Read the book: «Великие любовники»

Claude Dufresne. Les grands amants

Ouvrage publié avec l'aide du Ministère frangais chargé de la Culture – Centre national du livre.

Издание осуществлено с помощью Министерства культуры Франции (Национального центра книги).

© 2001, Éditions Bartillat

© В. В. Егоров, перевод на русский язык, 2012

© Палимпсест, 2012

© ООО «Издательство «Этерна», оформление, 2012

ISBN 978–5–480–00240–9 (Россия)

ISBN 2–84–100256–Х (Франция)

* * *

Посвящается Кристиан Морен

Предисловие

Их подвиги обеспечили им вечную славу, независимо от того, совершили ли они их на поле битвы, в литературе или поэзии. Однако же не одними лишь этими подвигами объясняется, почему они вошли в историю на века: великие люди были, к счастью для них, открыты для страстей, поражений, чувств, свойственных всему роду людскому. Какими бы ни были их положение, известность, обязанности, они тоже подчинялись порывам души или импульсам желаний. Случалось, что именно эти порывы и желания оставались в памяти людей, а не их официальные деяния. Разве один из великих любовников, Людовик XV, не знаменит больше своими любовными похождениями, нежели политическими делами, которые были далеко не всегда удачными?

Не будем упрекать этих известных людей в том, что они, наряду с выполнением своих обязанностей перед страной, вели полноценную и бурную любовную жизнь. Ведь то, что разумные люди считают признаками слабости, на самом деле доказывает силу темперамента, вкус к жизни. Под официальной оболочкой прославленного в учебниках истории героя зачастую скрывается трепетное, горячее существо, способное волноваться, радоваться и испытывать огорчения в повседневной жизни.

Мы решили проследить за любовными чувствами десяти из таких героев сердечных дел. Выбор, естественно, был произвольным, но они смогли оставить свой яркий след в истории, уделяя при этом большое внимание своей частной жизни. Они перечислены не в хронологическом порядке, и вот их имена: Виктор Гюго, Франциск I, Морни, Генрих IV, Мопассан, Людовик XV, Мюссе, Наполеон III, Бальзак, Людовик XIV. Все они – известные писатели или прославленные монархи, но их чувственный «послужной список» показывает нам, что любовной истории зачастую незачем завидовать великой.

К. Д.

I
Виктор Гюго,
человек, «влюбленный в любовь»

 
Мне было дюжина годов, а ей – шестнадцать,
Она высокая была, я – ростом маленький,
Чтобы с ней вечером иметь возможность пообщаться,
Я ждал ухода матери, как паинька,
Потом садился рядом с моей заинькой,
Чтоб вечером с ней вволю пообщаться.
 
 
Как много весен пронеслось с цветами!
Как много светочей могилы скрыли!
И вспомнит кто, что их сердца стучали?
Что розами они когда-то были?
Она меня любила, я – ее. Два чистых чада,
Она и я, два светлых лучика, два аромата.
 
 
Любовь младая, рано ты увяла,
Заря для сердца, чувств моих рассвет!
Но, душу всколыхнув, меня очаровала.
Но с болью ночь пришла, и света больше нет,
Очнитесь же, сердца, что заблудились,
Чтобы цветы любви вновь распустились
 

В 1843 году, когда Виктор Гюго сочинял эти строфы из своей поэмы «Созерцания», он был уже известным писателем и человеком, имевшим все, включая счастье в любви. На этом поприще он продвигался со скоростью летящего в ад поезда. Однако сорокалетний мужчина, каким он был в ту пору, не забыл свои детские волнения. Именно они вдохновили его на написание этих стихов, в них он воспевает чувство к очаровательной белокурой девочке-подростку Лиз, с которой он встретился в Байонне тридцать лет тому назад. До чего же юный Виктор рано созрел! Это тем более удивительно, что Лиз не была самым соблазнительным существом из тех, что кишат на дорогах его Карты Нежности. Ведь он сам объявил об этом откровенно и с гордостью:

 
…Нуждаться буду до последнего я дня
В том сердце, что пылает для меня.
 

Это признание в нескольких строках выражает его предрасположенность к любовной жизни, предрасположенность… проявившуюся в четырехлетнем возрасте! В то время он ходил в школу на улице Мон-Блан – сегодня она называется Шоссе-д’Антен. Каждое утро по приходе его отводили в комнату дочери школьного учителя Розы. Она еще лежала в постели, а с его приходом вставала. Не обращая никакого внимания на мальчика, она надевала чулки. А он не пропускал ни секунды спектакля, который разыгрывался перед ним: вид этой очаровательной ножки, ножки маленькой женщины, навсегда запечатлелся в его памяти.

Стоит ли усматривать в этой предрасположенности к любовной жизни обстоятельства, предшествовавшие рождению Гюго? Его родители после появления на свет двоих сыновей продолжали жить при видимой семейной гармонии, но 26 мая 1801 года майор Сигисбер Леопольд Гюго и его супруга София отправились на экскурсию в горный массив Вогезов. После двух часов ходьбы они достигли вершины горы Донон: перед их взорами расстилалась грандиозная панорама, а легкий ветерок обволакивал их опьяняющими лесными запахами. Леопольд увлек супругу в заросли кустарника… О том, что произошло дальше, догадаться совсем нетрудно. Так, в порыве плотской страсти был зачат один из величайших гениев Франции.

Увы, этот супружеский пыл имел продолжение. Софии очень скоро надоели галантные выходки мужа и роль курицы-наседки, которую он хотел ей навязать. Эта молодая бретонка была женщиной разумной и чувственной, она хотела испытывать волнение сердца, которые плохо совмещались с солдафонскими манерами майора Гюго. Тот, что вполне естественно, стал искать на стороне утехи, какие не мог получить дома. Вначале это были просто мимолетные связи, затем он завел длительный любовный роман с одной девицей с богатым прошлым, Селестой Тома. Со своей стороны и София повстречала мужчину своих девичьих грез в лице молодого генерала по имени Виктор Лагори. София Гюго влюбилась в этого красивого мужчину высокого роста с элегантными манерами, что, к счастью, так резко контрастировало с манерами ее мужа. Но в такой классической ситуации Леопольд Гюго питал к генералу уважение и симпатию и ничуть не оскорбился тем, что новый друг зачастил с визитами к его молодой жене. Вскоре служебная необходимость разлучила супругов. Муж был направлен служить в Марсель, а потом на Корсику. София получила возможность свободно выражать свои чувства, которые понемногу стали перерастать в страсть. Этой страсти суждено было подвергнуться испытаниям из-за политических событий. Лагори с юных лет был дружен с генералом Моро¹. Он некоторое время был соперником Бонапарта и поэтому неодобрительно следил за тем, как восходила звезда будущего императора. Зависть, естественно, вынудила его плести заговор против соперника, а Лагори поддержал друга в этом неосторожном мероприятии. Заговор провалился, их стали преследовать. Со всем пылом своей любви София встала на защиту любовника. Более того, она поставила под угрозу собственную свободу, когда укрывала его в своей квартире на улице Клиши. Именно в это время Виктор ходил в школу на улице Мон-Блан, где при виде юной Розы испытал свои первые плотские волнения.

Понятно, что при этих обстоятельствах София не спешила ехать к месту службы мужа. Леопольд к тому времени уже стал полковником и был назначен губернатором провинции Авелино в Неаполитанском королевстве. Этим продвижением он был обязан Жозефу Бонапарту, ставшему королем Неаполитанским милостью своего брата, всемогущего императора. Когда Лагори пришлось бежать из Парижа, ничто больше не удерживало Софию в столице, и она с тремя сыновьями направилась в Италию. Но дело было в том, что полковник Гюго вовсе не желал видеть рядом свою жену: он имел под рукой девицу Тома, которая охотно выполняла обязанности «мадам Гюго». Однако полковник был порядочным человеком и любил своих сыновей, поэтому временно удалил любовницу и распахнул двери своего дома перед семейством. Для маленького Виктора, к тому времени ему уже исполнилось пять лет, поездка в Неаполь стала незабываемой, он получил массу впечатлений, которые позже отразил в некоторых поэмах и рассказах. Он восхищался своим отцом в блестящей военной форме, «героем с нежной улыбкой», который рассказывал ему истории о битвах и заронил в душу мальчика первые мечты о величии.

В Неаполе семейство Гюго завело друзей – семью Фуше. У тех было двое детей: Виктор и Адель. Адель было всего четыре года, поэтому Виктор не уделял ей особенного внимания. Он даже не предполагал, что в будущем она станет его женой, мадам Виктор Гюго.

Несмотря на юный возраст, трое мальчиков прекрасно понимали, что семейная жизнь родителей дала трещину, и они не без грусти вынуждены были расстаться с отцом, чью нежность им не удалось испытать в полной мере.

Жозеф Бонапарт, по-прежнему выполняя волю брата, поменял неаполитанский трон на престол короля Испании и настоял на том, чтобы при нем оставался полковник Гюго, чьи достоинства он ценил весьма высоко.

А Софии пришлось возвращаться в Париж со своими отпрысками. Недалеко от Валь-де-Грас, в тупике Фейянтин, она сняла просторную квартиру, главным достоинством которой было то, что она выходила в большой сад. Этот сад стал земным раем для трех сорванцов, «девственным лесом детства», и им была предоставлена полная свобода… «Я снова вижу себя ребенком, смешливым и свободным школьником, бегающим со смехом с братьями по большой зеленой аллее сада…» – с нежностью вспоминал об этих временах Виктор Гюго.

В саду находилась старая полуразрушенная часовня, она была заселена птицами и заросла цветами. Но почему София запретила сыновьям к ней приближаться? Они вскоре выяснили причину этого: в часовне тайно жил некий «господин де Курланде». Это был, как вы уже догадались, не кто иной, как Виктор Лагори. Отважная София, невзирая на риск, оставила при себе любимого мужчину. Как только мальчишки узнали эту тайну, Лагори перестал прятаться и стал принимать участие в жизни семейства. С мужеством, зачастую свойственным детским душам, трое мальчиков встали на сторону изгнанника. Они догадались о глубине чувств, которые связывали его и милую мамочку, и поэтому тоже проявили к нему расположение. Мальчики обеспечивали его безопасность, когда к ним приходили гости. Два человека навещали их постоянно, это были дети Фуше, чьи родители также вернулись во Францию. Виктор продолжал относиться к Адель с высокомерной снисходительностью: она была слишком мала, чтобы вызвать у него интерес. Его чувства принадлежали девочкам намного старше его, мы вскоре сможем в этом убедиться.

Лагори прожил в Фейянтин полтора года. Он мог бы продолжать жить там в безопасности, если бы жажда деятельности не вынудила его совершить неосторожный поступок. В июне 1810 года вместо Фуше министром внутренних дел был назначен Савари². Тот был давним приятелем Лагори. Кроме того, Наполеон готовился жениться на австрийской эрц-герцогине и войти, таким образом, в семейство наследных королей. Лагори решил, что настал подходящий момент, чтобы выйти из подполья. Когда он рассказал о своем намерении Софии, та выразила сомнение и попыталась отговорить его от визита к новому министру. Но Лагори не смог сдержать своего нетерпения и все-таки отправился к Савари, ничего не сказав молодой женщине. Министр встретил его по-дружески.

По возвращении на улицу Фейянтин, Лагори с видом триумфатора рассказал Софии о своем визите, та очень обеспокоилась… и оказалась права: утром следующего дня к ним явились двое полицейских. Они увели несчастного генерала, даже не дав ему одеться.

И тогда произошло событие, которому суждено было снова перевернуть жизнь Софии и троих ее детей. Пока она оплакивала судьбу любовника, ей принесли письмо из Испании: ее муж был произведен в генералы. Король взял на себя труд направить к мадам Гюго эмиссара с задачей привезти ее в Мадрид. Дело было в том, что королю надоело наблюдать за порочной связью одного из своих высших чинов с девицей Тома. Та в своей наглости дошла уже до того, что стала называть себя графиней де Салькано, поэтому король потребовал, чтобы законная супруга приехала в Испанию и заняла положенное ей место. Эта перспектива ничуть не привлекала Софию, но ей пришлось подавить личные чувства во имя интересов сыновей. Она подумала и решилась, что все-таки поедет в Байонну, где ее и сыновей будет ждать конвой, который доставит их в Мадрид. Для Виктора эта поездка стала открытием, сильные впечатления навсегда остались в его памяти и потом нашли свое выражение в стихах. Но особенно ему запомнилось проживание в Байонне. Там он встретил Лиз, девочку-подростка, чей ангельский профиль он воспоет спустя тридцать лет. Но не только этот профиль взволновал ребенка, ему в то время было девять лет от роду. Когда она читала ему книги, он восхищался юной округлой и загорелой грудью девочки, которая поднималась и опускалась на самых волнительных местах книги. Стоит ли удивляться тому, что в этих обстоятельствах он слушал рассказ очень невнимательно. Лиз это замечала и обижалась:

«В эти моменты случалось, что она вдруг поднимала от книги свои большие голубые глаза и спрашивала меня: “Так, Виктор, ты меня не слушаешь?..” Я краснел и начинал дрожать. Я никогда сам не целовал ее, она сама подзывала меня и говорила: “Ну, поцелуй же меня!..” Байонна осталась в моей памяти золотым местом… Именно там в самом темном уголке моей души зародился первый невыразимый словами лучик божественной зари любви…»³

Какое откровенное признание сердца, так рано пробудившегося для подобных чувств! Покидая Байонну и Лиз, он несколько дней чувствовал «отчаяние»… пока не повстречал Пепиту. Ей было шестнадцать лет, она была дочерью маркизы Монте-Гермозо, одной из любовниц короля Жозефа. Девочка обладала всеми прелестями, если судить по тому, что написал о ней поэт спустя шестьдесят лет:

 
Все это: бархат болеро лазурный,
И кружев белых ворот на плечах,
И юбки озорной муар пурпурный
Со мной кружили в золотых лучах.
 
 
Почти что взрослой женщиной была
Моя любовь Пепита в танце том,
И сердца моего стук различить могла
Под бархатом прикрытым локотком.
 

Дворец Муссерани с его чрезмерной, чисто испанской пышностью очаровал троих сыновей Гюго. К несчастью, их отец был совсем не рад внезапному приезду супруги. Потребовалось властное вмешательство Жозефа Бонапарта, чтобы он отказался от мысли подать на развод и согласился с тем, чтобы два младших сына, Эжен и Виктор, не оставались в колледже, куда он их запер. Они должны были вернуться во Францию вместе с матерью. А старший сын, Абель, остался с отцом. Таким образом, прощай, Пепита! Прощай, жизнь в испанском замке!

Но в ожидавшей Софию и двоих ее сыновей парижской жизни не было ничего радостного. Им пришлось сократить расходы, покинуть дом на улице Фейянтин и поселиться в более скромном доме на улице Вьей-Тюильри⁴. Потом и Лагори, которого уже почти ждала амнистия, примкнул к бессмысленному заговору генерала Малле⁵, за что ему пришлось заплатить жизнью. София так и не смогла забыть единственного мужчину, которого она любила. По настоянию мужа ей пришлось поместить Эжена и Виктора в пансион. Оба мальчика, в особенности Виктор, поражали учителей широтой своих познаний. Виктор бегло читал по-латыни и по-гречески, а по вечерам сочинял стихи, а темы ему подсказывало богатое воображение. Он складывал стихи на любую тему, но чаще всего на вечную тему женщин. Как следствие этого, он влюбился в аппетитного вида замужнюю женщину, супругу генерала Люкотта. Семейство Гюго познакомилось с ней в Испании. Когда военная судьба вынудила короля Жозефа отречься от трона, генеральше пришлось вернуться во Францию, где она поселилась в доме на улице Вьей-Тюильри. Какое счастливое совпадение! Этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы Виктор решил, что в нее влюблен. Целых два года он писал ей стихи, а кокетливая мадам Люкотт не осталась глуха к биению сердца этого Керубино. Но эта история осталась лишь в стихах, о чем Гюго очень сожалел:

 
Милая юность! Счастливые дни! Я вас любил, Мадам,
И глупо вас боготворил в тиши,
В плен ваших локонов моей попавшейся души
Я взмахи чувствовал отчаянные крыл.
Как были вы прекрасны, как я безумен был!
 

Писавший эти строки чувственный восьмидесятилетний мужчина должен был кусать себе пальцы оттого, что не смог сорвать плод, вовсе не казавшийся запретным. Это было, по его собственному признанию, глупостью, тем более что волнения сердца теперь дополнялись зовом плоти. В его воображении, очень богатом, возникало тело женщины, о котором он еще ничего не знал. Естественно, мальчик старался иногда «проверить» лично, насколько верны его предположения, но тогда, в 1816 году, ему было всего четырнадцать лет! Чтобы «углубить» свои познания, он нашел довольно-таки оригинальное решение – стал жадно разглядывать на аллеях Люксембургского сада… статуи богинь и нимф:

 
Я был задумчив и глубок, я был простак.
Как я глядел и упивался этим как!
Кем? Да Венерой, Афродитой, нимфою охоты,
И ласки чувствовал весенней я природы…
О, женщина, загадка, ну, так кто ты?
Бывал я похотлив от чистоты
И взглядом пожирал тела нагие
Богинь, что вдаль на летних листьях плыли,
А я, глупец, смотрел на пьедестал
И ждал, когда ж поднимет ветер озорной
Все юбки мраморной Дианы предо мной.
 

Да, ему пришлось ждать еще много лет того момента, когда Диана поднимет для него свои юбки, но с того самого дня она не захочет их опускать! И звалась ли она Жюльеттой, Леонией, Евой, Мари, Юдит, Бланш или Сарой, все они для Виктора будут иметь глаза Венеры…

В ожидании праздника чувств и сердца подросток прозябал в пансионе, куда его с братом поместила воля отца. К счастью, у него была поэзия. Никакая тюрьма, никакой пансион не смогли бы удержать в своих стенах воображение, которым обладал Виктор. Он послал свои стихи в Академию в Тулузе и победил в конкурсе «Игра цветов». В семнадцать лет он начал восхождение к славе. «Я хочу стать Шатобрианом или ничем…» Эти слова, произнеси их кто-то другой, могли бы быть расценены как наглость, но они были продиктованы рано пробудившимся талантом молодого поэта. София после развода с мужем добилась того, чтобы дети остались с ней, поэтому Эжен и Виктор покинули пансион и начали изучать право. Но на самом деле они его так и не выучили, поскольку обоих страстно влекла к себе литература.

На улице Вьей-Тюильри семейство Гюго снова встретилось с семьей Фуше, оказавшейся их соседями. Они встретились и с Адель. Неужели эта красивая семнадцатилетняя девушка с золотистой кожей, длинными черными волосами, с красными и сочными, как соблазнительный плод, губами была той самой маленькой Адель, на которую Виктор когда-то смотрел покровительственным взглядом? Увидев ее, Виктор сразу же вспомнил о юной испанке Пепите, волновавшей его воображение в двенадцать лет. Но Пепита теперь была всего лишь далеким воспоминанием, мимолетным видением, а Адель была рядом, перед ним. Сердце ее стучало, плоть волновалась, она была как только что распустившийся цветок, чей аромат уже опьянял начинающих поэтов Виктора и Эжена. Мадам Гюго и ее сыновья часто вечерами наведывались к своим друзьям Фуше. И пока дамы вместе с Адель занимались вышивкой, оба юноши делали вид, что читали, но взоры их постоянно были прикованы к девушке. Та в ответ часто поднимала голову от рукоделия, и глаза ее встречались с взглядом Виктора. К большому огорчению, Эжен понимал, что предпочтение отдавалось младшему брату… Это было сладостное и волнительное время зарождения любви, когда вздохи заменяют слова, когда взгляды наполнены признанием, когда молчание намного красноречивее разговоров… И потом, в один прекрасный день, в дело вмешался случай и помог влюбленным. Случай выбрал для этого сад семейства Фуше:

«…Она побежала от меня. Я помчался за ней. Она бежала впереди, ее пелерина время от времени поднималась от бега, и я мог видеть ее загорелую молодую спину. Я был вне себя. Я поймал ее недалеко от старого источника и схватил ее за пояс на правах победителя. Она не сопротивлялась, тяжело дышала и смеялась. Я же был серьезен и глядел в ее черные зрачки… “Давайте присядем, – сказала она, – и что-нибудь почитаем…”

…Она прижалась плечом к моему плечу, и мы начали читать вместе вполголоса одну и ту же страницу. Однако головы наши соприкасались, волосы смешались, лица стали постепенно сближаться, и вдруг наши губы… Когда мы решили продолжить чтение, на небе уже зажглись звезды.

“Мамочка, – сказала она, когда мы вернулись в дом, – знаешь, как мы набегались!” Я хранил молчание. “Ты ничего не хочешь мне сказать? – спросила меня мать, – у тебя такой грустный вид”.

Но в моем сердце был рай. Этот вечер я буду помнить всю жизнь… Всю мою жизнь…»⁶

Хотя Адель и была молода, ее жизненные принципы не позволяли ей совершать безумные поступки, пусть даже она и была влюблена. Однако девушка не была намерена вечно сдерживать биения сердца. Адель решила устроить свою любовь и однажды, когда они остались наедине, спросила Виктора: «У тебя должны быть тайны. Есть ли среди них самая главная?» Молодой человек кивнул, и Адель продолжила: «У меня тоже… Так вот, слушай, открой мне свою самую большую тайну, и я открою тебе свою». – «Самая моя большая тайна в том, – сказал Виктор, – что я тебя люблю». – «А моя самая большая тайна, что я тоже тебя люблю», – объявила Адель.

Эти признания прозвучали 26 апреля 1819 года. Влюбленные были застенчивы и разумны, будущее виделось им только в семейном свете.

Кстати, оба только об этом и мечтали. В этих условиях можно было предположить, что перед ними открывалась широкая дорога к счастью. Однако перед ними встали непредвиденные трудности. Некоторые будут улыбаться, поскольку эти трудности были следствием ревности Виктора, который любил ее со строгостью, с жаждой чистоты, что удивительно, поскольку мы знаем, каким была затем любовная жизнь поэта. Хотите пример недовольства господина Гюго? Вот вам один из них:

«Моя дорогая Адель… Я хочу, чтобы ты не так сильно опасалась испачкать платье, когда ходишь по улице… Мне думается, что стыдливость намного ценнее платья. Не могу даже сказать, какие муки я испытал вчера на улице Святых Отцов при виде той, кого я уважаю, ставшей предметом нескромных взглядов. Обрати внимание на мои слова, если не хочешь заставить меня дать пощечину первому же нахалу, который посмеет бросить взгляд в твою сторону…»

Целая история из-за едва приоткрытой щиколотки! Он тем более нервничал, наш добрый Виктор, что сам был во власти демона желания. Когда он был рядом с Адель, когда вдыхал запахи ее кожи, ему было очень трудно сдержать позывы своей плоти.

Но это были еще пустяки, существовало гораздо более серьезное препятствие: родители Адель, естественно, очень скоро заметили взаимное влечение молодых людей. Но не нашли в этом ничего плохого. Скорее наоборот, ведь Виктор был сыном их хороших друзей. И посему 26 апреля 1820 года господин и госпожа Фуше пришли к Софии, чтобы узнать, каковы планы ее сына в отношении их дочери. Это было катастрофой! София очень любила семейство Фуше, но не разрешила любимому сыну жениться на юной Адель, на дочери простого бюрократа. Не будем забывать, что он – сын генерала, графа Гюго! Пусть даже этот генерал сожительствовал с любовницей, пусть сама графиня Гюго несколько лет поддерживала незаконную любовную связь, но ведь это был совершенно невозможный мезяльянс. И мать вынесла категоричный приговор: Виктор никогда не женится на Адель!

Но кто сможет помешать встречаться двум любящим людям. Что касается Адель, то она, послушная воле «мамочки», смирилась со своей участью. Но Виктор был не из того теста, из которого пекутся послушные мальчики. Ему было запрещено ходить к Фуше, но из его дневника мы видим, что он продолжал тайно встречаться с девушкой: «Свидание на улице Дракона, на улице Эшоде, на улице Старой Голубятни, в Люксембургском саду…» Такое количество свиданий говорило о незыблемости любви Виктора. Но тут случилось неожиданное событие: в июне 1821 года София простыла и спустя несколько дней умерла, оставив сыновей в отчаянии… К тому же она оставила им свои долги. Как только генерал Гюго стал вдовцом, его первым же желанием было жениться на Селесте Тома. Псевдографиня Гюго прождала целых восемнадцать лет, прежде чем стала настоящей графиней.

Семейство Фуше выразило свои соболезнования, но поскольку они не желали, чтобы их дочь продолжала встречаться со своим возлюбленным, они сняли летний домик в Дре. Этот городок находился в двадцати пяти лье от Парижа, а, главное, билет на дилижанс стоил двадцать пять франков. Виктора такие мелочи не остановили, и он отправился туда пешком!

Встретив его на одной из улиц городка, Адель не поверила своим глазам. А Пьер Фуше был человеком добрым, его тронуло такое постоянство, и Виктор был принят. Однако дата свадьбы по-прежнему не была назначена: Виктор был замечен королем, которого он прославил в нескольких стихах, и ждал обещанного содержания, без него он и не мыслил жениться. Надо было также добиться согласия на брак от генерала Гюго… Короче говоря, эти проволочки только распаляли любовный пыл влюбленного юноши, он жил в абсолютной чистоте, и это очень ценила та, которую он столь страстно желал:

«Я считал заурядной женщиной девушку, готовую выйти замуж за мужчину, не имея при этом моральной уверенности в том, что он не только умен, но и, выражаясь в полном смысле этого слова, целомудрен, так же целомудрен, как и она сама…» – писал он.

Именно таким Виктор и пошел под венец 12 октября 1822 года. Но с первой брачной ночи он стал творить в постели чудеса, чтобы наверстать упущенное время. Его знаменитая мужская сила позволяла за ночь идти на приступ по девять раз! Эту цифру он называл сам.

Что могла подумать Адель, невинная Адель, о такой страсти? Эта необузданность проявлялась каждую ночь и нашла свое видимое отражение в пяти беременностях за несколько лет. Виктор обладал вулканическим темпераментом, который, несомненно, унаследовал от своего отца, а Адель больше нравились сердечные радости, нежели плотские утехи. Видимо, постельные подвиги мужа скоро утомили ее и даже отдалили от Виктора. Еще не осознавая этого, она почувствовала себя далекой от этого страстного человека. Чувствам ее так и не суждено было проснуться, и молодая жена не поняла и не приняла требовательности мужа в отношении исполнения супружеского долга.

Все это сформировалось потом, а на следующий день после свадьбы семейное счастье казалось безоблачным. Счастливый тем, что наконец-то получил возможность обладать женщиной, за которой так долго ухаживал, Виктор Гюго мог бросить все силы на завоевание славы, и для этого уже были основания: его «Оды»⁷ получили признание публики, и узкий мирок литераторов начал с уважением относиться к этому юноше. На семейном фронте тоже все начало устраиваться. Новая графиня Гюго делала авансы сыновьям мужа, те с готовностью пошли ей навстречу, к удовольствию генерала. В отношениях между двумя семьями царила почти полная гармония, которая еще более упрочилась после появления наследников Виктора. Единственным облачком на этой идиллической картине был бедный Эжен. Он уже давно проявлял признаки душевного расстройства, а женитьба Виктора на Адель стала своего рода детонатором. Эжен продолжал тайно любить Адель и не смог перенести того, что она принадлежит другому мужчине. Вследствие чего во время свадебного ужина с ним случился приступ безумия. Вскоре его пришлось поместить в психлечебницу. К сожалению, это было не единственной трагедией, которая произошла в жизни поэта. Но в его натуре был такой мощный источник жизненных сил, что при каждом новом испытании он начинал бить еще активнее, чем раньше.

В этой книге мы не ставим целью рассказать о чудесной карьере Виктора Гюго. Мы хотим показать связь творчества поэта с его чувственной жизнью. В начале его восхождения к славе именно Адель вдохновляла его и разжигала честолюбие. По случаю коронации Карла X в Реймсе в 1825 году Виктор проделал первый из тех политических «пируэтов», которые потом были свойственны ему по жизни. «Ода на коронацию» красноречиво отражала настроение сына генерала-бонапартиста. За нее, помимо пенсии, он получил орден Почетного легиона в возрасте двадцати трех лет. Потом успех стал сопровождать его постоянно, и это было результатом его таланта. Написанные затем «Кромвель» и «Восточные мотивы»⁸ укрепили репутацию юного поэта. В них стыдливо упоминалось присутствие рядом с ним Адель:

 
Люблю тебя, как существо, с небес сошедшее,
И как создание, богами вдохновленное,
Как робкую сестру, к моим порокам снизошедшую,
Как позднее дитя, на склоне лет рожденное…
 

Один молодой критик из журнала «Глоб», по имени Сент-Бев⁹, написал на эти оды критическую статью, которая была одновременно похвальной и деловой. Он, в частности, увидел в стихах Гюго волнительное присутствие его супруги. В благодарность за это Виктор пригласил его к себе в небольшую квартиру на улице Вожирар, где в то время проживала семья. Сент-Бев тем более охотно откликнулся на приглашение, поскольку и сам жил на улице Вожирар.

С этого дня он стал одним из самых частых гостей в их доме. Виктор радовался его визитам, наслаждался изысканными разговорами, большой образованностью этого маленького человека, который был на два года моложе его и отнюдь не красавцем. Уже взойдя на пьедестал, Виктор охотно принимал покровительственный вид и наслаждался восхищением, которое, как он считал, внушал этому критику. Он не мог даже предположить, что молодой писатель зачастил на улицу Вожирар вовсе не ради него, а ради Адель. Долгое время он осмеливался бросать на молодую женщину лишь тайные взгляды, но мало-помалу осмелел. Очень часто, когда Виктора не было дома, Сент-Бев забегал по-соседски и в ходе долгих разговоров с Адель открывал с восхищением ее душу… Когда мужа не было, а возможно, еще лучше, когда он был дома… Так продолжалось то того дня, когда семейство Гюго перебралось в более просторную квартиру на улице Нотр-Дам-де-Шам. Сент-Бев последовал за ними и снял квартиру недалеко от Адель. Каждое утро из своего окна он наблюдал за уходом Виктора из дома, и, когда тот удалялся, он приходил к его жене. Молодая женщина принимала его с возраставшим удовольствием. Брак, в том виде, в котором он сложился, разочаровал ее, она устала от родов, ставших следствием полового геройства Виктора, она ждала праздника сердца больше, чем любого другого праздника. И поэтому молодая мадам Гюго начала делиться своими секретами с этим верным другом, чувствуя, что он понимает состояние ее души. Друг старался не разочаровывать ее. Несмотря на то что его снедала невысказанная страсть, он принял игру Адель, потому что тоже был не понят, тоже несчастен, одинок в этом материальном мире… Эти речи возбуждали и очаровывали молодую женщину. Для женщины несчастный мужчина подобен редкой дорогой птице.