Книги Ласло Краснахоркаи – это особый мир, в который погрузиться, казалось бы, заманчиво просто. Погрузившись, понимаешь, что это чтение – труд, щедро вознаграждающий того, кто готов объять необъятное и не брать сюжет с самой поверхности. А вот в языке, удивительно точном, сочном и, впрочем, тоже необъятном, с предложениями в целую страницу, можно по-хорошему утонуть. Он затягивает так, что выплыть оттуда действительно невозможно, пока не дойдёшь до конца. В конце же изумлённого от смыслов читателя ждёт сюрприз на несколько страниц, где автор окончательно и безжалостно расправляется с нами, ставя невозможно эффектную «точку». Ничего не скажу о самом сюжете и великолепно прописанных героях. Читайте сами.
Изумительная книга! Прочитала чуть ли не за вечер, не могла оторваться. Сюжет постоянно держит в напряжении, а сам язык просто завораживает – перевод мастерский!
Очень занятная книга о том, куда может привести тотальное бездействие граждан маленького города, которые полностью погружены в себя и свой уютный быт. Каждый из них малодушничает и отмахивается от проблем пространства вокруг них. В каждом из них можно запросто узнать себя или своих близких - там прекрасно переданы все типы мещан.
Город завален мусором, но каждый из почтенных горожан стремится побыстрее убраться с улицы домой и запереться там в уюте и погрузится в свои проблемы. Это делает город легкой мишенью для интриганки, которая запускает цепь событий, приведших к смертям, арестам и сломанным судьбам всех горожан без исключения.
И только после такой встряски она убеждает людей обратить внимание на город и убрать весь мусор с улиц.
вторая попытка возвращения к тексту, к тексту cтоль cтранному и гипнотическому, с медленно нарастающей атмосферой холодного страха и надвигающейся катастрофы.
Предложения длиной в абзац; абзацы, похожие на главы, главы длиной в книгу; и совершенно другой вид потока сознания, образованного не случайными событиями, а намерениями, которые прерываются или расстраиваются этими событиями. События замечаются только потому, что именно это они и делают. Они нарушают рутину, подавляют политические амбиции, препятствуют семейному союзу, и подрывают провозглашенную национальную цель. Это центральная тема «Меланхолии» — страдание. Каждый страдает от последствий своих желаний. Универсальность изображенного страдания достойна разве что Достоевского. Каждый сам себе худший враг, сведенный с ума желанием, чтобы мир, особенно другие люди, были другими, чем он есть.Необъяснимо, чем больше они страдают, тем больше они преданы своим желаниям. Среди этих страданий появляется кит, которого цирковые служители называют самым большим китом в мире. Кит — или его туша — сопровождается «знаками и предзнаменованиями», необъяснимыми событиями, которые так сбивают с толку и грозят распадом каждого отдельного мира желаний. Кит также страдает, более остро, чем любое другое существо, поскольку он заключен в стальной аквариум, в который его заключили его «последователи». Другими словами, кит страдает за желания других.
Относится ли кит к Будде или Христу — возможно, к обоим — или к другим страдающим богам мифов и легенд — вопрос открытый для толкования. Что важно для истории, так это то, что это символ крушения поезда не человеческой природы, а человеческой цивилизации, поскольку пересекаются разнообразные амбиции, цели, идеалы и стремления. Лекарство от этого состояния не найти даже в религии, поклонении киту, поскольку такая преданность просто добавляет к общей сумме разнообразных желаний... а также к смерти кита. В конце концов, некоторые желания удовлетворяются, другие — нет. Но это временно. Сопротивление не просто бесполезно, оно также усугубляет проблему. Отсюда и связанное с этим чувство тревожной грусти.
Что тут скажешь: конечно, Ласло Краснахоркаи – автор неординарный, «букоф» не просто много, а очень много. Осилив когда-то его «Сатанинское танго», я запомнила свои впечатления как от сюжета, так и от авторской стилистики, и, поскольку это было довольно необычно, их хотелось повторить с тем же адреналином в крови. Иногда такое удавалось даже с другими авторами (например, с «Переводом показаний» Дж. Келмана), но вот, наконец, - второй роман.
Просто так, для развлечения, читать такое не возьмешься, нужен не просто настрой, а намеренные поиск и попадание в исторический хронотоп и определенные обстоятельства, даже, если хотите, подстерегание их. Наверное, поэтому для меня «вчера было рано, завтра будет поздно, значит – сегодня». Несмотря на плотный массив текста и параллельно возникающие воспоминания 90-х, когда писалась эта книга, читается быстро, и, погружаясь в рассказываемую историю, фактически, не столько читаешь, сколько смотришь ее как черно-белое кино в духе Дзиги Вертова (что-то сродни его «киноглазу» - своеобразный «текстоглаз») - как старую кинопленку. К слову, сходный эффект был для меня в фильме «Собачье сердце». Зато эйфория от прочтения имеет долгое и какое-то метафизическое послевкусие.
Сюжет философичен и процессуален, стиль вязок и максимально разветвлен уточнениями и деталями, что предопределяет читательскую судьбу - бесконечно тонуть в размышлениях и внутренних монологах героев (Эстер, Валушка, госпожа Пфлаум и др.), поскольку то, что происходит, подано через призму их восприятия, предчувствий, догадок. С приездом цирковой труппы с ее синим китом начинает раскручиваться последовательность странных событий в маленьком венгерском городке с его разрухой на улицах и в головах, что в конечном итоге приводит к перевороту. Эмоции при чтении, как канатоходец, балансируют между фрустрацией и фарсом, апокалипсисом и юмором.
Это стопроцентно одно из самых оригинальных произведений, прочитанных за последнее время, но рекомендовать его кому бы то ни было практически невозможно, да оно и не нуждается в рекомендациях, только в индивидуальном читательском зове. Где-то я прочитала, что автор замыслил написать тетралогию, и эти две книги – только ее половина. Дождемся и посмотрим, что будет дальше. Пока пессимистично, но, может, автор приведет-таки нас к переживанию гармонии мироздания?
Запирайте етажи, Нынче будут грабежи! Отмыкайте погреба – Гуляет нынче голытьба!
Ласло Краснахоркаи из тех литераторов, за кого не стоит браться, если хотите развлечься, отвлечься, получить удовольствие. Проза венгерского писателя каторжный интеллектуальный труд, браться за который имеет смысл лишь тому, кто уже закален чтением трудной во всех отношениях прозы, уверен в своих силах, терпении, умении извлекать смысл из абсурдистских и намеренно остраненных текстов (опыт чтения модерна и постмодерна приветствуется). Его книги всегда вызов, тест, проверка на прочность, которую ослику читательского долготерпения придется проходить даже без манка привешенной к носу морковки позитивной психологии. Надежда: "вот дочитаю и пойму, что все не так плохо, каким казалось, сквозь хаос проступит гармония, терпкая горечь чтения обретет сладостное послевкусие". Хрен вам в рот, дорогие бояре. В смысле - оставь надежду всяк, сюда входящий.
Зачем тогда читать, если все так плохо? Затем, что слава безумцам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец. Затем, что жизнь так печальна, но все мы ее живем. Затем, что мир, чудовищно несправедливый в миллионе локальных проявлений, глобально устроен правильно и справедливо, хотя бы даже осознать это малым человеческим разумением не было совершенно никакой возможности. Затем, что руины, в отличие от проекта или фундамента, содержат в себе информацию не только о бывшем прежде, но обо всех потенциальных возможностях воплощения. Затем, что распад и разрушение лишь одна из частей великого триединства архетипов, включающего Творение, Сохранение, Растворение, трех китов, на которых стоит Мироздание. Упс, вот слово и сказалось. Какое? Кит.
Именно с приездом в провинциальный венгерский городок странного цирка, имеющего единственным аттракционом показ исполинского Синего Кита и пользующегося крайне дурной репутацией, начинаются злоключения героев книги. Во всех странствиях жутковатый балаган, провонявший тухлой рыбой, сопровождают толпы людей, которые в обыденном восприятии никак не ассоциируются с фанатами, даже утрированно брутальными футбольными. Все это явные простолюдины, по виду даже не горожане, а заскорузлые от сохи селяне, которым сидеть бы этой лютой бесснежной зимой по своим хуторам, греться у очагов, готовиться к весеннему севу - а вот, поди ж ты, влекутся, как заговоренные за синим китом Меланхолии. Следует уточнить, что бытовое определение меланхолии как хандры, сплина, довольно далеко отстоит от множества значений, содержащихся в понятии. Буквально с греческого меланхолия - черная желчь, разлитие которой куда опаснее вспышек гнева холерика, меланхолия смертельное темное пламя мрачного помешательства, уничтожающее все, к чему приблизится.
В таком, фонтриеровском смысле, хотя Ларс фон Триер снял свою "Меланхолию" одиннадцать лет спустя после "Гармонии Веркмейстера" Белы Тарра, сценарной основой которого стала "Меланхолия сопротивления". Однако это не имеет прямого отношения к роману, хотя косвенные связи бывают более прочны, чем прямые и очевидные. Итак, в городок прибывает цирк, неся с собой хаос и страх. Одновременно с этим начинаются сбои в работе железной дороги, а общественный транспорт вроде как вообще исчезает, гаснет уличное освещение, с бульваров и площадей исчезают пешеходы и автомобили. Все словно погружается в испуганное ожидание, и разного рода мерзости не замедлят явиться. К чести Краснахоркаи, он не из тех творцов, что оглушают читателя смакованием чудовищных подробностей, у него скорее кинематографическое затемнение: подвести вплотную к ужасной черте, предоставив партнеру домыслить происходящее (что едва ли не хуже, чем если бы описал).
Тяжелая, во всех отношениях, книга о беспринципном манипуляторстве одних, готовности других стать бездумным орудием, молчаливом попустительстве третьих. О том, как те немногие, что могли бы противостоять хаосу, оказываются смяты или переходят на сторону зла. Это и графически непросто воспринимать, Краснахоркаи тяготеет к сплошным "кирпичам" текста, без диалогов и абзацев. Но если вы все же решились испытать себя, аудиокнига может оказать неоценимую поддержку. Знать, что движешься этим торным путем не один, а с спутником: сильным, умным, интеллигентным, одним своим присутствием вселяющим уверенность, что все не так безнадежно - такое неоценимо. Игорь Князев из тех немногих, кто способен дать именно это ощущение. Его чтение всегда эталонно хорошо, а в случае трудной прозы венгерского писателя превосходно.
Гипнотический, густой текст. Я влюбился с первого предложения, растянувшегося на целую страницу. Каждая деталь здесь удостоена эпитета, метафиры или сравнения, и я поражаюсь, насколько яркая атмосфера создаётся известными со средней школы приёмами. Кажется, что раньше подобные чувства вызывали только Гоголь и Платонов. Прерываний минимум: как точек в тексте, так и разрывов в истории - она плавно перетекает от персонажа к персонажу, как будто всё снято одним дублем. Несмотря на мрачную и тревожную атмосферу, в уюте книге не откажу отчасти потому, что мне комфортно в меланхолии, отчасти - из-за симпатии к главным героям. Да и к неглавным тоже: хоть они и пьяницы, мещане, вздорные и глупые, я вижу их в объектив Кустурицы, как если бы "Жизнь как чудо" сняли на чёрно-белую плёнку. Чему печально сопротивляются персонажи? Погром в городе подталкивает к мысли, что злу, но никто здесь, кроме жаждущей власти госпожи Эстер, не борец и уж, тем более, не спаситель, даже наоборот, герои рады бы противостояния избежать. Все здесь ищут некий миропорядок, пытаются объяснить и осмыслить течение жизни и себя в это объяснение встроить. Так Валушка упорно не замечает творящегося на земле и радуется совершенному движению небесных сфер, господин Эстер упорно замечает пошлость и беспорядок даже в любимой музыке и уходит в заточение, госпожа Эстер верит в счастливое тоталитарное будущее города, где жители под её руководством метут улицы, а госпожа Пфлаум успокоена запасом еды в кладовке и фарфоровыми пупсами. Этот комплекс из веры и усилий по её поддержанию и есть сопротивление, в общем говоря, беспорядку, хаосу. Под хаосом здесь понимается как унылость и пошлость провинциальной жизни, так и более широко, экзистенциальный ангст, жестокость природы, всё уничтожающий ход времени. Разумеется, при таком раскладе любое сопротивление обречено, потому и печально, но то, как герои сопротивляются, их и определяет. В этом контексте гигантский кит, путешествующий в фургоне по суше, похож на гротескно нелепый символ хаоса, за которым в город подтягиваются погромщики, своего рода хаоса жрецы. Заговорённые цирковым уродцем, бессмысленным порождением мирового беспорядка, они пытаются найти утешение в самом беспорядке, но за одну ночь вырабатывают и эту идею до предела и сдаются, тоже обречённые на поражение. В итоге, книга безысходна. Я долго в этом сомневался, но концовка все сомнения развеяла. Но всё равно, здесь достаточно тепла, как в отношениях Валушки и господина Эстера, так и в намёках, что несмотря ни на что, в мире всё на местах. И в конце концов, книгу очень вкусно читать (и хотя бы ради этого стоит): часто ловил себя на том, что бубню самые красивые места, чтобы покатать слова на языке.
Говорят, рецензия должна передавать дух книги, что ж, это совсем не так сложно, как может показаться на первый взгляд, спасибо автору и браво переводчику, вся книга может быть легко передана в одном очень длинном предложении на всю страницу, плавно перетекающем в абзац, причем сколько бы вы ни искали, вы не найдете здесь абзаца, а найдете только одно сплошную всепоглощающую тревожность, которая захватит вас, хотите вы этого или нет, сопротивляетесь или нет, желаете или боитесь, ибо автор весьма мастерски владеет словом, а переводчик – венгерским и русским, и даже если вы очень долго будете читать это предложение и искать, когда же оно, наконец, закончится, не надейтесь, ибо оно не закончится никогда, ибо в тревожные времена тревога может только нарастать и поглощать в свое кольцо все больше людей, и даже секс, коего на страницах книги немного имеется, не даст читателю желаемой разрядки. Ну вот, первое предложение таки закончилось, заняв ни много, ин мало, половину рецензии, но ведь надо еще написать еще половину рецензии, и, как вы можете догадаться, это снова будет одно очень длинной предложение, в котором почти нет сути, но есть чувства, эмоции, тревога, все возрастающая, все поглощающая тревога, избавиться от которой невозможно, что бы ни делали, постоянное ожидание аппокалипсиса, и даже если вы терпеливо продеретсь через первые две главы и дочитатете до тревожного развития тревожных событий, но ваши действия по-прежнему будут весьма нерешительными, а ваши мысли так и будут бегать как ноты по кругу, и да, это не опечатка, я не имела в виду, как тараканы, я таки целенаправленно написала ноты, ибо двое главных героев так или иначе связаны с музыкальной школой, и она, и музыка, так или иначе являются частью этого бесконечного, тягучего, связно-бессвязного существования, в далеком 1989ом году пророчески предрекающим конец привычного знакомого и обжитого мира, на смену которому приходит что-то пугающее, мертое и смердящее, которое пытаются выдать за цирк. Если вы таки дочитали до этого места, то вы большой молодец, ибо в реальной книге есть хоть какой-то сюжет, в этом же потоке сознания нет даже сюжете, а просто отражание.. Меланхолии и тревоги книги. И конечно, если бы в этом была моя цель, но это одно длинное бесконечное предложение-рецензия вообще никогда бы так и не закончилась, ибо, когда тобой владеет тревога, а окружающий мир погружается во мрак в прямо и переносном смысле, то можно бесконечно долго жевать жевачку собственных мыслей, и пугаться всего, даже того, что было раньше знакомо, и вздрагивать от всего, что раньше радовало, и пугаться, пугатсья, пугаться, добежать до укрытия, отдышаться на пару минут, и снова столкнуться с миром, который катитсья в тартары, для вас катитья, и для всех привычных обывателей тоже, хотя несомненно и в этом тревожном , странном ,рассыпающемся на куски мире есть те, кто танцует, сатанинское танго, хотя да, это уже другая книга, и ее я не читала, но даже и меланхолии сопротивления вполне можно узнат его первые робкие, нерешительные па, которые все нарастают и сливаются в вихрь, новой мировой псевдо-революции, или не революции, или бог его знает, что он там нам устроит, этот бродячий цирк с этим дохлым китом, но не революцию же, право слово...
Речь сегодня пойдет про одну из самых страшных тайн, до которой никому нет дела.
Как бывшему, хоть и горе-, но технарю, роман Краснахоркаи словно предлагает мне себя к рассмотрению через понятия из физики неравновесных систем. Не пугайтесь, это просто механизм, согласно которому распадается наша реальность. Подобные сравнения приходят мне при чтении всех книг Ласло Краснахоркаи, это один из моих любимых пророков апокалипсиса.
Мы наблюдаем смену фазы, прохождение переломного момента (точки бифуркации) в среде, где «что-то пошло не так»: происходит стремительный рост разупорядоченности, или откровенный хаос (энтропия). «В двух словах: это анатомия социального бунта, который приводит в итоге к тоталитарной диктатуре», — переводчик романа Вячеслав Середа. Новый строй — новый круг сатанинского танго в круговороте ада, это происходит сколько мы помним свою историю, ничего страшного. Страшно будет дальше.
К слову о строях, обратимся к моменту, когда господин Эстер, директор музыкальной школы, слышит бормотание настройщика, обнаружающего у инструмента «чистую квинточку»...
Сегодня мало кто помнит, что привычный европейскому уху музыкальный строй (равномерно-темперированный) искажает чистые интервалы небесной гармонии в угоду простоте сочинения и исполнения музыки, чтобы получить возможность пользоваться ладотональной системой. И эта проблема пролегает гораздо глубже, чем кажется. Потому что оказывается, что создать звукоряд на основе приятных слуху «божественных» интервалов, которым было бы можно свободно пользоваться, без коррекции, а по сути искривления (темперирования) этих самых интервалов невозможно в принципе. Это легко объяснить математически, т.к. частоты звуков в интервалах, называемых чистыми, находятся между собой в отношении простых чисел, и т.к. эти отношения у каждого интервала свои (2:1 в октаве, 3:2 в квинте, 4:3 в карте), и служат своей мерой при настройке, между собой они состыковаться не могут, и не сойдутся никогда. Если, к примеру, откладывать от одной и той же ноты чистые октавы и «чистые квинточки» (одну такую незамедлительно «исправляет» настройщик в романе), квинты пройдут свой круг и рано или поздно придут в ту самую ноту, от которой мы начали откладывать. Только она ни за что не совпадёт по частоте с той, которую мы получим рядом, откладывая параллельно чистые октавы, хотя это должна быть одна и та же нота, с одной и той же частотой. Разница между этой «одной и той же нотой» названа пифагорейской коммой, т.к. обнаружил несоответствие ещё Пифагор. Он, к слову, держал это знание под запретом, это была тайна пифагорейского культа, и членам ордена Пифагора было запрещено даже упоминать о существовании чисел, которые сегодня мы называем иррациональными; такие числа, называемые греками «алогон» («непроизносимые»), не вписывались в стройное представление устройства вселенной. Как сообщает Прокл, разболтавшие эту страшную тайну несчастные прогневили богов и все погибли при кораблекрушении.
Таким образом, равномерно-темперированный строй убивает представление Вселенной как математически совершенного космоса. Можно было даже восхититься таким изощренным издевательством со стороны природы. Но господин Эстер, оглушенный пониманием бессмысленности попыток внести в жизнь гармонию, сосредотачивается только на том, чтобы не высовываться из дома, не контактировать с Вселенной, которой больше нельзя доверять.
Музыка издревле считалась важной связующей частью мироздания, способной врачевать соответствия между душой и телом, как пишет Стюарт Исакофф в своей книге «Музыкальный строй»: «по мысли Платона, музыка могла "устранить любой раздор, возникающий в душе", потому что правильные музыкальные пропорции отражают колебания струн человеческой души». Музыка олицетворяла собой гармонию сфер; вспомним впечатляющие открытия Коперника, утверждавшие о связи пропорций чистых интервалов и орбит планет Солнечной системы. Ньютон ставил им в соответствие расстояния между цветами спектра солнечного света. Неплохое было поле для игры в бисер, истинно, что вверху, то и внизу. Однако все же есть здесь иррациональный червь (как вариант — трансцендентный) уже в силу того, что чистые интервалы есть, а благозвучного чистого строя быть не может.
В принятии темперации и состоит сопротивление иррациональному. Сопротивление поистине меланхоличное, ведь равномерно-темперированный строй ставит под сомнение саму идею того, что рациональное где-то там наверху вообще существовало (так я себе объясняю название книги) (а вы так делаете? объясняете себе название книги?).
Дальнейшее чтение было похоже на хроники моего сумасшествия...
Меня поразил эпизод с выходом крыс, после того как жена господина Эстера, которая живёт от него отдельно, ложится спать. Зверьки проникают в помещение в поисках остатков еды, и тут случается непредвиденная катастрофа! Госпожа Эстер пошевелилась во сне, и с неё упало одеяло. Совершенно непредсказуемый, катастрофический момент в понимании крысы для нас не содержит ничего незакономерного. Оказывается, что у кажущегося хаоса есть свой порядок (как не сойти с ума в поисках истинного хаоса без представления его как закона поддержания беспорядка, науке по всей видимости так и не известно).
Или возьмем восхитительную сцену в корчме. Валушка — противоположность господину Эстеру, молодой человек, чувствующий безмятежность гармонии вселенной каждую секунду и прослывший дурачком за малую толику присутствия в «реальном мире» («несущийся в цельном и неразделимом потоке всего универсума») — устраивает с помощью своих пьяных обрюзглых товарищей представление затмения Солнца. Дело в том, что это происходит всякий раз, когда хозяин питейной начинает кричать, что он закрывается, и гости, дабы отсрочить этот момент, просят Валушку показать, как там в небе происходит. Но оказывается, что прозорливый корчмарь все продумал заранее, и «ради порядка» объявляет о закрытии на пол часа раньше. Мы наблюдаем еще один пример управления событиями со ступеньки повыше.
И теперь упомянем самого загадочного персонажа в романе. В городок, где разворачивается действие, приезжает аттракцион с плохой репутацией. «Синий кит». Предлагают посмотреть на самого гигантского в мире синего кита. На его огромный труп, если быть точным. Ветхозаветный левиафан, неумолимый божественный рок? Перед нами его безжизненное чучело, так что божественного присутствия, кажется, можно не ожидать. Впрочем мы здесь и не за этим. В составе цирковой труппы есть карлик, уродец по имени Герцог, магнетически действующий на людей, потому что сам он представитель сознания еще на ступеньку выше, чем понимание человеческое. Его речи удивительны, он творит свою волю, и люди ему подчиняются, приверженцы, которые ходят за Герцогом из города в город обращают все в руины.
Конечно, есть определенная иерархия в понимании проявления хаотической сущности, после чего она уже не оказывается таковой. И мы стоим на очень низкой ступеньке. Небесный порядок никогда не спустится на землю (привет вам, традиционалисты). Строй, каков бы он ни был, никогда не будет обручен с ангелами, вертикально ориентирован. Все, что происходит в книге, не более чем затмение, о котором столько наглядно пророчествует Валушка. События идут своим чередом. Для наглядности роман венчают аллегорические сцены из жизни «тружеников распада», у которых происходит свой дворцовый переворот во время разложения тел погибших.
Это второй подарок от Corpus для читателей, по достоинству оценивших "Сатанинское танго". Оба романа великолепны и по замыслу и по исполнению. Краснахоркаи даже сравнить не с кем, разве что с Элиасом Канетти и его "Ослеплением". У обоих авторов абсурдность жизни и поведения обывателей ("сгустков слабоумного энтузиазма" - говоря словами И. Бродского) описана с поразительной виртуозностью, а на их фоне преподнесены читателям герои из совершенно другого мира - интеллигенты, которым чужд и непонятен этот реальный мир, жить в котором они не способны, сопротивляться ему не в силах, они обречены в окружающем их безумии. Краснахоркаи написал за свою жизнь мало , о чем можно пожалеть , но уже двух его романов " Сатанинское танго" и "Меланхолия сопротивления" достаточно, чтобы причислить его к великим писателям XX столетия.
Reviews of the book «Меланхолия сопротивления», 15 reviews