Read the book: «Колыбель»

Font:

Глава 1

Кельвирея с помоста пристально оглядела базарную площадь, на которой уже собрались жители Махеллы, чтобы поглядеть на казнь. Людей было много, ведь сегодня должен был быть базарный день. Какое-то предчувствие подсказывало ей, что что-то идет не так. Было ощущение присутствия чего-то могущественного. Еще раз пробежала взглядом по лицам, но ничего странного не заметила – обычные крестьяне, да ремесленники. Торговцы в сторонке стоят, убыток считают.

– Видимо на солнце перегрелась – подумала девушка – Хорошо, что много народа, пусть видят, что Единый заповедал делать с нечистыми, пусть молятся, чтобы Единый был милостив к душе этой ведьмы. Благодарение Единому за солнечный сухой день, все быстро закончится. Пора начинать.

Быстрый взмах руки и два рослых стражника выволокли из повозки красивую молодую девушку и привязали к столбу. Ошейник, украшавший шею ведьмы, пристегнули к столбу цепью так высоко, что девушка не могла даже опустить голову, после чего воины споро обложили столб хворостом, полили маслом и встали между толпой и костром, положив руки на эфесы мечей. На помост взошел жрец, и Кельвирея заняла свое место чуть позади его левой руки. Гомон толпы стих. Жрец взял в руку горящий факел, прочистил горло и начал:

– Возлюбленные чада Единого, дорогие братья и сестры! Многие из вас прибыли сегодня на базар, дабы торговать и покупать, но сегодня торга не будет. Посмотрите на эту мерзавку, на эту нечистую ведьму, из-за которой нам пришлось отменить торг. Поганым языком своим Единого хаяла, мерзость, телесами своими мужчин в соблазн вводила. Ведовство и магия противны Единому ибо не от него ведьмы, колдуны и маги свою силу черпают, не по его промыслу свои дела мерзкие творят. Вина этой ведьмы доказана, добрые и благочестивые рабы Единого. И, как заповедал Единый в своей Книге книг, мы должны покарать нечестивицу, как можно скорее предав ее тело огню, а душу отправив Единому для суда божественного, ибо сказано в Книге «да сожжет огонь сосуд скверны, и да освободит и очистит душу от скверны». Единый суров и справедлив. Сказано в Книге книг, что «не нанесет ущерба огонь тому, кто душой чист». Ежели мы, рабы его, по скудоумию своему невинного человека казним, то убережет ее Единый от огня. А ежели нет, так виновна она, и в вечерней молитве просить нам надобно Единого о милосердии к ней, ибо так в Книге заповедано. Скажи, ведьма, раскаиваешься ли ты в деянии своем, просишь ли милости и снисхождения Единого?

Пребывавшая в полуобморочном состоянии ведьма ничего не ответила, лишь сверкнула глазами из под спутанных волос.

– Узрите чудо, братья и сестры. Хотела ведьма слова богохульные изречь, аль проклятие навести да Единый язык мерзавке отнял. А теперь, да возгорится пламя, да сгинет в нем мерзость богопротивная!

С этими словами жрец описал факелом круг – символ Единого, замахнулся для броска и… застыл. Кельвирея почувствовала какое-то касание и незримые узы сковали ее тело, не давая даже пошевелиться. И зрители стояли неподвижно. Все… кроме одного. Он открыл рот и над площадью зазвучал его насмешливый голос:

– Ну, здрасьте вам наше колдунское, честные люди. По лицам вижу, что не признали, значит богатым буду, хотя почему буду, я и так не бедствую. Итак, представлюсь. Я злой и страшный серый волк. Нет, шучу насчет волка, да и не злой я, когда сплю зубами к стенке, и не страшный, а очень даже симпатичный колдун Архахаар.

Колдун ходил вдоль помоста и продолжал вещать:

– Иду я такой молодой красивый и, таки, шо я тут вижу? Какие-то поцы, шоб им любви противоестественной до гроба, решили, что из детей нужно жарить шашлык. Ну ладно, насчет ребенка вы не в курсе, но ведь глаза-то есть, взяли тут и решили поджарить красивую девушку на открытом пламени? Вот приедет эмчеэс и будет долго ругаться по поводу костра в пожароопасном месте, да еще и протоколы напишет. Короче, нечего тут костры палить и ценный продукт изводить. Девку я забираю и поки-поки.

– Архахаар, проклятый кодун – мелькнуло в голове Кельвиреи – самый разыскиваемый инквизицией чернокнижник, имя которого гремит на весь Граи, чудовище, которым непослушных детей пугают. Единый, дай мне сил покарать нечистивца!

Колдун махнул рукой и факел в руках жреца потух, а путы, которыми была привязана ведьма, начали рваться. И одновременно Кельвирея почувствовала, что тело вновь послушно, черное колдовство потеряло над ней свою власть. Еще немного, и колдун сбежит, прихватив с собой ведьму. Меч за плечом, быстро достать невозможно, да и шорох лезвия привлечет внимание колдуна, зато ножны кинжала на поясе, надо рискнуть. Тренированное тело воительницы метнулось к так кстати отвернувшемуся от помоста колдуну, рукоять кинжала привычно легла в ладонь. Колдун подхватил тело ведьмы. Еще чуть-чуть, Единый, не дай ему сейчас исчезнуть! И она успела, левая рука легла на шею, а правая ударила кинжалом в печень колдуна. Но Единый отвернул свой лик от воительницы, кинжал остановился. Руку пронзила страшная боль, которая начала стремительно распространяться по телу, колдун удивленно вскрикнул «твою мать!» и мир взорвался болью.

Глава 2

Боль, весь мир состоит из боли. Боль накатывает подобно волнам. Порой боль ослабевает, чтоб через мгновение накатить с удвоенной силой. От боли невозможно ни убежать, ни защититься, Кельвирея тонет в реке боли. Сознание фиксирует какие-то бессмысленные отрывки. Падение тела, тело лежит на полу… боль… ее тело… пол теплый… боль… «твою мать»… боль… «девка решила в героев поиграть»… боль… «тыкать ножиком»… боль… «второй печени не имею»… боль… «броник восьмидесятого уровня попортила»… боль… «дитя, не слушай, дядя ругается»… боль… «что значит живая? не мешай дяде ругаться»… «невозможно»… боль… «любопытно»… легкое касание… дикая боль, боль намного превосходящая все, что было ранее… «ушастый реанимобиль»… и вдруг боль ушла, оставив после себя пустоту, абсолютную пустоту, абсолютное ничто.

Ничто дрогнуло под натиском медленно пробуждающегося сознания, подобно пузырям на воде всплывали мысли. Кто я? Я – Кальвирея, воительница Единого. Где я? Не знаю, я ничего не вижу и не слышу, последнее, что помню это теплый каменный пол. Но разве камень бывает теплый? Наверное, я не знаю. Как я здесь очутилась? Не знаю, последнее что помню, я убила колдуна… или не убила? Колдун Архахаар силен, он убил многих, многих сильных воинов, воителей, инквизиторов. Скорее он меня убил. Но тогда где я? На сады Единого это совсем не похоже. Неужели он настолько силен, что убитые им лишены посмертия в садах Единого?

– Кхе, кхе, извините что вмешиваюсь. Во первых, здрасьте вам наше колдунское. Во вторых, посмертие оно для мертвых, а ты живая, хотя и в неважной форме. В третьих, сейчас девочку родичам сдам, тебя разбужу и нормально поговорим. Пока же придется тебя посильнее усыпить, твой разум вряд ли выдержит, тут сейчас разговорчики начнутся, сопли радости и прочие обниманцы.

И снова было ничто. Лишь где-то далеко-далеко, безостановочно бухал кузнечный молот.

– Ну все, красавица, пора просыпаться. На счет три ты откроешь глаза. Только сразу предупреждаю, не дергайся, тело тебя еще очень плохо слушается, да и сил у тебя мало. Как проснешься, лежи и слушай, все равно больше ничего сделать не сможешь. Один, два, три.

Кельвирея словно вернулась в свое тело. Глаза видели полутемную комнату, тело чувствовало, что лежит на мягкой удобной постели, воздух был свеж и тих. Сил не было совершенно. Возле кровати на каком-то бесформенном тюке сидел молодой темноволосый мужчина, одетый в белую рубаху без рукавов и светлые же штаны. Губы мужчины шевельнулись

– С добрым утром. Точнее с добрым полуднем. Пить хочешь? Если да, то кивни. Только тихонечко.

Сил воительницы едва хватило на то, чтобы слегка склонить голову. Мужчина встал, взял кружку, положил в нее какую-то палочку и поднес эту палочку к губам девушки.

– Это соломинка, в кружке вода. Вода не отравлена, две недели тебя выхаживали не для того, чтобы сейчас прикончить, хотя… короче вода обычная родниковая, просто втяни ее через соломинку.

Свежая холодная вода оросила пересохший рот. Стало легче, но распухший язык слушался с трудом.

– Спа… си… бо – Кельвирея не узнала собственный голос, напоминавший в данный момент воронье каркание.

– Пока помолчи, тело твое очень ослабло, сейчас немного послушай, потом будешь дальше спать. Итак, не пугайся, но я Архахаар, тот самый колдун, которым матери непослушных детей пугают. Тебя зовут Кельвирея, ты воительница Единого. Откуда я это знаю? Так я при пробуждении твоего разума присутствовал и все слышал. Понимаю, что некрасиво в чужой голове ковыряться, но ситуация необычная, да и опасно было тебя без контроля пробуждать. Все-таки вытащили тебя из-за кромки. Бояться меня не надо, и не смотри на меня так, я в твоей голове не ковыряюсь, у тебя страх на лице написан. Еще раз повторяю, не бойся, зла тебе причинять я не собираюсь. Во-первых, ты у меня в гостях, а во вторых я не полный идиот, чтобы закон крови нарушать. Про закон я тебе потом расскажу. Да не читаю я твои мысли, у тебя интерес на лице написан. Познакомились мы… знаешь, прекращай знакомиться с мужчинами с помощью ножиков, так от тебя все мужики разбегутся, и останешься сильной и независимой женщиной с десятком кошек. Не понимаешь? Извини, за двадцать пять лет так и не привык к здешней манере общения, до сих пор люди пугаются, сумасшедшим считают. Ладно, не бери в голову. На вот, попей еще воды. Еще раз повторюсь. Я Архахаар, ты у меня в гостях, мы тебя выходили, зла тебе никто здесь не причинит, отлеживайся, поправляйся. Тебе многое предстоит узнать. Утром забегу, апельсинчиков занесу, тогда нормально поболтаем. Кстати не знаешь, тут апельсины вообще растут? А теперь в нашем лазарете тихий час до рассвета. Отдыхай… сестренка.

– Архахаар? Сестренка? Что это значит? – только успела подумать Кельвирея и провалилась в черноту.

Кельвирею разбудил солнечный луч, упавший на ее лицо. Девушка чувствовала себя намного лучше и смогла самостоятельно сесть в постели, уперев спину в изголовье кровати и хорошенько огляделась. Она находилась в небольшой чистой теплой комнате с большим окном. Через окно падал солнечный свет, а за окном росла трава и блестела небольшая речка, за речкой же поднималась отвесная стена. В комнате имелась кровать, на которой она сейчас сидела, пустой одноногий стол и бесформенный тюк, на котором вчера сидел Архахаар. Архахаар! Проклятый колдун, за голову которого была обещано столько золота, сколько сможет унести принесший его голову. Колдун, безнаказанно разрушавший храмы и алтари Единого, убивавший людей. Девушка потянулась к плечу за мечом. Перевязи с ножнами не было, любимого кинжала тоже. Хотя вся остальная ее одежда была на ней – коричневый кожаный доспех, под ним форменная светло-зеленая рубаха без рукавов, коричневая юбка. Не было только оружия и сапогов. Но с другой стороны он что-то говорил про какие-то две недели и обещал зла не причинять. Еще и сестренкой назвал. Конечно, верить колдуну нельзя, но в таком состоянии Кельвирея не смогла бы даже муху пришибить. В любом случае, как учил наставник, вначале нужно провести разведку и изучить врага.

Ждать пришлось недолго, дверь бесшумно открылась и вошел Архахаар с подносом в руках. Та же самая одежда, что и вчера отметила про себя девушка. Та же белая рубаха без рукавов, те же свободные штаны, на ногах сандалии. Левую руку мужчины украшал непонятный серебристый браслет. Лицо гладкое, без бороды и усов, короткие черные волосы. Очень даже привлекательный мужчина, чисто по-женски отметила про себя Кельвирея, привлекательный и очень-очень опасный. И в самом конце, почему-то в голове всплыло слово «уютный».

– Доброе теперь уже утро. Выглядишь намного лучше, чем вчера. А еще вижу, что у тебя много вопросов. И не смотри на меня так, это на твоем лице написано. Давай-ка ты перекусишь, а потом уже поговорим. Криллах не особо в больничной кухне понимает, но готовит отменно. Вот супчик сварил, хлеб свежий и отварчик полезный. Не отравлено, не заколдовано, Криллах сразу уйдет, если я в его стряпню буду что-то подсыпать, а без домового придется на бомж-пакеты переходить и по дому с тряпками бегать. Приятного аппетита. И учти, пока не доешь, буду молчать.

С этими словами Архахаар поставил поднос ей на колени и уселся на тюк. Кельвирея по началу решила было от еды отказаться, но, изможденное тело требовало пищи, а из тарелки поднимался такой приятный аромат, что девушка решила, будь что будет, и, обведя тарелку кругом, приступила к еде. Кем бы ни был этот Криллах, но свое дело он знал отменно. Кельвирея даже не заметила как все съела. Отвар приятного кисло-сладкого вкуса, не успев попасть в желудок, наполнил тело солнечным теплом, слабость прошла, хаотично метавшиеся мысли успокоились. Легкое дуновение ветерка и поднос исчез. Ну, явно колдовские штучки.

– Вот и замечательно – произнес мужчина – теперь можем пообщаться, поговорить. У тебя наверняка много вопросов. Я постараюсь на них ответить. Прошу только одного, воздержись от оскорблений, никому не понравится, если его будут грязным колдуном, проклятым, и другими нехорошими словами называть.

– П… по… почему ты не сдох? – Язык девушки все еще плохо слушался.

– Сразу по делу? Уважаю. Я бы мог рассказать сказочку, что мага трудно убить, вот только инквизиторы так не считают, периодически отправляя оказавшихся в Единой империи магов на костер. Все проще, уже больше двадцати лет я из дома без доспехов даже по нужде не выхожу. Был, знаешь ли, неприятный опыт. Хотя, зачем мне по нужде выходить, у меня дом комфортный, со всеми удобствами. И кстати, удар был очень неплох, ты все делала абсолютно правильно, если бы на моем месте был другой, то он был бы мертв

– Лжешь! Перед благословенным клинком не устоят даже латы. На тебе не было доспеха, на тебе была крестьянская рубаха.

– А под рубаху заглядывала? Под рубахой был тонкий, легкий и очень прочный броник, который, кстати, пришлось потом чинить. И еще, я не лгу без особой необходимости.

– Броник?

– Извини, опять заговариваюсь, броник это броня, короче доспех был и точка.

– Верни мне оружие и я убью тебя, а не вернешь, убью голыми руками!

– Меч и сапоги возьмешь завтра внизу, а бросаться с голыми руками не советую, в таком состоянии с тобой даже малолетний деревенский мальчишка справится не вспотев. Все-таки две недели лечения не способствуют хорошей физической форме. Завтра убивать будешь – колдун замолчал, почесал затылок и продолжил – хотя нет, завтра будем тренироваться и форму восстанавливать, убивать друг друга нам закон запрещает.

– Закон Единого требует уничтожать колдунов. Я, Кельвирея, воительница Единого, властью Единого приговариваю тебя колдун Архахаар к смерти! – твердым голосом произнесла девушка, и, немного помолчав, тихо добавила – Да будет Единый милостив к твоей душе.

– Ерунда, на меня это не распространяется. Я подчиняюсь лишь законам народа, да и то частично. Остальное мне по пейджеру.

– Ты богоотступник! Единый, дай мне сил убить нечестивца!

– Ну вот, ругаешься. Я же просил не обзываться. Может блок подвесить на сквернословие?

– Не смей колдовать, колдун!

– Не буду. Это так, мысли вслух были. И давай на сегодня закончим про божественную тему и прочую метафизику.

– Завтра я убью тебя!

– Завтра получишь свою железяку и убивай на здоровье. А лучше раз и навсегда запомни, мы НЕ МОЖЕМ УБИВАТЬ ДРУГ ДРУГА.

– Все равно убью. Я очищу этот мир от тебя даже ценой собственной жизни.

Колдун вскочил со своего тюка и начал ходить по комнате. Остановился у окна, несколько раз шумно выдохнул. Потом, по-видимому, успокоившись, вернулся и снова сел рядом с кроватью.

– Хорошо. Завтра будешь убивать. Сегодня этот вопрос больше не обсуждаем. Есть же более приятные темы для разговора.

– Молись, колдун, завтра ты предстанешь перед судом Единого.

– Запарила уже. Пить хочешь?

– Да – ошарашенно произнесла Кельвирея.

– Криллах, ты все слышал, принеси питье госпоже Кельвирее, в дальнейшем выполнять ее просьбы без моего подтверждения.

Опять легкое дуновение ветерка и девушка с удивлением обнаружила полную кружку знакомого кисло-сладкого отвара. Она пригубила и задумалась. Колдун сидел неподвижно, похоже, занятый своими мыслями. Кельвирея думала, попивая отвар маленькими глотками. Мысли в голове роились, как пчелы в потревоженном улье. Наконец, она спросила первое, что пришло в голову:

– Этот Криллах, он твой раб?

Архахаар издал легкий смешок:

– Горазда же ты придумывать. Криллах мой дворецкий. А рабов у меня нет, не было и никогда не будет. Я категорически против рабства.

– Жрецы говорили, что у тебя тысячи рабов…

– Жрецы много говорят о том, чего не знают потому, что гладиолус. Мне рабы без надобности. Рабы рано или поздно восстают против хозяина, рабство противоестественно духу разумного. Да и куда эти тысячи девать то? Дом-то небольшой.

– Тогда он твой слуга?

– Ближе к истине, но не верно. Криллах, будь любезен, покажись.

Знакомое дуновение и рядом с Архахааром появился очень низкий мужчина. Существо, а это было именно существо, ведь таких маленьких людей не бывает, склонило голову в поклоне, потом выпрямилось:

– Сэ-эр, мадам. Госпожа Кельвирея, очень рад знакомству. Я Криллах, дух этого дома.

– Нечисть! – выдохнула девушка – Ну конечно, кто же еще будет в услужении у колдуна.

– Вы правы, мадам. По классификации, принятой в Единой империи я действительно отношусь к нечисти. Но по принятой в остальных странах классификации существ я отношусь к духам дома или домовым. Я был бы очень признателен, если бы вы, госпожа, придерживались общепринятой классификации.

– Слуга колдуна? – единственное что смогла произнести девушка

– Не совсем, мадам. Отношения хозяина дома и домового намного сложнее. Мы, домовые, помогаем хозяевам домов. Дом с домовым крепок и прочен. Мы не пускаем в дом других духов без согласия хозяев, даже даем хозяевам дома дополнительные силы. Взамен мы получаем уважение. Для нашего народа это главное. Еще мы очень любим работать. Домовой без работы заболевает, и дом быстро приходит в упадок. Чем сильнее хозяин дома в духовном плане, тем сильнее домовой и тем больше работ он может делать. Господин Архахаар очень сильный маг, поэтому я могу делать по дому любую домашнюю работу. Не хвастаясь, отмечу, что я один из сильнейших домовых на Граи, в свое время я попросил сэра не вмешиваться в домовые вопросы и сэр согласился.

– Понятно – задумчиво произнесла Кельвирея, хотя ей было ничего не понятно. Как-то не получалось связать сидящего рядом с ней молодого мужчину с теми злодеяниями, которые он совершил. Зерно сомнения было посеяно.

– Я очень этому рад, госпожа. Обед будет подан в полдень. Мадам спустится в столовую или пожелает отобедать в своей комнате?

– Будь любезен, накрой стол на двоих в комнате госпожи – неожиданно вмешался колдун

– Хорошо, сэр. На обед будет…

– Пусть это будет маленьким секретом, друг мой. А то ты все расскажешь, а мне сидеть до обеда с полным ртом слюней. Того гляди язву заработаю.

– В таком случае, позвольте вас покинуть. Мадам, если вам что-то понадобится, позовите меня по имени и сообщите чего вы хотите. Я постараюсь это исполнить.

– А вдруг ты не услышишь?

– Госпожа Кельвирея, я дух этого дома, я везде, я знаю, что происходит в любом уголке дома. С вашего позволения – произнес Криллах и исчез в легком дуновении ветра.

– Я вижу, домовой принял тебя. Значит, твое сердце не желает зла этому дому. Криллах, безусловно, очень молод, но никогда не ошибается.

– По-моему ты опять лжешь. У него же седина в волосах. Ему лет шестьдесят-семьдесят, да и говорит как-то странно.

– Я предпочитаю говорить правду. Криллаху двадцать один год, как и этому дому. А что седина, так он дух, он может принять любой вид. Слабые домовые не способны воплощаться, те, кто посильнее, воплощаются в животных, лишь самые сильные способны принять вид разумных существ. А Криллах очень сильный домовой. Седину и манеру речи это он от меня получил. Домовые принимают тот вид, который ожидает хозяин дома, а у меня при первом знакомстве почему-то всплыл образ чопорного английского дворецкого со знаменитой «овсянка, сэ-эр».

– Овсянка? Это же еда черни. И что это за Англия?

– Англия это страна – почему-то тяжело вздохнул Архахаар, – страна… очень далеко отсюда. Так вот там овсянку с утра едят очень многие, независимо от того, богатые они или бедные.

– Так где эта страна Англия? Я не видела ее ни на одной карте – спросила девушка и заметила, как погрустнело лицо колдуна

– Далеко – вздохнул колдун – очень далеко, так далеко, что я никогда не смогу туда вернуться – глаза Архахаара предательски блеснули, а в комнате словно прокатилась волна невыносимой тоски. Колдун тяжело вздохнул, потер браслет, провел рукой по глазам и тоска схлынула:

– Прости, в некоторых случаях очень тяжело сдерживаться. Не обижайся, но некоторые вопросы останутся без ответа. По крайней мере, пока. Ни я, ни ты не готовы.

Это было странно. Казалось бы, совсем невинный вопрос и вот как Архахаар на него отреагировал. – А у колдуна-то есть свои слабости – ехидно подумала Кельвирея – надо будет их изучить. А пока он играет в добряка, я ему подыграю – решила девушка.

– Кто я?

– Ты Кельвирея – усмехнулся Архахаар.

– Я сама знаю, как меня зовут. Кто я? Твоя раба, твоя пленница, будущая жертва для какого-нибудь грязного ритуала?

– Человек всегда сам решает кто он. Ты не раба, рабство я не признаю, кровавые ритуалы мне не нужны и бесполезны, моя магия не связана со смертью. Ты не пленница, в этом доме нет замков. Ты вольна уйти в любой момент, я провожу тебя. Пациенткой назвать тебя язык не поворачивается, тебя лечили другие, я не мог. Давай просто считать тебя моей гостьей.

– Я свободна? Это совсем неправильный колдун. Не убил, хотя мог. Или не мог? Он говорил про какой-то закон… Пациентка? Не знакомое слово… хотя он колдун, наверное слово тайное. И кто же меня лечил и от чего? Архахаар говорит, что он не мог. Чтобы сильный колдун и не мог? Лжет, наверное. Наговорит с две телеги, а потом раз и прими душу рабы своей, Единый. Нет, надо быть поосторожнее. Разведка, разведка и еще раз разведка, как учил наставник, чтоб ему Единый в садах своих поперек спины плетью божественную милость отсыпал, прости Единый рабу свою за эти слова…

– Хорошо, колдун, я твоя гостья. Так будь же гостеприимным хозяином и расскажи, где я гощу и где мое оружие, чтобы это место без хозяина осталось.

– А что ты колдун, да колдун? У меня же есть имя. И не сложное, хорошо мы его поковеркали, все разумные могут произнести. Итак, ты гостишь у меня дома в Прибрежных горах, оружие, как я уже говорил в спортзале, в смысле в тренировочной комнате. Завтра будешь убивать, это я тоже говорил.

– Ложь, твои слова лживы. Даже дети знают, что Прибрежные горы окованы вечным холодом, что в них никто не живет. Эти горы мертвы с сотворения мира.

– Жаль, что вас воителей не учат распознавать ложь. Было бы проще. Хорошо, я тебе докажу. Пойдем, пройдемся, я покажу. Заодно немного разомнешься перед обедом. А пока мы ходим, Криллах на стол накроет. Давай помогу подняться.

– Не прикасайся ко мне, колдун! Я. Могу. Сама.

– Хорошо – с неожиданной покорностью произнес Архахаар – ты можешь сама. Я не буду тебе помогать. Идем.

Кельвирея села в кровати и опустила босые ноги на пол. Странно, но выглядевший как дерево пол был тверд как камень, но в то же время приятно грел ноги.

– Сапоги верни!

– В моем доме в уличной обуви не ходят. Криллах, будь добр, организуй госпоже тапочки, мы немного пройдемся.

Знакомое дуновение ветерка и рядом с ногами девушки появилась пара сандалий коричневого цвета. Сандалии были прекрасны, добротная мягкая коричневая кожа великолепной выделки, ровные стежки швов. Намаявшись в свое время с форменными сапогами, девушка была готова к тому, что сандалии будут жать или будут слишком свободны, но этого не произошло. Сандалии не ощущались на ноге, они были очень удобны, словно шиты мастером по ее мерке. Кельвирея подавила вскрик восторга. Архахаар молча вышел в дверь, Кельвирея пошла следом. Широкий светлый коридор простирался вправо и влево, а чуть левее, прямо напротив ее комнаты она увидела лестницу ведущую вверх и вниз. На стенах висели картины, изображавшие различные растения и животных. Мастерство художника было так велико, что казалось, будто звери сейчас выпрыгнут, а ветер шевелит листья деревьев.

– Мы на втором этаже, он жилой. Левое крыло – гостевые комнаты, эта – твоя. Всего их шесть. Другие свободны, если захочешь, можешь занять любую. Правое крыло – мои комнаты. Внизу кухня, зал и тренировочная с набором острых штук для досрочного прекращения жизни. Кухня это вотчина Криллаха, не забудь постучать, прежде чем туда входить. Туалет и ванная на каждом этаже за последней дверью. Третий этаж маленький, там одна комната со стеклянными стенами. Для переговоров. Обрати внимание на ступени, ведущие наверх. Если они зеленые, то поднимайся смело, если красные то идти туда не надо, это опасно, хотя дом тебя все равно не пустит. Девушка бросила взгляд налево, где, по словам Арахаара, он жил. Всего три двери, за одной из которых, как говорил колдун, находятся ванна и неизвестное место «туалет». Скорее всего, одна комната жилая, а вторая что-то типа кабинета решила для себя Кельвирея. Картины так же присутствовали, но что на них было изображено, она не видела. Странно, но рам не было, как будто картины были просто приклеены к стене. Коридор освещался двумя окнами, но не было никаких теней. Подняв глаза, девушка увидела, что весь потолок светится ровным белым светом.

– Дом это Криллах? Он же не сможет мне помешать подняться.

– Криллах это дух дома, внутри дома он всесилен. А дом это дом. Он не особо разумен, примерно как собака или лошадь, но помешать он сможет, не сомневайся.

– Опять колдовство!

– Не вздумай при Эль такое сказать, сразу по стенкам размажет тонким слоем. Вторую тысячу живет, а все никак не угомонится. Магия это. Магия Леса. Дом не совсем построен. Стены, полы, потолки, лестница выращены из каменного дерева. По сути, весь дом это ствол дерева. Окна и двери пришлось вставлять, хотя и без них можно было, но мне было непривычно с дырками в стенах. В свое время мы до хрипоты спорили, пока не придумали как окна и двери с домом соединить без гвоздей.

– Я заметила, что пол и стены теплые.

– Да. Каменное дерево живо, оно дает тепло, свет и воду, а взамен получает наше дыхание. Да не бледней ты. Когда мы дышим, мы вдыхаем чистый воздух, а выдыхаем тяжелый. Для людей тяжелый воздух ядовит. Дерево этим воздухом питается. Вот и получается, мы кормим дерево, а оно взамен дает нам кров, тепло, свет и воду. Все довольны.

– Ничего не поняла. Про тяжелый воздух слышала, он в колодцах бывает, но что мы его выдыхаем – такого быть не может.

– Поверь, это так. Пойдем наверх.

Подниматься было легко. Лестница, словно помогала, подталкивала, как собака, зовущая хозяина на прогулку. Поднявшись, Кельвирея замерла в немом восхищении. Стены небольшой комнаты были сделаны из стекла. Идеально гладкого и прозрачного стекла. Ноги буквально утопали в ковре цвета молодой травы. Больше в комнате ничего не было, только прозрачные стены и этот удивительный ковер. Архахаар был явно доволен произведенным эффектом

– Вот, смотри, это то место где ты гостишь.

Полуденное солнце освещало небольшую покрытую травой идеально круглую долину. На восточной стороне протекала небольшая река, а на западе колыхались ветви одинокого дерева. Река словно выныривала из камня, проносила свои блестящие воды по долине и опять исчезала в камне с другой стороны. Что-то в ветвях дерева привлекло внимание Кельвиреи, она подошла вплотную к стеклянной стене, присмотрелась. Прекрасное могучее дерево шелестело листьями под ветром. Гладкий серебристый ствол возносился к небесам. Нижняя сторона листьев была серебристой и сияла на солнце, верхняя же была бледно-зеленой. Повинуясь малейшим дуновениям ветра, листья слегка поворачивались, приоткрывая нижнюю сторону и казалось, будто волна ослепительного серебра пробегает по ветвям дерева. Всего несколько опавших листьев блестели на траве изумительным золотистым цветом. Кельвирея призадумалась и потом вспомнила, где она видела такое дерево, а вспомнив не смогла удержать вздоха восхищения:

– Эльфийское древо – пролепетала девушка – это же эльфийское древо, я видела картинки в книгах, читала про него, но не верила, что такая красота может существовать.

– Да, это древо эльфов, или как они сами его называют маллорн. Немного похвастаюсь, я единственный не-эльф у кого на дворе растет маллорн, а этот маллорн – единственный маллорн, растущий вне эльфийского леса. Из его листьев готовится знаменитый эльфийский отвар, придающий сил и проясняющий сознание, и который ты уже пила. Криллах готовит его не хуже чем эльфы.

– Наверно очень тяжело влезать наверх, чтобы собрать листья.

– Вообще-то отвар готовится из опавших листьев, так что влезать никуда не надо. К маллорну вообще лучше не подходить, если Эль узнает что дереву нанесено хоть малейшее повреждение, то, дословно, собственноручно оторвет мне руки и ноги и поменяет местами голову с задницей. Потом вернет все, как было, оживит, и снова оторвет. И будет так развлекаться пока три бесконечности не пройдут, после чего просто прибьет одного ушибленного на голову мага, то есть меня.

Кельвирея немного понаблюдала за игрой серебра и зелени в ветвях маллорна после чего продолжила изучать долину. Долина была словно обнесена гладкой каменной стеной. Никаких ворот видно не было. Просто гладкая стена. Девушка решила посмотреть, насколько эта стена высока и подняла глаза. Стена плавно переходила в горные пики. Неисчислимое количество горных пиков, покрытых блестящими шапками ослепительно белого снега и льда, между которыми колыхалось темное марево туч. Тучи и серые облака извергали бесконечный поток снега. Сильный ветер подхватывал снежинки и нес их с умопомрачительной скоростью, закручивая их в сумасшедшем бешеном танце. Голова Кельвиреи закружилась, к горлу подкатила дурнота, в глазах потемнело, и девушка медленно стала оседать на ковер. От ног по телу медленно потекла нестерпимая боль. К ней белой молнией метнулся колдун и подхватил на руки. По дому разнесся его крик:

– Криллах, у нас шок, привязка слабеет! Эльфийский отвар покрепче и лед в комнату госпожи. Свистни ушастым коновалам, пусть будут готовы, если сам не справлюсь, то выдерну. Клянусь небом, дерну хоть с бабы, хоть с сортира, хоть с приема у Владыки. Просемафорь братьям, пусть резерв пополняют и готовятся прыгать, защиту ослабил, архимаги пройдут. Только не как в прошлый раз в речку. А ты не вздумай терять сознание, вырубишься, и я не смогу тебя вытянуть, хоть тысячу остроухих притащу с десятком черных и шаманом со всем выводком предков в придачу. Думай что хочешь, говори, пой, молись, ругайся, проклинай только не вздумай отъезжать. Думай, как завтра оружие возьмешь и меня убивать будешь, на сколько полосок порежешь, как башку мою дурную в центральный храм потащишь и сколько тебе за нее отвалят, только держись. Крылатые, мать вашу, знаю что слышите, абонент не абонент, не вздумайте звать, от ваших воплей у здоровых людей крыша едет, угробите девку.