Жизнеописание Данте и Петрарки

Завершив в эти дни довольно длинное произведение, я почувствовал желание ради отдохновения от душевной усталости почитать что-то на народном языке, поскольку, как за столом та же самая пища, так и в ученых занятиях постоянно продолжающееся чтение об одном и том же вызывает неудовольствие. И вот, когда я стал искать что-нибудь с таким намерением, в руки мне попало небольшое произведение Боккаччо под названием «О жизни, ученых занятиях и обыкновениях преславного поэта Данте». Хотя я уже и ранее читал его самым внимательным образом, но теперь, после повторного изучения мне показалось, что наш Боккаччо, человек сладчайший и приятнейший, описал жизнь и обыкновения величайшего поэта так, как написал «Филоколо», «Филострата» или «Фьямметту». Потому что она исполнена любви, воздыханий, горячих слез, как если бы этот муж пришел в наш мир только для того, чтобы пережить те Десять Дней любви, о которых…

 
Начинается книга
о жизни, ученых занятиях и обыкновениях
ДАНТЕ и мессера Франческо ПЕТРАРКИ,
преславных поэтов,
составленная в самое последнее время
Леонардо Аретино
 

О жизни, ученых занятиях и обыкновениях ДАНТЕ

1

Завершив в эти дни довольно длинное произведение¹, я почувствовал желание ради отдохновения от душевной усталости почитать что-то на народном языке², поскольку, как за столом та же самая пища, так и в ученых занятиях постоянно продолжающееся чтение об одном и том же вызывает неудовольствие. И вот, когда я стал искать что-нибудь с таким намерением, в руки мне попало небольшое произведение Боккаччо под названием «О жизни, ученых занятиях и обыкновениях преславного поэта Данте»³. Хотя я уже и ранее читал его самым внимательным образом, но теперь, после повторного изучения мне показалось, что наш Боккаччо, человек сладчайший и приятнейший, описал жизнь и обыкновения величайшего поэта так, как написал «Филоколо», «Филострата» или «Фьямметту». Потому что она исполнена любви, воздыханий, горячих слез, как если бы этот муж пришел в наш мир только для того, чтобы пережить те Десять Дней любви, о которых рассказывают влюбленные женщины и очаровательные юноши в ста Новеллах: его пыл в этих любовных частях был настолько велик, что тяжелые и существенные части жизни Данте он оставил в стороне и молча прошел мимо них, вспоминая о легком и умалчивая о тяжелом. А потому в сердце мне запало желание заново описать жизнь Данте ради собственного развлечения, предоставив больше сведений о вещах более важных. Я делаю это не для того, чтобы отойти от Боккаччо, но чтобы написанное мною как бы дополняло написанное им.

2

Предки Данте были из очень старинного флорентийского рода, настолько старинного, что в одном месте он упоминает, что далекие предки его были в числе тех римлян, которые основали Флоренцию, однако это весьма неопределенно и, по моему мнению, ни что иное, как домысел. Что же касается тех, о ком у меня есть сведения, то его прапрадедом был мессер Каччагвида, флорентийский рыцарь, служивший под началом императора Конрада⁴. У этого мессера Каччагвида было два брата: одного звали Моронто, а другого – Элизео. О потомках Моронто никаких записей нет, что же касается Элизео, то от него ведет свое начало род по имени Элизеи и, возможно, это имя было у них ранее. От мессера Каччагвида происходят Альдигьери (Aldighieri), получившие такое имя от одного из его сыновей, у которого с материнской стороны были предки по имени Альдигьери⁵.

Мессер Каччагвида, его братья и их предки проживали совсем рядом с Воротами Святого Петра (Порта Сан Пьеро), куда ранее входили со Старого Рынка, в домах, которые до сих пор называются дельи Элизеи, потому что они стоят там с древности. Потомки мессера Каччагвида по имени Альдигьери проживали у площади за Сан Мартино-дель-Весково, напротив улицы, которая ведет к дому Саккетти, а с другой стороны простирается до домов Донати и Джуоки.

3

Данте родился в год Господень 1265⁶, вскоре после возвращения во Флоренцию гвельфов, находившихся в изгнании после поражения при Монтаперти⁷. В детстве он получил свободное воспитание⁸, будучи отдан наставникам словесности⁹, и в нем немедленно обнаружился дарование огромнейшее и исключительно необычайное к вещам восхитительным. Своего отца Альдигьери лишился в детстве, тем не менее, пользуясь поддержкой со стороны близких и Брунетто Латини¹⁰, мужа исключительно образованного по тем временам не только в словесности, но и в других свободных науках, он получил все для того, чтобы стать выдающимся мужем. Несмотря на это, он не замкнулся в праздности¹¹ и не остался в стороне от мирской жизни, но живя в общении с другими юношами своего возраста, был привычен ко всяким свойственным молодости делам и значительно преуспевал в них.

В столь памятной грандиозной битве при Кампальдино¹² он, юный и пользовавшийся уважением, был среди бойцов, доблестно сражаясь всадником в первом отряде, где опасность была особенно велика. Поскольку битва началась между конными отрядами, и всадники, сражавшиеся на стороне аретинцев, столь бурным натиском одолели и опрокинули флорентийских всадников, что те, разгромленные и рассеянные, были вынуждены бежать к пешему войску. Этот прорыв стал причиной того, что аретинцы потерпели поражение, потому что их победоносные всадники, преследуя бегущих на большом расстоянии, оставили далеко позади свое пешее войско, так что нигде не смогли они сражаться вместе всеми своими силами: всадники сражались сами по себе без поддержки пехотинцев, а пехотинцы сами по себе без поддержки всадников. Что же касается флорентийцев, то у них получилось все наоборот, поскольку их всадники, бежавшие к пешему войску, составили вместе с ним единое целое и без труда одолели сначала всадников, а затем и пехотинцев.

Об этой битве Данте рассказывает в одном из своих Писем, говоря, что он тоже сражался, и описывает ход битвы¹³. Из этого сообщения мы можем знать, что Уберти, Ламберти, Абати и все прочие, покинувшие Флоренцию¹⁴, сражались в этой битве на стороне аретинцев, а все покинувшие Ареццо, то есть все изгнанные в то время гвельфы из знати и простонародья, сражались на стороне флорентийцев. Поэтому надпись в Паладжио¹⁵ гласит «При Чертомондо¹⁶ разгромлены гибеллины», а не «аретинцы», чтобы не вызывать тем самым скорби у той части аретинцев, которая одержала победу, сражаясь на стороне своей коммуны¹⁷.

Возвращаясь к нашему рассказу, нужно сказать, что в этой битве Данте доблестно сражался за родину, так что Боккаччо более пристало бы упомянуть о его доблести, а не о любви в девятилетнем возрасте и о прочих такого рода незначительных вещах, которые сообщили ему об этом великом муже. Впрочем, что тут сказать? Язык всегда стремится к больному зубу, а любящий выпить всегда рассуждает о винах.

4

После этой битвы Данте возвратился домой и с еще большим жаром, чем прежде, принялся за свои занятия, но при этом вовсе не оставался вне событий, происходивших в городе и государстве. Удивительно! Он постоянно предавался ученым занятиям, чего никому бы и в голову не пришло по причине его радушного поведения и юношеского общения. Здесь я должен указать на заблуждение множества несведущих, которые полагают, что ученым занятиям предаются только те, кто скрывается в уединении и пребывает в праздности: мне никогда не случалось видеть, чтобы кто-нибудь из такого рода скрытных и чуждающихся общения людей знал хотя бы три буквы. Возвышенное и великое дарование не нуждается в такого рода истязаниях. Напротив: истинно и совершенно верно утверждение, согласно которому то, что не проявляется быстро, не проявляется никогда, так что устраняться и уклоняться от общения весьма присуще тем, кто вовсе не способен постигать по причине своей невысокой одаренности.

Данте не только поддерживал светское общение с людьми, но и женился в молодости. Женой его стала благородная дама из рода Донати, которую звали монна Джемма¹⁸ и от которой у него было несколько детей, о чем мы еще скажем в другом месте нашего труда. Здесь Боккаччо проявляет необдуманность, говоря, что быть женатым враждебно ученым занятиям. Он забывает, что и у Сократа, величайшего из живших когда-либо философов, были жена и дети, и что он исполнял также гражданские обязанности по отношению к своему городу, и у Аристотеля, превосходившего всех мудростью и ученостью, было в разное время две жены и даже дети и много богатств. И Марк Туллий, и Катон, и Сенека, и Варрон (все они были латинскими философами, причем величайшими) имели жен, детей и исполняли гражданские обязанности и участвовали в управлении государством. Да простит мне Боккаччо, но в этих вопросах суждения его весьма легкомысленны и далеки от истины. Человек – общественное животное, что признано всеми философами, и первый союз, благодаря которому город возрастает, это муж и жена: ничего более совершенного и быть не может, и только такая любовь естественна, законна и позволительна.

5

Итак, Данте взял себе жену¹⁹ и, живя светской, почтенной и устремленной к ученым занятиям жизнью, весьма деятельно служил государству, так что, в конце концов, по достижении положенного возраста его сделали одним из приоров²⁰, причем не по жребию, как делают теперь, но в результате выборов, как было принято в то время. Обязанности приоров исполняли тогда также мессер Пальмьери дельи Альтовити, и Нери мессер Якопо дельи Альберти и другие коллеги, а приорат его приходится на 1300 год. Из-за этого произошли его изгнание и вообще все невзгоды в его жизни, как сам он пишет в одном из Писем, где сказано следующее: «Причиной и началом всех моих бед и невзгод стали злосчастные собрания моего приората – приората, которого я не был достоин ни по опыту, а тем более по доверию и возрасту, хотя уже десять лет прошло после битвы при Кампальдино, в которой гибеллинская партия почти полностью погибла и прекратила свое существование. Я участвовал в ней не отроком и при оружии, испытал немалый страх, но под конец также и величайшую радость из-за различных происшествий этой битвы». Это его собственные слова.

А теперь я расскажу о причине его изгнания, потому что она заслуживает внимания, тогда как Боккаччо упомянул о ней скупо, поскольку ему она, возможно, не была так хорошо известна, как нам, по той причине, что мы писали «Историю»²¹.

6

Поначалу во Флоренции было множество распрей между гвельфами и гибеллинами, но в конце концов город оказался в руках у гвельфов и в течение долгого времени оставался в таком состоянии, пока проклятие не проявилось вдруг уже среди самих гвельфов, которые господствовали в государстве: их партии назывались Белыми и Черными.

Эта пагуба зародилась еще ранее среди жителей Пистойи, прежде всего в семье Канчельери, и, поскольку вся Пистойя была уже разделена, то в качестве целебного средства флорентийцы распорядились, чтобы предводители этих партий прибыли во Флоренцию и не вызывали больше беспорядков²². Однако это целебное средство оказалось таким, что не столько помогло пистойцам, устранив оттуда предводителей, сколько повредило флорентийцам, принеся эту пагубу к ним. Поскольку у этих предводителей было во Флоренции довольно много родственников и друзей, они не замедлили устроить там при поддержке родственников и друзей пожар еще больший, чем тот, который оставили в Пистойе. Поскольку дело приняло такой оборот и в обществе и в личных отношениях, этот зловредный посев проявился удивительным образом, так что город разделился: не осталось ни одной семьи ни среди знати, ни среди простонародья, которая бы не разделилась, не осталось ни одного сколь либо уважаемого человека, который не встал бы на сторону той или иной партии, так что разделены оказались даже многие братья по крови: один встал на одну сторону, другой – на другую.

Раздор продолжался уже много месяцев, столкновения все множились и не только на словах, но также и в поступках возмутительных и грубых, которые поначалу совершались между молодыми людьми, но затем распространялись и на мужей зрелого возраста, так что весь город пребывал в напряжении и колебании. Случилось так, что когда Данте был одним из приоров, партия Черных устроила в церкви Санта Тринита собрание, которое проходило в большой тайне, а в результате она стала действовать заодно с занимавшим тогда престол папой Бонифацием VIII, который отправил во Флоренцию мессера Карла Валуа из королевской семьи Франции для умиротворения и проведения земельной реформы²³. Когда об этом собрании стало известно другой партии – Белых, у тех немедленно возникло подозрение настолько сильное, что они, вооружившись и заручившись поддержкой сторонников, отправились к приорам с обвинениями против состоявшегося собрания и принятого на приватном совещании решения о положении в городе: все было сделано для того, говорили они, чтобы изгнать их из Флоренции, а потому требовали от приоров покарать столь возмутительную крайность. Участники собрания, тоже пребывая в страхе, взялись за оружие и стали жаловаться приорам на своих противников, которые без государственного на то решения вооружились и приготовились к обороне, утверждая, что они желают изгнать их под различными предлогами, и требовали, чтобы приоры наказали тех как нарушителей общественного спокойствия. И та, и другая сторона подготовила слуг и сторонников; страх, ужас, угроза были необычайно велики.

Итак, поскольку город взялся за оружие и пребывал в волнении, приоры по совету Данте позаботились, чтобы множество народа приготовилось к обороне, и когда к обороне приготовились, они отправили предводителей обеих партий на границу. Так, мессер Корсо Донати, мессер Джери Спини, мессер Джаккинотто Пацци, мессер Россо дела Тоза и прочие их сторонники из партии Черных были отправлены на границу в Кастель делла Пьеве близ Перуджи. А из партии Белых отправились на границу в Сарцану мессер Джентиле и мессер Торриджано де Черки, Гвидо Кавальканти, Баскьера дела Тоза, Бальдиначчо Адимари, Нальдо ди мессер Лоттино и другие.

Это стало причиной весьма тяжких обвинений против Данте: несмотря то, что ему прощалось как человеку, бывшему вне партии, тем не менее его считали принадлежавшим к партии Белых, и он был против решения призвать во Флоренцию Карда Валуа, ставшего причиной беспорядков и несчастий для города и вызвавшего зависть, поскольку та часть граждан, которая была послана на границу в Сарцану, немедленно возвратилась во Флоренцию, тогда как та часть, которая находилась на границе в Кастель делла Пьове оставалась вдали от города. Данте отвечает на это, что когда находившихся в Сарцане отозвали обратно, он не был на службе в приорате, так что его обвинять не следует, а кроме того говорит, что возвращение их произошло из-за болезни и смерти Гвидо Кавальканти, который заболел в Сарцане малярией и вскоре после этого умер²⁴. Эта предвзятость и побудила папу послать во Флоренцию Карда Валуа²⁵, который, будучи принят в городе из уважения к папе и королевскому дому Франции, немедленно вернул обратно граждан с границы, а затем тут же изгнал партию Белых после раскрытия заговора его бароном мессером Пьеро Ферранти. Последний сказал, что три знатных господина из партии Белых, а именно Нальдо ди мессер Лоттино Герардини, Баскьера делла Тоза и Бальдиначчо Адимари, обратились к нему с предложением договориться с мессером Карлом Валуа, чтобы их партия осталась господствующей в государстве, и, если он это устроит, обещали дать ему в управление Прато²⁶, и предоставил записи об этом предложении и обещании с их печатями. Оригинал этих записей я видел: он до сих пор находится в Палажио среди прочих государственных записей, однако, на мой взгляд, вызывает подозрения, и я полагаю, что это, несомненно, подделка. Как бы там ни было, за этим последовало изгнание всей партии Белых, что показывает возмущение Карла этим предложением и сделанным обещанием²⁷.