Read the book: «На берегу», page 2
Пруд не мог им ответить, он умел говорить только рябью на поверхности воды. А сейчас он мог только смотреть, смотреть ввысь и ждать, что будет весной.
В тот год, среди худого полупрозрачного талого снега, среди жухло-серой так и пролежавшей всю зиму непокрытой травы, с торчащими тут и там сухими стебельками пижмы и некогда голубоглазого цикория, тихо кивающих друг другу в такт беспечной песне весеннего ветра, под пересвисты первых возвращающихся с юга птиц на свет появилась молодая березка.
Гибкая, неокрепшая, пробивалась она через влажную темноту пробуждающейся земли и бледно-голубую ледяную талость: «Ти-ли-ли», – пели тонкие холодные струйки. «Ти-ри-ри-ли-ли», – звонко вторили они друг другу и бежали по вытаявшим канавкам в слежавшемся снеге. Бежали туда, в сторону обрыва. «Так-так-так», – говорили они, срываясь с края. «Так-так-кап», – и, падая на песчаный откос, скатывались вниз, к уже покрытому большими круглыми полыньями пруду.
Ни одну из этих струек нельзя было остановить, у каждой из них был свой голос, своя мелодия. Вместе они то вдруг сливались в один высокий тон, то расходились в разные стороны, бежали, переплетались, перестраивались, заливались веселой трелью и снова сливались вместе. Березка слушала эту дивную музыку талой воды и не могла наслушаться.
«Куда? Куда вы бежите?», – спрашивала она.
«Ти-ли-ли. Туда, туда», – отвечали они: «Так-так-так. Так-так-так. Так надо», – и бежали к пруду.
Березка не знала, откуда они и куда держат путь. Не было видно ей пруда за краем обрыва. Но она чувствовала, что там должно быть что-то необыкновенно прекрасное, возможно, непостижимое, такое, что, неустанное стремление к нему само рождает красоту.
