Read the book: «Сочини мою жизнь», page 4

Глава 4. Стремительная Варвара

Логично было писать биографию с самого начала, поэтому Таня начертила на бумаге две стрелы, дав им кодовые названия «Личная жизнь» и «Хроники бизнеса». Немного подумала и приписала под второй стрелой: «Становление сыродела», так получилось менее официально и более конкретно.

По понятным причинам разрабатывать первую линию ей было неизмеримо интереснее. Молодость и принадлежность женскому племени определяли ее вкусы. К тому же прежняя работа напрочь лишала ее подобных возможностей, обрекая на сплошные хроники ничтожно малых деловых событий. А тут впереди призывно мерцали любовные страсти, в которых ей предстояло разобраться.

Будучи человеком тщательным и системным, Таня нарисовала на прямой стреле времени несколько зарубок: первая свадьба, развод, вторая свадьба, развод. В соответствующем хронологическом порядке вставила парочку любовниц. Получилась хорошая канва для сентиментальной истории, настоящий синопсис мелодрамы. Одно удовольствие писать про такую полнокровную личную жизнь. Осталось придать ей огранку, оформить в литературную красивость, сделать Игоря Лукича героем с большой сердечной мышцей. Вот это и будет ее рабочая схема на первое время.

Правда, факты из личной жизни сыродела по-разному отдавались в ее душе. То, что Игорь Лукич не состоит на данный момент в браке, почему-то вызывало в ней чувство глубокого удовлетворения, а вот то обстоятельство, что у него в настоящее время есть любовница, почему-то раздражало.

Таня признавалась себе, что ей чисто по-женски любопытно посмотреть на избранниц Игоря Лукича. Его незаурядность не оставляла сомнений. Интересно, каких женщин выбирают подобные мужчины? И где-то в глубине души всплывал вопрос – похожа ли сама Таня на таких женщин? Мог бы он выбрать ее в гипотетических предлагаемых обстоятельствах?

Разбираться в хитросплетениях личной жизни сыродела ей было интереснее, чем в модернизации свалок, о которых она писала в газете. Поэтому энтузиазм звенел в ней натянутой струной, когда она позвонила «старшей жене». Это была первая зарубка, первый водоворот в личной жизни Игоря Лукича. Зарубку звали Варварой.

Варвара сняла трубку с первого гудка и так нетерпеливо сказала «Да, слушаю», как будто Таня уже целую минуту мучила ее молчанием. Таня интуитивно прибавила скорость своей речи, выпалив заготовленную фразу о необходимости встречи.

– Я поняла, вам нужно поговорить о молодости Игоря. – Тане показалось, что Варвара говорит на бегу. – Скажите, а можно обойтись без меня? Пусть сам все расскажет. Или у него нет времени на воспоминания?

– Он очень просил вас помочь мне. Мне важно…

В трубке затрещало и связь прервалась. Видимо, Варвара забежала в такой укромный угол, куда не проникали волны сотовой связи. И тут же сама перезвонила, выбежав на открытый простор.

– Как вас зовут? Татьяна? Вот что, Татьяна, пока меня не взяли в оборот другие дела, давайте прямо завтра. Покончим с этим побыстрее, раз это неизбежно. Когда уже Игорь наконец забудет про мою скромную персону?

Тане показалось, что ссылка на пожелания бывшего мужа работает безотказно. Ему не перечат даже после развода. А может, «старшей жене» напоследок тоже было обещано «урыть», если что. Так или иначе, упрашивать ее о встрече не пришлось. Она согласилась быстро, хоть и неохотно.

– Спасибо. Где вам удобно?

– Мне, вообще-то, завтра нигде не удобно, если честно. Знаете что? Если вас не затруднит, то давайте у меня дома. Вы можете записать адрес? – И она начала диктовать адрес раньше, чем Таня нашла клочок бумажки. Пришлось запоминать со слов.

Но даже эта техническая сложность не омрачила настроения Тани. Она получила согласие на встречу в домашней обстановке, и это была безусловная удача. Ведь если и выдавливать яд до дна в соответствии с указаниями заказчика, то лучше это делать дома. В кафе полно зрителей, поэтому там каждый становится немного актером. А в собственной квартире можно расслабиться, даже всплакнуть не возбраняется. Нет, дома определенно лучше! И понять человека проще по домашней обстановке. Скажем, бигуди из-под косынки или хрустальные рюмочки в серванте говорят о человеке больше, чем характеристика из профкома. Таня умела подмечать детали и делать из них далекоидущие выводы.

По голосу она не смогла составить портрет первой жены. Торопыга, безусловно. Но какая-то интеллигентная торопыга. Сама перезвонила, да и строение фраз, подбор слов выдавали в собеседнице представителя интеллигенции. А это означало, что нытья за жизнь и проклятий в сторону «бывшего» Таня, скорее всего, не услышит. Интеллигенция плохо консервирует яд, он у нее какой-то скоропортящийся.

Таня знала этот типаж по родителям, которые были примерно того же возраста, что и «старшая жена», то есть им было в районе пятидесяти. Насколько Таня успела узнать своих родителей и их окружение, они не говорили о людях плохо не потому, что не доверяли собеседнику, а потому что стеснялись исключительно самих себя. Им было неловко перед собой говорить о ком-то плохо. Таня так и не поняла до конца природу этого явления. Была ли такая беззубая интеллигентность характеристикой поколения? Или все-таки это величина постоянная, присущая интеллигентам всех времен и народов? Она много думала на эту тему, многократно задавая себе вопрос: чем все закончится? Уйдет это поколение и наступит эра хама? Или такие люди будут возникать всегда, как вероятностная социальная мутация? Тут даже наследственность роли не играет. Ведь вышел же из ремесленного училища артист Тихонов, из «ремеслухи» в Штирлицы – это покруче будет, чем из грязи в князи. Кстати, князя Болконского он тоже сыграл. И за всю жизнь ни в одном интервью ни с кем не посчитался, счеты не свел. Таня бы так не смогла.

Значит, интеллигентная женщина постбальзаковского возраста ждет ее. Нехорошо заставлять даму ждать. А пока есть время, надо подготовиться к встрече, набросать примерный план беседы и обдумать возможные варианты того, во что может вылиться исповедь «старшей жены».

Таня скептически относилась к коллегам, которые выходили «на натуру» как чистый лист бумаги. Нужно иметь в голове набросок, эскиз будущего текста, своего рода схему, заполняемую по ходу дела увиденным и услышанным. Когда-то одна мудрая наставница, которая дала ей больше, чем весь журналистский факультет, учила: «Схема может оказаться неверной, она может скукожиться перед тем, что ты увидишь. Рассыпаться и разбиться вдребезги. Но она должна быть. Разбираясь с тем, почему треснула прежняя схема, ты сможешь построить новую. А идти в поле с пустой головой – это непрофессионально. Так делают не журналисты, а пионеры в коротких штанишках».

И Таня, считая себя профессионалом, приготовилась к встрече. Итак, что мы имеем? Старую как мир историю про то, что «любил, а потом разлюбил». Значит, возможный ход беседы в общих чертах понятен. Сначала ей будут долго рассказывать про то, как юные Игорь и Варвара были молоды и счастливы, как наскребали денег на один пломбир и радостно лизали его по очереди с перерывами на поцелуи, а потом вдруг чувство остыло, пломбир растаял, и он ушел к другой, которая вытерла его перемазанные мороженым губы новыми поцелуями. Все настолько избито, что даже неинтересно. Дальше в зависимости от воспитания выносится вердикт: виновен или невиновен. Совсем как суд присяжных. Либо «он не виноват, что разлюбил меня», либо «вот козел, на свеженькое потянуло, виноват, однозначно». Здесь ее ждет, очевидно, первый вариант. Все-таки женщина явно интеллигентная. Что ж, вперед, это ее работа.

* * *

Дверь открыла женщина той особой внешности, о которой говорят «не красавица, но что-то в ней есть». Точнее сказать, она распахнула дверь. Ее движения были какие-то очень амплитудные, широкие, колоритные. И улыбка у нее была им под стать, как будто она распахивала объятия, она улыбалась всем лицом. Варвара располагала к себе сразу и бесповоротно. В ней была та разновидность интеллигентности, которую Таня определяла для себя как «интеллигентность демократическая» или «разночинная интеллигентность». На интеллигентность аристократическую Варвара не тянула и, очевидно, не тяготилась этим. Это сквозило во всем: в небрежно забранных вверх волосах, в ладно сидящих джинсах и закатанной по локти клетчатой рубашке, в однотонных тапочках и отсутствии макияжа. Все было очень просто, но мило и стильно. И очень ей шло. Одежда сливалась с ней в один образ, который можно было бы назвать «стремительная женщина».

У таких женщин всегда прекрасные фигуры при полном игнорировании фитнеса. Они сжигают калории быстрой походкой, обгоняя трамваи, которые у них не едут, а непременно «ползут». Такие женщины могут забыть пообедать, потому что заболтались, забегались, закрутились. У них много друзей, потому что все хотят зарядиться их энергией, заразиться их настроением. Таня знала этот типаж и симпатизировала ему. Она сама хотела бы быть такой в свои пятьдесят лет. «Как он мог от такой уйти?» – по Таниной схеме пробежала первая трещинка.

Они прошли на маленькую кухню. Все знакомо: холодильник в углу, на нем магнитики, сидя на табуретке, можно дотянуться до плиты, фиалки на окне. Стандарт нижнего слоя среднего класса. Богатство тут не ночевало, но достаток был. Похоже на кухню в доме Таниных родителей. Этот дизайн кухни восходил к лозунгу «не в деньгах счастье», а может, оправдывался им.

В первую же минуту Варвара предложила чай и решительно отказалась от отчества. Как и ожидалось, чай она не наливала, а плескала в чашку. Медленно бегущая струйка ее раздражала. Таня поняла, что у нее немного времени. То, что Варвара называла долгим разговором, могло занимать от силы полчаса. Наблюдая за подобными женщинами, Эйнштейн мог бы открыть свою теорию относительности и без математических наворотов. Время демонстрировало свою относительность наглядно и доходчиво: жизнь ускорялась в жилах Варвары, которая была вся стремительность и порыв.

По дому были разбросаны игрушки; стояли, раскрыв рты, разномастные ноутбуки; в коридоре веером топорщились лыжные палки разных ростовок. Вопрос о повторном замужестве был снят, такие женщины не остаются одни. На их энергию мужчины слетаются, как мотыльки на огонь. «Да они похожи с Лукичом! Будто по одним лекалам выкроены. Как же так? Как он мог ее бросить?» – подумала Таня.

Обменявшись дежурными приветствиями, Варвара, вытирая разлитый от излишнего ускорения чай, прямо спросила:

– Что именно вас интересует? Из ваших объяснений по телефону я мало что поняла, но ясно, что Игорь опять куда-то движется. Он на месте стоять не умеет, сразу заваливается набок, как волчок. Что требуется от меня?

И тут же без перехода:

– Вы не знаете, где можно купить хороший чайник? Уже третий меняю, и все неудачно. Какое-то барахло выпускают. У меня вечно все разливается. Замучилась вытирать. А у мужа почему-то нормально льется, – искренне недоумевала она.

«Господи, как же они похожи, как брат и сестра», – снова подумала Таня. А вслух сказала:

– А вы помедленнее наливайте.

– Я пробовала. Что? Еще медленнее? Спасибо за совет, я попробую, – засмеялась она.

Таня улыбнулась. Надо было быть камнем, чтобы не попасть под обаяние этой женщины. Варвара перешибала ее энергетически, поэтому Таня решила, что диалог она не потянет. Нет, ей нужно перевести Варвару в режим монолога, задать общий рамочный вопрос и предоставить ей простор для рассказа. Кажется, это называется «нарратив», когда человек сам выбирает траекторию рассказа, а собеседник лишь внимает ему с умными глазами и заинтересованным видом, что, кстати, очень важно.

– Так на какую тему мы будем пить чай?

– Варвара, расскажите мне, пожалуйста, как вы с Игорем Лукичом встретились, а потом расстались. – Таня задала тему беседы так широко, как только могла, чтобы молчать до конца чаепития.

– Ну, положим, у нас не было шансов не встретиться, мы ведь учились в одном институте, на одном факультете и жили в одном общежитии. Только я была на два курса младше. Как муравьи, ходили по одним тропам. Вас, видимо, интересует другое, как мы поженились.

– Да, я именно это имела в виду. – Тане было неловко за свою речевую неряшливость.

– Но и с этим все просто. Вам покажется мой ответ странным, но он честный: пришло время жениться, мы и поженились.

– А любовь? Была?

– Наверное, какая-то была. Но в молодости новая любовь рождается каждый месяц, как молодая луна. Хотя тогда мне казалось, что да, любила. Сейчас уж не знаю. Про нас можно было сказать, что особой любви не было. Только любовь не бывает особой. Не было особой, значит, не было никакой. Было какое-то совпадение, похожесть, что, помноженное на молодость, можно было принять за любовь.

– Не понимаю… Тогда почему вы поженились?

– Сейчас мне кажется, что главным нашим купидоном было само время.

– Как это? – Таня втягивалась в разговор против своей воли.

– Танечка, это было еще в СССР. Слышали о такой стране?

– Да, про Советский Союз нам много рассказывали в университете. Фальшивая идеология привела к закономерному финалу, – по-ученически серьезно сказала Таня.

Варвара снисходительно усмехнулась:

– Ну идеология, может, была и фальшивая, зато герои были настоящие.

Таня поняла, что сказала что-то не то. Нужно было срочно возвращаться на прежнюю тропу разговора.

– Вы начали рассказывать, почему поженились, – подтолкнула она.

– Видите ли, тогда к окончанию института почти все были закольцованы. Большие дети с колечками на безымянных пальцах. Так было принято. Дальше все вставали на один и тот же эскалатор, который медленно тащил вас вверх. Сейчас тот эскалатор сломан, нужно самим ножками перебирать. Я преподаю в университете и вижу, что молодежь откладывает создание семьи, и, наверное, правильно делает, потому что появилось столько возможностей и соблазнов. А тогда остаться после института одинокой было почти то же, что стать старой девой. Каждую неделю в общежитии «продавали» невест, женихи танцевали в тазах, было такое испытание, «выкуп» назывался… Словом, студенческие свадьбы были регулярными и на одно лицо, по одному сценарию. Ведь будущее у всех было почти одинаковое, а главное – предсказуемое. А мы с Игорем… мы были в чем-то важном очень похожи. Комсомольцы-добровольцы… Прямо как попугаи-неразлучники. Вместе заседали в студсовете, вместе представляли институт на спартакиаде, вместе ездили с агитбригадой по колхозам, вместе зажигали в КВНе. Всюду вместе, так чего уж… Оставалось только пожениться, что мы и сделали. Нормальная свадьба двух комсомольцев, у которых много общего. И это могла быть нормальная семья. Может быть, даже счастливая.

– Тогда почему вы разошлись?

– Потому что время изменилось. Слышали такое слово «Перестройка»?

Таня кивнула.

– Ну вот и все. Одно время поженило, другое время развело. У каждого времени свои законы. Знаете, кто увел у меня Игоря?

Таня напряглась, она ожидала услышать имя разлучницы. Надо у Игоря Лукича ее координаты спросить. Странно, что он забыл вставить Варварину соперницу в свой список. Согласно его хронологии, у Варвары не было конкуренток. Неужели запамятовал?

– Горбачев. Он изменил мне с Горбачевым, – и она как-то грустно засмеялась.

– Простите, я не понимаю.

– Что же тут непонятного? Давайте я лучше вам чай подолью.

Тане показалось, что Варвара взяла паузу, чтобы решить, стоит ли продолжать этот разговор или закруглить его и выпроводить Таню. И что-то подсказывало Тане, что Варвара выберет второй вариант.

Хозяйка взяла чайник и резко, своим фирменным движением стремительной женщины, плеснула кипяток в Танину чашку. Чашка не устояла. Кипяток залил Танины колени.

– Снимай джинсы! – закричала Варвара, сразу перейдя на «ты». – Убью этот чайник!

И она затолкала Таню в ванную. Больно было так, что Тане стало не до сантиментов. Молниеносно сняв джинсы, она залезла в ванную и начала обдавать ошпаренные места холодной водой. Боль уходила, но ненадолго. Колени просили холодной воды снова и снова, они были ненасытны, как верблюд после дальнего перехода.

– Танюш, прости меня, вот ведь криворукая, – канючила под дверью Варвара. – Может, маслом каким помазать? Я плохо в этом разбираюсь, но давай в интернете посмотрим. У меня облепиховое есть.

– Нормально все, пузырей нет, все пройдет, – мужественно отвечала Таня.

Но вина Варвары была налицо. И на обочине Таниного сознания приятно мелькнуло: «Все, ты теперь меня не выгонишь, торопливая моя».

– Тань, к тебе зайти можно?

Таня вспомнила про свои трусы. Никогда не знаешь, куда стоит надевать трусы поприличнее. Не на свидание же шла. Есть у нее бирюзовые с лайкрой, так нет же, хлопок застиранный напялила.

– Тань, померь это. – Из-за двери высунулась рука с чем-то ярким наперевес.

Таня удивилась прозорливости Варвары. Это оказались широкие шорты гавайской раскраски. «Может, она сама не всегда в бирюзовых трусах ходит? А при Игоре в чем ходила? Господи, о чем я думаю», – окоротила себя Таня.

Через полчаса чаепитие переместилось в ванную комнату. Варвара расположилась на унитазе, а Таня в роскошных гавайских шортах сидела на бортике ванной и периодически поливала ожоги холодной водой. Печенье они поставили на стиральную машинку, потеснив фен и туалетную бумагу. Обстановка была такой уютной, что они даже убрали общий свет, оставив только подсветку над зеркалом. Под журчание сливного бачка Варвара как-то обмякла, замедлилась и начала говорить о главном:

– Знаешь, Танюша, я и вправду думаю, что мы с Игорем могли бы жить долго и даже временами счастливо, если бы Советский Союз не рухнул. Тебе, конечно, кажется, что это я себе оправдания ищу, но нет, все прошло, уже не болит ни в каком месте. Там много всего было, но я только одну историю расскажу, может, поймешь, а может, нет…

Варвара медленно и очень осторожно подлила Тане чай и примостила чашку среди шампуней и гелей.

– Я заканчивала институт в год, когда СССР рухнул, и мой диплом совпал с победным рывком народа в капитализм. И в числе первых прорвавшихся был мой муж, Игорь, он же на два года старше меня был. Он тогда создал какую-то страховую фирму и взял меня на работу, чтобы я написала диплом на материалах его бизнеса. Я ведь на экономическом факультете училась. Днем работала, а ночью умирала от страха, что останусь без диплома, времени писать совсем не было. Но Игорь жестко руководил мною, ты же его знаешь. Сам написал за меня половину. Короче, свой красный диплом я получила и решила в науку идти, в аспирантуру поступать. Знаешь, был такой синдром в советское время: для девушек из интеллигентных семей законченное высшее образование наступает только после защиты кандидатской диссертации. Но муж мне толково объяснил, а он умеет это делать, что на фиг никому это не нужно, что лавочку под названием «наука» пора закрыть и забить дверь гнилой доской. Что я и сделала. Пошла с ним дальше, рука об руку, рынок строить. Зажав кирку в мозолистой руке. Кирка и мозоли – это, конечно, образы, не было ничего такого. И рынка не было. Знаешь, в чем состоял наш бизнес? Собирали деньги с населения. Нет, это было не МММ, все-таки мой муж по гениальности до Мавроди недотягивал. Брали под какие-то страховые программы. Когда Мавроди считал деньги комнатами, мы скромно, по мелочи, – коробками. Считать деньги коробками довольно скучно, от нечего делать я занялась расчетами нашего бизнеса. Вывод был очевиден – деньги мы не вернем.

Варвара зачем-то спустила воду в унитазе, на котором сидела. Видимо, так она хотела разрядить обстановку. Таня видела, что Варвара нервничает.

– Наивная до придури, я пришла с этим открытием к мужу. На груди развевался воображаемый пионерский галстук. Главное, сохранить скромность во взгляде, когда он будет рыдать у меня на груди и благодарить за спасение его чести. От слез пионерский галстук намокнет, будет некрасиво. Нет, лучше представлю себя с комсомольским значком на груди. Только бы не укололся, дорогой мой человек. Я уже иду, я спасу тебя!

Варвара замолчала.

– Спасли?

– Я показала ему расчеты. И знаешь, что он ответил мне? Никогда не забуду. Он сказал тогда: «Перекраснеемся». Русский язык обогатился новым словом, а я – новым опытом.

– И что было потом?

– Потом у нас было разное, у каждого свое. Он перекраснелся и пошел дальше по дороге бизнеса. А я той самой киркой, которой недавно строила рынок, отколупала доску, которой забила дверь в науку. Сдула пыль, огляделась, зажмурилась… Чтобы не видеть обшарпанность и убогость, запретила себе отрываться от компа. Поэтому кандидатскую диссертацию написала быстро, можно сказать, на одном дыхании. Потом докторскую. Параллельно детей рожала, новую семью строила. Так что все хорошо в итоге вышло.

– А деньги он людям вернул?

– Что-то вернул, кажется… Но в те годы другие масштабы воровства были, он тогда еще щегол был. На фоне остальных это все так, по мелочи.

– Вы не жалеете? – зачем-то спросила Таня.

– Чего? Что дальше не вместе? Это, Танюша, предопределено было. У каждого свой путь, как бы пафосно это ни звучало. Жизнь нашего поколения ровно пополам разломилась: полжизни мы прожили в СССР, полжизни – на его обломках. Получается, мы с Игорем вместе были, пока по советскому пути шли, а когда вышли на перекресток имени Горбачева, то каждый дальше пошел своим путем. Он стал «новым русским», а я «новым грустным». Вот так, забавно даже. История одной семьи как зеркало русской революции, – невесело засмеялась Варвара.

– Почему вы мне это рассказали?

– Не знаю. Если человек помнит какую-то историю, рано или поздно он ее кому-то расскажет. Лучше тебе. Мне же позвонил Игорь, предупредил, что ты от него придешь. Лет десять не звонил, значит, надо ему. И потом… Знаешь, столько лет прошло, а я все так и стою на том перекрестке, все пытаюсь понять, как это происходит. Почему вроде бы похожие люди на таких перекрестках расходятся? Что такое внутри нас делает этот выбор? А может, он прав был? Все-таки новую страну они построили, шли и шли вперед, не сворачивая. Как бульдозеры. Игорь тогда мне говорил, что он, как Рокфеллер, потом отчитается за каждый заработанный миллион, кроме первого. Наверное, это и называется эпохой первоначального накопления капитала, когда все готовы на все ради первого миллиона. Только…

Она замолчала.

– Что только? – подтолкнула Таня.

– Я потом автобиографию Рокфеллера нашла. Нет там такой фразы. Он за каждый миллион пытался перед читателем отчитаться, за каждый, и даже за первый. Может, в этом и есть разница между тем, какое общество построили они и какое мы.

Повисла пауза.

– А дети у вас были?

– Нет, Бог-то, видно, знал, что наши пути разойдутся. Мои детки – это все потом. Кстати, ты в шортах старшего сына сидишь. Давай, ты в них пойдешь, а джинсы я тебе в пакет положу.

И Варвара включила общий свет. Это означало, что разговор окончен и Тане пора на выход.

– Шорты можешь не возвращать, сын их редко носит, недолюбливает, – сказала Варвара на прощание.

Было понятно, что эта фраза была не про шорты, а про то, что новой встречи не будет. Это кольнуло Таню легким разочарованием. Но чего она хотела? Стать подружками? Смешно. Хотя и заманчиво.

Таня уходила из дома, где есть все, что нужно для счастливой жизни: дети, строптивый чайник, частокол лыжных палок и даже гавайские шорты. И если бы у нее был выбор, она бы выбрала путь, который выводит на такие кухни.