Read the book: «Ловчая»

Посвящение

Прячущимся от времени в книгах, головах и людях.

1.

– Забери амулеты, открой четвёртый глаз, воскреси моего щенка. Может, тебе ещё и отсосать?

– Ты всё равно их заберёшь.

***

Перед глазами ровными кругами бликуют мушки. Переливаются всеми цветами радуги и давят на чувствительный зрачок. Веки их давят, как муравьев, мушки сопротивляются и кусают глазные яблоки. Щиплет, зрачки прокатываются по тонкой коже и создаётся ощущение, будто из-под век высыпаются иглы. Накатывает тошнота.

Худшие два состояния: умирать от жажды и умирать от истощения.

Риадну выташнивает почти под себя. Наклоняясь, она ещё и прикладывается головой об камень. Глаза режет уже не так сильно, от спазмов в глотке текут слёзы и трясутся пальцы. Она оставляет там свой обед, завтрак и, наверное, даже вчерашний ужин, и только после откидывается на деревянную спинку. Тело всё ещё трясёт.

Ей впервые было настолько плохо после обычной охоты, она списывает всё на короткий промежуток между ними и слишком шустрого призрака. Приоткрывает всё ещё колющийся глаз, пытаясь понять, куда забралась в этот раз.

Солнце уже закатывается за горизонт, и на город ложится оранжевая дымка. Впереди бьётся о бетонные борты река, волнуются туда-сюда катамараны и шуршит под ногами галька, мимо ходят люди. Хочется ненадолго снова стать невидимой, но одного желания недостаточно – она уже снова просто человек.

Набережная оказывается хорошо знакомой. Осталось отойти от охоты и можно двигать в сторону дома, а там уже можно вычистить зубы и отключиться на пару часов. Она снова прикрывает глаза, подставляя лицо лучам уходящего сентябрьского солнца. Ненадолго.

– Ри?

Над головой шелестит знакомый голос, и от голоса этого внутренности скручивает в узел крепче, чем от тошноты. Глаза распахиваются сильнее, чем стоило, но нарушитель её спокойствия выглядит не лучше: глаза его огромные и испуганные, а рот приоткрыт в немом шоке.

Следил за ней что ли? Что-то видел?

– У тебя здесь кровь, – он прикасается пальцами к своему лбу, а затем подтягивает к груди рюкзак, вытягивая упаковку влажных салфеток. Риадна зеркалит чужой жест и опускает пальцы к глазам. И правда, кровь. Она даже не почувствовала. – Ты в порядке? Как умудрилась?

Напряжение отпускает. Всего на несколько секунд, пока не скручивает с новой силой, прижимая органы к позвонку. Она не успевает возразить, когда чувствует осторожное прикосновение. Уверенная ладонь осторожно вытирает кровь с её лба. Удивление на чужом лице сменяется сочувствием, раскрытый рот – сжатыми в полоску губами.

Риадна хочет отстраниться, но сил не хватает даже на то, чтобы повернуть голову. Она не мигая смотрит на человека, который странно влияет на её нервную систему, и не может даже выдохнуть, не то чтобы убрать его руку. В грудной клетке кто-то копошится, и чувство это пугает. Но ещё сильнее её пугает собственная реакция на то мгновение, когда пальцы с кожи пропадают – появляется чувство, словно наживую выдёргивают зуб. Это чувство отрезвляет.

Она перехватывает салфетку своей дрожащей ладонью. Копошение из груди перекатывается на голову.

– Я случайно. Спасибо.

Риадна потеряна, потому что никогда не встречалась людям обессиленной и разбитой. А ещё потому, что перед ней стоит Сэмюэль. Сэмюэль – человек, которого она зачастую видит украдкой и в профиль, пока они пишут очередную картину на уроке живописи. Человек, которого, ей казалось, не существует за пределами художественной студии. Тот, из-за кого её дыхание на несколько секунд прекращается, стоит им случайно пересечься взглядами. И в этот раз прекращается тоже.

Лёгкие снова раскрываются, когда Риадна чувствует жжение в районе лба и неосознанно морщится. Фигура перед ней снова двигается, и на колени ложится бутылка с водой.

– Возьми, я не открывал. Ты… Ты ведь никуда не вляпалась?

Риадна теряется окончательно.

– Нет, нет. Разве я похожа на проблемную?

Улыбка получается смазанной, а затем вовсе тонет в горлышке. Сэмюэль прячет руки за спиной и улыбается в ответ: то ли виновато, то ли неловко.

– Скорее, на искательницу приключений.

Риадна закашливается, и предложенная вода идёт носом. Она была уверена, что похожа скорее на серую мышь: всегда в мешковатой одежде, без макияжа, с хвостом на затылке. Похожа на ту, кто сидит в обнимку с книжками и мечтает о принце, которого никогда не появится. А тут вот оно как. Она собирает воду из носа в чистый край салфетки, а Сэмюэль скромно улыбается, протягивая ещё одну. Риадна внезапно забывает, что у неё ноет каждая мышца, и нос жжёт от воды.

Хочется бежать. Или остаться здесь подольше.

В какой-то степени она действительно искательница приключений. В какой-то – это приключения ищут её. А она всего лишь защёлкивает каждое своими светящимися от энергии руками – обчищает до души тех, кто раньше был полноценным человеком. Но этого никто, кроме неё, не видит. А значит Сэмюэль видит что-то поверх, что-то за мешковатой одеждой и, будто бы, что-то за слоем кожи.

И от этой мысли как-то до дрожи страшно, даже если мозг осознаёт, что это невозможно. Мысли путаются, поэтому вопросы получаются резкими.

– Ты сам что здесь делаешь? Следишь за мной что ли?

От неё не укрывается секундное смятение и удивление, прежде чем Сэмюэль успевает ответить.

– Зачем за тобой следить, если ты сама постоянно оказываешься в поле моего зрения? Я просто гулял.

Наступает очередь Риадны смущаться. В чём-то он прав: они действительно пересекаются слишком часто. Будто город сузился до нескольких дорог, которыми они ходят – не сталкивая, но всегда держа где-то поблизости.

И пока мозг Риадны такой расклад не устраивает, что-то изнутри в сопротивлении толкается навстречу. Может, если она перестанет ходить по зову этих несмелых толчков, встречи их станут реже. Но пока не хватает ни сил, ни воли сражаться со стечением обстоятельств.

Она обманывает себя, но обман этот слишком сладкий, чтобы отказаться. Никогда в жизни она не испытывала тяги к человеку, и с удовольствием бы не испытала, но появился Сэмюэль. И этот маятник между «прочь» и «постой так ещё секунду» не остановится сам.

Сэмюэль поправляет рюкзак на плече и кивает в сторону аллей.

– Выглядишь неважно, давай я тебя домой провожу? Далеко живёшь?

Во лбу красным мигает лампочка «спасайся, кто может», но Риадна не может. Её блестящий взгляд наверняка красноречивее всяких слов, и за это будет время корить себя позже, но сейчас она просто не может противостоять этим глубоким тёмным глазам.

Она ненавидит состояние после охоты, но сейчас ему благодарна. Потому что при всём желании не сможет согласиться, пусть хоть десять раз нутро кричит «собирайся, мы идём». Маятник не останавливается.

Нутро Риадны отчего-то предательски готово пойти везде, куда позовёт этот парень, но физическая оболочка не выдерживает – и благо.

– Спасибо тебе, Сэм, правда. Но я бы ещё посидела.

Она улыбается почти не натянуто, и ей понимающе улыбаются в ответ. Сколько стоит улыбка Сэмюэля? Пару пропущенных вдохов и нервных клеток. Он будто хочет сказать ещё что-то, но одёргивает себя и отступает.

– Береги себя. Увидимся на занятии?

– Конечно.

Риадна провожает фигуру взглядом.

Всегда опущенные плечи, сталь в позвоночнике и неспешная походка. Ни к чему не стремится, никуда не спешит – образ человека, которому этот мир уже абсолютно понятен. Абсолютная противоположность Риадне, которая с некоторой периодичностью совершенно ничего не понимает, как бы не силилась.

Они похожи в любви к искусству, и противоположны в её проявлении. Слишком похожи в жестах и противоположны в их значении. Сэмюэль выглядит, как магнит. Для любовных приключений или спокойствия души, для её схожей или противоположной ему части.

Что-то есть в нём такого, чего Риадна не может разобрать, но она каждый раз одёргивает себя, чтобы не начать копаться. Ведь неизвестное – это гонка за ответами. Гонка – это охота. Но Сэм не призрак, а Риадна не может поступать с ним так нечестно.

И это причина, по которой маятник когда-то должен остановиться.

Сэм – не призрак, а Риадна – не совсем человек. У них не может быть начала, потому что заведомо не может быть хорошего конца.

Загадка разгадана, даже если условия не дочитаны.