Quotes from the book «Люди крыш. Пройти по краю»
Знакомишься с кем-нибудь и видишь симпатичную дверцу с медным номерком в завитушках. Толкнешь, а за ней крошечная комната три на два. Поговорил с человеком пять минут и чувствуешь, как тесно в его обществе, как скучно среди полочек с цветочными горшками и плюшевых медведей. А бывает наоборот – откроешь обшарпанную дверь, а там вселенная: кометы, планеты, млечный путь… Но таких мало. Обычно за дверью либо коридор – узкий и длинный, либо стена. Сколько в нее не стучи – ничего кроме глухой кирпичной кладки не увидишь.
"Лучше быть дураком и вмешаться, чем остаться в стороне и оказаться сволочью"
Для тех, кто не спит всю ночь, утро добрым не бывает.
- Мы не умерли! - поспешила успокоить Женька. - Просто грибы пригласили нас в гости.
- На грибной суп? - подал Тимофей охрипший голос.
- Нахал! - зашипело все вокруг, и синие огоньки сердито забегали по голубым ниточкам.
Нет некрасивых женщин, есть - ленивые.
Море, море, море! Большой зверь с пенными лапами. Перевернутое небо, упавшее на землю.
Охранники проводили их взглядом, почтительно встав в шеренгу вдоль стены. Грубые физиономии расплылись в счастливых улыбках, которые возникают только при виде ну очень большого начальства. Такого большого, что его нет смысла бояться – оно никогда не снизойдет до того, чтобы испортить жизнь маленьким человечкам. Его можно только обожать. Искренне и беззаветно.
Женька всегда подозревала, что эту породу вывели, скрещивая толстых зайцев с не менее толстыми свиньями. Поэтому от друга человека в ней осталась разве что способность любить. По-собачьи, преданно. Все остальное – упитанная тушка, уши торчком и неуемный аппетит – было унаследовано от настоящих предков.(о французских бульдогах)
Казалось, она была выше недель и дней,
Гуляла по крышам и видела, что над ней,
И небу кромешному глядя в беззубый рот,
Она понимала, конечно, что это пройдет.
Она не умела не лезть не в свои дела,
Она понимала, что лесть не всегда бела,
Ей было, по сути, плевать, что подумают все,
А город под ней был в мазуте, а город был сер.
Там кто-то пьет чай на шестом этаже,
Там кто-то лелеет отчаяние в душе,
Там кто-то не верит в бессилие красоты,
Там где-то под небом, наверно, живешь и ты.
Когда открывался луны беспощадный глаз,
Она признавала, что крылья, увы, не для нас,
Но, пыльного города сны унося в кровать,
Ей снова хотелось летать, так хотелось летать.
И веки смыкая, и ввысь отпуская сны,
Где нет ни печали, ни радости, ни весны,
Она пролетала над бедами и травой,
А город под ней был неведомый и живой.
...однажды созданное никуда не исчезает. Оно продолжает жить в памяти.
