– В гостиницу? В каком смысле?
– В самом прямом. Счастливо оставаться, по газам – и прямиком в гостиницу. Надоело все, сил нет… Как бы тебе объяснить? К тому времени я уж полшарика облетал, в Америке на стажировке почти год пробыл. Короче, другой я стал, а никто этого вроде и не замечает. Я имею в виду дома. Хоть тресни! И, сколько ни заработаю, разговор один: а чего так мало-то? Вовка Пантелеев и тот, небось, больше зарабатывает… Вовка – это дружок мой бывший, малость придурковатый… Теперь-то мне все эти сказки о рыбаке и рыбке, в принципе, по барабану, а на первых порах, пока в себе был еще не больно уверен, бесился жутко. Но молча. Ведь качать права – себе дороже. А так обидно было, ты не представляешь как!
– Почему не представляю? Очень даже представляю. Только у меня все наоборот: дома я самая замечательная, и, вероятно, именно поэтому, когда посторонние люди недооценивают меня, тоже начинаю беситься. Как, например, бесилась в начале нашего знакомства.
Все! Прошлое для Колючкина больше не существовало: его лицо расплылось в улыбке.
– Не горюй, уговорим мы твоего отца, нет проблем!.. Ну, а в крайнем случае заплачу за тебя калым… Ха-ха-ха!
Громкий смех – в пустой квартире поздней ночью – кажется, перебудил весь переулок: в доме напротив вспыхнули два окна. Ерунда, конечно, совпадение, однако достаточно смешное, чтобы одновременно в испуге округлить глаза и, спрятавшись в объятьях друг у друга, похохохать вполголоса…
– Что, Татьяна Станиславна, смешинка в рот попала?.. Поделись.
– У моей бабушки, среди прочих, была замечательная история про калым. Когда она жила в эвакуации во время войны, к ней посватался какой-то узбек. Бабушка ему отказала, и тогда он пришел к директору театра и предложил за нее мешок урюка. Если бабушка сердилась, она обычно говорила: вот вы, дураки, меня не цените, а за меня, между прочим, давали мешок урюка! По тем временам это было целое состояние!
– Ничего бабушка, с юмором. Это – которая? Та, красивая, на фотографии?
– Нет, другая. Вера Константиновна. В молодости она была актрисой. Говорят, необыкновенно талантливой, но из-за маленького роста и хрупкого сложения бабушке пришлось играть исключительно мальчиков и девочек, зайчиков и белочек. За двадцать пять лет ей это так осточертело, что она ушла в помощники режиссера, а еще лет через пятнадцать – в бабушки. Но, сколько я себя помню, мы всегда играли с ней в театр. Она мечтала, что когда-нибудь я получу те роли, которые не достались ей… Увы, я не оправдала ее надежд – актрисы из меня не вышло. Я ведь поступала в театральный. Меня не приняли. Хорошо еще, что никто, кроме бабушки, не знает об этом, иначе я сгорела бы от стыда… – К горлу подступил комок: теперь и Бабвера не знает. Вскоре после провала бездарной внучки она заболела и больше уже не выздоровела…
– Перестань-перестань… Умная девочка, а плачешь, как глупенькая! – Колючкин, конечно же, посчитал, что слезинки на ресницах, которые он высушивает горячими губами, – результат уязвленного самолюбия. – Разве можно в наше время воспринимать все так всерьез? Да у этих гавриков, в твоем театральном, все места запроданы на корню. Такая же лавочка, как везде. Хочешь, проверим? Бабки заплатим, и примут, нет проблем. Хоть в театр, хоть в кино, хоть в балет!
– Вы еще скажите, в оперу.
– В оперу не обещаю… боюсь, денег не хватит… хи-хи… Короче, я так и не понял, чем я тебе не нравлюсь? – Лукаво сощуренные глаза сделали его таким обаятельным, что слезы сразу же высохли, а все оставшиеся возражения – о стремлении к независимости, о великих планах и Инусиных хозяйственных генах, которые разгуляются в благоприятной среде и превратят эти планы в тлен, – показались занудным мелкотемьем.
– Пожалуйста, обсудим это завтра утром. Когда я с вами вдвоем в темноте, я вообще плохо соображаю, а сегодня и подавно. Просто голова идет кругом от всех этих, по меньшей мере, удивительных совпадений! В мистику я, естественно, не верю, но ничем другим, кроме вмешательства потусторонних сил, не могу объяснить себе тот факт, что вы купили именно эту, а не какую-нибудь другую квартиру.
На сообщение о вмешательстве потусторонних сил он отреагировал неуловимой улыбкой, серьезной озадаченностью и великолепно исполненным прозрением:
– Риелторша! Точно! Как же я сразу-то не сообразил? Рыжая такая, патлатая, и один глаз косит… Но, в принципе, толковая женщина. Подобрала мне штук пять квартир, я выбрал, где стены потолще, – и по рукам.
– Странный критерий. Зачем вам понадобились такие толстые стены?
– Чтобы держать оборону. В случае если моя супруга появится… хи-хи-хи… А если серьезно, жутко хотелось тишины и одиночества. Был такой момент.
Наверное, это был очень сложный для него момент: он вздохнул, ушел в себя и вдруг, хитренько скосив глаза, захмыкал в кулак, с явным расчетом, что его загадочное «хм-хм» не останется без внимания.
– О чем это вы?
– Да так, ни о чем… Просто вспомнил, как первый раз шел смотреть эту квартиру… Спускаюсь вечерком по переулку, снежок такой классный лепит, и губы у меня сами собой расплываются: какая девочка! Ну, думаю, и дурень ты, Николай. Увидел сероглазую девочку, и все, больше уже не хочется одиночества. Пропал мужик!.. Эй, эй, Татьяна Станиславна, ты чего закачалась? Давай-ка ты тут посиди, отдохни. Минут десять. Соберись с мыслями. А я пойду пока, поставлю чайничек.
Золотистые витражи плотно закрытых дверей на кухню были почти черными.
Незаметный снаружи, слабый, желтоватый свет исходил от стола, над которым, совершая какое-то загадочное действо, склонился хозяин дома. Вздрогнув от легкого прикосновения, он резко обернулся, раскинул руки в попытке скрыть то, что находится у него за спиной, и уронил их со вздохом глубокого разочарования:
– Ну вот, накрылся мой сюрприз! Я же просил: минут через десять.
– Сюрприз? По-моему, сюрпризов на сегодня более чем достаточно.
Рассмеявшись, он подкинул спичечный коробок и жестом фокусника высек из него огонь, чтобы зажечь две последние из девятнадцати свечек на фантастическом по красоте и габаритам торте.
– Нравится? Но учти, придется тебе все съесть самой. Твоя мама так меня накормила, что я сладкое уже видеть не могу… Ты чего побледнела? Не бойся, я пошутил, выкинем на помойку, и нет проблем.
– Я не из-за торта, я вспомнила, что забыла позвонить маме! А она ни за что не уснет, если меня нет дома. Где у вас телефон? Скорее, пожалуйста!
– Пожалуйста! – Но прежде чем протянуть трубку, он многозначительно задержал ее в руке. – Только не у вас, а у нас…
Еще не отзвучал и первый гудок, а в трубке уже послышалось взволнованное: «Танюша, Танечка, это ты?»
– Мам, прости, что не позвонила тебе раньше! Так вышло. Но ты не волнуйся, у меня все замечательно. Более того – сплошные чудеса в решете! Я тебе потом все расскажу.
– Да-да, конечно, дружочек… а когда… когда ты вернешься? – Вопрос прозвучал так обреченно, словно Инуся уже догадалась, что ей ответит ее неразумная дочь.