Итак, я осталась у Вэнов. Гарт оказался почти не против, хотя особенно со мной не разговаривал. К счастью, его почти не было дома, и мы с Синтией неплохо проводили время. У неё оказалась большая творческая мастерская в гараже, и чем мы только ни занимались: собирали в поле травы и делали гербарий, или занимались живописью, или даже лепили из глины (у Синтии был гончарный круг). Синтия ещё умела вышивать и вязать, но к этим занятиям у меня не оказалось склонности. Зато я могла много рисовать.

– Это он, – сказала я, показывая Синтии блокнот. – Мой друг из снов.

– Странник? – с любопытством спросила она.

– Ага, он. Вернее… оно? Я не знаю: это мужчина или женщина…

Странника было сложно изображать: иногда я вообще не видела его, а только слышала, а если он и появлялся, то держался самого тёмного угла. Что я могла точно сказать, так это то, что он был такой высокий и тонкий, и руки у него были немного длинноваты. Ещё у него было что-то вроде плаща, и густые длинные волосы. Иногда можно было увидеть его белые пальцы и длинные ступни, потому что он обычно был босиком. Странник перемещался вопреки законам физики, иногда сидя в углу под потолком, или шагая по стене, либо отдыхая вверх ногами. А ещё у него были яркие глаза, которые блестели в темноте, как два изумруда.

Такой он и получился на рисунке, правда, не очень симпатичный: весь чёрный, да на лице ничего нет, кроме глаз. Но я его точно не боялась, напротив, с ним было очень спокойно.

– Иногда мне не хочется выходить из лабиринта, потому что я знаю, что, как только выйду, он исчезнет.

– Пригласи его на встречу вне лабиринта.

– Ты думаешь, он придёт?

– Почему нет?

Одно занятие перетекало в другое, и я даже не замечала. В какой-то момент мы переходили на кухню и там разворачивался не менее творческий процесс готовки пищи. У Синтии были какие-то невероятные горшочки, ложечки и баночки с разноцветными пахучими специями. Несмотря на некоторую хаотичность нашей работы, мы всегда успевали приготовить ужин и убрать кухню до того, как Гарт приходил с работы.

Синтия всегда была рада его видеть. Он переодевался, умывался, и мы садились за стол. Кот Винстон, который нетерпеливо крутился под ногами в процессе готовки, получал свою порцию и тоже отужинал с нами. Ели мы обычно в молчании (потому что все оказывались голодными к концу дня), зато потом мы перемещались в гостиную пить чай, и Синтия спрашивала Гарта, как прошёл его день. Он любил рассказать о работе. Так я выяснила, что не просто лечит зубы: он был стоматологом-хирургом и делал много удивительных вещей. Сначала мне было непонятно, почему я слушаю о переломах челюстей и зубных протезах за чаем с печеньками, но Гарт так оживлялся, рассказывая о своих трудностях, что мне постепенно стало становиться интересно. Иногда я не понимала, о чём он говорит, и я задавала вопросы. Тогда Гарту было не лень встать и достать из стеклянного шкафа справочник по анатомии, чтобы показать мне всё наглядно. Синтия только сидела и наблюдала за нашими изысканиями, когда Гарт объяснял мне, как они восстанавливали разбитые челюсти пациенту, попавшему в аварию.

Мне кажется, Синтия улыбалась как-то по-особому.

Вечером я не хотела идти спать, но Гарту нужно было рано вставать на работу, и все обитатели дома подчинялись его расписанию. Я спала всё в той же комнатке для гостей. Винстон приходил ко мне, когда я собиралась ложиться в кровать, и запрыгивал со мной. Кот позволял погладить его великолепную шерсть, а Синтия заходила и выключала мне свет. Она прикрывала дверь, оставляя небольшую щёлку, чтобы кот мог выйти, если ему захочется. Иногда Синтия приходила посмотреть, уснула ли я. Однажды я увидела рядом с ней Гарта.

– Ты такая заботливая, – заметил он, а затем спросил: – Почему у нас нет ребёнка?

Она в ответ неопределённо пожала плечами. Гарт взял Синтию за руку.

– У тебя бы отлично получилось.

– Наверное…

Они обнялись и ещё немного постояли в полумраке.

– Пойдём, уже поздно, – шепнула Синтия и на цыпочках увела мужа в спальню.

Прошла неделя, и у Гарта, наконец-то был выходной. Это значило, что будильник на утро был отключён. Но я по привычке проснулась рано. Пока все спали, я решила сделать завтрак.

Я жарила гренки на сковородке, одновременно заваривала кофе в прессе. На запах подтянулся сонный Гарт Вэн. Он выглядел очень забавно: у него были растрёпанные волосы и смятая голубая пижама, состоящая из длинных штанов и майки. Он кое-как нацепил на припухшие глаза очки и удивлённо смотрел на меня.

– Привет, – сказала я. – Кофе?

– Не откажусь…

Гарт уселся на стол, и я поставила ему чашку кофе с гренками. На следующую порцию гренок надо было нарезать ещё хлеба, чем я и занялась, пока он ел.

– Ты уже хорошо освоилась, правда? – заметил хозяин дома, глядя, как я управляюсь с посудой.

Его тон был немного насмешливым; мне впервые пришло в голову, что, возможно, мне нельзя было трогать кухню водиночку.

– Ну да, – смущённо сказала я, перекладывая гренку на сковородку, – я дома всегда нам готовила… Я имею в виду, дома с папой.

– Он так и не научился готовить, да?

Я уставилась на Гарта.

– Ну, вообще-то, да…

Зря я отвлеклась от сковородки. Наверное, я налила многовато масла. Стоило мне повернуться обратно к плите, одна гренка подпрыгнула на вздувшемся масляном пузырьке, и в меня брызнуло раскалённым маслом.

– Ай!

Я отскочила от плиты, зажмурив глаза. В ту же секунду Гарт был рядом со мной.

– В глаза не попало? – выключив плиту, серьёзно спросил он.

Я почувствовала, как он берёт мою голову в свои ладони.

– Ошибочка вышла, – пробормотала я, боясь открыть глаза, чтобы в них не затекло масло.

– Спокойно.

Я, как по волшебству, действительно успокоилась. Гарт отвёл меня к раковине и аккуратно убрал с моего лица капельки масла, обильно смочив салфетку в холодной воде.

– Глаза в порядке, – уверил он.

Я открыла глаза и увидела его лицо очень близко. Пока он спасал меня от ожога, его движения были уверенными, но мягкими. Я представила, какого это: быть его пациентом, лежать в этом странном стоматологическом кресле и видеть над собой лицо Гарта. Пожалуй, именно такими сухими и спокойными должны быть лица врачей, чтобы пациенты не боялись. Он улыбнулся мне, и я поняла, что только Гарту Вэну доверила бы собирать мои зубы на место в случае чего. Впрочем, надеюсь, случая не представится.

– Порядок, – Гарт выпустил меня и вручил мне пакетик со льдом из морозильника: – Подержи у лица, чтобы ожога не было.

– Спасибо…

– Я работал врачом очень долго, – сказал он, возвращаясь к своему завтраку, как ни в чём не бывало, а затем приказал: – Ешь, а потом я хочу тебе кое-что показать.

Заинтриговал. Я поспешила позавтракать и убрать посуду, а затем мы отправились в… гараж.

– После медицинского университета, – рассказывал Гарт, – нас, молодых врачей, отправляли в места, где не хватало работников. И меня отправили прямиком в эту деревеньку. Мне это тогда казалось весьма обидной позицией. Поработав на здравпункте немного, я понял, что тут много не словишь.

– Тут был здравпункт?

– В лучшие годы, – кивнул Гарт. – Присядь.

Мы сели на две табуретки в гараже, а вернее, в его углу, который был отведён для хранения всякого хлама и садовых инструментов.

– Меня заметили и пригласили к себе Патиенсы. Они предложили мне стать их семейным доктором. Я считал, что мне повезло. Условия были хорошие, только было несколько серьёзных запретов…

Я заметила, что вцепляюсь пальцами в свою табуретку до боли в ногтях. Всю неделю мы не поднимали тему Патиенсов, моего дяди, и вообще всей этой ситуации.

– И вы согласились?

– Я был уверен, что это лучшее, что я мог получить в этой ситуации, – кивнул Гарт. – Я остался. Я жил у них в замке, ел, получал всё необходимое. Правда, работать нужно было день и ночь, и я не имел права никуда уйти. Я должен был лечить как прислугу, которая тоже постоянно жила в замке, так и самих хозяев. Мне пришлось получать дополнительное образование. Потому что, как оказалось, пациенты были нестандартные.

– И где вы учились?

– Прямо у них в библиотеке, – Гарт развёл руками и пояснил: – Ни один университет не смог бы мне рассказать, что…

– Не говорите мне, – я перебила, потому что у меня уже начинала кружиться голова. – Так вы… были в курсе?

– Подыши, – посоветовал Гарт. – Я и сам неделю доходил. Не желал верить.

– Неделю! – я подскочила с места. – Я бы месяц думала, если бы не записка от папы…

– Ну, я всё-таки был немного старше тебя, – улыбнулся он. – К тому же, здоровье вампиров работает не так, как здоровье людей. У них другие потребности, и я бы не смог с ними работать, если бы не знал.

Я смотрела на Гарта во все глаза. Всё закручивалось куда круче, чем я думала. Он, видя мой интерес, улыбнулся и продолжал:

– Но я хранил их секрет очень хорошо, и спустя три года мне позволили построить этот дом и жить более свободно. Но я всё равно много времени проводил в замке. Всему виной были двое ребят: Шери и Бо. Бо было восемнадцать, а Шери – шестнадцать.

– Вы их знали!

– Да, мы спелись за то время… Но из-за этой дружбы мне и пришлось уйти с работы.

Я смерила Гарта оценивающим взглядом: он оказался гораздо старше, чем я о нём думала. По нему было сложновато понять, сколько ему лет. Может, он тоже вампир?

– А что, собственно случилось? – спросила я.

– Это я и хотел тебе показать.

Гарт встал и, придвинув табуретку к горе картонных коробок, залез повыше и достал из-под потолка одну коробочку. Загадочная коробочка была покрыта палью. Гарт сдул её, подняв в воздухе небольшое облачко.

– Вот, – сказал он, садясь на своё место.

Он позволил мне открыть коробочку, и я обнаружила в ней маленькое выцветшее покрывало с какими-то неопределёнными цветочками и старый ежедневник.

Я едва ли что-то поняла, взглянув на это вещи. Подняв взгляд на Гарта, я ждала объяснений.

– Эта пелёнка была на тебе в день, когда ты родилась… Я…я не знаю, почему сохранил её. Не мог выбросить.

Коробочка выпала у меня из рук, глухо стукнувшись об пол.

– Вы… – прошептала я, – были там, когда я родилась?..

– У меня был выбор: помогать Шери с её ребёнком или остаться с работой. Я выбрал Шери.

Пока я молча переваривала услышанное, Гарт достал из коробочки ежедневник и развернул его хрупкие страницы:

– Тут я записывал информацию о тебе в впервые дни. Первая запись – второе октября, четырнадцать лет назад…

Он показал мне страничку ежедневника, которая была аккуратно расчерчена в таблицу: дата, вес, рост, и ещё другие параметры, вроде сколько я спала и сколько раз ела. Всё было записано красивыми длинными буквами, совсем нетипичным для врача почерком.

– Вес, конечно, маловат, всего-то два килограмма, – прокомментировал Гарт, – но ты и родилась гораздо раньше, чем обычный ребёнок. Я скоро понял, что ты будешь в порядке, потому что вампиры быстрее растут, чем человеческие дети, а ты, как-никак, наполовину Патиенс…

Мы посидели несколько секунд в тишине; я разглядывала пол.

– Значит, всё правда, – заключила я.

Гарт кивнул и поднялся со своей табуретки:

– Мне выйти?

Это было хирургически точное попадание.

– Да, я хочу побыть одна, – проговорила я.

– Я буду здесь неподалёку, если нужно.

Без лишних вопросов Гарт удалился из гаража. Я почувствовала тотальное одиночество. Взяв в руки своё детское покрывальце, я прижала его к своей груди, обнимая себя. Странно, но я почувствовала тепло. Отняв покрывальце от груди, я обнаружила, что оно ярко-жёлтое, а цветочки на нём розовые, как будто оно новое, как тогда. Четырнадцать лет назад…

Полутёмная комната на чердаке домика на задворках Лизпорта. Тут особо ничего нет кроме низкой кровати, деревянного стола, стульев на шатких ножках и жёлтой раковины для умывания. Я вижу всё почти как живое. А вот и моё покрывальце в руках у…

– Плохо, плохо… – пробормотал Гарт Вэн, нервно сминая в руках цветастую ткань. Опомнившись, он бросил её на стол и обернулся к кому-то, кто стоял рядом в темноте.

– Она теряет силы, – сказал врач шёпотом. Интересно, Гарт почти не изменился за эти годы: может, немного морщинок добавилось вокруг глаз, да немного выцвели волосы. Зато его собеседник…

– Так не должно быть, – упрямо укусив губу, сказал Бронислав Патиенс.

Его можно было узнать, но какой же он был молодой и тонкий, непохожий на себя! Он был в джинсах и серой клетчатой рубашке. Рукава были закатаны до локтя, а на запястьях были какие-то блестящие браслеты. Лицо у него было не просто уставшее, а измотанное, и глаза его тревожно бегали.

– Да, не должно, – согласился Гарт, – но это… нетипичный случай.

Бронислав нахмурился и, жестом приказав Гарту уйти с дороги, подошёл к кровати. Там лежала девушка, и её черты были мне смутно знакомы.

– Шери, ты слышишь?

Девушка повернула к брату лицо; оно было серовато-белым, а губы стали почти синие. Шери накрывалась одеялом с головой и не подпускала к себе никого; ей было очень плохо, но она хотела пережить эту боль одна.

Увидев, что она реагирует, Бронислав улыбнулся. Он присел на корточки рядом с кроватью, заглядывая сестре в лицо, но её затуманенный взгляд блуждал где-то в других мирах.

– Ты будешь жить, ясно? – Бронислав взял Шери за руку. – Ты выдержишь.

Он дал ей воды (она не смогла сделать глоток, только слегка смочила рот), открыл окно. Ночной прохладный воздух поплыл в душную комнату, и, почувствовав его на своём лице, Шери немного оживилась. Её взгляд забегал по комнате, и она шепнула что-то, очень-очень тихо.

– Что она сказала? – засуетился Гарт.

Бронислав не услышал, но он знал; только одно лицо она могла так судорожно искать.

– Я знаю, что нужно делать, – сказал он. Это был блеф, но нужно было попробовать любые способы.

Он вышел за дверь на лестницу, ведущую вниз. Здесь был ещё один паренёк, светловолосый, жилистый. Он сидел на ступенях, сложившись пополам, так что его колени торчали выше его головы. Он обхватил голову руками и старался не думать…

Когда ему позвонили и сказали, что с Шери неладно, конечно, он прибежал. Сначала она кричала, и это он ещё мог понять. Но теперь она совсем перестала кричать, то приходя в сознание, то проваливаясь в обморок, и это длилось часами. Мэттью Дистурб не выдержал и вышел на лестницу. Стиснув виски руками, он сидел здесь, слушал. Он мог бы в любой момент, словно булыжник, скатиться вниз по лестнице, пока все заняты, и его бы больше никто никогда не увидел. Но он не давал себе это сделать, но и вернуться за дверь не находил сил. Наконец, голос Бронислава нарушил тишину:

– Мэтт, пойдём. Ты там нужен.

Парень оторвал руки от головы и обернулся на зов. Он почти мальчик, но очень симпатичный: у него вьющиеся волосы и веснушки, но в глазах такой страх, что можно самому испугаться, посмотрев в них.

Бронислав стоял на верху лестницы; он и так почти задевал головой крышу чердака, а теперь казался ещё выше.

– Ну, пошли! – поторопил он. – Она тебя зовёт.

Мэтт захлопал ресницами: значит, она жива! Но когда собирался встать, всё тело будто онемело. Ему физически больно было, когда он думал, что его ждёт за этой дверью.

– Я не могу, – отметил Мэтт. – Я не пойду.

Лицо Бронислава стало ещё более мрачным. Он спустился на пару ступенек вниз, и его ноги громко топали по деревянной лестнице. Впервые за долгое время он позволил себе разозлиться: он работал день и ночь, чтобы добыть денег и дать возможность выжить сестре, которая сейчас не могла о себе позаботиться. Гарт не отходил от Шери, справляясь с её сложной беременностью. И только он, Мэтт, первоначальный источник всех проблем, будет отсиживаться в углу, как трус!

«Ну, нет, папаша, спасай семью!» – со злорадством подумал Бронислав, но сказал вслух очень спокойно:

– Нет, Мэтт, ты пойдёшь.

Он схватил парня за плечи – тот даже ойкнуть не успел – и потащил вверх. Через секунду они были уже на чердаке. Мэтт растерянно оглядывался и потирал плечо, на котором остались ямочки от ногтей Бронислава. Обернувшись, парень обнаружил, что Гарт встал у двери, скрестив руки на груди; выхода из комнаты не было.

– Что ты…?

– Иди сюда, – тихо скомандовал Бронислав, присев у кровати.

Мэтт нерешительно шагнул вперёд. Шери повернулась на звук шагов и, увидев Мэтта, слегка улыбнулась. Ей было сложно пошевелиться, но она протянула к нему руку.

– Руку, Мэтт, – потребовал Бронислав, и Мэтт нехотя подставил ему ладонь.

Тут же в воздухе мелькнуло что-то острое, и Мэтт вскрикнул: от запястья до пальцев на его ладони была рана. Он попытался выкрутиться, но Бронислав крепко его держал. Нужно было действовать быстро, и не было уверенности, что это сработает. Бронислав соединил руку Мэтта с протянутой белой ладонью Шери и крепко сжал их вместе, словно скрепил печатью: не расцепить.

Тут же Мэтт почувствовал, как на него накатывает волна слабости. Он жадно глотнул воздух, но его ноги подкосились, и он рухнул на колени.

– Что за?!

– Тише, – успокоил Бронислав.

К Шери вернулся голос. Она крикнула:

– Гарт!

Врач был уже здесь, у кровати. Всё вокруг засуетилось и пришло в движение, но только не для Мэтта. Его рука в руке Шери онемела, будто каменная, и весь мир начал расплываться и таять, пока парень не потерял сознание.

Очнулся он так же, у кровати. Всё уже было тихо, и через окошко было видно, что занимается заря. Рука у Мэтта была заботливо перебинтовала, крови не было. Оглянувшись, он увидел, что Бронислав и Гарт сидят на стульях у стола в состоянии, близком ко сну.

– Молодец, Мэтт, – заметив шевеление, Бронислав поднял вверх большой палец и снова устало откинулся на спинку стула.

– Мэтт…

Парень вздрогнул и, как был, на коленях, подполз к кровати. Шери уже не страдала. Её лицо просветлело, и она прижимала к груди комочек, завёрнутый в жёлтое с розовыми цветами покрывальце.

– Это девочка, Мэтт, – сказала Шери, и глаза у неё блестели, – наша девочка.

Мэтт взял на себя смелость приоткрыть край покрывальца и увидел малюсенькое лицо, белое и мягкое, как сметана. Дитя открыло зелёные глазищи и удивлённо заморгало, глядя на нового папу. И тогда, к своему удивлению, Мэтт почувствовал то, чего давно не мог почувствовать: любовь. Любовь к Шери и ещё к этому маленькому, похожему больше всего на маленькую обезьянку, ребёнку.

– Как её зовут? – спросил он.

– Ева, – ответила Шери и поцеловала юную Еву Дистурб в крохотный лобик.

Мэтт раскрыл руки и очень аккуратно обнял их обеих. У него ещё жгло рану на руке, но, кажется, он был готов теперь принять испытание.

Очертания их медленно расплылись, и я снова оказалась одна в гараже со старым покрывальцем. Мне нечем было вытереть слёзы, так что я вытерла им.

– Дядя Гарт?

– Да?

Он показался в дверях. Запахло табаком: пока я тут сидела, он успел сходить покурить.

– Что я только что видела? – я усердно тёрла лицо, стараясь вернуть себе приличный вид.

– Ты видела?.. – переспросил Гарт.

– Да, я как будто попала в прошлое, – попыталась объяснить я, – и видела день, когда я … я родилась.

– Интересно, – хмыкнул он, садясь рядом со мной на табуретку, и объяснил: – У твоего дяди была такая способность. Он как бы видит воспоминания о событиях, которые сохранили те или иные вещи… Не думал, что и ты так сможешь…

Ещё один сюрприз! Так вот что это было сейчас и тогда, во дворе замка. Значит, юбка девушки из прислуги и ключи Хьюго сохранили воспоминания о том дне, когда дядя избавлялся от прислуги.

– Извини, если тебя расстроило то, что ты увидела, – рука Гарта нерешительно легла мне на плечо в утешительном жесте.

Хоть глаза у меня были припухшие от слёз, я постаралась улыбнуться:

– Ничего. Я думаю, я бы не увидела это, если бы не хотела увидеть…Это ведь так работает?

– Пожалуй, – пожал плечами Гарт.

– Теперь я начинаю понимать…

Я думала, дядя Бронислав – злодей в моей истории, но всё оказалось запутанно.

– Да, ситуация непростая, – согласился Гарт. – Но всё как-нибудь встанет на свои места.

Я заметила, что улыбаюсь. Мне бы хотелось обнять этого странного врача. Я думала, что потеряла отца, но оказалось, что я нашла двух.

Глава 9
Похищение

То ли холодные осенние дожди с моря меня проняли, то ли слишком много переживаний свалилось на мою голову, но я заболела. С утра ещё было ничего, только голова болела, а к вечеру у меня поднялась температура, и стало ломить всё тело. Синтия уложила меня в кровать и дала какой-то магический пахучий отвар. Даже с моим заложенным носом я чувствовала аромат трав. Я потихоньку пила отвар и пыталась читать книгу, но в голове у меня гудело, и буквы расплывались перед глазами. Когда вернулся Гарт, я траурно вручила ему градусник.

– Ого, да ты горишь! – был его диагноз, и Гарт тут же подмигнул мне: – У вампиров такого не бывает.

– Хоть что-то, – буркнула я и закашлялась.

Синтия вошла к нам в комнату с телефоном в руках.

– Повиси, – попросила она собеседника на другом конце линии и, прикрыв трубку рукой, сообщила: – Это Барбара, она может приехать завтра, но, раз ты болеешь, я, наверное, скажу, что не надо ехать…

Барбара Дефенди! Как давно я хотела с ней увидеться!

– Нет-нет, пусть приедет! – запротестовала я, и мой голос захрипел.

Синтия вопросительно посмотрела на Гарта. Тот пожал плечами:

– Если не боится заразы…

Барбара не боялась заразы, и согласилась приехать. Зная об этом, мне стало легче переносить мои страдания. Приняв лекарства – природные и аптечные – и прополоскав горло, я заснула целительным сном. Синтия разбудила меня утром. Открыв глаза, я поняла, что мне уже гораздо лучше: жара не было, тело стало лёгким, и только опухший нос напоминал о простуде.

– Я пойду встречу Барбару на станции, – сказала Синтия. Она уже была одета, чтобы выходить.

– Я с тобой! – хотела воскликнуть я, но мой голос предательски просел, и я закашлялась.

– Лежи-лежи, а то тебя продует и станет хуже, – остановила Синтия. – Мы скоро вернёмся.

– Ладно, куда я денусь, – я развела руками и набросила одеяло на голову.

Когда Синтия ушла, я обнаружила, что было очень тихо: я осталась дома одна. Уже снова накрапывал дождь, но у меня было тепло, и на помощь пришёл кот Винстон, так что мне было с кем пообщаться. Итак, я сидела на кровати и гладила кота. Дождь забирал всё сильней, и вскоре вода уже лилась во всю, а ветер раскачивал ветки клёна под моим окном. Наверное, я рано радовалась и у меня снова поднималась температура: становилось жарко. Я знала, что вредно видеть с открытым окном, когда болеешь, но всё же решилась открыть форточку. Грохот дождя стал ещё громче: надо же, за окном нельзя было ничего разглядеть в этом ливне! Я отошла подальше от окна и наблюдала дождь с безопасного расстояния. Винстон пришёл мне под ноги, и я присела к нему на пол.

«Хрясь!» – я вздрогнула от звука и обернулась. Кажется, это сломалась ветка у клёна.

– Ну ничего себе ветер… – пробормотала я, как вдруг Винстон подскочил, выгнул спину и зашипел.

– Ты чего? – удивилась я, стараясь снова приласкать кота, но он вырвался у меня из рук и побежал прочь из комнаты.

– Ну стой, ты куда?!

– Умный котик, – едва слышно проговорил чей-то незнакомый голос.

Я резко обернулась и увидела в окне, что на ветке дерева кто-то был. Больше ничего не удалось разобрать: послышался щелчок, и что-то больно кольнуло меня в шею. От укола холодная волна оцепенения разошлась по моему телу, и я провалилась в темноту.

***

Я проснулась, лёжа на холодном бетонном полу. Было холодно и темно. Вдобавок ко всему я почти не чувствовала своей шеи, на её месте будто был кусок льда, и прикосновения моих пальцев неприятно жгли её. В ушах страшно звенело.

Поднявшись на ноги, я огляделась вокруг.

Я была в просторной тёмной комнате, в воздухе ощущалось сразу два характерных запаха: запах животных, как в зоопарке, и запах лекарств, как в больнице. Где-то совсем близко от меня, в темноте раздавались тихие звуки, будто стены говорили. Я сделала несколько шагов к стене, вслушиваясь, и вдруг испугано замерла. Из темноты на меня любопытно смотрели два круглых маленьких медово-жёлтых глаза.

Я подождала, пока мои глаза привыкнут к темноте, подошла поближе, и, вглядевшись лучше, увидела, что на меня смотрит маленькая обезьянка с золотистой шёрсткой. Она сидела в тесной клетке из толстой проволоки, которая была как-то прикреплена к стене на уровне моей головы. Я протянула к клетке руку, и обезьянка испуганно отпрыгнула прочь. От её движений клетка зачалась, и я испугалась, что она упадёт, поэтому остановила клетку рукой. Обезьянка удивлённо ойкнула, подобралась к самому краю своего жилища, и протянула ко мне лапку. Я тоже протянула ей руку, и её маленькая чёрная ладошка обвилась вокруг моей. Обезьянка осторожно сжимала и разжимала пальцы, поворачивала мою руку. Она выглядела такой удручённой и растерянной, что я невольно засмеялась. От моего смеха, обезьянка вскрикнула и закрыла мордочку ладонями.

Её вскрик разбудил кого-то под потолком, тот заухал и захлопал крыльями, осыпав меня перьями, потом кто-то ещё пронзительно запищал, замяукал, внизу у пола залаяли и зашипели и заплескались….

Все стены до потолка были завешены клетками с самыми разными зверями и птицами, на полу стояли террариумы со змеями и ящерицами, и всё это, разбуженное мной, разом так зашумело, что у меня гудело в ушах.

Я побежала прочь, от этого шума, и вскоре нашла выход из комнаты. Это была не дверь, и даже не штора, а просто низкий проём, занавешенный какой-то серовато-белой грубой тканью, на которой был выткан сложный узор. Я присмотрелась. «За этой занавесью начинается сон», – гласила вытканная надпись. Я отодвинула эту занавесь, но только я двинулась вперёд…

Темнота. Как будто на мою голову набросили мешок.

Проснулась я всё в той же комнате, лёжа на полу у выхода. Голова у меня болела пуще прежнего. В комнате стояла полнейшая тишина. Приподняв голову, я увидела, что звери и птицы мирно спят по своим клеткам, как ни в чём не бывало. То есть, если накинуть на кого-то эту странную тряпку, то этот кто-то тут же уснёт? Интересный артефакт…

Не успела я подняться, как за занавесью послышались шаги. Я на четвереньках отползла от прохода, и притворилась, что сплю. Шаги всё приближались. Они остановились перед занавесью, послышался тихий шёпот, после чего занавесь колыхнулась, и в комнату вошёл человек.

– Ну, чего раскричались? – спросил мужской грубый голос.

Я лежала на полу, чуть приоткрыв один глаз, и видела только его ноги в чёрных блестящих ботинках и длинных брюках. Он медленно прошёлся кругом по комнате, но около меня остановился. Довольно грубо ткнув меня носком ботинка в бок, и не получив в ответ никакой реакции, человек просто переступил через меня, отодвинул занавесь и вышел. Почему на него не подействовала сонная магия? Я ухитрилась быстро выскользнуть вслед за ним, пока покров не упал на комнату снова.

Я оказалась в тёмном коридоре. Кругом было много дверей, все они были закрыты, но из-за них исходил свет. Я подошла к первой попавшейся двери, и открыла её.

Дневной свет с непривычки слепил меня, и я, щурясь, остановилась на пороге. Комната была хорошо освещена, покрашена в белый, белыми были и столы, и шкафы, а на столах были какие-то приборы. Один из столов был занят кофейником и чашками, а за столом сидели три женщины в белых халатах, разговаривали и пили кофе, оставив свою работу. Запах их напитка, запах чернил и гари странно смешались, и у меня свело.

Увидев меня, женщины замолчали и удивлённо посмотрели на меня.

– Это ещё кто? – спросила одна из них.

– Это та девочка… – ответила ей другая.

– Леон растяпа!

–Вообще этот мальчишка очень распустился в последнее время…

–Тише! Он же может услышать!

– Давайте просто запрём её сами, а?

Кажется, дело плохо.

Вряд ли эти женщины объяснят мне, что происходит. «Ну нет, просто так вы меня не запрёте!» – подумала я, развернулась и побежала прочь по тёмному коридору.

– Эй, стой! – послышалось вслед, но я только ускорила бег.

Я не понимала, куда я бегу. Бег, движение, разгоняло кровь по онемевшему от холода телу, кружилась голова, и становилось жарко. Я бы обязательно столкнулась с кем-нибудь, и тогда бы меня непременно поймали, но коридоры были пусты. Однако погоня не отставала. Надо отдать им должное, для дамочек на каблуках ив юбках, они очень неплохо бегали.

Но я, босиком и в своей просторной пижаме, быстрее.

Коридоры, лестницы, двери, множество комнат, рисунки и карты на стенах, какие-то пыльные шкафы с книгами, блестящие белые лабораторные столы, приборы… Всё проносилось мимо, всё было одинаково. Вскоре я почувствовала, что устаю, и скоро не смогу бежать, а шаги позади всё не стихали. Мне нужно было срочно куда-то спрятаться и перевести дух. В тот самый момент, когда я это поняла, позади раздались крики женщин:

– Леон, Леон! Она убежала!

– Далеко не убежит! – ответил им грубый мужской голос, тот самый, который я слышала в зверинце.

«Убежит», – мысленно возразила я ему. Завернув за угол, я увидела металлическую дверь, а рядом с дверью, на крючке, висел ключ. Я, не раздумывая, схватила ключ, открыла тяжёлую дверь, и, юркнув в комнату, быстро заперлась. Прислонившись к холодной двери спиной, я села на пол, тяжело дыша. Я услышала, как за дверью мужской голос громко выругался, потом что-то тяжёлое ударилось в дверь.

– Вот чёрт! Придётся искать запасные…

После этого послышались удаляющиеся шаги.

Я тихонько хихикнула, злорадствуя.

Вдруг что-то в полумраке комнаты громко охнуло, и я вскочила на ноги, готовая снова бежать. В комнате стояли кушетки, а на кушетках – нечто, укрытое белыми простынями. Из-под простыней тянулись тонкие провода и трубки к каким-то приборам на полу, которые издавали умиротворяющий гул. Я прошла между кушетками вглубь комнаты, и ещё раз услышала, как что-то громко вздыхает. Обернувшись, я увидела на кушетке человека, а точнее то, что когда-то было человеком. Его бритая налысо голова и лицо были ещё белее, чем простыня, щёки впали, а большие водянистые глаза с бессмысленным выражением уставились на меня. Я вскрикнула и испуганно отпрянула, но существо не пошевелилось. Какое-то время я стояла и смотрела на него в оцепенении, но оно никак не реагировало, только шумно дышало. На него было больно смотреть – как будто из него достали все жизненные силы, но он каким-то страшным образом не умирал… Вряд ли он сможет подняться и как-то навредить мне. Наконец, я нашла в себе силы отвернуться, и поискать выход. Мне тут ужасно не нравилось, и чем скорее выберусь отсюда – тем лучше.

Я обошла комнату кругом, шаря руками по стенам, но стены были гладкими – ни одного окна, ни одной двери, кроме той, через которую я вошла. Иногда я оборачивалась, и видела, как блестят в темноте бессмысленные большие глаза, следя за мной. Мне становилось всё страшнее. А когда по коридору за дверью послышались шаги, меня охватила паника. Мне некуда было деться.