Read the book: «Смешные рассказы и юморески»

encoding and publishing house

* * *

Смешные рассказы

Нельзя шутить серьезными вещами

Клоун Шустряков достиг, казалось, всего – его не воспринимали всерьез. Чтобы он не сказал – все начинали хихикать, но мечтал он совсем о другом – произвести неизгладимое впечатление на женщин.

– Вы – замечательный остряк – воскликнула в восхищении одна из поклонниц – таинственная незнакомка.

– Это потому, что я говорю то, что вы хотели бы услышать и выставляю самого себя на посмешище.

– В противном случае вас ждало бы неотвратимое фиаско – догадалась она.

– Задача юмориста заключается в том, чтобы приняв обличье публики, заставить их смеяться над собственной глупостью – лицемерием, равнодушием и наплевательским отношением друг к другу, призадуматься и возможно стать хоть немного лучше. А процветает неизвестно что, юмористика давно превратилась в мелкое жульничество, где откровенно дурят и играют на низменных чувствах не хуже наперсточников.

– Вот почему меня тошнит от этого гнусного шабаша, я бы скорей влюбилась в какого-нибудь рыцаря печального образа – призналась она.

– Потакая и пытаясь польстить этим придуркам, мы только способствуем всеобщей деградации и ведь никому неизвестно до чего дойдем, до чего докатимся.

– Никто никому не верит, как это страшно – сказала она.

– И за душой ничего святого – обрадовался Шустряков.

– Как тут и над чем смеяться – удивилась она.

– Меня радует только то, что я не такой как все и не похож на остальных.

– Согласитесь с тем, что это весьма слабое утешение.

– Зато я имею возможность себя всем противопоставлять – сказал Шустряков.

– Не думала, что вы такой – удивилась таинственная незнакомка.

– Мы все глядим в Наполеоны – продекламировал Шустряков.

– Как я вас разыграла – рассмеялась она – Вы наверное и сами не знали на что способны, какой вы гордый, смелый, правдивый.

– Нельзя шутить серьезными вещами – огорошил ее Шустряков.

Избранные

– Сколько этих непризнанных гениев. Людей с безнадежно больным самолюбием, эгоистов до мозга костей, ревниво оберегающих свое внутреннее я – сказала она.

– Не забывай, что я еще и потрепанный жизнью эстет – сказал я.

– Это не повод, чтобы меня высмеивать. Почему, когда вы встречаетесь с Эдуардом вас так и подмывает сказать мне какую-нибудь гадость.

– Мы еще и друг перед другом стараемся – воскликнул я.

– Такое поведение вас обезличивает. Вы становитесь похожи друг на друга, как близнецы – сказала она.

– Я всегда должен отличаться от всех.

– А по-моему вы все похожи на бездельников, которые чего только не выдумывают, чтобы оправдать подобное время препровождение.

– Что же нам, башню, что ли, Вавилонскую строить? – спросил Эдуард, как всегда опаздывая.

– Не всякая деятельность полезна моя дорогая Анжелика – сказал я – Одни мечтают разбогатеть другие сделать карьеру. К чему это приводит, думаю, объяснять не надо.

– Кто же тогда будет заниматься поиском смысла жизни? – возразил Эдуард – Секрет молодости в легкомыслии.

– С возрастом не все становятся мудрее. И мы не обязаны быть серьезными – сказал я.

– Лучше быть непризнанным гением, чем признанным идиотом – сказал Эдуард.

– И не поддаваться меланхолии.

– Квинтэссенция интеллекта. Знаешь что это такое? – спросил Эдуард.

– Какие вы оба безнадежные умники. И еще стремитесь перещеголять друг друга. Как все это фальшиво и по снобистски выморочено. Упустили вы что-то настоящее господа! – воскликнула Анжелика.

– Зато образовался любовный треугольник – Эдуард, Анжелика и я – сказал я.

– Разве это любовь? – удивилась Анжелика.

– А что же? – удивился Эдуард – Я лично своей жизни без тебя не представляю.

– Я тоже – сказал я.

– А по-моему вы никого не любите – сказала она – И пытаетесь объяснить отсутствие эмоций собственной исключительностью.

– Многие ведь не делают и этого – сказал я.

– Значит мы все-таки немногие – резюмировал Эдуард – Что называется избранные.

– И вы не сомневаетесь в своей исключительности? – спросила Анжелика.

– Это единственное в чем мы не сомневаемся – подтвердил Эдуард.

– В этом и сомневаться нельзя – сказал я.

Чертовщина

Администратора группы с подобным названием направили в командировку на курорт зондировать почву и просвечивать контингент, попросту подсчитать лохов мечтающих об этих диких воплях, чтобы обеспечить гастроли, вместо этого он подцепил белую горячку и провалялся в гостинице встречая каждого входящего фразой крылатой фразой – новенький – в магазин.

– Ну что, допился до чертиков? – вопросил его директор этой самой чертовни по возвращении.

– Можно сказать с самим дьяволом повстречался – ответил тот не без гордости.

– Тебе наверное шестикрылый Серафим явился.

– Самый настоящий дьявол умнейший, я тебе скажу, тип – сказал администратор.

– Ты что же с ним на брудершафт пил? – вопросил наивно директор.

– Никто не скажет, что я душу дьяволу продал, поскольку, судя по всему, он в меня вселился и теперь.

Я вижу вас всех насквозь наивные и жалкие людишки, которые до сих пор верят тому, что написано на сторублевке ин год ви траст.

– Чему же еще верить, интересно? – спросил директор.

– Вы ни на что не способны, жулик на жулике и жуликом погоняет, где уж вам подняться над суетой и взглянуть в глаза вечности, так и будете всю жизнь мелочиться. А если завтра сдохнете, что от вас останется.

– Говорила мне мама, что надо физикой заниматься, сейчас бы открыл принцип неопределенности Гайзенберга – сказал директор.

– Рабинович тоже звучит – подхватил администратор – Надо бы тебе в Бордо съездить, там рядом стоят два памятника – один Монтескье, другой Монтеню.

– А твоя то какая фамилия, забыл, Азеншпис что ли? – спросил директор.

– Надо быть выше этих мелочных дрязг. Мечтал же я когда-то быть композитором но видно пока с самим Дьяволом не схлеснешься, все бесполезно.

– Послушаешь Паганини и точно – согласился Директор.

– Вот сочинил, пока возвращался с того света – сказал администратор и подойдя к роялю, такое забабахал, что у Рабиновича челюсть отвисла.

– Жизнь – это борьба – сказал Рабинович – А если бы тебя не пинали, разве ты бы смог хоть что-то сотворить.

– Чего чего, а трудностей хватает, все завалено этим гнусным музоном, который льется из всех щелей.

– Похоже ты нашел свое призвание, а мне это еще только предстоит – сказал директор.

Открытие

– Можешь меня поздравить, Хитрованов, я совершил грандиозное открытие, Эврика называется, воскликнул Пустышкин.

Они сидели в забегаловке Тополиный пух, а что может быть романтичнее этого самого пуха в пиве.

– Да ты каждый раз их совершаешь, но умнее от этого не становишься. В прошлый раз ты, кажется, открыл, что все остальные – жулики.

– Мне всегда советовали никому не верить. Но это все ерунда, по сравнению с нынешним моим открытием, которое подводит черту под долгим и мучительным процессом исканий, сомнений и неожиданных озарений, как гром среди ясного неба, все женщины – двуличные существа.

– Да это всем давно известно – рассмеялся Хитрованов.

– Очевидное – невероятное – удивился Пустышкин.

– Лет то тебе сколько?

– Сорок пять – ответил Пустышкин – Но это неважно. Самое главное, что это явилось последним звеном в моем представлении о мире. Он двойственный, понимаешь, как рассуждал Аристотель – одно и тоже не может быть другим, оказывается может.

– Не может быть там и здесь – поправил его Хитрованов.

– Логично ты меня понимаешь, а эти – Надоело каждый раз слышать от этих родственничков – никчемный, никудышный, уцененный, когда женишься наконец и осчастливишь потомством. Короче вызвал по интернету эту мисс очарование, внимание и сочувствие в одном флаконе и так ей прямо и честно заявил, чтобы она не пудрила мозги, не набивала себе цену и не корчила из себя не пойми что, в ответ она только разрыдалась и сказала, что никогда не встречала такого.

– Дурака – подхватил Хитрованов.

– И понеслось, я и такой, и сякой, и правдивый, и искренний, и неравнодушный. Я потом проверил и смоделировал ее поведение все как учили слово в слово.

– А ты хотел, чтобы разное – удивился Хитрованов.

– Она здесь совершенно не причем, это мир так устроен, невозможно определить какой ты хороший или плохой, только расчетливость имеет смысл и это заставляет их притворяться, лицемерить и лгать – заявил Пустышкин.

– Ты что же пытаешься их оправдать?

– Эта лживость заключена в природе вещей. Ты хочешь от них правды, а ведь это, в принципе, невозможно, потому что правда не существует без лжи.

– Поздравляю тебя Пустышкин – сказал Хитрованов и заказал пива.

Жди обещанного

– Ты же обещал, ты же обещал – обратилась ко мне бывшая супруга моего бывшего приятеля Заливайкина.

Стоит только напечататься в паршивой бульварной газетенке, как некоторые женщины начинают воспринимать тебя всерьез.

– Чего я обещал и кому – удивился я – Я никому ничего не обещаю.

– Нет ты мне обещал – бесцеремонно заявила она.

– Мне ведь относительно тебя твой бывший супруг штормовое предупреждение прислал. Если хочешь, пойдем ко мне и ознакомимся.

Вы даже представить себе не можете, как несказанно она обрадовалась.

– Она – самая настоящая липучка – прочел я ей обращенное ко мне относительно ее предупреждение – Если ей пришла в голову очередная блажь, она обязательно своего добьется и неважно придется ли для этого стоять на коленях унижаться, просить прощения или рыдать. Ты же обещал, заявляет она капризно, а потом начинает откровенно предлагать себя. Ну почему ты не обращаешь на меня внимания?

– Вот именно почему? – удивилась она.

– Основным критерием ее интереса к тебе является твое положение на гребне успеха. Во как загнул – прочел я далее.

– Не стоит, по-моему, читать эту дребедень.

– Отвлеченные вопросы ее вообще не волнуют, хотя, она и способна бравировать разными эстетическими категориями. Не советую тебе попадаться на это, а тем более что-то обещать.

– Вот негодяй – воскликнула она – Знал бы ты какими последними словами он тебя крыл, как тебе завидовал, когда вышел твой нашумевший рассказ лажа, как он его называл. Я сразу поняла, что ты человек талантливый и достойный, и тот час же в тебя влюбилась.

– Не будем отвлекаться, пойдем дальше – предложил я.

– Может быть не надо читать этот гнусный пасквиль, написанный лицом заинтересованным злонамеренно пытающимся оклеветать невинную женщину.

– Так ли она невинна? Вопросил я сам себя, однажды застукав ее с таким совершеннейшим ничтожеством, как Шебуршевич. Как ты могла размениваться на подобное, имея такие неординарные представления о своей красоте, исключительном остроумии и т. д.? – видишь что он о тебе написал.

– Я и Шебуршевич – это даже не смешно – удивилась она.

– Но ведь что-нибудь в том роде все-таки было, не сомневаюсь, тебе есть, что скрывать – сказал я.

– Читай читай – сказала она дрожащим от наигранного волнения голосом – Пускай между нами не будет ничего такого, чего бы ты не знал.

– Пытается вызвать тебя на откровенность – прочел я дальше – Интересно, что я тебе все-таки обещал?

– Да, золотые горы и всякие чудеса, ты просто не помнишь, поскольку был пьян. Обещал, что будешь обо мне заботиться, исполнять все мои капризы и всячески ублажать. Обещал, что будешь ласковым, покладистым, нежным паинькой.

– Что же и жениться обещал?

– Угу.

Давай поспорим

– Самое страшное несчастье – это эгоизм – заявил Наливайкин – И представьте себе, что все мы неизбежно в него погружаемся и только с помощью литературы еще возможно вытащить всех из этого болота.

– Самого себя за волосы, как барон Мюнхаузен – подхватил Зазнайский.

– Да литературы давно никакой нет – захныкал Графоманов.

– Для этого надо погрузиться в совсем уж нечто глубокомысленное и совершенно заумное, чтобы отвлечь этих читателей от тех гнусных пороков, которыми они пробавляются – резюмировал Наливайкин.

– Да сейчас никто ничего не читает и ни во что не верит – сказал Графоманов.

– Это как раз то, что надо – сказал Наливайкин – Кто-то из великих кажется сказал, когда все ни во что не верят их проще всего заставить поверить во что угодно. Вот в чем заключается наша задача.

– Да они сочиняют стишки лишь с одной целью – выпендриться – сказал Зазнайский.

– Мы должны предоставить этим недоумкам развернутый анализ происходящего – сказал Наливайкин – И тогда им не захочется строить из себя не пойми что и вести себя так будто их на помойке нашли.

– Вы то сами верите во всю эту чушь, которую собираетесь высасывать из пальца – пришлось мне вмешаться.

– Это совсем не обязательно, главное упиваться красотой вымысла – сказал Графоманов.

– На западе, между прочим, сочиняют какие – то сказки и разводят, и дурят всех, как детей – поддержал его Наливайкин – А чем мы хуже?

– По-вашему не имея никаких убеждений, это нормально манипулировать словесной абракадаброй? – сказал я.

– Ты с кем, с нами или против нас? – спросил Зазнайский.

– Ты уж определись, против кого собрался дружить – сказал Наливайкин.

– Мы тебя пригласили, как порядочного, потому что ты произвел фурор, бросив вызов модернистам – сказал Графоманов – А ты и с нами не хочешь дружить.

– Вести себя вызывающе, в этом что-то есть – сказал Наливайкин – Только не забывай про закон отрицания, отрицания в результате которого возвращаешься на круги своя.

– Против этого и не поспоришь – сказал я и хлопнул дверью.

Почему

– Удивляюсь, почему ты до сих пор мне предложение не сделал. Я ведь и платье новое одела, и туфли на высоком каблуке, которые терпеть не могу и шампанское из холодильника достала – сказала Ванда.

– Вынужден развеять твои мещанские представления о свадьбе, ангелочках и прочей ерунде, поскольку погружен в свои буйные, на гране гениального помешательства мысли, мне сейчас не до этого – сказал я.

– Зря что ли я тебя обхаживала, ублажала, лебезила перед тобой, намеки прозрачные посылала.

– Для меня жениться все равно, что голову тигру в пасть засунуть – сказал я.

– Какие же вы все одинаковые – сказала Ванда.

– Вы тоже.

– Как я мечтала встретить какого-нибудь сказочного принца, а попадались одни мелочные жлобы – сказала Ванда.

– А какого мне, имея представления об идеале, испытывать разочарования, общаясь с хитроватыми вертихвостками, которых всегда бесило, что я не попадаюсь на их, шитые белыми нитками, уловки – сказал я.

– Лицемерие и расчетливость – вот что правит миром – сказала Ванда.

– Хочешь прослыть философом в юбке?

– Не знаю, как еще сбить твою насмешливость и цинизм, и доказать, что я – единственная в своем роде – сказала Ванда.

– Настоящая любовь трагична. Как не отшучивайся, но одному несчастному мыслителю не победить того зла, что твориться в мире, а когда герои уходят, остаются одни клоуны – сказал я.

– С тобой хоть в театр не ходи, рассмешил ты меня своим пафосом – сказала Ванда – Давай открывай шампанское, выпьем за то, что ты не собираешься на мне жениться.

– Вот это уже лучше, а то я не знаю, как к тебе подход найти. Все то ты прекрасно знаешь. Вот что значит пользоваться успехом у женщин.

– Ты то здесь причем?

Как развенчать представления о самом себе

Для это всего то и надо, что встретиться с новой женщиной или с той, о которой давным давно забыл.

– Ты думаешь, что ты – пуп земли, вокруг которого все вращается и все остальные тебе чем-то обязаны или по крайней мере во всем виноваты – наверняка заявит она.

– То что я – самодовольный и самовлюбленный, и самонадеянный я уже знаю, хотелось бы услышать что-нибудь новенькое о самом себе.

– Ты этим гордишься и выставляешь на показ, а чем ты собственно лучше других тем, что не разделяешь их представлений о жизни.

– Знала бы ты, чего мне это стоило, пока я наконец прозрел – сказал я.

– Ты просто потерпел фиаско, а сейчас ищешь оправдание.

– А кто воспитал несгибаемую силу воли, олимпийское спокойствие и железобетонный оптимизм? – сказал я.

– Ты ничего не добился, тебе даже нечем похвастаться.

– Зато я всегда был свободен в собственных умозаключениях, не искал выгоды и не пытался никого обмануть.

– Жил припеваючи, ничем не жертвуя – ни злобе, ни любви.

– Мне не в чем себя упрекнуть – сказал я.

– Сколько их таких мудрецов, которые себе на уме, пруд пруди, а ты думаешь, что ты единственный в своем роде?

Память девичья

– Боже мой, наконец то. Я стою здесь, как дура, а он даже не торопится навстречу своему счастью. И на кого ты похож – пиджак мятый, уши оттопырены? И где я с тобой познакомилась, не помню? Наверное была без очков и как я тебя не разглядела?

– И выпила по-моему лишнего, липла ко мне, как муха на варенье.

– И что же ты воспользовался слабостью бедной женщины? Врал, наверное, как сивый мерин и придумывал всякие небылицы.

– Что же ты до сих пор веришь разным обещаниям?

– Круиз по Волге точно обещал, как сейчас помню. Ты еще сказал, что она впадает в Каспийское море, тоже ведь соврал.

– Что-то я такого не припомню.

– Вот у кого память девичья – обрадовалась она – Уж я то прекрасно знаю, что тебе от меня нужно и как только ты этого добьешься, сразу позабудешь о своих обещаниях и начнешь хвастаться всем подряд. Я здесь только потому, что ты обещал на мне жениться, тоже скажешь не помню?

– Удивительно, как ты умудряешься так нагло и беспардонно врать – удивился я.

– С чего бы это спрашивается я стала переться сюда через весь город и стоять здесь, как у позорного столба.

– Я тебя никуда не приглашал, так вышел случайно прогуляться, смотрю ты стоишь и так обрадовался.

– Что же по-твоему, я все перепутала? Кто же это звонил тогда?

– Не один я у тебя, наверное, такой единственный в своем роде – сказал я.

– Ну этого тебе знать не обязательно.

– Как же у вас все рассчитано, разложено по полочкам наперед, известно, что с кем и о чем говорить.

– Ты ведь тоже прикидываешься черт знает кем, а на самом деле ведь себе на уме – сказала она.

– Предполагать о собеседнике худшее – вот на что вы способны.

– Один предполагает другой располагает – сказала она.

– Как бы мужчины плохо не думали о женщинах, женщины думают еще хуже.

– Запасся афоризмами, значит, только со мной это не пройдет.

– Наверное тебя выкинули отовсюду, если ты вдруг вспомнила обо мне – сказал я.

– Я не собираюсь тут предаваться всяким воспоминаниям.

– Это потому, что и вспомнить то нечего – сказал я.

Кокетка

– Интересно, что ты думаешь обо всем этом? – спросила она.

– Все это просто омерзительно, не сообщения, а сводки боевых действий – сказал я, откладывая в сторону газеты – Все воюют против всех.

– Это как раз меня и не волнует, я имела в виду мужчин.

– Дикари, самые настоящие, примитивные, грубые животные.

– Вот это я, именно, и хотела услышать.

– Я всегда говорю всем то, что они хотят услышать – заявил я не без самодовольства, чем она не примянула воспользоваться.

– Ты – единственный из них неподражаемый, проницательный мальчик, обаятельный клоун, истинный друг, светлое пятно в моей жизни.

– Наконец то ты поняла.

– Ты готов выслушать и прийти на помощь.

– На счет помощи не знаю – насторожился я.

– Ты конечно же шутишь, иронизируешь в своей обычной манере, на самом деле, ты готов ради меня на все, не так ли?

– Ты – единственная кому я верю и знаешь почему? Потому что ты – просто прелесть. Ты никогда не прибегаешь к различным уловкам, не пытаешься меня никому противопоставить, не разжигаешь ревность, нет в тебе свойственного многим коварства. Поэтому ты и была три раза замужем, хотя лет то тебе всего ничего.

– Дело не в количестве – сказала она.

– Что же ты хочешь от меня моя прелесть?

– Ничего особенного, просто пойти к нашим общим знакомым и сказать все, что ты о них думаешь.

– Так мало – рассмеялся я – Ни за что на свете нет и еще раз нет.

– Что-то я раньше от тебя такого не слыхала.

– Сама то подумай, просить человека, который никогда в жизни не говорил то, что он думает, именно это и сделать.

– А я как раз именно сегодня и собиралась уступить твоим домогательствам – сказала она кокетливо.

– Не надо никому никогда уступать – сказал я.

– Почему же?

– Уступая – унижаешься.

– И ты поверил, что я способна перед тобой унижаться? Скажи поверил – сказала она смеясь.

– Ну если тебе так хочется.

– Поверил поверил – обрадовалась она.

– Как мало надо человеку для счастья – воскликнул я.

– Ха-ха-ха. Меня в жизни уже ничего не радует, ты это знаешь по себе. Как человека избалованного, ничего не волнует. Единственное, чего бы мне хотелось, так это сбить спесь и обмануть такого хитрющего зануду как ты. Меня просто трясло от волнения, думала не получится, а ведь получилось.

– Ну чего тут можно сказать – сказал я.