III
У крайней сакли, под навесом,
Играет с маленьким черкесом —
Сынишкой – молодая мать.
Она старается поймать,
А он, бутузик, убегает…
Хохочет… Вот упал… кряхтит…
Она проворно подымает
Его, целует… он визжит,
Барахтаясь в ее объятьях…
Блажен, кто матери в занятьях
Служить помехой в детстве мог!
Но… что за робость? Чрез порог
Калитки Джамбулат не смеет
Переступить в счастливый двор…
Как ночью малодушный вор,
В виду своей добычи, млеет,
Томится и дрожит в засаде…
Вперед – нет мужества шагнуть,
Назад – позорным мнится путь, —
Куда же?.. Джамбулат в досаде
Сжал челюсти… «Ужель с щенком
Холопа ей не надоело
Дурить?» – и мощным кулаком
В калитку постучал он смело…
Внезапный стук смутил на время
Ребенка… Молодая мать
Пошла к калитке… «Гость – не бремя»,—
Адату этому послушна,
Она привыкла принимать
Его во всякий час радушно.
Дверь растворяется проворно,
И пред хозяйкою, задорно
Облокотясь на посох свой,
В широкой шляпе и с сумой
Предстал знакомый нам кунак.
Взгляд гостя, как огонь, пытливый
Смутил хозяйку… Словно мак,
Зарделись щеки… Взор стыдливо
Погас в ресницах… на устах
Улыбка замерла красиво…
Работа путалась в руках…
Огнем неизъяснимой тайны,
Волнуясь, трепетала грудь…
Но не надолго…
Гость случайный,—
Она промолвила, – твой путь
Тяжел, далек, сомненья нет…
Но всем, кто ни проходит мимо
Убогой сакли, я привет
Передаю от Ибрагима,—
Не откажи его принять…—
Она, казалось, овладела
Собою, но очей поднять
На «пастуха» еще не смела…
Момент… другой, – и взгляд пришельца
Ей разум объяснил не так,
Как смутно объясняло сердце,—
И вновь пред ней стоял кунак,
Пастух усталый и голодный…
Его костюм простой, свободный,
Его осанка, смелый взгляд,
Улыбка – ясно говорят,
Что он из гор…
Благодарю
Сердцами правящего бога!
Твое приветствье у порога
Я, как святыню, схороню
В душе моей… Благодарю!
Красавиц видел я немало,
Но грудь мою ты взволновала
Иным восторгом, – я горю
Любовью брата… Никогда
Твой голос нежный не забуду;
В минуты счастья и труда
Я за тебя молиться буду
Всегда, везде… Я прост, ты видишь,—
Пастух не может быть иным…
Я знаю, скоро ты забудешь
Мои слова; как снег, как дым,
Как клятвы юности незрелой,
Они исчезнут без следа
Из памяти… что за беда!
Прости, пастух я очень смелый,—
Таким красавицам, как ты,
Смешны восторги и признанья,
Забавны пылкие мечты
И скучны при луне свиданья,—
Вот ваш обычный недостаток!
Прости, что гость твой больно падок
На откровенность… Не всегда
Таков я… Праздная болтливость
К ночлегу не сберет стада,—
А здесь… где женская стыдливость
Не терпит юности затей,
Дичится радостей свободы,
Где слово мужа, визг детей —
Источник счастья и невзгоды,
Где ложны клятвы и обет,
Здесь промолчать… уменья нет!..
Ты видишь, гость твой не скучает…
А если подадут пирог,
Волчком заходит турий рог,—
Забавен пастушок бывает…
Кунак веселый ест немного
И напивается водой;
Он никогда не судит строго
Прием хозяйки молодой,
А потому могу я смело
Просить в кунацкую его,—
Не прогневись.
Вот это дело!
Я ждал лишь слова твоего,—
Ведь басней соловья с тобою
Нам не насытить, – но теперь
Благославляю всей душою
И твой привет, и эту дверь…
Я мужа твоего знавал…
Мы часто в альчики играли…
Он лучше всех нас воровал,
Но мы его за трусость звали
Тихоней… О тебе, скажу,
Я знаю только понаслышке…
И мальчик ваш?
Да.
О сынишке
Не знал… и больно накажу
Его, разбойника, за это…—
Какая странная примета,
Читатель, узнавать людей:
Мы вызываем у детей
Испуг и слезы поцелуем,
Когда неискренно целуем,
Когда не любим их… Поверь,
И Джамбулат хотел теперь
Притворно приласкать ребенка,
Но он не дался, – мальчик звонко
Заплакал и – скорей, скорей —
В объятья матери своей!
Табу всеправедному богу!
Табу хозяевам! Пора!..
Но гостя выпить на дорогу
Хозяйка просит из «тура».
Я опьянею…
Добрый путь!..
Ты пьешь здоровье Ибрагима…
А чтоб вас вместе помянуть,
Скажи мне имя…
Я – Фатима…
Одну Фатиму знал и я.
С тех пор красавицу такую
Я не встречал… Как дочь родную,
Как равнокровное дитя,
Князей почтенная семья
Ее взрастила на свободе…
Одна другой звучней, милей,
Как о волшебнице, о ней
Слагались повести в народе…
Смотринам не было конца…
Но стать женой… нет, невозможно! —
Старик ей заменял отца,
А юный князь… О, как безбожно,
Как непомерно наказанье!..
За Сунжей вспыхнуло восстанье…
И князь исчез в бою одном
Бесследно… Но беда не в том,—
Пусть он убит, казнен на плахе,
Все ж лучше, чем…
Жених был жив?! —
Хозяйка перебила в страхе.
Казалось, нет. Так порешив,
И старый князь стал падать духом,
Вторым ударом он убит:
Красотка, доверяя слухам,
Позорит клятвы, не щадит
Родных адатов и тайком
Выходит за раба…
Довольно!
О ней доскажешь мне потом..
Ты мне о князе молодом
Не все сказал…—
Длинна уж больно
И не занятна речь о том,
Как он в плену, в цепях железных,
В темницах, в подземельях тесных
Грустил и думал лишь о ней,
Лишь о красавице своей…
Как, наконец опять свободный,
Он к ней пришел больной, голодный
И встретил безучастный взгляд…
Но – имя князя?
Джамбулат…
Пастух! прости… я вся сгораю…
Я не могу владеть собой,
Все это – сказка… да? Я знаю,
Что князь убит…
Он пред тобой!..