Read the book: «Святой выходит на сцену»

Посвящается П.М. Хейдону – потому что Святой ему понравился

Лондон, июль 1930 г.

Leslie Charteris

ENTER THE SAINT

© Leslie Charteris, 1930

© Школа перевода В. Баканова, 2022

© Издание на русском языке AST Publishers, 2022

Вступление¹

Когда персонаж обладает такой долгой историей, как Святой, со временем перед автором обязательно возникают проблемы, которые он не предвидел, начиная работу. Мир постоянно движется вперед, причем, как нередко кажется, со все более и более неумолимым ускорением, а сам писатель становится старше, мудрее и искушеннее. Как это часто бывает, изменения накапливаются почти незаметно, постепенно, год от года, пока однажды не предстают во всей полноте перед твоим изумленным взором. Это все равно что сравнить человека, которому пятьдесят, с его фотографией тридцатилетней давности.

Книга с моими первыми повестями о Святом изначально была опубликована в 1930-м, когда доброй трети ее потенциальных читателей еще и на свете не было. И только самые старшие из них сохранили собственные воспоминания об описываемой мною эпохе. Тогда я даже не представлял, что за первой книгой последуют еще как минимум тридцать пять, и, наверное, ужаснулся бы такой перспективе – так же как, например, тому, что однажды стану дедом. И уж точно я пришел бы в негодование, если бы кто-нибудь сказал, что это далеко не самое лучшее произведение в своем роде из когда-либо написанных, – не говоря уже о том, что однажды я буду желать, чтобы от него осталось только выцветшее воспоминание.

Однако все это произошло, и книга, что сейчас перед нами, стремительно превращается в осколок былого, если уже не стала им. Тем не менее, вопреки моим протестам, издатели настаивают, что ее нельзя хоронить: слишком много людей, ставших поклонниками Святого в более позднее время, окажутся недовольны, если их, не спросив, лишат возможности проследить его биографию до самых истоков.

Первой моей мыслью в этой ситуации было переработать те первые повести, сгладить шероховатости стиля, которые мне сейчас очевидны, приглушить неуклюжие, сделанные по неопытности огрехи, вызывающие теперь неловкость, заменить устаревшие аллюзии, бывшие когда-то злободневными, осовременить механику действия в соответствии с нынешним темпом жизни и технологиями. И все же после некоторых раздумий и экспериментов я осознал, что это не выход. Да, я мог бы улучшить стиль – но стоит ли тратить силы и время, которое лучше посвятить написанию чего-то нового? Да, можно заменить непонятные теперь отсылки современными, но долго ли они останутся актуальными? И главное: возможно ли в принципе перенести в иную эпоху историю, честно написанную в рамках обстоятельств, отношений и условий жизни прошлого поколения, без порождения множества новых несообразностей и противоречий? И чем закончится, однажды начавшись, такое осовременивание? Придется тогда повторять его каждые пять-десять лет? И были бы так долговечны, скажем, рассказы о Шерлоке Холмсе, если постоянно переводить их, делая, фигурально выражаясь, из кеба такси, из такси – вертолет, а из вертолета – реактивный антигравитационный пояс?

Словом, как ни жаль, я решил, что если сага о Святом и должна переиздаваться в полном объеме снова и снова, то только в своем первоначальном виде. Мне остается лишь обратиться к читателям с просьбой не забывать, когда создавались эти первые повести, и надеяться, что они смогут приспособить свое восприятие как к слегка архаичным способам передвижения и коммуникации, так и к тому, что далеко не все описанные там идеи и эскапады мы с Саймоном Темпларом одобрили бы сегодня.

Это не значит, что мы отреклись от своей тяги к приключениям. Просто со временем наш кругозор расширился, а вкусы стали утонченнее. Для мальчишки куда как захватывающе красться по лесной глуши и вступать в стычки с воображаемыми дикарями; взрослея, он начинает тянуться к звездам и в то же время узнает, что настоящие чудовища гораздо тише и смертоноснее.

Лесли Чартерис

Ловкий человек

I

Гэннинг по прозвищу Змей не был ни приятным человеком, ни криминальным гением. Однако он интересен как первая жертва организации, возглавляемой тем, кого прозвали Святым. Этой беспощадной группе отважных молодых людей было суждено в течение нескольких месяцев стать ужасом лондонского преступного мира. Они сражались на стороне закона, хотя и были вне его. Скоро придет время, когда одно упоминание Святого будет наполнять жутким страхом даже самого лишенного воображения злоумышленника, когда при виде изображенного мелом на его двери знака – смахивающего на детский рисунок человечка из палочек и кружочков с нелепым нимбом над головой – негодяй инстинктивно отпрянет к стене и сунет руку в карман, а по его спине пробежит ледяной холодок. Однако в дни, к которым относится эпизод с Гэннингом, Святой только начинал действовать, и его имя еще не окружал ореол почти сверхъестественной непогрешимости, который ему предстояло заслужить позднее.

Мистер Гэннинг был высоким и невероятно тощим человеком с болезненно-желтым лицом и черными волосами, неизменно смазанными маслом и гладко прилизанными. Маленькая круглая голова торчала на вытянутой вперед длинной шее. Добавьте к этому набору физических характеристик волнообразно выгнутую спину, блестящие черные глаза-бусинки, лишенные всякого выражения, и бесшумную гибкость движений – и вы поймете, что прозвище подходило как нельзя лучше. Гэннинг возглавлял действовавшую на скачках банду особенно крутых нравом парней. «Ребята Змея», как их называли, купались в незаслуженной роскоши на доходы от шантажа букмекеров, угрожая тем тяжкими телесными повреждениями. Занимался Гэннинг и другими грязными делишками, о которых речь пойдет в свое время.

Конкретным поводом для вмешательства Святого в дела Змея и его ребят стало их обращение с Томми Майтером, впервые окунувшимся в этот рискованный бизнес. Томми всегда хотел стать жокеем, скачки были у него в крови, однако еще в период ученичества его сбросила лошадь, и он так разбился, что больше не смог сесть в седло. Пришлось довольствоваться скромной должностью конюха при крупной конноспортивной школе. Потом умер его дядя, владелец паба, оставив племяннику гигантскую сумму в две сотни фунтов, и тот решил попытать счастья на «серебряной», более дешевой трибуне ипподрома. Получил лицензию, намалевал вывеску «Томми Майтер. Фирма основана в 1822 году» и нанял клерка. Когда новоиспеченный букмекер прибыл со всеми этими принадлежностями и остатками денег на ипподром Брайтона, ребята Змея быстро приметили незнакомца и пришли к нему со своими обычными требованиями. Томми платить отказался. Ему следовало бы повести себя умнее – методы этой шайки были всем известны, – однако таким уж он был упрямцем. Он сказал Змею, по какому адресу тот может пойти. В результате, когда Майтер покидал поле, ребята Змея жестоко избили его, отобрали капитал и все заработанное за день. Так случилось, что именно в этот день Саймон Темплар решил отправиться на скачки и видел всю экзекуцию с расстояния. Змей и избранный кружок его присных провели вечер в Брайтоне, веселясь и празднуя, и отправились в Лондон последним поездом. Саймон Темплар последовал за ними. Вот каким образом вышло, что за пару минут до отправления поезда он вышел на платформу, выследил Змея с его тремя ребятами, которые с комфортом размещались в вагоне первого класса, и тут же присоединился к ним.

Нужно понимать, что вид упомянутого Саймона Темплара во многом оправдывал приятное предвкушение во взглядах, которыми обменялись Змей и его ребята, оценив попутчика. Святой обладал уникальной способностью даже в своей так называемой боевой экипировке, состоявшей из позорных фланелевых штанов и допотопной твидовой куртки, выглядеть столь элегантно, что даже самый проницательный букмекер мог бы принять его за герцога-миллионера. Можно представить, какое ослепительное зрелище он представлял в своем «прикиде джентльмена». Серый костюм облегал его с ошеломляющей безупречностью, рубашка слепила белизной, галстук затмевал собой радугу. Мягкая фетровая шляпа, казалось, только-только сошла с прилавка фешенебельного магазина. Замшевые перчатки также, без сомнения, были впервые явлены миру. На левом запястье красовались золотые часы, в руках была трость с набалдашником из золота и слоновой кости.

Словом, как вы понимаете, все было неброским, но очевидно лучшего качества и носилось с тем неповторимым небрежным шиком, доступным в полной мере только Святому, который остальные могли лишь пытаться повторить.

Что касается его самого… Ну, ребята Змея до сих пор не имели случая задуматься, что их репутация крутых парней не основана ни на чем более существенном, чем демонстрация силы в спортивном клубе субботним вечером. Святой был высок – примерно шесть футов и два дюйма², – но они не обратили на это особого внимания, ведь их общий рост составлял почти вчетверо больше. Здоровяком мужчину тоже никто бы не назвал, хотя он был довольно широк в плечах, и в нем ощущалась та крепость, которая заставляет осторожного человека дважды подумать, прежде чем нарываться на неприятности. Однако и это не волновало Змея и его ребят – общая ширина их плеч выходила и вовсе больше шести футов. Загар на чистой коже Святого и невероятно ясные голубые глаза также не внушили им ни малейшего беспокойства: в конце концов, это ведь не конкурс красоты.

А если что и привлекло внимание ребят Змея в их попутчике, так это золотой портсигар и солидная пачка наличных. С невинным видом Святой пересчитал их прямо на глазах четверки, подытожив вслух сумму в двести пятьдесят фунтов, и пригласил поздравить его с выигрышем. Те вежливо произнесли соответствующие слова, потом посетовали на медленный ход поезда, и Святой согласился, что путешествие довольно однообразно. Железнодорожной компании следовало бы предоставлять пассажирам какое-нибудь развлечение. Кто-то выудил колоду карт…

Надо отдать должное этим четверым – они поверили попутчику на слово, что еще бабушка предостерегала его не пытать счастья в «три листика», и согласились на покер. Святой извиняющимся тоном предупредил, что играет второй раз в жизни, и получил добродушный ответ – мол, ничего страшного.

…Драка началась за пять минут до прибытия на вокзал Виктория. Чтобы выбраться из купе, четверке понадобилась помощь носильщиков, не получивших даже благодарности. Они вручили парням ведро воды, чтобы с ее помощью привести Змея в чувство, однако та не смогла ни смыть два фингала под глазами, ни вернуть на место выбитые передние зубы.

Инспектор Тил, торчавший на платформе в надежде встретить мошенника в розыске, оглядел поверженных вояк без сочувствия.

– Что, Змей, подрались? – спросил он, не моргнув и глазом.

В ответ последовали непечатные слова, однако инспектора было не так-то легко смутить.

– Но я могу вам его описать, – сменил тон Змей. – Ограбление с применением насилия – вот что это было! Он на нас прямо…

– Ананас – это фрукт, – откликнулся Тил, перекатив во рту жвачку.

– Три с лишним сотни у нас увел, которые мы сегодня сработали!..

Инспектор оставался безучастным.

– Сработали? – переспросил он. – У вас печатный станок или так, от руки рисовали? Не знал, что ты такими делами занимаешься, Змей.

– Слушайте, Тил, – проговорил тот, немного придя в себя. – Можете говорить все что хотите, но у меня такие же права, как и у всех. Вы должны заняться этим парнем. Может, у вас уже что-то на него есть. Он сейчас или залег на дно, или еще что-то замышляет, попомните мои слова. Вот, смотрите! – Змей протянул инспектору конверт.

Тот скользнул по нему сонным взглядом.

– Что это? Рекомендательное письмо?

– Он дал его Теду, перед тем как сойти. Сказал: «Это моя квитанция», так, Тед? Загляните внутрь, Тил!

Конверт не был запечатан. Инспектор перевернул его и увидел на клапане эмблему отеля, потом так же апатично вытащил содержимое – один-единственный листок бумаги.

– Портрет работы Эпстайна³? – протянул Тил. – Рисунок неплох, но больше мне это ни о чем не говорит. Вы перечитали детективов, ребята, вот в чем ваша проблема.

II

Святой, будучи человеком с решительным вкусом к роскоши, снимал квартиру на Брук-стрит в Мейфэре, которая была ему настолько не по карману, что перспектива неминуемого банкротства давно уже перестала волновать нашего героя. «Семь бед – один ответ», – беспечно говаривал он, считая, что мир вообще в долгу перед таким отличным парнем, а тем более – за оказанные услуги. Поскольку же мир до настоящего времени скупился признать это и не торопился с благодарностью, Святой решил, что пора брать дело в свои руки. Вторжение на Брук-стрит стало одним из первых шагов начатой кампании.

Однако новое место жительства имело и еще одно существенное преимущество, помимо престижности района. При нем находились бывшие конюшни, совсем небольшие, для узкого круга, куда от двери Святого можно было буквально докинуть камешек. Там располагалось несколько очень дорогих гаражей – больших, маленьких и совсем крохотных. Святому принадлежали два из первой категории. В одном он держал свою машину, другой неделю пустовал, пока владелец не начал стаскивать туда под покровом ночи разные странные предметы, которые только самое бурное воображение могло бы связать с автомобилями.

Если бы кто-то заметил Святого во время этих тайных экспедиций, то, скорее всего, усомнился бы в его нормальности. Однако никто не видел ни как он уходит, ни как возвращается, и никаких комментариев не последовало.

К тому же, даже заметив, вряд ли кто-нибудь узнал бы его. Безупречно элегантный Святой выезжал с Брук-стрит, ехал в Челси и оставлял машину в гараже на Фулхэм-роуд. Чуть сменив манеру держаться и сразу став куда менее безупречным, он проходил через лабиринт грязных переулков к дому, где в микроскопической, душной квартирке обитал некий Берти Маркс. И затем уже этот потрепанный, сутулый, видавший виды бродяга, покинув свое жилище, возвращался в Вест-Энд на плебейском автобусе, нагруженный свертками с приобретенным по пути, и прошмыгивал к конюшням на Брук-стрит, к гаражу, снятому на свое имя. Святой никогда не считал излишним внимание к деталям.

Все эти тщательно продуманные приготовления – аренда второго гаража, квартиры в Челси и само создание личности Берти Маркса – служили одной-единственной цели, которая однажды была приведена в исполнение.

В тот день, через несколько часов после рассвета (невероятно раннее для Святого время для выхода из дома), к конюшням подъехал маленький фургон с эмблемой транспортной компании Картера Патерсона. Берти Маркс слез с водительского места, обтер запачканные ладони о вельветовые брюки и, выудив из кармана ключ, отпер свой гараж. Потом сел обратно в кабину, загнал фургон внутрь и закрыл ворота.

Это не могло не пробудить любопытства у вереницы намывавших свои машины шоферов, собиравшихся там в то время, но Святого они не волновали. По мере того как план стремился к завершению, необходимость в Берти Марксе быстро двигалась к концу.

– Пусть думают что хотят! – беззаботно произнес про себя Святой, стаскивая грязную куртку.

Он включил свет и, подойдя к воротам, выглянул наружу. Шоферы вернулись к своим делам, слишком занятые наведением блеска на автомобили, чтобы размышлять над странным появлением скромного фургончика в гараже, где раньше стоял «роллс-ройс».

Святой аккуратно задвинул засов, чтобы наверняка избежать любопытных, и принялся за работу. В раскрытом кузове обнаружилось несколько больших деревянных ящиков. Святой выгрузил их на пол, затем взял лежащие в углу киянку со стамеской и принялся вскрывать один за другим, извлекая содержимое. Во всех было по две дюжины фарфоровых сосудов, пересыпанных древесными стружками. Святой подносил каждый к свету и скрупулезно изучал. Большинство оказалось совершенно гладкими, но в одном из ящиков у всех сосудов был крохотный крестик на глазури. Нисколько не удивленный, Святой убрал их в сторону – ему только они и были нужны. Именно их он искал, и именно они служили причиной маскарада со временным перевоплощением в мистера Маркса. Остальные сосуды Святой разложил по ящикам, аккуратно закрыл и перевязал, вернув в первоначальное состояние, как будто никто их и не трогал.

Помеченные он откупорил и высыпал содержимое в ведро. В другом углу гаража громоздилась кучка жестянок. Святой вложил по одной в каждый сосуд, проложив ватой, чтобы не дребезжали. Затем также вернул их по одному в ящик и в свою очередь заколотил его и перевязал бечевкой – после этого, чуть улыбнувшись уголками губ, оставил поверх слоя древесных стружек маленький сувенир.

Работа шла споро. Прошло всего полтора часа с того момента, как фургон заехал в гараж, и до того, как последний ящик вернулся в кузов. После этого Святой снял засов и широко распахнул ворота. Оставшиеся шоферы, по-прежнему занятые мойкой машин, озадаченно взглянули на выезжающий из гаража фургон. Еще большее недоумение отразилось на их лицах, когда тот, не останавливаясь, миновал бывшие конюшни и исчез в направлении Бонд-стрит. Водителю вслед раздались крики, что он забыл закрыть ворота, но мистер Маркс то ли не слышал, то ли не придал им значения. Когда стало ясно, что тот скрылся с концами, шоферы подошли полюбопытствовать, но лишь почесали головы, не увидев в гараже ничего, кроме киянки, стамески, молотка и гвоздей, да двух-трех оставшихся лишними жестянок. Ведро с белым порошком пропало. Оно ехало сейчас в кабине фургона вместе с мистером Марксом, которого после этого почти никто не видел.

Он добрался до адреса доставки в Вест-Энде, передал груз, расписавшись в квитанции, и отбыл дальше на запад. Остановившись по дороге у больницы, он оставил там ведро. Принявший его служитель был озадачен, однако мистер Маркс спешил и не имел ни времени, ни желания пускаться в подробные объяснения.

– Берегите его как зеницу ока – оно стоит больше, чем у вас когда-либо будет, – распорядился он. – Передайте его кому-нибудь из врачей вместе с этой запиской.

Вернувшись за руль, Святой отправился дальше. Плодотворные труды, запланированные на день, были почти все выполнены. Он выехал из Лондона в сторону Мейденхеда, через некоторое время свернул на боковую дорогу и остановился на несколько минут вне пределов видимости с шоссе. В фургоне оказалась большая банка краски, и Святой энергично принялся за работу. Он никогда не считал себя художником, но сейчас наносил широкие размашистые мазки с видом мастера. Под его лихой кистью эмблема транспортной компании, которую он так старательно выписывал прошлой ночью, вскоре исчезла, и фургон стал однотонным. Полностью удовлетворенный уничтожением плода своей работы, которым так восхищался всего несколько часов назад, Святой сел в кабину и двинулся назад в Лондон. Производитель гарантировал быстрое высыхание краски и не обманул. На обратном пути она собрала изрядное количество пыли, и грязноватый цвет фургона отлично имитировал то состояние, в котором был получен.

Мистер Маркс поставил его в родной гараж и оплатил суточную аренду, а некоторое время спустя вернулся к себе в Челси. Еще чуть позже Саймон Темплар, еще далекий от своей обычной безупречности, вывел из другого гаража собственный шикарный спортивный «фурийак» синего цвета, на котором отправился в клуб на Довер-стрит. И вот уже Саймон Темплар, небрежно подошедший к бару и заказавший пинту пива, был одним из самых безукоризненно элегантных молодых людей, каких только видело это прибежище безупречных и элегантных.

– Нечасто вы появляетесь у нас так рано, сэр, – заметил бармен.

– Да пройдет еще столько же лет, прежде чем ты увидишь меня в этот час, сын мой, – благочестиво провозгласил Святой. – Однако сегодня утром я почувствовал, что мне просто необходимо встать и проехаться. Погода была замечательная!..

III

Мистер Эдгар Хейн обладал множеством интересов. Он был гордым владельцем ночного клуба «У Дэнни», располагавшегося на грязной улочке вдали от центра, а также распоряжался фирмой «Ласерр», представлявшей собой небольшой, но дорогой магазинчик на фешенебельной Риджент-стрит, где продавались духи, пудра, румяна, кремы и прочие необходимые современной женщине средства для поддержания лица в должном состоянии. Эти два заведения были любимыми детищами мистера Хейна, от которых он получал львиную долю своих доходов. Нелишне будет упомянуть, однако, что прибыли «У Дэнни» основывались не только на продаже шампанского, а модные средства для женской красоты не являлись главным источником процветания дома «Ласерр». Мистер Хейн умел ловко проворачивать дела, и если чего и не знал о том, как заметать следы, то это едва ли поместилось бы в одну из тех микроскопических алебастровых баночек, в которых он продавал свой прославленный фирменный крем по две гинеи за штуку.

Это был крупный мужчина, с массивным, чисто выбритым розовым лицом и редеющей шевелюрой. Он не всегда звался Хейном, однако натурализация и последующая смена имени позволили ему на законных и неоспоримых основаниях забыть фамилию родовую, доставшуюся от отца. А заодно навсегда исключить неприятную возможность депортации – предусмотрительная дальновидность, за которую мистеру Хейну не раз хотелось похвалить себя. Полиция подозревала за ним кое-какие делишки, но доказательств у нее не было.

Когда прибыл Гэннинг, Хейн сидел за письмами перед своим большим столом с тумбами в кабинете ночного клуба. В дверь постучали.

– Войдите, – бросил он, не поднимая головы.

Звука открывшейся и вновь закрывшейся двери было для него достаточно, чтобы знать, что распоряжение исполнено, и Хейн вернулся к письму, которое составлял. Только закончив, он снизошел до того, чтобы заметить присутствие вошедшего.

– Ты опоздал, Змей, – проговорил Хейн, аккуратно промокая бумагу.

– Простите, босс.

Хозяин кабинета закрутил колпачок авторучки, убрал ее в карман и впервые поднял взгляд от стола. Увиденное заставило Хейна изумленно откинуться на спинку кресла.

– С кем, черт побери, ты так неудачно завел ссору?!

Вид у Змея и впрямь был кошмарный. Повязка вокруг головы закрывала один глаз, а другой почти полностью заплыл. Разбитые вспухшие губы и отсутствие нескольких зубов заставляли его болезненно шепелявить.

– Люди Хэрригана? – предположил Хейн.

Гэннинг мотнул головой.

– Один парень в поезде из Брайтона вчера вечером.

– С тобой что, никого не было?

– Были. Тед и Билл. И Марио.

– А с тем парнем сколько? Целый полк?

– Ни души.

Хейн моргнул.

– Как же это произошло?

– Мы думали, он лопух, – с отвращением пояснил Змей. – Одет весь из себя, золотые портсигар, часы и набалдашник трости, да еще пачка наличных вдобавок. Сам нам показал купюры, сказал, что в пачке две сотни с половиной. Мы этого так оставить не могли и предложили ему сыграть. В покер. Он говорил, что новичок, да и выглядел лопух лопухом, так что подвоха мы не ждали. Мы его все разогревали, пока до прибытия не осталось минут десять, и проиграли ему полсотни. Прямо видно было, что он воображает себя лучшим в мире игроком. Тут мы начали говорить, что, мол, по-честному надо дать нам возможность отыграться, давай пару раундов по-крупному, ставки повышать на пять фунтов. Он согласился, и для начала мы опять дали ему выиграть – спасовали после первого же повышения. «Как насчет в последнем ставить по десятке?» – говорю я и этак незаметно подмигиваю ребятам. Он было заупрямился, но мы его уломали, и в конце концов он клюнул. Раздавать выпало Теду, но тасовал карты я сам.

– Что, рука сорвалась?

Гэннинг фыркнул.

– Ничего подобного! Со мной такого не случается. Зарядил колоду так, что никакому фокуснику не под силу. Собрал флеш-стрит, как и должен был. Марио сразу спасовал, а Тед и Билл – после первого повышения. Остались только мы с лопухом и поднимали до тех пор, пока в банке не оказалось все до гроша, что мы с парнями смогли наскрести. Мы даже свои запонки поставили, а Марио – булавку с бриллиантом, – чтобы как можно больше урвать из налички лопуха. Когда у нас не осталось ни монеты, он сравнял ставку. Я выкладываю свой флеш-стрит и уже собираюсь все загрести, как тот меня останавливает. «Вы, кажется, говорили, что это почти ничем не бьется», – и показывает пять королей.

– Пять? – переспросил мистер Хейн, нахмурившись.

– Мы играли с джокером, и он оказался у лопуха.

– Ты что, не знал, какие у него карты?

– Это была совсем не та комбинация, которую я ему сдал!

Мистер Хейн вернул себе равнодушный вид.

– И тогда вы полезли в драку и проиграли?

– Я обвинил его в жульничестве. Он даже не отрицал, еще и имел наглость сказать: «Ну, вы ведь должны были показать мне, как играть, а сами все время жульничали, вот я и решил, что так и надо!» И начал собирать выигрыш. Еще бы мы не полезли в драку!

– Но он оказался сильнее?

– Он дрался нечестно, – обиженно проговорил Гэннинг. – Первым же делом ткнул своей тростью Теду в шею – тот даже дубинку со свинчаткой достать не успел, сразу вырубился. Билл был уже наготове для честного боя с кастетами, но тот тип пнул его в живот и тоже вывел из игры. Пришлось нам с Марио одним отдуваться…

Змей явно не горел желанием описывать дальнейший ход схватки, и Хейн тактично не стал на него давить, позволив на несколько секунд погрузиться в мрачные воспоминания.

– Это явно был не дилетант, – проговорил наконец Гэннинг. – Но мы не можем понять, какой он масти. Я бы чертовски много отдал, чтобы узнать, кто он такой. Не удивился бы, если бы он оказался одним из тех крутых гангстеров, о которых пишут газеты. Парень явно высокого полета. Вот, смотрите. – Змей достал конверт. – Сунул Теду, когда выходил. Заявил, мол, это его квитанция. Я показал Тилу, чтобы тот занялся, – он как раз был на вокзале.

Хейн вытянул из конверта листок бумаги и расправил его на столе. Вероятно, описание не совсем достигло цели, потому что увиденное подействовало просто потрясающе. Если отсутствие эмоций у Тила обмануло надежды Гэннинга, то реакция Хейна их полностью вознаградила. Розовое лицо вдруг побелело, и он отпрянул от лежавшего на промокашке листа так, будто тот плюнул в него ядом.

– Что-то знакомое, босс? – спросил пораженный Гэннинг.

– Сегодня утром мы получили партию товара из Германии, – проговорил Хейн почти шепотом. – Когда Брэддон открыл ящик, наверху лежал точно такой же рисунок. Мы все никак не могли взять в толк, откуда он там взялся.

– Вы уже проверили товар? – тут же насторожился Змей.

Хейн покачал головой, все еще глядя на листок, как загипнотизированный.

– Нам даже в голову не пришло. До сих пор все шло как по маслу. Брэддон решил, что те, кто отправлял товар, просто пошутили. Мы убрали помеченные сосуды в обычное место, вот и все.

– К ним пока не притрагивались?

Хейн ответил отрицательным жестом и протянул дрожащую руку к телефону. Гэннинг сидел, молча переваривая информацию и пугающие возможности, которые она открывала.

– Алло… Риджент девять два ноля четыре семь, пожалуйста… – Дожидаясь соединения, которое, казалось, устанавливалось целую вечность, Хейн нервно ерзал. – Алло… Это ты, Брэддон? Проверь помеченные сосуды, которые пришли сегодня с той бумажкой – помнишь? Не важно зачем!

Прошла минута. Хейн не отрывал трубку от уха, нетерпеливо постукивая пальцами по столешнице.

– Да?.. Что там?.. Откуда знаешь?.. Понятно. Сейчас буду!

Повесив трубку, он повернулся в своем вращающемся кресле к Гэннингу.

– Что он сказал? – спросил тот.

– Внутри каждого по жестянке порошка от насекомых, – ответил Хейн. – Я спросил, как он понял, – он ответил, что они там прямо целиком, с этикеткой и прочим, только обложены ватой. В партии было снежка на три тысячи фунтов, и этот парень весь его увел!