Read the book: «Я всех их знал. История моих знакомств, серьёзных и не очень»

Font:

* * *

Я прожил интересную и длинную жизнь. Подумать только, мне уже 80 лет… и за эти долгие годы на жизненном пути мне повстречалось колоссальное количество людей: веселых и грустных, добрых и не очень, простых и известных. Мне посчастливилось общаться с множеством актеров, режиссеров, политиков, поэтов. С кем-то я был знаком поверхностно, а кто-то был моим другом и соратником. Каждый из них оставил след в моих воспоминаниях, которыми хочу поделиться на страницах этой книги.

Потрясающая женщина и актриса Людмила Гурченко, острослов Михаил Жванецкий, всенародный любимец Юрий Никулин, великий певец и скромный человек Муслим Магомаев, несравненный Аркадий Райкин, бесконечно дорогой мне Миша Задорнов… Мне всю жизнь везло на людей. Не могу сказать, что я это заслужил. Просто Бог посылал. Самой большой удачей в своей жизни я считаю встречу со священником Александром Менем. Мне он заменил отца, и думаю, не только мне. Мы его так и называли – отец…

И отдельной главой я выполняю обещание, данное когда-то самому себе, – обязательно написать про свою маму, которая была и остается самым главным и любимым человеком в моей жизни…

Роман Абрамович

В 90-х годах я довольно часто выступал на Кавказских Минеральных Водах. Однажды, после концерта в Кисловодской филармонии, ко мне подошёл какой-то человек и подарил мне разных кукол, сделанных из пластической массы. Довольно симпатичные куклы. Я сначала не хотел их брать, зачем мне куклы, да и тащить их в Москву не было охоты.

Мужчина сказал, что даёт их мне для того, чтобы я их дарил кому-нибудь в Москве. Не важно кому, главное, чтобы об этих куклах кто-нибудь узнал. В общем, такой пиар-ход.

По-моему, это и был Абрамович. Очень скоро он стал торговать этими куклами в Москве. А его родственник делал их в Кисловодске.

Кукол я кому-то подарил. Таким образом, в многомиллионном состоянии Абрамовича есть и маленькая моя доля.

В связи с этим вспоминаю, как в советское время в газетах писали, что на долю каждого советского гражданина приходится столько-то тонн чугуна, стали, золота и так далее.

Какой-то автор прислал в «Клуб 12 стульев» «Литературной газеты» письмо, в котором просил выдать причитающиеся ему килограммы чугуна, стали, угля, пшеницы и золота.

Шарль Азнавур

Однажды сидели мы в кафе ЦДЛ с Петросяном и Шейном. По проходу, приближаясь к нам, шла компания: Спиваков с женой, ещё кто-то и человек, слегка похожий на Шарля Азнавура.

Я говорю Петросяну и Валере Шейну:

– Хотите, я вам покажу самого знаменитого в мире армянина?

Шейн подумал, что я говорю о Петросяне, и сказал:

– Не преувеличивай, в мире есть и познаменитее.

– Да я об Азнавуре говорю, вон он идёт.

Они оба посмотрели на человека, похожего на Азнавура, и сказали:

– Ничего общего.

Мы продолжали обедать.

Минут через двадцать я пошёл в туалет. Выхожу из туалета и вижу того самого человека. Он пытается войти в женский туалет. Я понимаю, что он иностранец, которому буква «Ж» не знакома, и на плохом английском объясняю, что ему в другую дверь, где написана буква «М».

Он говорит по-английски спасибо и проходит мимо меня. И тут я говорю:

– Азнавур?

Он говорит:

– Yes.

Я ничего лучше не нашёл, как закричать:

– Very good!

Мы пожали друг другу руки. Он скрылся в туалете.

Я возвращаюсь к своему столу и говорю:

– Это самый настоящий Азнавур.

Оказалось, что в тот день в ЦДЛ в Дубовом зале праздновали день рождения Владимира Спивакова, и среди его гостей был Шарль Азнавур.

Аркадий Арканов

В 1966 году состоялся первый фестиваль студенческих театров СССР. Председателем жюри был Аркадий Райкин. Кроме композиторов, артистов и комсомольских работников, в жюри были два писателя: Аркадий Арканов и Григорий Горин. Они уже прославились своими капустниками в ЦДРИ. Кроме того, именно в 1966 году вышла знаменитая, лучшая по тому времени книга «Четверо под одной обложкой» в соавторстве с Ф. Камовым и Э. Успенским. Книга эта была новым словом в юморе после долгих лет «положительной» сатиры.

Для меня два этих писателя, Арканов и Горин, были какими-то существами высшего порядка. И вот они сидели в жюри и судили спектакль нашего МАИ «Снежный ком». В самодеятельности вовсю играли их миниатюры, и «Рояль в кустах», и многое другое. По всем институтам исполняли «Ревматизм», правда, Арканова и Левенбука.

Этот «Ревматизм» они написали в 1954 году, в подъезде на подоконнике, когда шли к кому-то на день рождения. Взяли брошюру «Профилактика ревматизма у детей» и заменили детей на бухгалтеров. Миниатюра дожила до 90-х годов.

* * *

В 1969 году я встретил Арканова в стекольной мастерской на Каляевской. Он нёс какое-то стекло в сторону своего дома на Чехова, и я шёл за ним только потому, что очень хотелось посмотреть на знаменитого писателя. Конечно, это была не та популярность, какая есть сейчас у людей, раскрученных телевидением. Однако мы, те, кто занимался тогда юмором, все Арканова знали. А книжку их «Четверо под одной обложкой» я знал чуть ли не наизусть.

На сцене я его увидел в МАИ. Был вечер юмора, где всех просто укатал Сичкин, который изображал целый концерт, но и Арканов там имел большой успех. Читал он очень хорошо. Не спеша, красивым голосом и всё правильно интонируя. Впоследствии, когда мы уже вместе ездили на гастроли, Хайт сказал:

– Аркан замечательно читает, попробовал бы ты эту фигню почитать со сцены, тут же бы провалился.

В 70-х годах я его встречал в «Литературке», но даже приблизиться стеснялся.

Он меня поддержал на первом моем концерте с «Клубом» в Зеленограде. «Старик» Арканов нас заметил. Дальше мы стали ездить в разные города и, естественно, постепенно сблизились.

Я человек смешливый, а Аркадий Михайлович очень здорово острил и рассказывал жуткое количество разных баек. Так, например, считалось, что Арканов невезучий, а Горин «везунок». Как только Горин поднимал на улице руку, тут же подъезжало такси, а Арканов мог ловить машину часами. И вот Арканов, находясь в Новосибирске, послал Горину в Москву телеграмму: «Выезжай Новосибирск не могу поймать такси».

Как-то, приехав в Одессу для написания эстрадной программы, они, ещё никому не известные авторы, не имевшие ни одной книги, просто шутки ради подошли к киоску и спросили:

– У вас нет книги Арканова и Горина?

Продавец-одессит многозначительно посмотрел на них и сказал:

– О! Хватились!

Тогда в Одессе они с Гориным жили в гостинице «Красная». Однажды как следует выпили. Арканов вышел на балкон и обратился к стоящим внизу одесситам:

– Идите и возьмите почту, телеграф и телефон.

После чего ушёл с балкона в номер.

Одесситы остались гадать, кто это был. Решили, что, наверное, сумасшедший, вообразивший себя Лениным.

Однако Арканов не успокоился на достигнутом. Минут через пятнадцать он снова вышел на балкон и спросил:

– Почту, телеграф, телефон взяли?

Кто-то снизу ответил:

– Взяли.

Арканов сказал:

– Сейчас же идите и отдайте обратно.

Или ещё одна история. Арканов работал в журнале «Юность», руководил отделом сатиры и юмора. Была поездка на Камчатку, Арканов почему-то не поехал. После поездки к нему в отдел пришёл фотокорреспондент по имени Аркадий с синяком под глазом и рассказал следующее.

На Камчатке на каком-то банкете он сидел за столом напротив прилично поддатого типа. Тип долго смотрел на фотокора, а потом спросил:

– Вас как зовут?

– Аркадий, – ответил фотокор.

– А случайно, не Арканов?

Тот решил пошутить и сказал:

– Арканов.

Далее безо всяких предупреждений тип врезал Аркадию в глаз. Что уж он имел против Арканова – неизвестно.

Вообще-то Аркадий Михайлович человеком был неконфликтным. А обиды на него возникали по двум причинам: либо он у кого-то увёл женщину, либо что-то плохое сказал. Позлословить он любил.

В 1973 году мы поехали на эстрадный семинар в Рузу. Редактор Министерства культуры РСФСР М.Л. Стельмах собрала нас человек шестьдесят. Всех эстрадных авторов. Преподавателями были Александр Аронович Хазин, Арканов, Горин и ещё кто-то, не помню кто.

Я не отходил от Арканова, так он мне нравился. В какой-то вечер мы сидели у него в номере. Ему нравилась девушка Лера, мы её называли Паричок. Сидели, пили виски и старались девушку Леру обаять. Аркадий Михайлович уже до нас принял как следует, а тут ещё добавил целую бутылку виски. Но когда он пьянеет, не очень заметно. Выпить он в те времена мог много. Вдруг Лера сказала, что ей надо ненадолго уйти, обещала вернуться, надела пальто и ушла.

Аркадий Михайлович встал и тоже начал надевать дублёнку. Я не понимал, зачем он это делает. Надев дублёнку, Арканов открыл окно и стал вылезать на улицу. По всей видимости, он хотел посмотреть, куда ушла Лера. Однако не удержался и выпал наружу. Мы находились на первом этаже. Был человек, и вдруг нет его.

Потом я услышал слабый голос Арканова:

– Лион, вытащи меня.

Я выглянул в окно, он лежал и тянул ко мне руку. Умирая от смеха, я стал его втаскивать. Дальше мы уже хохотали вместе.

Однажды на гастролях Арканов весь день говорил голосом Брежнева: «Дорогой товарищ Салазар, сегодня, в обстановке участившихся в вашей стране расстрелов…» или «Дорогая Голда Меир…» и так далее.

Целый день он произносил выдуманные им же самим монологи.

Когда он мне первому читал новые рассказы, видно проверяя их на мне, я смеялся именно там, где потом будет смеяться зал.

Когда Арканов и Горин разошлись, у Аркадия Михайловича началась депрессия. Это совпало с его разводом с Женей Морозовой, его супругой.

Вообще-то сначала Женя, красивая голубоглазая девушка, очень обаятельная, встречалась с артистом Левенбуком. Но, на свою беду, Алик Левенбук познакомил её с закадычным другом Аркановым, и Женя влюбилась в Аркадия. Они поженились.

В те времена, в конце 60-х, Аркан много зарабатывал. Они с Гришей очень плодотворно работали и на эстраде, и в театре. Пьеса «Свадьба на всю Европу» шла в шестидесяти восьми театрах страны и за рубежом.

Арканов человеком был азартным, он ходил на бега и много играл.

Женя, женщина хозяйственная, обставила квартиру старинной мебелью. Когда только начиналась их семейная жизнь, у них не было ни кола ни двора, и Борис Сичкин взял Аркана за руку и пошёл с ним по друзьям собирать ему на кооперативную квартиру. А теперь, в 1972-м, они с Женей жили в трёхкомнатной на улице Чехова. В квартире было очень красиво и уютно.

Но неугомонный Арканов не успокаивался. Он сам мне рассказывал, как они с Гришей сидели где-то на квартире, якобы работали, и вызвали двух знакомых девиц. В самый разгар пьянки позвонила в дверь Женя. Она решила, что ребятам нечего есть, и привезла им еду. Аркан от ужаса совершенно впал в анабиоз. Лёг в соседней комнате на кровать и сделал вид, что мертвецки пьян. Женя подёр гала его, даже стянула с кровати. Он упал на пол и продолжал изображать пьяного. Женя сказала:

– Ну и чёрт с тобой. – Пошла, села за стол, и они вчетвером, включая девиц, стали пить и закусывать.

– А я, – говорил потом Аркан, – лежу, как дурак, на полу и не знаю, что мне делать.

А ещё, помню, Арканов рассказывал мне о Горине.

Гриша с другом в маленькой комнатёнке принимали двух девушек. Водки было мало. Пили, курили. Стало так дымно, что Горин попытался открыть форточку. Но друг кинулся наперерез и не дал.

– Ты что, сдурел? – кричал он Горину. – Они же не забалдеют!

А вот интересная психологическая история.

Арканов был в Риге, познакомился с очень красивой женщиной. Вспыхнул роман. Арканову надо было уезжать в Москву. Они распрощались. Она плакала, расставаясь. Аркадий поехал на вокзал и опоздал на поезд. Тогда он, радостный, вернулся к своей возлюбленной. Она приоткрыла дверь на цепочке и сказала:

– Аркадий, извини, всё кончилось. Ты уехал. У меня своя жизнь.

Женя с Аркадием расходиться не хотела. Однако он настоял. Как потом мне рассказывала Женя:

– У него в глазах всё время стоял вопрос: «Почему ты здесь?»

Однажды Арканов вышел вечером из дома, а вернулся через двое суток с цветами.

– Где ты был? – кричала Женя.

– За цветами ходил, – ответил он.

Они развелись. Женя с маленьким Васей переехала в двухкомнатную квартиру, а Аркан получил однокомнатную в том же доме. Мне кажется, они не переставали любить друг друга, и поэтому жить в одном доме и всё время общаться как чужие было очень тяжело.

У Арканова начался трудный период. Раньше более молодой Гриша бегал по инстанциям и делал почти всю организационную работу. Горин – живой, общительный, пробивной. Арканов – более медлительный, спокойный, всё делает размеренно, не спеша и с ленцой. Не случайно у них и артисты после «расхода» подобрались соответствующие. Горин стал писать среди прочего Писаренкову, а Арканов – Петросяну.

Встретились как-то Петросян и Писаренков. Жизнерадостно-злобный Писаренков спросил:

– Как твой?

– Мой грустный, – грустно сказал Петросян.

– А мой весёлый, всё шутит, – весело сказал Писаренков.

Ещё задолго до «расхода» Арканов и Горин писали какую-то эстрадную программу. Им должны были заплатить 1200 рублей. По тем временам нормальные деньги.

Арканов до этого занял у Горина 400 рублей и долго не отдавал. Они пришли в кассу. Получили каждый по 600 рублей. Гриша сказал:

– Аркан, давай четыреста рублей.

– Какие четыреста рублей? – изумился Аркан.

– Аркан, ты мне должен.

– Я должен? Да ты что, Гриша?!

Но, короче, отдавать всё же пришлось. Аркан отдал 400 рублей и сказал:

– Что же, я эту фигню писал за двести рублей?

Потом они шли по улице, и Аркан не успокоился до тех пор, пока не заставил Горина купить новый цветной телевизор за 400 рублей.

Горин привёз телевизор домой и долго сокрушался:

– Зачем мне этот телевизор, когда и старый нормально работает!

После развода Женя и Аркан при всей видимости обоюдной неприязни продолжали заботиться друг о друге.

Был период, когда у Арканова совсем плохо было с деньгами, и он несколько месяцев не платил за квартиру. Однажды мы должны были с ним ехать выступать в Черноголовку. Этот концерт был очень важен, потому что Бюро пропаганды пригласило нас на смену «Клубу 12 стульев». Я заехал за Аркановым, звоню в квартиру. Никто не открывает. Я звоню снова. Из-за двери кто-то кричит:

– Да заплачу я, заплачу, отстаньте от меня!

Аркадий Михайлович подумал, что пришли из правления кооператива, и решил не открывать.

Я пошёл на седьмой этаж к Жене. Она была в истерике.

– Он там пьяный, – сказала она, – лежит на диване, а вдруг его начнёт мутить и он задохнётся!..

Я пошёл к соседу Арканова, попросил разрешения на транзит, перелез с балкона на балкон и таким образом попал к Аркадию в квартиру. Он лежал в совершенно разобранном виде. Пришлось поднять его, довести до ванной. Он принял душ, попил чаю, оклемался, и мы поехали выступать в Черноголовку. Всё прошло хорошо, и мы ещё много лет ездили от Бюро пропаганды, собирая группу из четырёх-пяти сатириков.

Эти два-три года были для Арканова очень тяжёлыми. Гриша сам писал пьесы, а Аркадию в депрессии было ни до чего. Но потихонечку он всё же стал раскручиваться. Всё ещё действовала его слава ведущего телепередачи «Артлото». Он был первым писателем-юмористом, который задолго до «Вокруг смеха» проник на телевидение. Арканов сначала писал эту передачу, а потом стал в ней сниматься. Он и так нравился женщинам, а тут и вовсе отбоя не стало. Мы как-то сидели с ним в ресторане ЦДЛ. В другом конце ресторана сидела слегка поддатая знаменитая киноактриса. Подошёл официант Адик:

– Аркадий Михайлович, вот та женщина просила вас подойти к ней.

Аркан пошёл, поговорил, вернулся ко мне и сказал:

– Она хочет, чтобы я ушёл с ней.

Не помню, чем дело кончилось, кажется, он не решился. Актриса была слишком экспансивная и неуравновешенная.

Как-то мы с «Клубом» поехали в Баку. Были Резников, Хайт, ещё человека три. Публика была тяжелейшая. Один только Хайт всё равно проходил, как бомба. Я проходил с трудом, но всё же проходил со своими наборами довольно грубых реприз, специально сделанных для такой публики. А вот Арканову, который выступал с литературными интеллигентными рассказами, пришлось плохо. Обычно в Баку нас принимали очень хорошо, но тут из-за большого количества концертов публика шла с окраин города, многие и язык-то русский плохо знали. Ну просто беда.

Помню, Арканов, стоя на сцене, закончил читать один рассказ. Публика, не поняв, что рассказ закончен, не аплодировала. Арканов подождал немного и стал читать следующий, еле-еле вырулил на средние аплодисменты. Сошёл со сцены совершенно белый и сказал мне:

– Я, кажется, занимаюсь не своим делом.

Я попытался успокоить Арканова. В общем, он и не должен был подстраиваться под малограмотную публику.

Когда мы ездили по «дырам», ему, конечно, было тяжело с его изящными, не очень эстрадными рассказами. А в больших городах его принимали хорошо. Однажды мы ездили по Казахстану где-то в районе Усть-Каменогорска. Я пробовал там номер, написанный для Винокура. Пародии на Мартынова, на Магомаева, на Лещенко. Я, конечно, пою плохо, но, поскольку это были пародии, всё проходило нормально.

И вот я стал уговаривать Арканова исполнить этот мой номер со сцены:

– У тебя слух абсолютный, кроме того, я из зала посмотрю, как это всё получается.

Он отказывался:

– Да неудобно, ну что я как старый дурак выйду, петь начну.

Но всё же я его убедил.

Арканов вышел и по бумажке стал исполнять этот пародийный номер. Пел хорошо и даже похоже на оригиналы. Имел успех. Как только он сошёл со сцены, я начал:

– Ну как тебе не стыдно, старый дурень, стоит, поет, изображает певцов, писатель называется!..

И оба мы умирали со смеху. Никто на розыгрыши не обижался.

Часто мы с ним разыгрывали других. Причём Аркадий Михайлович, человек очень сообразительный, всё схватывал на лету и тут же подыгрывал.

Так, в Ленинграде мы с ним стояли в очереди в кафе в гостинице. Подходит пародист Брайнин, встаёт за нами.

Я обращаюсь к Аркадию и говорю:

– Ну что, Аркан, поедем или нет?

(Мы предварительно не сговаривались, всё чистая импровизация.)

– Да можно, – сказал Аркан, ещё не понимая, куда я его зову.

– Ты знаешь, – продолжал я, – сейчас зима, и эти овощи на дороге не валяются. Есть смысл поехать и выступить.

– Пожалуй, – согласился Аркан.

Брайнин насторожился.

– А в чём дело? – спросил он у меня.

– Да тебе это вряд ли будет интересно.

– Это почему вам интересно, а мне нет?

– Да понимаешь, тут позвонил председатель колхоза, всего шестьдесят километров от Ленинграда, предлагает выступить.

– А что даёт? – заинтересовался Брайнин.

Аркан тут же подхватил тему:

– Два мешка картошки, мешок моркови.

– И полмешка свеклы, – добавил я.

– Аркан, Аркан, а я, я тоже поеду, – говорит Брайнин.

– Да понимаешь, – говорю я, – проблема, как их, эти мешки, в Москве до дома довезти. Тут-то председатель даёт транспорт, а в Москве что делать?

– Я, я, я, – торопливо затараторил Брайнин, – я обеспечу, я с машиной договорюсь. У меня знакомый есть.

Договорились, что он, Брайнин, будет в три часа сидеть в номере и ждать звонка председателя.

В два мы с Аркановым поехали к Городинскому играть в карты. И я еле уговорил Городинского позвонить в номер Брайнину и пригласить его от имени председателя колхоза на концерт. Но Городинский сделал это так неумело, что Брайнин всё просёк и обиделся – конечно, на меня.

Но иногда и Арканов обижался.

Так, когда он в 1991 году начал петь со сцены, я в «Лужниках», представляя его залу, сказал:

– Выступает молодой начинающий певец Аркадий Арканов.

Он обиделся, но ненадолго.

Аркан вообще считался довольно равнодушным и эгоистичным человеком, но именно он помог мне, когда у меня тяжело заболела мама. Во-первых, попросил своего брата, анестезиолога, чтобы тот устроил консультацию у хорошего специалиста в Онкоцентре. А когда болезнь мамы зашла очень далеко, попросил Василия Аксёнова достать в Париже дефицитное лекарство. Аксёнов в Париже попросил каких-то друзей Зои Богуславской, лекарство достали, и Аксёнов, который виделся со мной всего лишь раз в жизни, привёз его из Парижа. Дело в том, что его мама болела той же болезнью, что и моя. И он лечил её этим лекарством.

Я никогда в жизни не забуду того, что Арканов мне тогда помог, помог моей маме.

Иногда Арканов бывал несправедлив. И обо мне порой говорил неприятные вещи. Но это не имеет никакого значения. Для меня всегда любую обиду будет перевешивать это вот лекарство, которое при его помощи привезли из Парижа.

А когда травили Аксёнова и писали про него гадости в газетах, выдавливая его из страны, я всегда вспоминал, как он мне, малознакомому человеку, вёз из Парижа лекарство. Дай ему Бог всего хорошего.

* * *

Как-то мы с Аркановым, Воловичем и старухами Маврикиевной и Никитичной (Тонковым и Владимировым) поехали в Гомель.

Поскольку звёздами у нас были Тонков и Владимиров, то и публика на нас ходила соответствующая.

Нам, остальным, было тяжело. И вдруг Борис Владимиров стал исполнять аркановских «Бухгалтеров». В зале стон стоял.

Я сказал Арканову:

– Ну вот же есть у тебя номер для простой публики.

– Да неудобно, – отнекивался он.

Однако я его убедил, и на следующих гастролях он попробовал своих «Бухгалтеров», которых не читал со студенческих времён. И прошёл с большим успехом. И исполнял этот номер впоследствии ещё лет пятнадцать. Этот номер дал ему уверенность. Он знал: что бы он ни читал, в конце всё равно прикроется «Бухгалтерами».

Через какое-то время, в конце 80-х, он стал выступать даже с сольными вечерами. А в 90-х Арканов, объединившись с Оганезовым, стал петь со сцены смешные песенки. И делал это виртуозно. Открыл свою нишу. Это пародии на современную попсу. Песни про Анну Каренину или про Настасью Филипповну с позиций современного песнетворчества.

Песенки смешные, и исполнял он их хорошо. Мне нравится. Всегда был дефицит комических песен. Вот Арканов его и восполнял. Кроме того, он был ведущим передачи «Белый попугай», то есть просто имел право рассказывать анекдоты со сцены.

Аркадий Михайлович делал то, что ему нравится. Хотел петь – пел.

Арканов – гений поведения. Он умел быть таким обаятельным, что нельзя было его не полюбить. Конечно, он не был ангелом, он любил и позлословить, и посплетничать, но кто из нас без этих грехов, пусть… Ну, дальше вы знаете и сами.

Мне очень нравились рассказы, которые он когда-то писал. Я помню, в рассказе «Соловьи в сентябре» была такая фраза: «Приехали с Кавказа Гоги и Тенгиз и за то, что Лида у них летом отдыхала, повели её в ресторан». Замечательная фраза.

Когда-то Арканов напечатался в «Метрополе». Участников этого самиздатовского альманаха власти преследовали. С Аркановым провёл беседу секретарь Ф. Кузнецов, и он было заколебался, но после разговора с Аксёновым позиций своих всё же не сдал. И его так же, как Ахмадулину и других участников, попытались лишить выступлений. То есть просто отслеживали, где «метропольцы» должны были выступать, и перекрывали кислород. Однако Арканова взяла под свою защиту Римма Казакова, она вытаскивала его на какие-то выступления, а кроме того, Арканов ездил куда-то совсем уж далеко, куда не дотягивалась рука Москвы.

Так, в то время Арканов, поэт Луговой и я поехали под Усть-Каменогорск. Поэт Луговой быстро уехал, и мы с Аркановым остались вдвоём. Ничего чудовищней этих гастролей у меня в жизни не было. Зима, стужа и ветер такие, что в какой-то военной части мы застряли на дороге. Темень, вой ветра. Я открыл дверцу «Волги», и ветром разорвало металлическую скобу, на которой держалась эта дверца. Администратор, молодой парень, который подталкивал машину всего минут пять, потом неделю кашлял, надышавшись холодного воздуха.

Арканову на тех концертах пришлось, с его интеллигентным юмором, туго. Я вывозил, вспоминая шутки вплоть до студенческих миниатюр. Как-то, в общем, вдвоём вытягивали. И вот в последний день гастролей нам наша администраторша вдруг заявляет, что Арканову и Луговому она заплатит по 75 рублей за концерт, а мне по 50, поскольку я не член Союза писателей. То есть прямой обман. И главное, все десять дней гастролей она об этом молчала, а сообщила в последний день. После всех мытарств мне стало так обидно, что я просто заплакал.

Аркан, когда мы вышли, решил меня успокоить и, понимая, что администраторша поступает подло, сказал мне:

– Давай так: я тебе из своих доплачу. В общем, разницу разделим пополам.

И, надо сказать, что слово своё он сдержал. Хотя, в принципе, мог и не отдавать. Он же за эту администраторшу не ответчик.

Вообще тогда у Аркадия Михайловича с деньгами было не очень. Как-то я ему предложил купить у меня старый холодильник «Саратов». Договорились на 40 рублей. Взяли Мишу Липскерова, поймали какой-то рафик и поехали ко мне. Погрузили холодильник, едем к Арканову. Я говорю:

– Аркан, давай деньги.

– Какие деньги?

– Сорок рублей.

– А разве мы договаривались на сорок?

– Да, – говорю, – на сорок.

– Давай так, – говорит Аркан, – тридцать пять и бутылку.