Read the book: «Заговор жрецов», page 3
5
За ужином императрица Александра Федоровна, ни к кому не обращаясь, сказала:
– Мне рассказали, что в Париже на улицах появились автомобили, которые развозят парижан по городу.
– И еще у них есть воздушные летательные аппараты, – добавил Николай II, не выслушав супругу до конца.
Александра Федоровна обиженно умолкла. Она уже не раз замечала за супругом дурную привычку – насмешливо отзываться почти на все сказанное ею.
Прошло какое-то время, пока Николай II не заговорил сам.
– …У меня такое предчувствие, – произнес он тихо, – что мы обречены на страшные испытания. И не будем вознаграждены за них на этом свете… Ты помнишь слова святого Иова Многострадального: «…Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня, и чего я боялся, то и пришло ко мне…»?
Александра Федоровна с недоумением посмотрела на супруга, однако промолчала. Возражать при детях, а она очень хотела ему возразить, она не стала.
Александра Федоровна за годы совместной жизни с Николаем убедилась, что у него прекрасная интуиция и чутье к судьбе, определенной ему Всевышним.
На память ей пришел случай. Летом прошлого года при посещении монастыря в Деево игуменья Мария передала Николаю II письмо, которое собственноручно написал царю преподобный Серафим. В письме царь предупреждался об интригах, клевете, лжи и предательстве, которые будут сопровождать годы его царствования.
Узнав о содержании письма святого старца, сестра Николая II великая княгиня Ольга Александровна посоветовала императору: «Забудь о нем». На что Николай II ответил: «Рад бы забыть, да, видимо, не получится…»
– Я от своих фрейлин слышала, что мы собираемся снова переехать в Зимний, – спросила Александра Федоровна, чтобы отвлечь супруга от грустных мыслей.
– Да, ваше величество, – вдруг улыбнулся Николай II и предложил: – Давайте завтра все вместе поедем в церковь. В молитве самое великое утешение на земле.
Александра Федоровна с благодарностью посмотрела на супруга. Она любила ездить с ним на еженедельные литургии, посещать святыни и принимать участие в канонизации святых.
– Мы согласны, ваше величество, – в тон ему ответила она.
– Вот и прекрасно! – с облегчением вздохнул Николай II, словно мог получить другой ответ. – А сейчас, с вашего позволения, я покину вас… У меня еще есть дела…
Вернувшись в свой кабинет, Николай II сначала долго ходил по ковру, потом сел за стол, однако к бумагам не дотронулся.
Он вдруг ясно представил себе, что войны с Японией ему не избежать. «Кто будет на стороне России?.. – подумал он. – Союзная Франция? Навряд ли… Трусливый Париж изо всех сил будет стараться, чтобы русские дивизии, как противовес Германии, оставались в Европе. Британия? Но она, как и Германия, больше всех боялась выхода России к британским и немецким колониям в Азии. К тому же Лондон не скрывал своей симпатии к Японии…»
Особенно заметным холодом из Европы подуло в 1901 году, когда Лондон и Токио заключили союз.
В ответ Николай II распорядился при главном морском штабе создать отделение планирования боевых операций на Дальнем Востоке, однако морское ведомство по-прежнему предпочитало смотреть на Балтику, а не на Тихий океан.
Николай II встал и прошел к окну. На Петергоф надвигалась холодная зимняя ночь. Пугливые желтые фонари с трудом освещали аллеи, заваленные серебристо-синеватым снегом. Было в них что-то притягательное и таинственное, но и они показались, вдруг, ему невыносимо тоскливыми и мрачными.
– …А все начиналось прекрасно… – тихо, словно для себя произнес Николай II.
…15 марта 1898 года Китай подписал договор, согласно которому двадцать тысяч русских солдат вошли в два приобретенных Россией тепловодных порта – Дальний и Порт-Артур.
Семью годами раньше он, Наследник русского престола, вбил первый клин в будущее полотно железной дороги, начинающейся во Владивостоке в нескольких метрах от Японского моря.
Затем был заключен контракт с правительством Китая о совместном строительстве Китайско-Восточной железной дороги.
Новая железная дорога открывала путь от Читы на восток через Харбин и соединялась с дорогой Владивосток-Хабаровск у Никольска-Уссурийска. Открывался путь России в огромную страну Маньчжурию и к главной военно-морской гавани – Порт-Артуру!..
Это была самая крупная в мире железнодорожная магистраль, охраняемая сибирскими казаками. И хотя они наряду с русскими флагами носили китайские бунчуки, всему миру стало ясно: Россия вышла к берегам Тихого океана!..
Николай снова медленно заходил по кабинету. Так было легче думать.
Что же произошло?.. Где, когда и в ком он ошибся?.. Эти мысли постоянно возвращались к нему и не давали покоя ни днем, ни ночью.
План, который он утвердил еще два года тому назад, предусматривал постоянное наращивание русских войск на Дальнем Востоке и сосредоточение их тремя группировками. Первой – в Ляояне, второй – в Приморске, третьей – в Харбине. В случае крайней необходимости из Сибири и Европейской части России могли перебрасываться дополнительные части.
Время работало на Россию. И хотя Япония тоже наращивала свою военную мощь, вела она себя осмотрительно. Все изменилось после 12 октября 1903 года, когда на пост заместителя начальника генерального штаба Японии был назначен пятидесятидвухлетний губернатор Формозы барон Кодама Гентаро. Хладнокровный и жестокий он сразу потребовал для себя особых полномочий.
С приходом в генштаб Кодама Гентаро заметно активизировалась военная разведка Японии на всем Дальнем Востоке.
В ответ на это военное ведомство Куропаткина ввело при главном штабе лишь одну должность специалиста по разведке.
Вспомнив сейчас об этом, Николай II подумал: «Поражения учат, но только не нас».
Он поднял голову, посмотрел на портрет Александра III и даже вздрогнул. На Николая смотрели суровые, словно живые глаза прародителя.
«И он меня осуждает», – мелькнуло в голове испуганная мысль.
Николай II, вдруг, вспомнил, как однажды отец в присутствии его и брата Георгия говорил генералу Данилевичу: «…Ни я, ни Мария Федоровна не желаем делать из них оранжерейных цветов. Они должны хорошо молиться богу, учиться, играть, шалить в меру. Спуску не давайте, спрашивайте по всей строгости законов, не прощайте лени в особенности. Если что, то адресуйтесь прямо ко мне, а я знаю, что нужно делать. Повторяю, что мне фарфора не нужно. Мне нужны нормальные русские дети. Подерутся – пожалуйста. Но доносчику – первый кнут. Это мое первое требование…»
Отцовские слова Николай II запомнил на всю жизнь и старался не гневить бога, воспитывать также и своих дочерей ни в чем не делая им поблажки.
Неожиданное признание супруги в том, что у них может появиться еще ребенок, и она очень хочет наследника, заставило Николая II быть еще сдержаннее и не гневить ни бога, ни людей.
«Династия Романовых, – подумал он, – дала России великих государей Алексея Михайловича, Петра Великого, Катерину II, Александра I, Николая I, Александра II и, наконец, Александра III.
Неужели пришло время, когда для России нужна будет искупительная жертва?..»
Николай II почти с ужасом представил себе будущее России: либо европейский либерализм, либо, еще хуже, европейский марксизм.
Николай II перевел взгляд на часы. Стрелки показывали без четверти двенадцать.
Он подошел к столу, сел и подвинул к себе стопку бумаг. Это были письма, рапорты, доносы министерств и других высокопоставленных вельмож друг на друга, которые Фредерикс регулярно клал ему на стол.
Николай II не любил читать доносы, хотя Фредерикс советовал это делать, уверяя, что от их чтения можно больше узнать о своих подданных, нежели от них самих.
На глаза попала бумага за подписью Плеве. Он сообщал о растущем недовольстве Святого Синода принятыми мерами Правительства по обеспечению веротерпимости в России.
Николай II знал, о чем идет речь. Год тому назад Правительство утвердило несколько решений, призванных ослабить государственное давление на не православных и старообрядцев.
Первым выразил свое сожаление митрополит Петербуржский. Затем Святой Синод в своем письме Комитету министров посетовал на то, что отныне Правительство России ставит инословных и раскольников в более выгодное положение. В письме было требование освободить православную церковь от государственной опеки.
Прочитав донесение до конца, Николай II усмехнулся. Синод сетовал на жестокую государственную опеку, а сам принял в то же время особые «Правила», ставившие все церковные общества в строжайшую административную зависимость от епископата.
Нетрудно было догадаться, что между церковью и властью назревал конфликт, который надо было избежать.
Обер-прокурор уже дважды предлагал план переустройства церковного управления, который предусматривал радикальную его децентрализацию. И советовал приблизить архипастырей к самой пастве.
Кроме того, он предлагал избавление епископата от груза административных и хозяйственных забот и переориентации его на решение задач, связанных с духовным руководством.
Николай II был уверен – такие планы будут восприняты церковью без восторга, хотя бы потому, что церковь была самым крупным землевладельцем в России. И потому он отклонил предложение обер-прокурора.
И все же он не мог допустить своеволия Святого Синода.
В прошлом году по его распоряжению Правительство приостановило работу Предсоборного присутствия, которое ставило своей целью созыв Поместного собора. Было очевидным – руководство Синода намерено восстановить в России патриаршество.
По мнению Плеве, с которым Николай II был согласен, церковь не столь приобретала духовную независимость от светской жизни, сколько нарушала принципы соборности.
Это был уже не первый доклад Плеве о растущем желании Синода отделиться от государства.
«Западный соблазн уже давно стучится в Золотые ворота и, не делая даже особых усилий, принимается нашим духовенством безропотно, – подумал Николай II. – Однако, что даст России каноническая духовность?.. И зачем им неограниченная власть?.. Неужели Русь, принявшая византийское православие, превратится в бездонное стоячее болото, в котором исчезнут остатки древних корней русичей?..»
Этот вопрос уже не раз ставил перед собой он и не находил ответа.
Узнав о письме Святого Синода, Александра Федоровна воскликнула:
– Боже мой!.. Церковь и государство становятся словно враги друг против друга! Но будет еще страшнее, если линия церковная и линия государственная разойдутся… Уже сейчас все, что происходит, похоже на заговор жрецов!
Невольно перебирая все это в памяти, Николай II не мог не согласиться с мнением Александры Федоровны.
Он чувствовал: если не вражда, то противостояние уже существовало. Оно появилось не сразу. Посвященные в эту проблему, в том числе и Плеве, трактовали ее слишком упрощенно, сводя все к противостоянию власти и духовности. Однако Николай II был уверен, что здесь не все так просто. Высшее духовенство, по всей видимости, стало забывать, что царь превышает и уровень священника, и уровень власти.
Где-то в глубине души он понимал, что ему предстоит сделать: не допустить, чтобы власть, с одной стороны, превратилась в солдатский милитаризм, как это было при Павле, а с другой, заставить духовенство вместо жреческой амбициозности стать на путь кротости пастыря.
6
…Переезд из Петергофа в Зимний дворец был недолгим. Императрица Александра Федоровна пожелала ехать вместе с Николаем II.
Всю дорогу она молчала, занятая какими-то мыслями.
Николай II время от времени поглядывал на супругу, не решаясь спросить, о чем она думает. И все же не сдержался.
– Что-нибудь произошло?
– Нет, – ответила Александра Федоровна. – Ничего не произошло, мое солнышко, – добавила она и улыбнулась.
Николай II знал, что «солнышком» супруга называла его только в письмах, которые слала ему в дни разлук.
– Но ты все время о чем-то думаешь…
– Ни о чем, – торопливо ответила она и опустила глаза.
Николай II привлек супругу к себе и поцеловал в холодный лоб.
– Будет все хорошо, – сказал он. – Бог милостив… Я перед отъездом зашел проведать Анастасию. Представляешь, она уже все понимает!..
– В три года дети многое понимают, – отозвалась Александра Федоровна и, вдруг, тихо засмеялась.
– Я что-то не так сказал?
Николай II заглянул супруге в глаза.
– Все так, – ответила она. – У нас уже четыре дочери. Разве тебе не нужен наследник?..
У Николая II екнуло под сердцем.
– Господи!.. Ты это серьезно?.. – с трудом выдавил он из себя.
Александра Федоровна испуганно коснулась его губ указательным пальцем.
– Не говори ничего… Я еще не уверена… Но я так хочу сына…
В Зимнем Николая II встречали Витте, Фредерикс, Ламсдорф, Плеве и генералы Куропаткин, Драгомиров, Скобелев.
Николай II рассеянно ответил на их приветствие, прошел мимо. Потом, словно спохватившись, обернулся и, обращаясь к Куропаткину, сказал:
– Алексей Николаевич, через полчаса зайдите ко мне. Остальные могут быть свободны.
Генералу Куропаткину было пятьдесят шесть лет. Со времени Плевны, – это с 1877 года – он уже не командовал войсками, а находился при Дворе.
Когда в начале января 1898 года решался вопрос о министре военного ведомства и Николаю II были представлены кандидатуры генералов Куропаткина, Скобелева и Драгомирова, он оставил свой выбор на Куропаткине, который много сделал для приобретения Россией китайских портов Дальний и Порт-Артура.
Единственное, что не нравилось Николаю II в Куропаткине, так это его тяга к Кутузовской стратегии, которую генерал считал чуть ли не единственной и самой верной.
Когда Куропаткин вошел в его кабинет, Николай II спросил:
– Алексей Николаевич, что вы знаете о вице-адмирале Макарове? Если мне не изменяет память, вы вместе воевали против турок.
Вопрос императора для Куропаткина был неожиданным. Он даже на какое-то мгновение растерялся. О Макарове Куропаткин знал немного. Больше слышал о нем.
– …Вы что-нибудь знаете о торпедных катерах адмирала Макарова? – уточнил свой вопрос Николай.
Куропаткин мысленно перекрестился.
– Да… да, ваше императорское величество, – торопливо ответил Куропаткин. – Адмирал Макаров применил их, как маломерные суда, в 1877 году в Батумском порту против турецких кораблей. Тогда все торпеды, выпущенные с катеров, попали в цель. Турки были ошеломлены. Они тогда ничего не знали о торпедах…
– Алексей Николаевич, – перебил Куропаткина Николай II, – я это знаю. Меня интересует, сколько у нас на флоте таких катеров, состояние их вооружения и, самое главное, меня интересует, возможна ли переброска этих катеров на Дальний Восток по железной дороге. Доклад мне нужен завтра к исходу дня. Больше я не смею вас задерживать, Алексей Николаевич.
Оставшись один, Николай II стал вспоминать, что еще он знал о торпедных катерах Макарова. Единственное, что приходило на память, так это статья в лондонской газете морского историка то ли Джейна, то ли Джейнса, который писал, что русские, не имея сильного флота, начали свой морской триумф с почти никому не известного оружия – торпедных катеров. Этот же историк упоминал тогда и имя адмирала Макарова.
«А может, их уже и нет?», – подумал Николай II и поймал себя на мысли о том, что многое, происходящее при Дворе, ему просто неизвестно.
Странная смерть его отца Александра III была так или иначе связана с тем, что Александр не вникал в происходящее вокруг. В этом Николай II был уверен.
«Цареубийцы появляются не из низов, а из разложившейся интеллигенции, дворян, неудачливых ювелиров, гимназистов и коммерсантов, лишенных национального сознания и ненавидящих русскую культуру, обычаи и устой», – с грустью думал он.
Все это вместе взятое он называл «нигилизмом», занесенным в Россию евреями и социалистами.
Он не удивился, когда Плеве доложил ему в декабре прошлого года, что под подозрение полиции попал некий Керенский Александр Федорович, который в кругу друзей высказывал мысль о том, что положение в России можно выправить лишь событием 11 марта 1801 года.
Николай хорошо помнил эту дату. 11 марта был убит император Павел I…
7
Перед рассветом Николай II вдруг проснулся от голоса, который позвал его. Он открыл глаза. В спальне стоял полумрак. Николай II потянул на себя одеяло и сел, опершись спиной о высокое изголовье кровати.
Он знал – в его спальне никого нет. И все же почувствовал, как знакомое уже чувство страха тихонечко подбирается к сердцу…
Точно такое чувство он однажды испытал, когда по настоянию академика Драгомирова, преподававшего боевую подготовку войск, Александр III направил его на практическое обучение в войска. Два первых года он служил в Преображенском полку, исполняя обязанности младшего офицера, потом ротного командира. Следующие два года проходил службу сначала взводным офицером, затем эскадронным командиром в кавалерийском гусарском полку. И еще год по приказу Александра III служил в артиллерии.
Здесь и случилось то, что за малым не стоило ему жизни.
Тяжелый снаряд, который он заряжал в пушку, выпал из его рук и покатился к погребу, где находился боевой запас на всю батарею.
Все, кто был рядом, окаменели. Не растерялся только один солдат-артиллерист, который успел остановить его у самого края. Тогда он и почувствовал, как под сердце крадется холодок, от которого немеют ноги и руки.
…На десять утра Николай II попросил пригласить к нему премьер-министра Витте.
Днем ранее генерал Куропаткин доложил, что уже два месяца министерство финансов не выделяет деньги на окончание строительных работ в крепости Порт-Артур. В то же время значительные суммы идут на строительство торговых причалов порта Дальний, который, по мнению Куропаткина, японцы могут в случае его захвата с успехом использовать для высадки крупных сухопутных сил.
Когда Витте вошел в кабинет, Николай II, не приглашая премьера присесть, как обычно он это делал, спросил:
– Милостивый сударь, для вас Россия уже не Родина?
Витте промолчал. Он еще не мог понять причину столь гневного вопроса. К работе правительства у императора претензий не было. Два дня тому назад он направил императору доклад об экономическом состоянии России за прошедший год. Россия выходила на первое место в мире по темпам роста промышленности, опережая Соединенные Штаты Америки. В прошедшем году на долю России пришлось четверть мирового экспорта крестьянской продукции…
В этом, считал Витте, была и его заслуга. Все эти мысли молнией пронеслись в голове Витте.
Николаю II, видимо, не понравилось молчание премьера и он уточнил свой вопрос.
– Сергей Юльевич, скажите, что для нас сегодня важнее – торговый порт или военная крепость?
– И то, и другое, ваше величество, – спокойно ответил Витте, догадавшись о причине гнева Николая II.
У императора в глазах блеснули холодные огоньки.
Жгучее желание выпроводить премьер-министра из кабинета Николай II подавил в себе с большим трудом.
Витте тоже понял, что поступил необдуманно, отвечая так на вопрос императора. Однако слово не воробей…
Николай II тем временем прошелся по кабинету, что-то обдумывая. Это было заметно по напряженному выражению на лице императора. Противоположные чувства сейчас боролись в душе Николая II, и он не мог отдать предпочтение ни одному из них.
Наконец, Николай II остановился перед Витте и, глядя ему прямо в глаза, тихо, но жестко произнес:
– Милостивый сударь, если через три дня генерал Куропаткин не доложит мне о том, что на крепость Порт-Артур выделены все необходимые финансовые средства, я отправлю вас в отставку…
До конца дня у Николая II настроение так и не улучшилось. И только вечером за ужином, когда Александра Федоровна привела к столу дочерей, на душе у него стало теплее.
Маленькую Анастасию императрица посадила рядом с собой. Мария, Татьяна и Ольга сидели напротив.
Семейные ужины были редким явлением, и девочки старались вести себя сдержанно, показывая родителям, что они прекрасно воспитаны. Единственно, кому все прощалось, так это Анастасии. И она, словно понимая, что в трехлетнем возрасте в этой семье детей не наказывают, позволяла себе такое, чего не могли позволить другие за столом.
Ольга, на правах старшей из девочек, укоризненно, почти по-взрослому, поглядывала то на Анастасию, то на родителей. «Вот видите… Ей все дозволено…» – говорил ее взгляд.
Под конец ужина Николай II посадил Анастасию к себе на колени, и она тут же дернула его за ус. За столом на какое-то мгновение воцарилась тишина, потом все рассмеялись, а Анастасия заплакала.
Воспитатели тут же увели детей, а Александра Федоровна сразу загрустила.
– Мало я их вижу, – сказала она. – Мне их просто не хватает… И тебя, – добавила она. – Вот и сейчас ты рядом, но я вижу, что ты всеми мыслями далеко от меня…
Николай II качнул головой.
– Ты права… Извини. Для меня сейчас быть просто человеком непозволительная роскошь. От меня требуют все. Когда требую я, – получаю в ответ болтовню, сплетни, доносы. И, слава богу, пока не предательство… Но они дойдут и до этого…
Александра Федоровна с тревогой посмотрела на супруга. И хотя он говорил спокойно, она улавливала в его голосе скрытое отчаяние и горечь.
– …Даже церковь и та упрекает меня. На днях митрополит Киевский заявил в Синоде, что церковь нужна власти только в минуты опасности. Но к кому же тогда обращаться, если не к ней?.. Разве сам Синод не духовная власть над всеми?
Николай II умолк и с грустной надеждой посмотрел на Александру Федоровну, словно хотел услышать от нее ответы на мучавшие его вопросы. Но она немо смотрела на супруга глазами полными слез. Наконец, еле слышно произнесла:
– И в самом деле так все плохо?
Николай II ответил не сразу.
– Не знаю… – наконец проговорил он.
– Но так же нельзя вести себя! Они разве этого не понимают?..
Александра Федоровна умолкла, словно испугалась своих слов. Набожная и суеверная, она со страхом подумала о божьей каре, которая неминуемо постигает любого, кто ведет себя вопреки воли церкви.
И в то же время Александра Федоровна была убеждена – падение монархии не принесет пользы высшим иерархам.
Она искренне любила Николая II и считала его человеком, вобравшем в себя все лучшее, что имел его отец император Александр III и его мать Мария Федоровна, дочь датского короля.
Россия, по ее мнению, не имела права забывать: за триста лет правления династии Романовых страна превратилась в огромную империю от Белого, Черного и Балтийского морей до Тихого океана!
Александра Федоровна была уверена, что беды, навалившиеся на Николая II со всех сторон в последние годы, исходят от его стремления сделать Россию еще более могучей как на Западе, так на Востоке.
