Read the book: «Folie a deux», page 5

ГЛАВА 11

Карета скорой помощи пыталась прорваться к Проспекту Мира. Я на какое-то мгновение приходил в себя и снова проваливался в беспамятство. Но голоса слышал. Слышал, как водитель надеялся по прямой добраться до Склифа. Меня везут в Склиф. Что произошло? Где Ганс?

– Успокойтесь, вам нельзя, пожалуйста, помолчите, – врач неотложки повернула вентиль на капельнице – боль в затылке моментально отступила… Я слышал, как мы свернули в Банный переулок, затем на Большую Переяславскую. Москва привычно стояла. Стояли и мы, правда, не долго. Вырвавшись, наконец, Грохольский, мы выруливали на территорию НИИ Склифосовского…

– Ещё пострадавший от взрыва…, – услышал я голос медика. Меня перебросили на каталки. Замелькали белые огни. Закружили люди вокруг. Молоденький врач опускал и поднимал моё веко – проверяя рефлекс зрачка ярким фонариком…

– Мне нужен срочно нейрохирург, возможна субдуральная гематома. И сосудистого пригласите – здесь рваные раны бедра, большая кровопотеря. В третью травму его – КТ-головного мозга – все по ходу…

Что было по ходу я не знаю… Но когда я очнулся, прошло почти трое суток.

Я жадно втягивал носом больничный запах. Это была не реанимационная, простая палата, где я среди прочих пострадавших… от чего? Я не понимал… и, постаравшись встать – взвыл от дикой боли, перепугав всех вокруг…

…Уже позже врач мне объяснит – в моем доме случился взрыв бытового газа. Меня доставили сюда в состоянии средней тяжести, что большая удача. 11 человек погибли, в том числе Борис – из соседней квартиры, где, скорее всего и рвануло. Я снова проваливался в свою кошмарную неразбериху.

Вечером, на пороге моей палаты, в сопровождении Вадима, появилась Елена…

– Макс…, – тихо прошептала она… Смотрела так, словно я чудо. С поволокой слез она казалась мне такой беспомощной, ранимой, но вместе с тем… привлекательной… Мне бы хотелось, чтобы она не плакала сейчас. Но она не могла остановиться. Своей жалостью она накрыла меня, как ребенка, я чувствовал её волнение, чувствовал, как бьётся сердце…

Я улыбнулся ей…, что мне оставалось?

Мы разговаривали о моих странных видениях, о том, что предшествовало взрыву, или это случилось уже после взрыва. Елена слушала мой рассказ про Ганса. Теперь детали были далекими.

– Но это ведь было, было со мной? – в отчаянии я посмотрел ей в глаза. Хотел найти хоть малейшее подтверждение, что не схожу с ума, хотел раз и навсегда опровергнуть мистические аллюзию.

– Я не знаю, Макс. Тебя осмотрит психиатр завтра. Я, правда, не знаю. Всё, что ты рассказываешь невероятно, невозможно и скорее всего – просто результат травмы.

– Ты хочешь сказать, что все это мне приснилось?

Елена пожала плечами.

– А когда придет Ганс?

Она посмотрела на Вадима, который все это время сидел рядом, и сразу стало ясно, что помимо взрыва случилось ещё что-то – непредвиденное и страшное.

– Что происходит?

– Макс, два дня назад Ганса поместили в реанимацию… Опухоль головного мозга – ты ведь знаешь о том, что он умирает?

Я кивнул….

– Как же это…?

– Он впал в кому, и врачи дают всего неделю. Размер опухоли велик.

– Но он ведь не успел дорассказать…

Я отвернулся от Елены. Захотелось вдруг остаться совершенно в одиночестве.

– Зато вполне определенно-точно вы не могли гулять с ним по Нью-Йорку, – она положила свою руку мне на живот и улыбнулась самой нежной улыбкой в мире. И, я думаю, что в тот момент мы подумали об одном и том же – об удивительно-открывшейся способности взаимодействия посредством сна, только теперь и Ганс был частью нашей истории, потому как в следующий момент Елена сказала тихо: но даже если это и было правдой – не самый плохой финал жизни, как считаешь?

Я посмотрел на склоненную голову и снова захотел поцеловать её. Внутри родилось что-то горячее, большее, если бы только можно было – я бы обнял эту женщину в этот момент. Какой же близкой она стала мне вот так и вдруг. Я буквально видел, как нити протягиваются меж нами. Но свидание подходило к концу… И лишь в моем сознании наш поцелуй был возможен, наяву же – она даже не догадывалась о моей влюбленности… Мне стало невыносимо жаль… Тоска и жалость наполнили меня…

ГЛАВА 12

Елена спала. Я впервые был в её квартире. Точнее, если верить вектору моего сна – это была её квартира. Лежала на правом боку, положив ладонь под голову. Прядь волос упала ей на лицо – мне не видно было закрытых глаза, но достаточно было ощущать её присутствие рядом. Во сне я был совершенно здоров. У меня не было ссадин, гематом. Я просто был Максом – худощавого телосложения, каждый сантиметр которого сейчас полностью слушался меня. Я сидел перед ней. Прямо на полу, скрестив ноги по-турецки, опершись подбородком на собственные кулаки. Я размышлял – что общего между мной, Еленой и Гансом, коль существует единая возможность перемещаться по снам друг друга. Подобная коммуникация – это какой-то генетический недуг? Быть, может, мне следует бить тревогу, обратиться к специалистам, чтобы началось сначала исследование, затем лечение. Возможно ли, что эта была телепатическая связь или связь родственных душ? Я размышлял, как младенец, как конченый романтик. Сидя перед самой красивой женщиной на планете, наверное, только так и можно размышлять. Интересно, если я сейчас разбужу её, Вадим проснется тоже? Вряд ли… ведь эта тайна лишь наша.

– Елена…

Она открыла глаза, отбросила прядь волос и испуганно посмотрела сначала на меня, затем на мужа…

– Что ты здесь делаешь? Обезумел…?

– Успокойся, всё хорошо. Просто решил к тебе заскочить ненадолго…

Елена снова посмотрела на спящего Вадима и поняла, что к её сновидениям он не имеет никакого отношения. Тогда она осторожно вынырнула из-под одеяла на коврик перед кроватью.

– Как ты себя чувствуешь?

– Намного лучше, нежели, в сущности, покатит…

– Что будем делать?

– Собирайся, я хочу показать тебе мой мир…

Я направился к выходу из квартиры, слыша, как в спину Елена продолжает что-то шептать и звать меня по имени. Мне хотелось поскорее очутиться за пределами жилища Вадима. Ступить на свою территорию.

На улице стояла весна. Совершенная весна – одна из тех весен, которым хочется радоваться, потому что понимаешь – это начало всему!

– Прости, я не стала надевать шпильку…

– Кроссовки – тоже ничего. Ты мне веришь?

– А у меня есть выбор?

И тут я вспомнил слова Ганса – дьявольского Ганса, который рассуждал о человеческом выборе.

– Нет, выбора у тебя нет, – лукаво посмотрел я в этот момент, должно быть. Будь ты проклят, чертов Ганс, со всей своей философией. Я хочу, наконец-то, просто начать нормальную жизнь. Нормальную настолько, насколько это возможно…

… Возможно, впервые, сегодня Елена была для меня самой обычной женщиной. Не экранным образом, не театральной примой, не тем фальш-портретом на многочисленных страницах журналов. И все-таки чувство восторга меня не покидало. Как меня угораздило оказаться с ней рядом? Ведь об этом мечтает – большая часть мужского населения страны, но в её сны прихожу я. Прихожу и краду на всю ночь. И пусть я не могу сказать ей о своих чувствах – главное, что я могу её видеть, быть с ней. Непостижимо!

– Куда мы идём?

– В троллейбусный парк.

– Зачем?

– Я никогда не угонял троллейбусов. А ты? Это занятно, должно быть…

– Ненормальный… Ты даже водить не умеешь, что ты будешь делать с троллейбусом?

– Пока не знаю, дойдем до парка – разберусь…

Елена улыбнулась, и мы побрели по опустевшей Москве.

– То, что мне в действительности захотелось сделать несколько дней назад, тогда, на юбилее Ганса, по правде говоря, меня напрягло…, – внезапно начал я…

– А что ты хотел сделать?

– Я не могу сказать тебе, прости…

– Что-то откровенное? Страшное? Признавайся!

– Тебе это вряд ли понравится…

– Дело ведь не во мне, а в тебе… Ты уходишь от ответа и не первый раз, кстати, Маааакс, смотри мне в глаза! – нараспев и иронично она протянула моё имя и, чуть обогнав, перегородила путь. Мы остановились.

– А когда был первый раз?

– Вот! Этот самый момент! – сокрушенно произнесла Елена, – Так не честно! Ты вешаешь интригу и… и что остается? Терзаться догадками? Не делай так!

Мы двинулись дальше…

– Ну, прости, правда, не могу сказать…

– Ты испугался чего-то?

– Да…, пожалуй… Я многого испугался в ту пятницу. И мне захотелось бежать.

– Я надолго запомню этот твой взгляд тогда, за столом…

– А каким он был? Что ты увидела?

– Мм, сейчас попробую описать… Сначала – вызов, через секунду-две – испуг, затем страдание, просьба… А потом… потом испугалась я… Вдруг испугалась… Ну и ещё, в очередной раз поняла – ты превосходный актер…

– Я не играл с тобой, – из игривого юнца я вдруг превратился в серьёзного и замкнутого парня, который захотел говорить откровенно и по существу. Снова начались эти «темки-копания нутра»… Почему она так любит заниматься со мной этим? – Я редко чего-то боюсь, но в тот момент, мне кажется, что всего мира разом…

– Давай ближе к истине – себя ты испугался…

– А был ли повод?

– Это вопрос к тебе. Я бы тоже хотела знать на него ответ. Смотрел ведь ты на меня…

– Хм… делать-то что теперь?

– С кем? С чем? – засмеялась моя спутница тихо…

– С тобой, – смутился я.

Мы приближались к троллейбусному парку. Массивные ворота были заперты. Замки автоматические, но их без труда можно одолеть. Мне же хотелось авантюры по полной.

– Давай вот здесь перелезем…

– Макс, я старовата для таких подъемов…, – и все-таки она уцепилась за мою руку, чтобы вместе со мной перемахнуть через полутораметровое ограждение. Я спрыгнул первым. Внизу осторожно подхватил её и поставил на землю. Елена развернулась ко мне лицом…, – Макс, для начала надо успокоиться. Не надо ничего особенного – со мной надо разговариваться, желательно при этом быть честным, не предавать и не переступать черту. Правил немного, и они просты.

Следовало двигаться дальше, но мы так и стояли друг напротив друга у забора… Пауза затянулась и для Елены она, похоже, была куда более трудоемкой…

– Список, конечно, можно продолжать, но пока этого достаточно…, – произнесла она, чтобы заполнить пустоту.

– Значит, я все делаю правильно? Я все сделал правильно в тот вечер?

– Ты все делаешь правильно. Считай, что это был первый сеанс по сбрасыванию с себя ненужно мишуры. Ты только не бойся меня… Пожалуйста…

Мы продолжали стоять – близко-близко друг к другу, но это совсем не больно, не волнительно, личное пространство было побеждено, однако ни она, ни я не смущались этого, не испытывали дискомфорта. Только слова почему-то не шли, как назло, в голову.

– Пойдем дальше? – предложила она.

– Пойдем…

– А, скажи, почему ты вздрагиваешь, когда я к тебе прикасаюсь… даже плечом? Я ведь не подразумеваю ничего плохого. Просто хочу зайти на твою территорию, немножко постоять и отойти снова…

– Я раньше никогда не сталкивался с людьми, которые не желал бы мне зла. Поверь, я очень нуждаюсь в прикосновениях. Просто раньше было все по-другому. Это как рефлекс. Я не боюсь тебя, не закрываю пространства. Я учусь верить твоим словам о том, что не все враги, что не следует искать во всём подвох. К этому надо просто прийти.

В первый попавшийся троллейбус мы набросились варварски. Я не знал, в сущности, как управляются с этой штуковиной, просто часто видел со стороны, как водители цепляют токоприемники к проводам. Мгновение – и передняя дверь распахнулась перед нами.

– Готова?

– Ой, я не знаю…, – вдруг стало так волнительно. Мы оба почувствовали детское возбуждение. Совершенно идиотское чувство восторга захлестнуло нас, и мы переглянулись. Пальцами я прошёлся по всем кнопкам разом – машина загудела, а в следующее мгновение дёрнулась с места. Мы заликовали. Как же невероятно просто было нам рядом друг с другом. Нас наполняла невесомая игра трелей разной высоты. Они колокольцами разливались по телу, и когда троллейбус снёс к чертям металлические ворота, мы оба были близки к помешательству. Елена смеялась. Она стояла рядом со мной в кабине и громким смехом наполняла и этот салон, и эту Москву, и, кажется, всю планету. Я действительно не умею водить. За рулем автомобиля не сидел ни разу. Но сейчас мне так легко было управлять этой махиной. Я выжимал педаль до упора, и скорость ползла, опережая градус нашего восторга. А навстречу нам неслись моргающие светофоры и автомобили. По тротуарам очень редко куда-то шли какие-то люди. Это была свобода. Безграничная и чистая, помноженная на миллиард иллюминационных лампочек, которыми увешан мегаполис. Все мелькало, кружилось в карнавальной пляске, словно невидимый оркестр сочинил специально для нас симфонию вселенской радости.

– Тебе не страшно? – перекрикивал я рев мотора.

– Немного, – ответила она, – Осторожней!

Но Москва была пустой. Нам ничего не угрожало. И на поворотах я, конечно, старался сбрасывать скорость, но это были те ещё виражи. В какой-то момент токоприемники сорвало с проводов. Послышался грохот, и яркая вспышка искр озарила все вокруг. Мы замерли в районе Якиманки…

– Уф…, – вздох облегчение и финальная улыбка… Елена была счастлива. Она так и продолжала стоять наполовину в кабине – наполовину на подножке передней двери, а я прислонился лицом к рулю, посмотрел на неё по-мальчишески наивно. Наверное, так это выглядело со стороны…

– В пятницу, на том ужине у Ганса… я хотел поцеловать тебя…

Улыбка на лице Елены стала менее выразительной и все же осталась, она опустила глаза, собралась с мыслями и снова посмотрела на меня…

– Знаю, Макс… Я поняла это. А теперь давай поставим на этом точку, а иначе нам обоим будет неловко…, – как же хрустально-тихо сказала она все это, как осторожно, как деликатно, как ласково, – Мы были немного пьяны – будем винить во всём алкоголь. Вывод – нам нельзя напиваться вместе! – она громко засмеялась и выскочила на свежий воздух, захваченная юным порывом все вокруг приводить в стремление.

Мы бросили дурацкий троллейбус прямо посреди улицы. Очень хотелось есть и пить. И ввалившись в круглосуточный супермаркет, я решил – пусть этой ночью будут нарушены все правила мира. Две пачки печенья, два йогурта, коробка рафаэллы. Оплатить я решил лишь её. Таким образом стоимость счастья равнялась двумстам двадцати рублям. Украденное из торговой точки мы жадно глотали на скамейке в сквере.

– Я завидую нам с тобой, Макс.

– Умереть на пике счастья – вот это было бы дело…

– Сколько тебе?

– 27…

– Господи, юнец!

– На себя посмотри…

Мы говорили и говорили, и темам не было конца. Конец был у ночи. Следовало пробуждаться… часы отсчитали без семи минут шесть… очень скоро Елену разбудит будильник и начнется обычный рабочий день, в котором сначала провожаешь сына в школу, затем мужа на работу, затем отправляешься репетировать очередную пьесу в театр…

– Я выспалась сегодня… Благодаря тебе… Спасибо, Макс…

… Сонной рукой она наконец-то вырубила мелодию, которая орала из динамика её мобильного телефона… Шесть утра… Пора вставать…

Елена села в кровати. Потянулась. Тряхнула головой. И долго не могла прогнать блаженной улыбки со своего лица, пока Вадим не спросил:

– Ты чего?

– Я просто выспалась сегодня…

ГЛАВА 13

Елена навестила меня, возможно, ещё пару раз. В основном наше общение продолжалось в социальных сетях. И после того сна я всё чаще приходил к мысли – пора сворачивать эти игры. Это было красивое приключение, неплохая встряска для мозга, возможность почувствовать, что есть другая жизнь и люди в ней – другие, но… Как бы объяснить… У известного писателя Бернарда Шоу есть такая пьеса, называется «Пигмалион». В ней – главная героиня – Цветочница торгует своими букетиками на площади своего городка до тех пор, пока богатый человек не решается на эксперимент – мещанку превратить в леди высшего света. Он забирает её с улицы, учит манерам, одевает, создает совершенный образ – все ради того, чтобы выставить в итоге на светский бал. Бал проходит благополучно, но трагедия в том, что после этого бала цветочница вынуждена вернуться в свою среду. А трагедия всей пьесы в том, что, узнав иную жизнь и став на короткий момент другим человеком, девушка возвращается к прежнему образу и подобию. Ведь ей нет места в новом мире – она просто цветочница. Я размышлял о том, что делать мне – с новыми возможностями, с пережитыми чувствами, с добрым отношением людей, с тем кругом аристократов, которые теперь окружали меня и являлись миром, который мне был чужд изначально, в который я погрузился по воле в начале Ганса, затем Елены.

За два дня до моей выписки случилось странное. Поздно ночью я вошел в свою палату и увидел на кровати Ганса. Я испугался его неожиданному появлению. Подсел рядом….

– Ганс, здравствуйте, как вы себя чувствуете?

Но старик лишь беззвучно шевелил губами и смотрел мимо меня прямо в стену.

– Ганс, – чуть громче позвал я и даже тронул его за плечо, в этот момент с поста медицинской сестры меня окликнули, чтобы уточнить – с кем я общаюсь в одноместной палате? Я вышел в коридор и пояснил, что меня навестил мой приятель…

– Какой приятель? – медицинская сестра окончательно проснулась и уставилась на меня жабьими недовольными глазами, – У нас режим, вы забыли? Посещение после девяти вечера запрещено – сейчас два ночи!

– Но…

Пока она обходила свой пост, я бормотал о том, что Ганс умирает от рака и, возможно, ему крайне важно перед смертью увидеть хоть кого-то, кто был близок ему при жизни… Медсестра и слушать не желала, мы вошли в палату и…

***

Похороны Ганса состоялись на Ваганьковском кладбище. Единственное, что по-прежнему лежало на дне кармана моих брюк – странный старый ключ. Его я обнаружил, когда с медсестрой мы поспешили войти в палату. Ганса в ней, конечно же, не оказалось, хотя, вне всякого сомнения, он приходил ко мне перед смертью, зато ключ лежал на гладко заправленной кровати. Лишь позже я выяснил у Елены, что Ганс умер за сутки до моей странной встречи с ним в больнице.

В его доме все осталось нетронутым, как и при жизни. Старик позаботился, кажется обо всем, последние недели, проведенные в больнице – были лишь финалом. Все дела покоились в его квартире – и они были завершены – каждое до единого. Я осмотрелся по сторонам. Ключ мог подходить к чему угодно – помещение изобиловало антикварной мебелью, какими-то шкатулками, я не знал, с чего начать. Подойдя к письменному столу, обнаружил конверт – обычный, белый, без марок, и, вскрывая его, я точно знал, что содержимое письма адресовано только мне…

«Дружище, Макс!

Наконец, после своей смерти я могу называть тебя на «Ты». Не против? Я знаю, что моя биография так до конца не была рассказана, но я многое показал тебе напоследок. В сущности, там осталась часть, связанное с жизнью в Советском Союзе, моё отношение к его развалу – это мелочи, ей Богу. Я очень прошу тебя написать историю моей жизни – но не той жизни, которая была бы вычурной или, наоборот, строго биографичной. Между строк остались тайны. О них ты тоже рано или поздно узнаешь. Я не тот, за кого себя выдавал и размышляя о греховности, я говорил, конечно же, о тебе, но и о себе тоже. Так случилось. Впрочем, мне не за что винить своё прошлое. Оно породило на свет уйму необъяснимого. Среди прочего – ты, Макс… Пожалуйста, никогда не забывай о том, что особенный человек всегда в ответе за все. Кому больше достается – с того больше и спрашивается. А ещё наши особенности – это ключи ко всем дверям – важно лишь подобрать нужный и вставить в ту саму замочную скважину. Ты очень талантлив, но вместе с тем – будущее, которое тебя ожидает одновременно станет и твоим счастьем, и твоим проклятием. Моя биография должна быть оформлена к сороковому дню после моей смерти. О формальностях публикации позаботится Вадим. И давай усвоимся раз и навсегда – война происходит не среди людей, настоящая война – творится в душах. Там поле боя – я не оригинален, повторяя слова классика. Я просто знаю, что значит разительно отличаться от большинства. Ничего и никогда не бойся, не требуй невозможного, но верь в его исполнение. Твоё отношение будет мешать тебе, но, если так случится, что ты обуздаешь его – будешь наисчастливейшим безумцем на свете. Как видишь, я не говорю ни о чем и ни о ком конкретно – читай между строк. Я знаю сейчас и буду знать после всё. Никому и ничему не удивляйся. Помни, что счастье – любит тишину, помни, что десять секунд, украденные у судьбы – порой дороже целой судьбы. Моё настоящее имя Майкл. Моя настоящая судьба отныне – то, что ты опишешь в своей биографии.

В твоих руках ключ. Как я и обещал, деньги ты получишь из моих рук в том количестве, в каком пожелаешь. Позаботься о квартире, но, пожалуйста, не задерживайся в ней надолго. Через полгода – продай её и купи что-нибудь своё. Это не жест доброй воли. На твоем плече есть родинка – точно такая же – у меня и у Елены. Наш треугольник распадается. Наконец-то вы остаетесь вдвоем. Тебе же предстоит собрать огромный пазл, повстречавшись с огромным количеством людей, испытывав великое и страшное. Только не сойди с ума. Ты хороший человек, Макс, но до своих мозгов пока что не дорос, тебе следует научиться ждать и верить в жизнь. Она мудрая и серьёзная штука.

Полагаю, все…

Спасибо за сотрудничество. Мы ещё встретимся.

Ганс (Майкл)»