Read the book: «Неприкаянный. Камешек в жерновах»

Глава 1
Эвакуация

– Здравствуйте, Аркадий Петрович, – поздоровался я.

– Здравствуйте, Олег Николаевич, – хмуро ответил мне тот.

На вид лет двадцать пять, среднего роста, нормального сложения, в мундире инженера. Чёрные волосы под фуражкой курчавые, что видно несмотря на короткую стрижку, лицо смуглое, с правильными чертами, и есть в нём что-то эдакое, намекающее на цыганские корни. Ну или эфиопские, как у Пушкина. Ага.

– Всё ещё сомневаетесь? – понял я его настроение.

– Ну, знаете ли, пока никаких объективных причин для столь поспешной эвакуации нет. Сам не понимаю, как дал себя уговорить.

Ну, это он зря. Уговорам он поддался только дня четыре назад после того, как стало известно о начале высадки японцев в Бицзыво, а главное – об отступлении отряда Засулича от реки Ялу. До того его хватило лишь для консультаций меня по устройству цехов на Тигровом полуострове.

Для этого мне пришлось вытаскивать его в Артур и показывать строительную площадку. Он бы мне, может, и отказал, но на сегодняшний день с заказами в его мехмастерской как-то не очень, а я предложил вполне себе солидную плату за консультацию, как и что он устроил бы, доведись переместить на новое место именно его мастерскую.

Сейчас на Тигровом полуострове вовсю шло завершение возведения цехов будущей мастерской. Стены саманные, достаточно толстые, чтобы летом обеспечить какую-никакую прохладу, а зимой тепло. Оно и дёшево, и сердито. В глине недостатка нет, и если привлечь достаточное количество рабочих, то и возвести их можно за короткое время. Сегодня на строительной площадке трудится сотня китайцев, копошащихся, как мураши. И зримый результат наблюдается каждый день. Уже приступили к устройству черепичной кровли.

Горский молодой инженер, получивший наследство и отправившийся в Дальний. Он поверил в будущее этого региона и вложился в строительство и оснащение механической мастерской с перспективой роста до полноценного судоремонтного завода. Поначалу всё шло просто замечательно. Но как только деятельность предприятия начала выходить на новый виток, грянула война. Порт опустел, заказы исчезли. Не считать же таковыми изготовление нескольких миномётов и незначительного количества мин к ним. Это слёзы, которыми не прокормить рабочих и их семьи. Да и над ними самими нависла возможность мобилизации.

Аркадий Петрович попытался было получить заказ от военного или военно-морского ведомства, но пока безуспешно. А тут ещё и мичман, который зудит в уши о непременном отступлении армии и оккупации Дальнего.

Словом, мне удалось убедить его эвакуировать мастерскую в Артур, благо и помещения под это дело уже готовы, причём по пожеланиям самого Горского. Оставалось только решить, как именно это сделать. Потому что о железной дороге можно было забыть. Весь подвижной состав был отдан под армию и флот, исключение только пассажирские вагоны, но тут всё понятно.

Однако мне удалось решить вопрос и организовать эвакуацию морем. Чего мне это стоило, отдельный разговор, но сумел договориться, и ладно. А сейчас прибыл в Дальний специально, чтобы проконтролировать процесс эвакуации мастерской.

И да, делал я это вовсе не бескорыстно, а за десять процентов прибыли от будущих заказов с перспективой роста доли до тридцати, если Дальний всё же будет занят японцами. Не сказать, что я так уж нуждался в этих деньгах. Но влезать в это совсем уж без прибыли для предпринимателя, каковым являлся Горский, выглядело бы более чем странно.

– То есть вы по-прежнему сомневаетесь в том, что генерал Фок не удержит позиции у Цзиньчжоу? – спросил я инженера.

– Я разговаривал с офицерами, они полагают, что позиции на перешейке достаточно сильные.

– Как показал бой на Ялу, это далеко не факт. Там тоже готовились встречать японцев, используя реку как естественную преграду. Результат вам известен. И вообще, снявши голову, по волосам не плачут. Погрузку завершили?

– Это-то да. Н-но… Нас ведь могут нагнать японцы?

– Что значит нас? Вы, Аркадий Петрович, отправляетесь в Артур поездом вместе со своими рабочими. Нечего вам делать на палубе парохода. И переживать по поводу оборудования также не стоит, у вас ведь есть заверенный договор, согласно которому я полностью компенсирую вам финансовые потери. И в качестве страховки открыт под это дело счёт в банке. Так что вы ничего не потеряете, а, наоборот, приобретёте. С деньгами отбыть в Россию всё проще, чем со станками, – хмыкнув, закончил я.

– Не для того я вложился в предприятие на Дальнем Востоке, чтобы вернуться обратно в Россию с деньгами.

– Ну а чем вас не устраивает Владивосток?

– Здесь, в Дальнем, перспективы были гораздо выше. А во Владивостоке слишком высокая конкуренция, ну и нет соответствующих льгот.

– Ну что же, тогда пусть вас успокоит мысль о том, что вы не просто сохраните свою мастерскую, но и получите большие заказы. Разумеется, если организуете производство миномётов, боеприпасов к ним и полевым орудиям. Уверяю, что недостатка в заказах у вас не будет.

– Я очень рассчитываю на это.

– Так и будет, Аркадий Петрович. А иначе с чего бы под вас выделили пароход.

Вообще-то, всем было на него и его мастерскую наплевать с высокой колокольни. Место под возведение цехов я взял в аренду. Клочок никому не нужной земли, за который какой-то придурок готов платить живые деньги. Да, сумма небольшая, ну так там ведь сейчас вообще ничего нет, к тому же договор на год, без пролонгации.

Пароход же и вовсе оказался в распоряжении Горского только благодаря хитрой многоходовочке. Спасибо контр-адмиралу Лощинскому и его хозяйственности. Ну не смог он мне отказать в такой малости, как отправка небольшого грузового судна в Дальний…

– Здравия желаю, Александр Васильевич, – подойдя к причалу, окликнул я командира миноносца «Сердитый».

– Ого! Олег Николаевич, какими судьбами?! Прошу на борт, – сделал приглашающий жест Колчак.

Нас познакомил лично Эссен, и будущий Верховный правитель России уже многое знал обо мне. К примеру, о том, что я за собственные средства переделал и обслуживаю минный катер. Об изобретённом и изготовленном мною трале охранителе. О парашюте, который сейчас используют для наблюдения. О том, что перевооружил матросов и обучил их абордажному бою. О пограничниках, благодаря мне получивших миномёты и гранаты, а также кое-какие дельные советы по тактике боевых действий, успешно опробованные на хунхузах. О том, что я передал им ручные пулемёты, приобретённые за собственные средства. О доставке в Артур большой партии мёда, оказавшегося отличным средством для лечения ран. Ну и о других моих достижениях, реальных и мнимых.

Как результат, Александр Васильевич проникся ко мне уважением. Чему способствовала не столь уж большая разница в возрасте в одиннадцать лет. Тут у нас всё сложилось, как и с поручиком Лоздовским. Оба офицера успели послужить и, с одной стороны, я им не ровня, но в то же время они не могли не оценить мою светлую голову, личную храбрость и способность вести людей за собой.

Колчака вообще отличала как смелость, так и авантюрный склад характера. Для начала он сам выбил себе перевод в Порт-Артур, едва вернувшись из арктической экспедиции, не смирился с назначением на «Аскольд», как после не усидел и на минном заградителе «Амур». За какой-то месяц лейтенант прошёл через три назначения и в результате оказался на мостике «Сердитого».

Зная об этом из истории в других мирах, я намеренно предложил Макарову переделку геометрии гребных винтов именно этого миноносца. И, несмотря на все недостатки, тот теперь уверенно держал максимальный ход в двадцать семь узлов. Что не помешало ему остаться в распоряжении командующего отрядом подвижной береговой обороны контр-адмирала Лощинского. Иными словами, охрана прохода, патрулирование прибрежных вод близ крепости, минные постановки.

Три дня назад, уже после начала японской десантной операции, его превосходительство решил усилить правый фланг позиций у Цзиньчжоу дополнительными минными постановками. Для выполнения этого задания был отправлен один из пароходов КВЖД, реквизированный для нужд флота, и миноносец. Рисковать минным заградителем «Амур» после гибели «Енисея» он не решился.

Увы и ах, но спасённый мною корабль всё же погиб, наскочив на японскую мину. Радовало только то, что дело ограничилось лишь двумя легко раненными. Остальные благополучно переправились на берег, и капитан второго ранга Степанов в том числе.

Так вот, потерю небольшого судна «Ляодун» его превосходительство полагал вполне оправданной. Тот должен был доставить в Дальний шестьдесят мин, которые следовало установить «Сердитому». На обратном пути, в случае появления кораблей противника, Колчаку надлежало снять команду с парохода, потопить его и уходить в крепость. Ну а оборудование мехмастерской инженера Горского всего лишь сопутствующий груз, подлежащий эвакуации в крепость. Всё вполне логично.

Будучи натурой деятельной, за прошедшие три дня Александр Васильевич успел установить несколько минных банок. Чем именно он руководствовался при выборе перспективных направлений, я не знаю. Но к делу подошёл вдумчиво, для начала хорошенько изучив район минирования.

К слову, в известной мне истории на выставленных им минах подорвался и затонул лёгкий крейсер «Такасаго». В первую мировую на Балтике Колчак заведовал минными постановками и считался мастером этого дела…

– Здравствуйте, Александр Васильевич, – протянул я ему руку, поднявшись на борт.

– И вам не хворать, – ответил на рукопожатие Колчак.

– Возьмёте с собой до Артура?

– Да мне не сложно. Только что вы вообще делаете в Дальнем. Погодите. А это не этот инженер занимается изготовлением миномётов, мин и гранат? – указал он на удаляющегося Горского.

– Именно он. И я очень хочу, чтобы погруженное им оборудование и материалы непременно доставили в Артур. Когда дело дойдёт до осады, возникнет большая нужда в изделиях его мастерской.

– Полагаете, что будет тесная осада?

– Уверен в этом. У нас нет достаточных сил в Маньчжурии, чтобы на первых порах успешно противостоять японцам. И коль скоро сбили отряд Засулича, точно так же потеснят и Фока. И уж тем более на фоне полного бездействия нас, моряков.

– Трудно вам возразить. Спрятались в Артурской луже и нос боимся высунуть, – раздражённо бросил лейтенант. – Ума не приложу, как Лощинский вообще решился отправить меня сюда. Погодите. А не ваших ли это рук дело?

– Я всего лишь способствовал личной заинтересованности его превосходительства в том, чтобы он исполнил свой долг.

– То есть дали взятку, – покачал головой Колчак.

– Называйте, как хотите, главное, что вы дополнительно укрепили правый фланг армейцев, а также эвакуируете мастерскую, которая нам ох как пригодится в будущем.

– Я вижу, вы, не задумываясь, тратите собственные средства.

– Отчего бы и нет, если этого требует дело. К тому же это не просто траты, а вложение на будущее. Награды, имя, связи, авторитет, репутация, покровители. Всё это невозможно получить в одночасье, над этим нужно работать долго, упорно и системно. А если это всё ещё и на пользу России, так я и вовсе не вижу противоречий.

– И для чего вам это?

– А что вы скажете, Александр Васильевич, если мне за державу обидно? Что я хочу жить в сильной и достойной стране?

– Не знаю, что вами движет, Олег Николаевич, юношеский максимализм или трезвый расчёт, но пока мне всё нравится. Итак, если я правильно понимаю, то вы явились в Дальний, чтобы лично сопроводить «Ляодун» с грузом в Артур?

– Вы правильно понимаете.

– А отчего не на своём катере? Уверен, что Эссен вас отпустил бы. Он вам благоволит, как никому другому.

– Волнение на море. В такую погоду от подводных крыльев только вред, и они будут сродни плавающему якорю. «Ноль второй» не сможет развить даже свои изначальные четырнадцать узлов.

– Хм. Теперь мне ваше детище уже не кажется прорывом. Мало того, что из ремонта не вылезает, так ещё и серьёзные ограничения по мореходности.

– Согласен, неудобно. Но, с другой стороны, между постановкой на ремонт мы успели немало наворотить.

– С этим не поспоришь, – согласился Колчак. – К слову, поздравляю с пролившимся на вас наградным дождём.

Вообще-то, я так не сказал бы. В смысле кое-какие мои наградные документы завернули. Так, за бой «Варяга», как и всех офицеров, меня наградили орденом Святого Георгия четвёртой степени. За рейд с великим князем – Анной четвёртой. За все остальные подвиги без конкретики, по совокупности Станиславом третьей, а за захваченный миноносец Станиславом же второй. Хорошо хоть, команду не обидели, и боцман ожидаемо получил полный бант.

– Спасибо, – хмыкнул я. И пояснил: – Только парочку орденов всё же завернули, чтобы я не выбрал весь лимит полагающихся мне наград. Под шпилем, наверное, решили, что за мной какое-нибудь очередное геройство не заржавеет. Ну и как после этого меня такого красивого награждать? Только в чине повышать, что нереально. А так в запасе кое-что ещё имеется.

– М-да. Закостенели мы на флоте совсем. Армия с её промежуточными чинами куда гибче нас. Итак, коль скоро вы не попросились на «Ляодун», то рассчитываете пострелять из пушечки, если нам доведётся встретить японцев?

– Я хороший наводчик, Александр Васильевич, – заверил я.

– Знаю. И признаться, меня это устраивает. Как очень надеюсь и на то, что нам доведётся-таки повстречаться с противником. Нужно же понять, ошибся я или нет, решив воплотить вашу задумку с фугасами.

И ни капли иронии. Колчак реально хотел встретиться с японцами и непременно дать им бой. Он меньше недели командует миноносцем, но первое, что сделал, ступив на его мостик, это раздобыл три десятка трёхдюймовых шрапнельных снарядов. Тут же переделал их под фугасы, сточив медные пояски и начинив стаканы бездымным порохом.

Никто до Колчака даже не подумал попробовать воплотить это предложение на практике. Уж и не знаю, что тому виной, то ли неприязнь ко мне, то ли неверие в разумность подобного подхода, а может, и нежелание экспериментировать с чем-то новым.

Хотя, возможно, всё гораздо проще. Что ни говори, а это незаконные манипуляции с подотчётным казённым имуществом. Иными словами, уголовная ответственность, да ещё и в действующих войсках. Кому захочется предстать перед военно-полевым судом? То-то и оно. Но Александр Васильевич оказался тем ещё авантюристом.

– А что это за кофр у вашего матроса? – указал он на Родионова.

Кочегар уже полностью оправился от ран и вновь вооружился фотоаппаратом и кинокамерой. Благо ему сейчас и заняться-то толком нечем. А я решил, что не помешает заснять виды Дальнего и наше путешествие на миноносце. Лишним не будет точно. Опять же, как бы плохо я ни относился к Колчаку, личность в истории он заметная, а потому не помешает запечатлеть его на плёнке для кинохроники.

– Синематограф. Вот решил заснять панораму морского перехода на миноносце в бурном море, – ответил я.

– Занятно, – хмыкнул лейтенант.

– Если вы против, то…

– Нет, нет, ни в коем случае, – успокоил меня тот.

В море вышли без проволочек. Я решил остаться на мостике. Двадцать шестое апреля, а потому, несмотря на ветер и волнение на море, погода достаточно тёплая, и я чувствовал себя отлично. Единственно, по выходу из залива из-за качки приходилось пребывать в лёгком напряжении, ведь у меня нет многолетнего опыта морских путешествий. На катере оно полегче, там всегда можно куда-нибудь пристроить пятую точку, а не переносить неудобство на ногах. Здесь же максимум, на что приходится рассчитывать, это подержаться за леера. И так три часа. Но и оставить без присмотра «Ляодун» я не мог. Мне его груз нужен в Артуре, а не на дне.

Когда мы миновали проходы в минных заграждениях и оказались на открытой воде, Колчак приказал:

– Машина, самый полный вперёд, – и, найдя взглядом боцмана, добавил: – Тульский, готовь парашют.

– Есть готовить парашют, ваше благородие.

– Парашют? – удивился я.

И было чему. На всю эскадру их было только три штуки, не считая моего. Уж больно дорогая игрушка. На секундочку, только на купол порядка пятидесяти квадратных метров качественного шёлка плюс стропы. И на выходе получается достаточно внушительная сумма.

– Сумел выпросить у Лощинского на время операции, дабы заблаговременно обнаружить противника. Михаил Фёдорович радеет за сбережение кораблей эскадры, – подмигнул мне Колчак.

Кто бы сомневался, что командир «Сердитого» лично полезет в подвесную. Я и сам ведь злоупотреблял своим положением, чтобы ощутить полёт. Да и не только я, это развлечение многим пришлось по душе. Ещё когда лежал на госпитальной койке, получил послание от великого князя с просьбой выслать ему выкройки парашюта. Игнорировать просьбу одного из наследников престола я не мог. Но в то же время тема эта как бы засекречена, и чтобы выполнить его просьбу, читай распоряжение, пришлось обращаться к жандармам. И хорошо, что те отнеслись к этому с пониманием, так как портить отношения с Кириллом Владимировичем я не хотел. Впрочем, выбора у артурских держиморд тоже не было.

Парашют наполнился воздушным потоком как благодаря набравшему скорость и прыгающему на волне миноносцу, так и встречному ветру. Колчак встрепенулся, поправил сбрую подвесной и кивнул боцману, после чего начал быстро подниматься ввысь.

Ну что сказать, сделал он это не зря, потому что, не успев подняться и на двадцать сажен, обнаружил дым. А ещё через пяток с помощью бинокля сумел рассмотреть канонерскую лодку, идущую встречным курсом и мористее¹.

Глава 2
Тот, кто лучше стреляет

– Что скажете, Олег Николаевич? – спросил Колчак, когда меня притянули к палубе.

Ну вот такой я. Придерживаюсь одного непреложного правила – если хочешь что-то сделать хорошо, сделай сам. Поэтому попросил разрешить воспользоваться парашютом.

– Три трубы, малые размеры, по одному стодвадцатимиллиметровому орудию на носу и корме, по две семидесятишестимиллиметровых пушки по бортам. Полагаю, это авизо «Тацута». Брони нет, но вооружение более чем серьёзное, чтобы разделать нас под орех. Скорость же позволит без труда нагнать «Ляодун».

– И каков ваш вердикт?

– Нужно дать ему по зубам, – пожал я плечами.

– Уверены?

– Груз «Ляодуна» слишком важен, причём не столько для меня лично, сколько для крепости.

– Большая доля доходов? – хмыкнул он.

– Десять процентов от прибыли, – не стал юлить я.

– Мне говорили, что вы за ночь больше поднимаете игрой в карты, чем при такой доле сумеете заработать на этой мастерской за год. Да чего уж там, одна лишь постройка цехов во что обошлась.

– Я ведь говорил, что мне за державу обидно.

– А как же быть с вашими же словами относительно того, что нас разделают под орех?

– Без меня у вас не было бы шансов. Со мной ситуация немного иная. Как писал Вольтер: «Господь помогает не большим батальонам, а тем, кто хорошо стреляет».

– Хвастаете?

– Имею право.

– Л-ла-адно, посмотрим, как оно у вас получится на деле. Сигнальщик, сообщение на «Ляодун» – идти самым полным ходом в Артур. Рулевой, курс двести двадцать. Идём на сближение с противником.

– Вы настолько мне доверяете? – подпустив иронии, спросил я.

– Ни в коем случае. Если пойму, что игра не стоит свеч, буду уходить, прикрывшись дымами, – в тон мне ответил Колчак.

– У вас имеется дымогенератор?

– Представьте себе. Приметил этот агрегат на «Новике» и, признаться, не понимаю, отчего наши командиры кораблей не спешат обзавестись ими.

– Быть может, боятся получить по загривку?

– Это их проблемы. Что же до вас, то прошу к орудию. Гурьянов, а ну-ка, позволь их благородию подержаться за штурвалы.

– Слушаюсь, ваше благородие, – тут же вытянулся находившийся у пушки дюжий артиллерийский кондуктор.

– А шрапнели у вас случайно не осталось? – спросил я Колчака.

– Я слышал, что вы неплохо с нею управляетесь в море, но на вас рассчитывать не приходилось, а зная о печальной статистике использования сегментных снарядов, предпочёл от них отказаться.

– Ясно. Жаль. Двести шестьдесят пуль в одном снаряде – это впятеро больше, чем в пушке Барановского. Вот уж повеселился бы. Ладно, за неимением гербовой пишем на простой, – потёр я руки и двинулся к пушке обживаться.

Японцы открыли по нам огонь ещё до того, как сами оказались в зоне поражения нашей пушки. Действовали грамотно. Для начала выстрелили из носового орудия пристрелочным. И должен заметить, что изрядно при этом промахнулись. Барашек сегментного снаряда вспух далеко в стороне, и поражающие элементы взбили свинцовые воды, ничуть нам не навредив.

Колчак тут же приказал изменить курс и слегка уменьшил скорость. Так что очередной гостинец, теперь уже из кормового плутонга, также не взял нас под накрытие. А мы снова ускорились, забирая левее.

Так, меняя курс и скорость, мы упорно шли на сближение с авизо, командир которого решил оставить удаляющийся пароход на закуску и сосредоточить основное внимание на нас. Вообще-то, вполне ожидаемо. Ценность «Сердитого» в сравнении с «Ляодуном» несопоставима. Всего лишь небольшой пароход водоизмещением до тысячи тонн и истребитель, за которым, к тому же, не нужно гоняться.

Я наблюдал за нашими и японскими манёврами, вцепившись в плечевой упор орудия, чтобы ненароком не улететь за леера, а там и вообще в воду. Не всё Колчак перенял у меня, и это прискорбно. Страховочные пояса не помешали бы. Пусть миноносец мотает и послабее катера, но я не сказал бы, что разница так уж ощутима, чтобы пренебрегать мерами безопасности.

Несколько раз ловил на себе взгляды Александра Васильевича, который словно вопрошал, и доколе я буду отмалчиваться. Нам вполне себе удавалось избегать попаданий, даже когда к главному калибру присоединились две трёхдюймовки левого борта. Благодаря им плотность обстрела усилилась, и они уже пару раз брали нас под накрытие. Я даже расслышал, как неподалёку прожужжал осколок, а один из матросов, матернувшись, схватился за руку. Ничего серьёзного, всего лишь царапина.

Но я продолжал отмалчиваться, предлагая командиру ещё немного сократить дистанцию. Увы, гранат у нас немного, а потому не хотелось бы мазать. Если удастся заставить замолчать орудия противника, то появится шанс приблизиться и пустить торпеды. Сомнительно, что авизо останется на плаву, даже попади в него только одна. А возможность уничтожить японца вполне себе достойная цель для риска.

Жаль, сейчас не получится грамотно использовать дымогенератор. Слишком неудобная позиция относительно ветра. Не будь на нас ответственность за пароход, можно было бы попробовать обойти «Тацуту» по большой дуге и атаковать с выгодного направления. Но мы вынуждены действовать именно так, а не иначе.

Наконец я прикинул дистанцию, удовлетворённо кивнул, приник к механическому прицелу, упёршись плечом в упор, и взялся за штурвал вертикальной наводки. Задал нужное возвышение, взял упреждение и, отойдя в сторону, скомандовал:

– Огонь!

Матрос дёрнул за шнур, и пушка рявкнула, отправляя в полёт первую гранату. Я вскинул бинокль, наблюдая её падение, пока обслуга перезаряжала орудие. Как ни обидно, но снаряд не попал в цель, плюхнувшись в воду с недолётом, который никак нельзя было списать на эллипс рассеивания. Иными словами, я однозначно не смог взять авизо под накрытие.

Вот только меня это не расстроило. Прикинув, где именно был всплеск, увы, но наши взрыватели не срабатывали от удара о воду, я вновь приник к прицелу, даже не подумав смотреть в сторону Колчака. К гадалке не ходить, он сейчас излучает скепсис. И совершенно напрасно, если что. Я ещё никогда не стрелял из семидесятипятимиллиметровой пушки системы Канэ, и уж тем более не стоит рассчитывать на градуировку прицела, так как масса снаряда ни разу не соответствует пристрелке.

По нам продолжали стрелять, и «Сердитый» выписал очередной манёвр, сбивая противнику прицел. Я же, чуть припозднившись из-за этого, влепил первый снаряд в основание фок-мачты. Собственно, почти туда, куда и целился. Вообще-то, из шрапнельного снаряда получилась уже не граната, а полноценный фугас. И рвануло вполне себе знатно. Настолько, что досталось обслуге носового орудия, и оно временно выбыло из боя.

Сыто клацнул замок, а я уже взял в прицел корму. Подгадал момент в непрекращающейся качке и выстрелил. Увы, мимо. Как и во второй раз. Зато в третий попал точно под основание щита кормового орудия. Сомнительно, что кто-то пострадал, но взрыв шестисот грамм ружейного пороха не мог пройти даром, даже попади в щит, контузия гарантирована. Но я попал удачно, и теперь у этого орудия появились проблемы с горизонтальным наведением…

Я стрелял так быстро, как только мог, и за какую-то минуту сумел добиться ещё трёх попаданий. И это не прошло бесследно, хотя вся артиллерия «Тацуты» и укрывалась за щитами, это не спасало матросов, так как фугасы рвались за спинами и с боков. Последний взорвался в основании передней трубы, пробив её. Из рваной пробоины палубу начало заволакивать шлейфом чёрного дыма, что мешало комендорам. И немного облегчило жизнь нам. Благодаря меньшему числу манёвров миноносца мне удалось ускориться в стрельбе, и снаряды на палубе японца стали рваться куда чаще.

Семьдесят пять миллиметров несерьёзно? Ну это как сказать. Когда снаряды часто рвутся на участке по фронту не более шестидесяти метров, это ох как серьёзно. А я неплохо приноровился, улавливая подходящий момент для стрельбы, и теперь уже практически не мазал. Если бы не качка, то я и вовсе развил бы ураганный огонь. Пушка в умелых руках страшная штука и самураям сейчас однозначно «весело».

И именно в тот момент, когда я поддался азарту, уверившись в нашей неуязвимости, прямо перед нами раздался громкий хлопок, и возникло довольно крупное молочно-белое облако. Раздалось несколько гулких ударов в щит, на обращённой ко мне стороне возникли бугорки, а в лицо прилетело несколько бритвенно-острых сколов брони. Вокруг прогудели пронёсшиеся сегменты. Дробный перестук, чавканье и хруст, с которым гранёные стальные стержни впивались в тела, крики, полные боли.

Всё это пронеслось передо мной в стремительном калейдоскопе. Я осмотрелся вокруг, не веря в происходящее. Из четверых человек, что помогали мне, на ногах не осталось никого. Трое попросту отсутствовали, на леерах висела чья-то оторванная нога. Последний из комендоров сидел на площадке, зажимая обрубок руки, ошалело моргая, не в состоянии понять, что тут вообще произошло.

Удачное накрытие сегментным снарядом это нечто страшное. Мало того, что поражающие элементы прошли косой смерти, так они ещё и понаделали дыр в корпусе, трубах и надстройках. Это ведь не щит, и сталь там конструкционная, а не броневая. Разнесли в щепки оказавшуюся на их пути шлюпку, ошмётки которой раскачивались на блоках шлюпбалок.

Мне оставалось только радоваться тому, что в момент подрыва снаряда я как раз целился, будучи прикрыт щитом и поворотной рамой орудия. А вот Родионову, похоже, нужно благодарить царицу небесную. Матрос был вооружён кинокамерой, и… я не мог в это поверить, но, находясь на надстройке за первой трубой, он продолжал снимать происходящее с мрачной решимостью человека, занятого своим делом. При этом он удерживал деревянную коробку синематографа с помощью хитрых ремней, которыми обзавёлся после нашей атаки японского транспорта.

В следующее мгновение трёхдюймовая граната прилетела на корму. Я увидел, как трое комендоров у сорокасемимиллиметровки повалились, словно подрубленные. Другой снаряд рванул у борта, и находившийся на ходовом мостике Колчак схватился за щёку, а из-под лайковой перчатки появилась алая струйка крови. Вот как не снесло его и рулевого сегментами, для меня осталось загадкой. Потому что тот же компас разворотило в хлам.

– Какого чёрта, Кошелев, стреляйте! – выкрикнул лейтенант и бросился ко мне.

Я же молча обернулся к орудию, подметив, что оно заряжено, и вновь приник к прицелу. Навёлся, затем отступил, чтобы поймать шнур и дёрнуть, спуская боёк. Однако Александр Васильевич уже держал его в руке и смотрел на меня. Я утвердительно кивнул, и он выстрелил. Пара секунд, и на палубе авизо сверкнуло, и появилось сизое облачко от очередного попадания.

Колчак без лишних разговоров открыл затвор, выбрасывая гильзу, и подхватил снаряд, чтобы затолкнуть его в казённик. Я благодарно кивнул и мотнул головой в направлении мостика, давая понять, что его место не здесь. Тот скривил губы, как видно, ему было неприятно, что молоденький мичманец указывает командиру на очевидное.

Я вновь прицелился и на этот раз сам дёрнул за шнур, посылая японцам горячий привет. Когда же открыл затвор, чтобы зарядить орудие, на площадку взбежали трое матросов. Двое тут же занялись орудием, а последний бросился к раненому, пока тот не истёк кровью.

Наконец мы достаточно сблизились с японцами и выстрелили по «Тацуте» обеими торпедами. После чего Колчак отвернул и отдал приказ запустить дымогенератор. Завеса быстро скрыла нас, и последующие снаряды противника ложились наугад. Самураи били по площадям, делая ставку на сегменты. Мы же отсчитывали секунды, гадая, попали или нет. Пока наконец не раздался приглушённый, но от этого не менее мощный взрыв.

– Есть контакт, Александр Васильевич, – улыбнувшись, констатировал я.

– Признаться, даже не верится, – в ответ произнёс он.

– Мины сами по себе не взрываются, – заметил я.

– Я не об этом. Не верится, что всего лишь два удачных попадания наворотили столько дел. Даже подумать боюсь, что же творится на борту «Тацуты». Вы вогнали в него не меньше двух десятков гранат.

– Девятнадцать. Из них пятнадцать по палубе и надстройкам и четыре в борт, – уточнил я.

– Всё одно преизрядно. Павел Михайлович, доложите о неисправностях, – приказал он лейтенанту, вахтенному начальнику, и уже к минному офицеру: – Андрей Петрович, доложите о потерях.

– Есть, – коротко отозвался мичман.

Тем временем вырубили дымогенератор, и мы наконец сумели посмотреть на дело рук своих. Ну что сказать, это у нас лихо так получилось. Водоизмещение «Тацута», конечно, не дотягивает и до тысячи тонн, но ведь он по идее должен был остаться на плаву при затоплении любых двух отсеков. Однако торпеда попала весьма удачно, а может, переходы между переборками не были задраены. Как бы то ни было, с него хватило и одного попадания. Авизо погружался в свинцовые воды, сильно накренившись на левый борт. Члены команды спешно покидали его, используя оставшиеся три шлюпки и пробковые матросские койки.

– И что будем с ними делать? – спросил я, наблюдая эту картину.

– Предлагаете их спасать? – вздёрнул бровь Колчак.

– Вода холодная, и большинство из них погибнет от переохлаждения.