Read the book: «По умолчанию»

РЕН

Если кто-то, назначая вам встречу, выбирает для этого “Заслонку”, он либо показушник с тягой к приключениям, либо попросту прибыл откуда-нибудь из Прана-сектора и кроме знаменитого названия ничего об этом месте не знает.

Рен не любил бывать здесь. От былой атмосферы не осталось ничего, а пафоса поприбавилось. Ненужного и натужного такого пафоса. А на него обычно слетается всякая назойливая и вредная мошка. Словом, паскудное местечко для деловой встречи.

Но с координаторами Заслона не наёмнику-слееру спорить. Пока миссия не началась, они решают кто, с кем и как.

Он прошёл к барной стойке, уселся на высокий стул и кивнул бармену. Тот даже не спрашивал, чего Рен хочет – просто налил ему «Стальной туман». Ну, конечно. Все наёмники пьют “Туман”, а все офицеры Заслона двухметровые шкафы. Как же иначе-то?

Но Рен не стал возмущаться. Так, ворчал про себя по привычке. Ему хотелось побыстрее покончить с этим. С формальностями. Заказчик назначил встречу здесь, но не сообщил, кого именно ему подсунут в напарники. Это раздражало. Рен привык работать с проверенными людьми. И непременно – с людьми.

Но опять же, с координаторами не спорят. Порядок – есть порядок. Даже если он вот такой, как сейчас – натянутый на каркас из переработанного металла и подшитый гнилыми нитями из старых алгоритмов. Чтобы не рассыпался окончательно. Держится он на хлипких патчах бюрократии, дронах-наблюдателях и отчаянной вере тех, кто ещё притворяется, будто система работает.

После Третьего Кризиса вообще говорить о порядке можно с большим натягом. Были государства, был какой-никакой порядок. Сейчас же, когда власть в мире держат ресурсные корпорации, когда политика делается в бухгалтерии, это уже чистейшей, ну или мутнейшей воды хаос. И только такие монстры на контрактах у корпораций, как Заслон, и могли похвастаться чем-то похожим на порядок. Поэтому Рен в основном работал только на них – на организации, контролирующие стабильность секторов. Так они себя громко называют. Но они хотя бы делают что-то действительно полезное для этого полудохлого мира – вычищают гниль и давят крыс.

И это лучше, чем иметь дело с распоясавшимися и зажравшимися монополистами. Пары раз хватило. Платят щедро, но с проработкой операций и дисциплиной там совсем туго.

А вот, кажется, и напарник пожаловал. Рен приметил нового посетителя сразу – таким сложно не бросаться в глаза, даже если бы этот тип пытался. Но он и не пытался.

Худой, жилистый, словно городская крыса, которую невозможно поймать, но которая всегда там, где надо. Двигается легко, с той особой беспечностью, за которой угадывается привычка быстро исчезать, если только пахнуло жареным. На рукаве щегольской куртки переливается яркой бирюзой горизонтальная восьмёрка или попросту – “червь”.

Вирм-хакер. Ну конечно. Стало быть, миссия попадает под протокол “техно-си”. Стало быть, беглый агент-отступник из перепрошитых.

А вирм этот выглядит так, словно собрался в центральные сектора залиться дорогущим чардом и снять на ночь пяток девиц. Он всегда такой или прихорошился по случаю важной встречи?

Идиотская причёска. Тонкие острые волосяные иглы насыщенного пурпурного цвета среди остальных неровных беспорядочных светлых прядей. И глаза у него тоже неприятные. Слишком живые, слишком быстрые. Бегающие такие глаза. Явно с интегрированным визор-модулем, вон как радужка отсвечивает кислотно-зелёным. Погубит их когда-нибудь привычка всегда полагаться на нейромодификации…

Рен поморщился. Будущий напарник его уже раздражал.

А вирм уже подходил к нему. Уверенно, спокойно и демонстративно неспешно. Ещё и выпендрёжник. Да все они такие. Кто больше, кто меньше, но повыделываться любят все.

– Рен, – сказал парень и чуть наклонил голову. – Я Ларс.

Опустил задницу на соседний стул, сделал знак бармену, а тот – подумать только – скоренько так намешал ему что-то яркое и шипучее. Явно не “Туман”. Стало быть, хакер тут частенько бывает. Показушник, точно.

– Вирм-хакер, – задумчиво сказал Рен. – Ловим перепрошитого?

– А ты думал, меня прислали, чтобы ты не сдох в миссии от устаревшего софта в твоей башке? – весело и бодро огрызнулся Ларс. – Ловим.

Рен хмыкнул. Ещё и показушник, считающий себя остроумным.

– Заказчик сказал, что все детали операции у тебя. План есть? Или, как у вас принято, импровизация по ходу?

– Не любишь импровизаций? – прищурился вирм. – Ещё печальнее, чем я думал. Ну как скажешь. Итак, командир, слушай, пока я не передумал делиться. Агент засветился в техническом секторе Т-12, да-да, тот самый "Сальваг", где машины умирают медленно и ужасно. Сигналы слабые, но он точно там – сеть зафиксировала его имплант ненадолго. Он, конечно, блокировал сразу, когда сигма-терминал случайно считал его… Вот ведь машины – приговорены к утилизации, а верны долгу до последнего, а?

Ларс бесцеремонно отодвинул стакан Рена, щёлкнул пальцами. На столешнице тускло засветилась маленькая проекция карты технических секторов.

– План простой, как психотест для дрона. Едем на монорельсе до пересадки на техмагистраль. Там берём ховербайки, доезжаем до километра от цели – дальше пешком. Место тихое, но не мёртвое: утилизаторы ходят, дроны патрулируют, да и кое-какие списанные боевые мехи, говорят, "случайно не выключились".

Вирм ткнул пальцем в подсвеченную красным точку.

– Вот здесь он прятался. Есть тоннель под свалочным куполом, старая шахта. Думаю, он там. Один вход, два выхода. Один мы перекроем – у меня есть подарочек, мини-паутина с триггером. Он даже не поймёт, что застрял, – Ларс бросил короткий взгляд на Рена, – Ты заходишь первым, я держу периметр и ловлю сигнал, если попытается уйти через сеть. Он думает, что Заслон уже послал зачистку, а тут появляешься ты – одинокий рейнджер. Холодный и убедительный, как налоговый инспектор в постели. В идеале – берём живым. Если совсем начнёт дурить – оглушаем, вытаскиваем. Но без самодеятельности, ладно? Мы его не мочить идём. Пока что.

Под мрачным взглядом Рена Ларс только ухмыльнулся.

– Ты, кстати, умеешь не убивать, или у тебя просто выключателя нет?

– Не звени попусту, – буркнул Рен. – Ты знаешь, зачем я в этой операции. Всегда так много болтаешь не по делу, или только когда напуган?

Он вгляделся в карту.

– Один вход, два выхода, ты сказал. А если он отключил импланты и сидит глубже? Рванёт раньше, чем мы подойдём. Я не ловлю, моё дело ломать.

– Так и моё, – усмехнулся Ларс. – Правда, мы вкладываем в это понятие разный смысл. Если агент отключил импланты напрочь, то как он нас-то засечёт? Не рванёт. Да и некуда особенно.

– Под шахтой что?

– А под шахтой – пустота, приятель. Официально, – он наклонился ближе и чуть понизил голос, – Неофициально – там старая сеть логистических тоннелей, ещё до передела сектора. Заслон заварил часть входов, но я нашёл один активный шлюз. Не в лучшем состоянии, но если наш беглец не совсем идиот – он тоже его нашёл. И если он полезет вглубь – полезу следом. А ты уж будь добр, не бросай меня там. Говорят, внутри темно и страшно.

– Мои шмотки в каре. Твои? – коротко спросил Рен.

Он уже полностью признал, что лучшим способом общения с этим вирмом будет общаться как можно меньше. Идеально: избегать, кивать, не смотреть в глаза. Хакер – не просто неприятный Рену спутник. Он – ходячая пробоина в пространстве взаимодействия, где каждое слово отскакивает от него как камень от черепахи.

– Мои – при мне, – лучезарно улыбнулся Ларс. – Пошли?

Монорельс, соединяющий жилой сектор с техническим, был старым, но быстрым. Вагоны гудели низким металлическим басом, вибрация шла по полу, перекатывалась по позвоночнику. За мутными окнами проносились сектора – одни ещё дышали жизнью, другие давно погрузились в ржавый сон изоляции. И с годами последних становилось всё больше.

Этот мир держался на болтах и условностях. Когда-то были государства, флаги, клятвы, идеология – теперь всё делили сектора, патенты и директивы. Люди выживали не потому, что умели держаться вместе, а потому, что вовремя адаптировались к новому порядку: подстроились под сети, импланты, под синтетическую этику, вшитую в протоколы.

И сами не заметили, как стали частью одного большого протокола.

Рен постоянно с глухой злобой вспоминал, как всё начиналось: с безобидных игрушек, с «умных помощников», с нейросетей, что писали стихи и управляли светом в квартирах. А закончилось? Закончилось тем, что человек не мог открыть дверь, не заглянув в интерфейс. Не мог вызвать врача без одобрения автоматической триаж-системы. Не мог дышать – без кода доступа к чистому воздуху.

Зависимость от машин стала нормой. И чем больше человечество упрощало себе жизнь, тем слабее оно становилось. Но Рен не собирался становиться слабым.

Он не верил в этот порядок, просто признавал его необходимость. Хоть что-то. Хоть какой-то. Раз уж докатились до вот этого светлого и технологичного будущего. Без структуры – хаос. Без дисциплины – выживает даже не сильнейший, а тот, кто первым предал. Рен не считал этот мир справедливым. Он считал его рабочим. Пока ещё рабочим. А если система даёт сбои – значит, её нужно чинить. Или вырубать. Без сантиментов.

И это его работа. Не чинить. Опускать рубильник, когда другие методы уже признаны неэффективными. Отсекать от протокола сбойные элементы системы и, чаще всего, утилизировать их. Без особого азарта, без упоения своей “нужностью”. Просто работа.

Рен сидел молча напротив Ларса и проверял оружие. Время – ценный ресурс.

Боевая модель СВ-9 или, как её называл Рен, “Девятка” с нейроадаптивным затвором – старая, как он сам, но всё ещё лучшая.

Укороченный карабин, скомпонованный под ближние и средние дистанции. Без лишней автоматики, без встроенного ИИ-наводчика. Она стреляла туда, куда он смотрел, а не туда, куда подскажет алгоритм. Как и должно быть.

На бедре – оглушающий импульсник: для ситуаций, когда цель нужна живой.

А для ближнего контакта – перчатка с тактическим шок-модулем, встроенным под пластиной на запястье. Срабатывает от прямого касания. Эффективна, бесшумна, и не мешает стрелять.

Броня – сборный армокомплект с ручной активацией защитного поля. Без интеграции. Всё – через интерфейсный браслет. Он мог бы установить прямую нейросвязь, но не стал. Рен не доверял системам, которые желают думать вместо него.

– Ты сказал, всё при тебе, – заметил он, когда Ларс выдал очередную ухмылку и закатывание глаз при виде арсенала Рена.

Вирм, словно ожидая этой реплики, легко поднялся с сиденья и расстегнул куртку.

Под щегольской тряпкой – лёгкий жилет из метасинта со встроенным энергоэкраном. Баснословно дорогой сплав. Защита неплохая. Киберперчатка – наверняка с модулем доступа к закрытым системам. И, конечно, нейровизор, прямо сейчас мигающий зелёными огоньками – Ларс подгружал карту Сектора Т-12.

А главное – взломный модуль, встроенный в предплечье. Аккуратный, едва заметный, но опасный.

Оружием Ларса была сеть. Быстрый взлом, перенаправление сигналов, игра между импульсами. Для вирма бой – это не оружие, а стратегия. И никакой грязи под ногтями.

Рен видал одного такого. Пытался деактивировать взбесившегося меха, не успел. А Маркаш, ветра его пеплу, успел. Деактивировал. Точным выстрелом в центральный узел из обычного дробовика.

– У тебя карабин такой, как у моей бабки был, – лениво заметил Ларс, кивая на оружие Рена. – Только она его в шкаф прятала. Лет этак пятнадцать.

– Но он работал.

– Ага. До тех пор, пока она не выстрелила в дрона почтовой службы.

Рен ничего не ответил. Ему не нужно было отвечать. Он знал: в бою не стиль важен, а результат. И когда полетят искры, а какой-нибудь тяжёлый боевой мех начнёт крушить всё вокруг, Ларс будет прятаться за тем самым «бабкиным дробовиком». И, возможно, благодарить судьбу, что Рен такой старомодный, пока сам вирм будет ломать в укрытии одуревший кусок кода.

Всё это пройдено уже не раз. Хакеры полезны в операциях, грешить не стоит. Но их непробиваемая уверенность в собственной исключительности раздражает до зубовного скрежета. В любом случае скоро всё будет ясно. Не впервой.

Сектор Т-12 встретил их тишиной и запахом гари. Воздух здесь был другим – тяжёлым, плотным, с привкусом пережжённого металла. Масло, пыль и старые испарения от резаков. Дух технологического кладбища.

Неподалёку возвышались купола свалки – массивные, довольно уродливые конструкции из полупрозрачного армопластика, под которыми день и ночь работали утилизаторы. Гигантские клешни перетаскивали остовы с одной груды на другую, а узкие дроны, похожие на тараканов, ползали, разбирая останки мёртвой техники.

Сюда машины приходят умирать – так говорил когда-то Маркаш. Потом и сам помер в одном из таких же секторов.

Ховербайки пришлось оставить в километре от цели. Слишком много шума, слишком много датчиков. Здесь действовали только автономные патрули, и Заслон давно не слал сюда живых людей. Только машины.