Происхождение. Как Земля создала нас

Последствия ледниковых периодов

Должно быть, вы знаете, что побережье Норвегии состоит из бесчисленного множества U-образных фьордов, которые выточили на протяжении ледниковых периодов надвигающиеся ледники; того же происхождения и шотландские «лохи» – узкие морские заливы. И хотя в Южном полушарии оледенение было далеко не таким значительным, если взять карту Чили, легко заметить такие же фьорды вдоль тихоокеанского побережья на самом кончике Южной Америки. Во время ледниковых периодов Патагонский ледниковый щит спускался до подножия Анд и при максимальном разрастании покрывал целую треть площади Чили, и тогда-то льды и создали эти долины. В дальнейшем при повышении уровня моря они заполнились водой и превратились в немыслимо сложный лабиринт крошечных островков с зазубренными береговыми линиями, мысами и перепутанными каналами, как будто побережье растрескалось от мороза.

Когда в 1520 году португальский мореплаватель Фернан Магеллан во время первого в истории кругосветного плавания нашел проход вокруг южной оконечности Южной Америки, он провел свои корабли по проливу, созданному этими затопленными долинами, выточенными ледником. Самые узкие места у входа в Магелланов пролив со стороны Атлантики образовывали «терминальные морены» – мусор, который ледники затолкали сюда, будто бульдозером, а затем, начав отступать в конце ледникового периода, просто оставили на месте^[111]. Шестисоткилометровый Магелланов пролив был важнейшим судоходным связующим звеном между двумя величайшими океанами Земли в течение почти 400 лет – до открытия Панамского канала в 1914 году. Он узок и труднопроходим для судов, в нем много непредсказуемых течений, но все равно такой путь короче и, поскольку пролив окружен сушей с двух сторон и лучше укрыт от штормов, безопаснее, чем бурные воды между самой южной оконечностью Огненной Земли и Антарктидой, где прошел сэр Френсис Дрейк в 1578 году.

Кроме того, оледенение сильно преобразовало географию Северной Америки и тем самым повлияло на дальнейшую историю Соединенных Штатов. Здесь мощный ледниковый щит изменил русла могучих рек Миссури и Огайо, и после таяния ледников русла этих рек так и остались там, где проходила кромка щита. Сегодня они сходятся с Миссисипи, образуя исполинскую букву Ψ, и обеспечивают легкий транспортный путь с востока на запад через внутреннюю часть континента. В частности, Миссури тянется на 2000 километров на запад, до Скалистых гор. Именно эта река, чье русло было в древности искривлено ледником, в 1804 году доставила первопроходцев Льюиса и Кларка почти до самого тихоокеанского побережья и обеспечила американское присутствие по всей Луизиане и Северо-Западным территориям. Русла других рек также изменились под воздействием ледников, в том числе и Тейс, и река Святого Лаврентия, а без транспортных маршрутов по этим рекам вокруг Аппалачских гор первые Тринадцать колоний, вероятно, так и остались бы в пределах атлантического побережья.

Наследием ледникового периода стали и Великие Североамериканские озера: их глубокие бассейны выкопал надвигавшийся Лаврентийский ледниковый щит, и он же примерно 12 000 лет назад заполнил их водой, когда растаял и отступил^[112]. Соединенные каналами, эти просторные водоемы стали играть важнейшую роль в транспортном сообщении между атлантическим побережьем и внутренней частью материка и сохраняли свою значимость до постройки междугородных железных дорог, и это благодаря им Нью-Йорк, Буффало, Кливленд, Детройт и Чикаго превратились в крупные коммерческие центры^[113].

Морены – гряды из щебня высотой 40–50 метров – тянутся через весь север США. Нью-йоркский Лонг-Айленд – это две длинные морены, оставленные краем Лаврентийского ледникового щита. Такого же происхождения и Кейп-Код, расположенный дальше вдоль побережья Массачусетса^[114]. Более того, Бостон, Чикаго и Нью-Йорк выстроены на толстом слое наносов, оставшемся при таянии этого ледникового щита^[115]. Из таких морен и аллювиальных отложений по всему миру мы добываем песок и гравий, чтобы добавлять в бетон, мостить дороги и делать фундаменты и железнодорожные насыпи. Более того, холод от североамериканских ледниковых щитов поднимал сильный ветер, который подхватывал частички наносов, песка и глины, вывороченных из русла реки, и переносил дальше на юг, благодаря чему и возникли лессовые пахотные почвы Среднего Запада, славящиеся своим плодородием^[116].

Однако самый яркий пример влияния ледниковых периодов на ход истории мы найдем по другую сторону океана.

Островной народ

Полмиллиона лет назад Британия не была островом. Она принадлежала к континентальной Европе и была физически соединена с Францией – наподобие сиамских близнецов – перешейком, или сухопутным мостом, между Дувром и Кале. Этот перешеек продолжал выпуклую геологическую структуру, известную как антиклиналь Вельд-Артуа, которая тянется с юго-востока Англии на северо-восток Франции и состоит из слоев породы, выпятившихся вверх в ходе того самого тектонического подъема, который создал Альпы, когда Африка врезалась в Евразию.

В какой-то момент перешеек между Англией и Францией размылся, и связь прервалась, причем, похоже, это было результатом какой-то внезапной катастрофы. Гидролокационные карты канала Ла-Манш ясно показывают, что по морскому дну тянется необычайно прямая и широкая долина^[117], в которой есть продолговатые острова и длинные эродированные борозды в километр шириной – явные признаки, что здесь пронесся мощный поток воды.

Как мы уже знаем, в нынешнюю эру перемежающихся ледниковых периодов уровень Мирового океана из-за оледенения каждый раз опускался более чем на 100 метров. Поэтому мелководный шельф вокруг Северного моря и в бассейне Ла-Манша становился сушей. Во время ледникового периода около 425 000 лет назад (за пять ледниковых периодов до самого последнего) между Шотландским и Скандинавским ледниковыми щитами образовалось большое озеро, а Англию и Францию тогда еще соединял скальный хребет шириной 30 километров. Это озеро было наполнено талой водой с ледников, а также питалось реками – Темзой и Рейном. Вода не находила выхода, могла только подниматься и подниматься, пока с неизбежностью не начала переливаться через хребет. Колоссальные водопады выдолбили в дне канала глубокие впадины и размывали естественную плотину, пока она не рухнула. Все озеро разом хлынуло наружу, и произошло катастрофическое меганаводнение, которое расширило пролом в плотине и выточило на дне Ла-Манша тот самый рельеф, который мы видим сегодня благодаря гидролокатору. Полагают, что за первым меганаводнением 425 000 лет назад последовала вторая такая же катастрофа 200 000 лет назад, и они совокупно создали нынешний Дуврский пролив, оставив от сухопутного моста лишь белые скалы. В дальнейшем после каждого ледникового периода в межледниковые промежутки талая вода повышала уровень моря, и так образовался Ла-Манш^[118].

Так Британию навеки отрезало от Европы.

Формирование канала оказало решающее воздействие на всю историю как Великобритании, так и Европы в целом. Канал послужил природным защитным рвом, уберегавшим Британию от вторжений на всем протяжении истории Европы. Последнее полномасштабное вторжение – Нормандское завоевание 1066 года – произошло без малого тысячу лет назад. Британия была совсем недалеко от Европы и могла и торговать, и тесно участвовать в политике Континента, но при этом была надежно отгорожена.

В континентальной Европе шли постоянные междоусобицы, войны, передел территорий – а британская земля не знала войн, поэтому Британия имела возможность сохранять отстраненную позицию и вмешиваться лишь тогда, когда это было в ее интересах^[119]. Например, в XVII веке она избежала опустошительной Тридцатилетней войны, начавшейся с конфликта между католическими и протестантскими европейскими странами и разорившей почти всю Центральную Европу: потери населения из-за голода и болезней вследствие войны были колоссальны, в иных областях больше 50 %. Положение Британии, укрытой за своим естественным рвом, во многом оказалось противоположным, скажем, ситуации в Германии, которая с севера была защищена морем, а с юга Альпами, однако две другие ее стороны выходили на Европейскую равнину и оказались беззащитны. Именно недостаток естественных укреплений и объясняет нестабильность в регионе, а следовательно, военные амбиции здешних государств – Священной Римской империи, Пруссии, а затем и единой Германии.

Четко определенные естественные границы и относительно небольшая площадь позволили Англии рано объединить феоды и сформировать национальное самосознание^[120]. Кроме того, некоторые историки полагают, что именно сниженный риск вторжений и чувство защищенности от внешних угроз сделали возможным прогрессивное распределение власти и отказ от авторитарной монархии в пользу более сбалансированной демократической системы начиная с Великой хартии вольностей, принятой в 1215 году, и заканчивая парламентской системой, действующей в наши дни^[121].

Более того, поскольку Британии не нужно было защищать свои сухопутные границы, ей приходилось тратить на армию лишь малую долю тех средств, которые вынуждены были выделять ее страны-соперницы на континенте^[122]. В результате Британия смогла бросить все силы на создание и поддержание Королевского флота, причем не только для обороны родной земли (самым ярким примером служит победа над объединенным французским и испанским флотом в Трафальгарской битве в 1805 году, положившая конец надеждам Наполеона вторгнуться в Британию), но и для защиты заморских колоний, своих коммерческих интересов и торговых путей по мере того, как Британия становилась морской империей, оставившей далеко позади и Испанию, и Францию, и Голландию.

Разумеется, мы не можем строить никаких сколько-нибудь обоснованных предположений, какой могла бы стать европейская история, если бы Британия не была островом. Что было бы, если бы Шотландский и Скандинавский ледниковые щиты не столкнулись и не образовали ледниковое озеро, которое выплеснулось в канал, размыло перешеек и образовало Дуврский пролив? Что было бы, если бы ледниковые периоды были бы чуть-чуть теплее? Здесь не место для размышлений об альтернативной истории, но если мы представим себе, насколько масштабными были бы следствия иного развития событий, это лишний раз подчеркнет важность роли геологии в нынешнем устройстве мира. Смогла бы Британия стать последним бастионом сопротивления фашистской Германии, если бы по-прежнему соединялась с континентом перешейком, или вермахт, промчавшийся по всей Европе непреодолимой волной блицкрига, сокрушил бы и ее? Сдалась бы Британия под натиском Великой армии Наполеона в 1805 году, устояла бы перед вторжением испанцев в 1588 году (ведь им не потребовалась бы Великая армада)?

Зато можно утверждать, что этот могучий островной народ помогал сохранить равновесие сил в истории континента, поскольку сопротивлялся вторжениям и не допускал, чтобы какая-то одна страна объединила под собой Европейскую империю. С другой стороны, географическая изоляция создала островную ментальность, из-за которой Британия зачастую держится надменно и не спешит завязывать близкие отношения с соседками на континенте, даже если у них общая судьба и общие интересы.

Так последний период в истории нашей планеты позволил нашему виду распространиться по всему земному шару, а глубокие отпечатки, которые оставили на поверхности Земли перемежающиеся ледниковые периоды, оказали сильнейшее воздействие на дальнейший ход истории человечества. Вся история цивилизации вместилась в нынешний межледниковый период, и теперь пора рассмотреть, какие силы планетарного масштаба стоят за самым фундаментальным поворотом сюжета о развитии человечества – окультуриванием диких растений, одомашниванием животных и зарождением земледелия.

Глава третья
Наше биологическое богатство

В период между 20 000 и 15 000 лет назад наложение ритмов разных циклов Миланковича снова привело к потеплению в Северном полушарии. Колоссальные ледниковые щиты начали таять и отступать, и трескучие морозы последнего ледникового периода подошли к концу^[123]. В Северной Америке большинство талых ледниковых вод оказались заперты за гребнями наносов, оставленными отступающими льдами. Так образовались огромные озера талой воды, самое большое из которых получило название Агассис в честь американского экономиста, уроженца Швейцарии, который первым выдвинул весьма смелое (для тех лет) предположение, что когда-то все Северное полушарие в течение долгого времени было покрыто льдами. Приблизительно к 11 000 году до н. э. озеро Агассис разлилось почти на полмиллиона квадратных километров по территории Канады и северу США, почти сравнявшись по площади с современным Черным морем. Потом произошло неизбежное. Природная плотина прорвалась, и огромные массы ледниковой воды выплеснулись мощным исполинским потоком. Он пронесся по Северо-Западным территориям вдоль нынешнего русла реки Макензи и обрушился в Северный Ледовитый океан^[124]. Внезапное высвобождение такого количества воды вызвало скачок уровня Мирового океана. Однако особенно сильно это сказалось на культуре, возникшей в добрых 10 000 километров от тех мест на востоке средиземноморской области Левант^[125].

Рай обретенный и потерянный

Ледники отступали – и разрастались леса, заполняя широкие полосы бесплодных степей и кустарников, разливались реки, уменьшались пустыни. Более теплый и влажный климат был благоприятным для пышной растительности, отчего увеличивалась популяция травоядных животных^[126]. На Землю вернулась весна, и наши предки, охотники-собиратели, вздохнули с облегчением. В Леванте в изобилии произрастали дикая пшеница, рожь и овес, восстанавливались леса. Здесь появился народ под названием натуфийцы, который, похоже, первым в мире основал оседлое сообщество еще до развития земледелия. Натуфийцы жили в деревнях, в домах из дерева и камня, собирали дикие злаки, а также лесные плоды и орехи и охотились на газелей^[127]. Если когда-то у собирателей-охотников был свой рай, он находился здесь.

Однако золотой век оказался недолгим. Примерно 13 000 лет назад климат в этом регионе Ближнего Востока и во всем Северном полушарии резко ухудшился, и такое положение сохранялось больше тысячи лет. Это событие называется «поздний дриас», и оно состояло в том, что всего за несколько десятилетий климат снова стал гораздо холоднее и суше. Считается, что такое резкое возвращение к условиям ледникового периода и послужило причиной опорожнения озера Агассис.

Внезапный выброс воды из этого огромного озера привел к тому, что «крышка» пресной воды разлилась поверх Северной Атлантики, что временно отключило все океанские течения. Сегодня в океанах налажены мощные конвейеры циркулирующих течений, которые переносят тепло с экватора к полюсам. Это называется «термогалинная циркуляция», и она вызвана разницей температур и солености морской воды. Ветер гонит теплые поверхностные воды от экваториальной зоны планеты в высокие широты – к этому мы вернемся в главе 8; в частности, таков Гольфстрим, который доставляет тепло и влагу с Карибского моря в Северную Европу. По пути на север в результате испарения вода становится солонее и к тому же остывает. И то и другое повышает плотность воды, поэтому ближе к полюсам она опускается на дно океана и возвращается к экватору на глубине. При опускании полярные воды увлекают за собой еще больше воды, и таким образом течение поддерживается. Однако когда в Северный Ледовитый океан разом обрушилась масса пресной воды из исчезнувшего озера Агассис, «нагнетатель солености» в этом конвейере резко остановился. Отключение океанской системы циркуляции, которая перераспределяла тепло с экватора, мгновенно погрузило основную часть Северного полушария обратно в разгар ледникового периода^[128].

Для натуфийцев климатический кризис – резкое похолодание и сокращение количества осадков – привел к превращению их родных мест в бесплодные голые степи, где не было ничего, кроме колючего кустарника, а обильные лесные источники пищи исчезли прямо на глазах. Однако натуфийцы, по крайней мере некоторые, в поисках выхода из положения отказались от зачаточно-оседлого образа жизни и вернулись к бродяжничеству. Но некоторые археологи полагают, что поздний дриас подтолкнул другие культуры к отказу от охоты-собирательства и к изобретению сельского хозяйства. Раньше они постепенно перемещались все дальше и дальше в поисках прокорма, а теперь приносили семена домой и сажали их в землю – первый шаг к окультуриванию. Признаком такого развития событий посчитали набухшие зерна ржи, обнаруженные археологами в натуфийских деревнях. Такое утверждение спорно, но если так, натуфийцы были первыми в мире земледельцами. Так что тяготы внезапной перемены климата привели к изобретению, навсегда изменившему наш образ жизни^[129].

Даже если натуфийцы не были первыми в мире сеятелями, у них уже сложилась культура оседлой жизни, поэтому, вероятно, они оказались уникально приспособленными для первых экспериментов с сельским хозяйством, к чему их и подтолкнула определенная последовательность событий планетарного масштаба – излитие озера Агассис, остановка системы циркуляции в Атлантике и резкий поздний дриас. Однако не прошло и нескольких тысяч лет, планета отогрелась после последнего ледникового периода, и примеру первых сеятелей последовали и другие народы по всему миру. В период между 11 000 и 5000 лет назад сельское хозяйство возникло на Земле по крайней мере в семи местах.

Неолитическая революция

Хотя анатомически современные люди появились в Африке около 200 000 лет назад, с точки зрения поведения наши предки стали современными лишь в период между 100 000 и 50 000 лет назад. Теперь они обладали такими же лингвистическими и когнитивными способностями, как мы, жили в общественных группах и умело делали и применяли орудия труда и пользовались огнем. Они как следует хоронили мертвых, шили одежду и создавали впечатляющие произведения искусства, изображавшие самих творцов и окружающий мир природы – наскальные росписи и скульптуры из кости и камня. Они прекрасно охотились, рыбачили и собирали самые разные съедобные растения. И даже начали растирать дикие злаки в муку примитивными жерновами^[130].

Как мы знаем из последней главы, начиная с 60 000 лет назад человечество мигрировало из Африки и расселилось по всему земному шару. Однако первые уверенные шаги в направлении земледелия и оседлости были предприняты не раньше 11 000 лет назад, и этот переход получил название «неолитическая революция». Североамериканский ледниковый щит быстро таял, но все же еще покрывал больше половины Канады, когда сначала в Плодородном полумесяце на востоке Средиземноморья, а вскоре после этого в долине Хуанхэ на севере Китая уже окультурили первые растения^[131]. Прошло всего несколько тысяч лет, и это научились делать наши предки в нескольких других уголках планеты. Земледелие зародилось и в Сахеле на севере Африки, и в низинах Мезоамерики, и в Андско-Амазонском регионе Южной Америки, и в лесах востока Северной Америки, и в Новой Гвинее^[132]. Прожив 100 000 лет собирателями-охотниками ледникового периода, разные племена на Земле после потепления на планете встали на путь к земледелию и цивилизации, что навсегда преобразило наш биологический вид.

Как будто кто-то выстрелил из стартового пистолета. Какие же силы планетарного масштаба стояли за этой вехой в человеческом существовании?

Нельзя сказать с уверенностью, почему людям в разных точках планеты впервые пришло в голову нарочно сажать семена в землю и старательно ухаживать за растениями, что положило начало процессу окультуривания и селекции растений. Развитие земледелия, вероятно, подхлестнул период благоприятного климата, благодаря чему попытки выращивать урожай стали менее рискованными и более соблазнительными, а может быть, наоборот, резкое ухудшение местных условий вроде позднего дриаса, которое побудило оседлую общину искать другие способы прокормиться^[133]. Так или иначе, очевидно, что конец последнего ледникового периода сыграл в этом важнейшую роль.

Пожалуй, нет ничего удивительного в том, что человечество не осело и не начало возделывать землю во время ледникового периода, хотя дело здесь не столько в холоде. Хотя северные льды расползлись далеко за пределы Арктики и покрыли почти все высокие широты Европы, Азии и Америки, лютый мороз стоял не везде. В тропиках температура была всего на градус-другой ниже нынешней. И хотя Земля ледникового периода, как мы теперь знаем, была в целом суше, но все же не настолько, чтобы препятствовать развитию земледелия^[134]. Скорее всего, главным препятствием оказался не сам по себе неблагоприятный климат, слишком сухой или холодный, а его крайняя переменчивость. Местный климат и количество осадков менялись резко и непредсказуемо^[135]. Если какие-то племена ледникового периода и отваживались на рискованные эксперименты с окультуриванием растений, их труды, скорее всего, шли насмарку из-за очередного перепада погоды. Даже в более поздние периоды нашей истории случалось, что самые прочные цивилизации рушились, когда местный климат внезапно становился засушливым и земледелие лишалось необходимых ресурсов: так было с цивилизацией долины Инда, с Древним царством в Египте и с классической цивилизацией майя^[136][137]. А для межледниковых периодов, в том числе и того, в котором мы живем, характерны относительно стабильные климатические условия. Скажем, последние 11 000 лет нынешнего межледниковья – голоцен – были самым продолжительным стабильно-теплым периодом за последние полмиллиона лет^[138]. А повышение уровня углекислого газа в атмосфере после последнего ледникового периода, которое резко подхлестнуло рост растений, было явлением глобальным, а значит, может объяснить, почему разные культуры по всему земному шару изобрели земледелие практически одновременно^[139]. Такие условия – стабильные, теплые, влажные – в регионах, где хорошо росли злаки с крупными семенами, подталкивали местных жителей самостоятельно выращивать некоторые виды и селиться оседло, вместо того чтобы странствовать. Похоже, межледниковые периоды – необходимое условие для земледелия.

Поговорим о том, как мы окультуривали растения и одомашнивали животных и по каким критериям оказались отобраны виды, которые человечество решило выращивать.