком много из себя ставил. Высокомерный и конфликтный хрен. Такого не просто под себя подмять. Да и звание у него было выше. Не по рангу им было тягаться. Поэтому Кравчук и бесился. Коробейников был ему, как застрявшая кость в горле. Чешется горло, только вытащить кость нельзя. Даже язык не поворачивался следока просто Герольдом называть. Вот не поворачивался, и все тут. Вроде бы по-дружески, каждый день трутся в участке. Хотя какие они друзья? Герольд Александрович и на Вы. Кравчук боялся следока в глубине души. Поэтому хоть и злился, но прогибался. Коллеги все-таки. В Геленджике все друг друга знали. Гниль не прощали. Только попробуй он копни под Герольда, сразу выгонят из органов. Коробейников имел много связей на самом высоком уровне. Это все знали. Целую кучу дел раскрыл. Без вести пропавших находил. Кравчук считал, что следоку просто везет. Хотя, если быть объективным, то люди ему были благодарны и начальство уважало, потому что он хорошую статистику раскрываемости делал. Коробейников имел талант, хватку и принципиальность, а работал простым следаком. Вот это было и странно. Молодой еще, мог бы взлететь по карьерной лестнице до московских кабинетов.

Кравчук открыл камеру и потряс за плечо девушку.

– Гражданка Быстрова, поднимайтесь. Здесь не отель. И не вздумайте драться.

Карина с трудом открыла глаза. Перед ней стоял молодой человек в полицейской форме. В руках у него была дубинка. Он внимательно следил за ней злым взглядом. Кажется, она его где-то видела совсем недавно.

– Где я? – она пыталась что-то вспомнить, но не могла. Она забыла что-то очень важное.

– В полицейском участке. Что? Память отшибло? Вы ночью на меня набросились.

– Я? Я не хотела, простите. Я вспомнила, я все вспомнила. Алик! Вы его нашли?

– Ага, всю ночь искали, ноги стерли. Следуйте за мной в кабинет следователя. Пусть он с вами разбирается и отвечает на ваши вопросы. Или вы на его.

– Извините, если я вела себя некрасиво, – Карина смутно помнила ночь. Голова кружилась от голода. Ужасно хотелось пить.

– Мы не звери, знаем, что такое состояние аффекта, учили психологию в университете. Здесь все образованные. А ну, заткнитесь! – Кравчук схватил дубинку и ударил по решетке соседней камеры. Испугавшись, дебоширы присмирели на несколько минут, – Но если каждый гражданин, пришедший в участок, будет кулаками махать на дежурного, то я дубинку вообще не буду из рук выпускать, все слышали?

Карина поставила ноги на пол и оглядела себя. Откуда эти вещи? Что на ней? Плевать. Она босиком прошла по грязному полу камеры и вышла в коридор.

– Быстрова, идите прямо по коридору и направо. Кабинет 22. Вас ждет следователь. Ваше заявление я ему передал.

Она все вспомнила и ей было плевать на свой внешний вид. Она шаталась от голода, но жаловаться не собиралась. Здесь ей не помогут. Во всяком случае злопамятный дежурный. Бесполезно оправдываться и доказывать, что она не помнила, как напала на него. Она дошла до кабинета следователя и постучалась.

– Проходите, здравствуйте, Карина Анатольевна. Меня зовут Герольд Александрович. Вот, как раз читаю ваше заявление.

– Можно просто Карина. Мне так привычнее.

Мужчина протянул ей свежеприготовленный кофе, воду и бутерброд.

– Это для вас, я уже позавтракал. Ешьте, не стесняйтесь.

Два раза повторять было не нужно. Карина с жадностью набросилась на еду и воду. Ее мутило, но она жевала бутерброд.

– Воды, можно еще воды. У меня обезвоживание.

– Да, конечно.

Следователь встал из-за стола, и Карина смогла его разглядеть. Высокий, худощавый. Его нельзя было назвать симпатичным или привлекательным, но, что-то в нем было очень необычное. Природный магнетизм или харизма. Что-то во его взгляде цепляло и не отпускало. Да, Коробейников обладал сильным взглядом. Эта внутренняя энергия струилась из него невидимым потоком и заставляла собеседников отводить взгляд, он всегда давил на людей, не позволял расслабиться. Но Карина не отвела глаза, не спряталась. Она никогда не отводила взгляд. Их поединок продолжался несколько секунд. В кабинете зазвонил телефон, следователь отвлекся и ей тоже пришлось отвести взгляд. Она уткнулась в кружку с кофе. Она даже и не поняла, зачем она так нагло и вызывающе разглядывала мужчину. Ее накрыло какое-то дежавю. Ей показалось, что она уже видела эти глубокие черные глаза и что даже ситуация была похожая. Бред какой-то. Она никогда не была в полиции. Пришло воспоминание, как будто когда -то, она уже смотрела в такие же черные глаза, стараясь не моргать. Детская игра «гляделки»? Она не могла вспомнить этого мужчину. Нет, они не знакомы. Ей показалось. Такое редкое имя она бы не забыла никогда. Но вот глаза ей казались знакомыми.

– Карина Анатольевна, мне сообщили, что после шторма на берег выбросило труп мужчины в гидрокостюме. Возможно, это ваш напарник. Я понимаю, что вам очень сейчас непросто, но вы готовы опознать его? Мы можем поехать в морг? Прямо сейчас?

Наступила пауза. Герольд ненавидел такие моменты. Он не хотел быть свидетелем тяжелых жизненных сцен. Но это было частью его работы. И он умел отключать чувства. Он научился не сопереживать. А просто сообщать факты, как робот.

– Да, я готова, – Карина не узнала свой голос. Это был голос чужой тетки.

– Мы можем заехать в отель, и вы переоденетесь. Вернее обуетесь. Нежелательно ехать в морг босиком.

– Откуда вы знаете, что я в отеле остановилась?

Герольд Александрович покачал головой. Он все понимал. Иногда свидетели или потерпевшие теряли из памяти целые фрагменты жизни.

– Вот ваше заявление. Вы ночью приехали в участок и все подробно написали. В деталях. Только там не указано, кем вам приходился пропавший дайвер? Это ваш друг? Любовник? Почему вы так переживаете за этого мужчину?

Герольд знал ответ, но ему хотелось услышать его от Быстровой.

– Он мой друг.

– Как его зовут?

– Алик, Алик Романович Козырев. Но я бы не хотела, чтобы его имя фигурировало рядом с моим. Иначе у меня будут проблемы.

Герольд окаменел. У него все похолодело внутри. Он даже отвернулся, чтобы не выдать свое состояние.

– Мы с Аликом дружим со школы, с детства, – Карина говорила с трудом. Как под пыткой она выдавливала из себя слова.

Герольд повернулся к ней и в его взгляде можно было прочитать боль. Только что он потерял друга.

– Вы начали дружить с пятого класса, если быть точным.

– Что? – Карина подскочила, как ужаленная, – Я не могла это написать в заявлении. Это моя личная жизнь и она никого не касается.

– Карина, Кассиопея, ты меня не узнала?

Мужчина надел очки и подошел ближе. Затем он сделал какой -то странный жест рукой и что-то нарисовал в воздухе. И тут все стало на свои места.

– Коробей? – Карина не верила своим глазам, -Ты так изменился, ты же Коробей! Точно!

– Да. Годы берут свое. Мы уже не дети.

Карина наконец поняла, кто перед ней. Как же она могла забыть! Это же тайный жест Ордена Герани! Она его давно подсмотрела у Алика и даже пыталась повторить.

– Приятная новость, ты меня помнишь, Кассиопея.

– Коробей! Это ты? Ведь мы тебя во дворе звали Коробей! А ты оказывается Герольд? Я не знала. Ничего, что я на «ты»?

– Ничего. Никто не знал моего настоящего имени. Для вас я был Коробей. Фамилия у меня Коробейников по маме. Мама у меня Коробейникова. Поэтому и кличка приклеилась. Привет, Карина, вот и встретились. Значит ты была с Аликом, и он пропал…

В отель они ехали молча. Карине не хотелось разговаривать. Не было сил. Она старалась не думать. Голова разрывалась от боли. Она смотрела на мужчину, сидящего рядом с ней на водительском месте. Пазлы не сходились. Серьезный, хладнокровный, неразговорчивый следователь Коробейников, ведущий дело о пропаже дайвера и Коробей из детства – одно лицо? Этого просто не может быть.

– А я хотела вступить в ваш Орден древних рыцарей, но вы не принимали девочек! Теперь я понимаю, почему ты придумал этот Орден. Герольд –немецкое имя. У тебя предки были немцами?

– Да, по папиной линии. Все немцы. Дед и прадед, все были Герольдами. Вот и я получил по наследству это имя. Только отец был Александр. Девочки рыцарями не бывают. Я не мог тебя принять в наше тайное общество. К тому же ты не прошла испытание. Помнишь?

– Какое испытание? Я не помню. Я должна была драться на мечах? – Карина вымученно улыбнулась. Как же давно все это было. Как в прошлой жизни.

– Нет, испытание в «моргалки», три раунда, ты не смогла выиграть ни одного поединка у меня. А не помнишь ты, потому что не любила проигрывать. Ты сразу потеряла интерес к этой игре после проигрыша.

Карина покачала головой. Какая же она была самоуверенная. Искала только победы. Не терпела проигрыши. Вот откуда это воспоминание о взгляде черных немигающих глаз. Из детства.

– Знаешь, Коробей, прости Герольд Александрович, ты в детстве был хитрым, продуманным мальчиком, сам себе на уме. Никто не знал, что от тебя ожидать. А вот теперь ты стал следователем.

– И ничего не изменилось. Никто не знает, что от меня ожидать.

– Ты был ниже меня ростом. Когда ты вырос?

– Мальчишки поздно взрослеют. Я переехал в другой район и наши пути разошлись.

– Теперь меня не удивляет, что ты в следственном отделе работаешь. Ты специально дал мне тогда задачу, с которой я бы не справилась, а ты бы вышел победителем. Тебе никто не говорил, что у тебя взгляд тяжелый, ты смотришь не моргая. Это неправильно. Не каждый выдержит.

– Да, так и есть. Я еще в детстве научился взглядом побеждать противника. Наши глаза – это источник большой энергии, просто люди не умеют управлять этой энергией. Не обязательно махать кулаками. Мой рыцарский Орден должен был иметь только одного лидера. Поэтому я был умнее всех и хитрее. Но, как ты видишь, природа меня не одарила сильной мускулистой фигурой, а в детстве я вообще был дрыщ, еще и мелкий. Вот и пришлось мне развивать ментальные способности, характер и силу воли. Я знал, что ты проиграешь и отстанешь от нашего Ордена. Ты мне все карты путала.