Была Элиги рождена от бесстрашного Эрайе, сына Элигрен, дочери Виэльлине Маленького безумца, сына Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от вернейшей жены Эрайе – Иниам, по исходу эулиен из Эйдена, на мирной земле, в Светлом Доме родителей своих, во времена, что именуют Сумеречными. И было это так. Как-то раз похитила Иниам многозаботливого мужа своего от дел его и привела в сад за Домом их. Там же вызвала она на состязание его, кто из них быстрее, и побежали эулиен, и всех бабочек и стрекоз распугали на пути своём, и упали вместе без сил, и смеялись громко, и не было меж ними победителя и проигравшего, ибо успел Эрайе схватить возлюбленную свою за руку, и так бежали они вместе, пока ноги держали их. Когда же смех и радость одолели эулиен, упали они в высокую траву, и все бабочки и стрекозы, а также многие пузатые жуки, что были там – разлетелись и взвились над ними. И смотрели эулиен друг на друга и рук супруга не выпускали из рук своих, тогда же от искры совершенной радости их разгорелось пламя Любви их и просияло Светом многим, и так был ребёнок у Иниам от Эрайе. И по взгляду возлюбленной своей прочитал Эрайе весть ту и в силе своей и радости утвердился. Когда же в день положенный поднесла ему Иниам дочь их, не было во всём Доме эу крепче и счастливее отважного сына Элигрен. Он же передал дочь свою в заботливые руки Всеспрашиваемого, и, взглянув на малышку, поименовал он её – Э́лиги [Éligi], что значит Искорка, Огонёк. Через неё же, светлоулыбчивую и огнесердечную, укрепился и приумножился Свет рода её.
Взяла Элиги от отца своего отвагу его и верность от матери своей. От Элигрен же перешла к ней тяга к странствиям и нрав её. А потому наставлялась юная Элиги у Элигрен, и под её опекой знание сошло на неё. Также был светосиятельный Дуитам наставником Элиги и многие светлые эулиен Оленьего рода и народа Эликлем. И со многими воинами и ретенти была дружна Элиги, и владела мечом и луком, наученная Пылающей, но в воинство Седби не пошла по велению сердца своего, ибо не было для него пути воина, и не желала Элиги доли богоотреченных. Высоко ценил Финиар жертву Элиги, ибо крепка она была в битве, и хороший воин мог бы выйти из неё, но женскую долю свою и чистоту ценила эу выше и в том нашла утешение своё и право, а потому, обучившись, не прикасалась к оружию более и избегала его, как великого своего искусителя. Многую радость в беседах с Элиги нашли Эливиен и Ильмин, триждысветлейшая жена его. Они же во всём помогали Элиги и заступничали перед Финиаром о ней, когда пришла пора юной эу оставить Дом свой и отправиться на служение. Безрассудная смелость отца дана была эу и непокорный нрав Элигрен, а потому медлил Финиар и боялся за неё, но по заступничеству Эливиена и Ильмин – отпустил её. И многажды благословлённой оставила Элиги дом родителей своих.
В народе смертных не выбирала Элиги дела и во всякой помощи преуспела. Она же трудилась трудом и мужским и женским, и в сердце своём была верна человеку и выше всех благ поставила его. В упорном труде и сердечной молитве много лет провела Элиги вдали от Светлого Дома, и вскоре нашла в себе дар следопыта и тем много помогла людям, находя и возвращая потерявшихся по ту и эту стороны подзаконного мира. За ней же, по отваге и дерзновенному служению, много подвигов светлых и дел благородства и отваги её, за что и почитают Элиги и любят.
И был день, и странствовала Элиги далёко, и вот увидела эу, как дым пожара коснулся чистоты небес, и тотчас пошла туда и нашла деревню в огне, там же стоял великий стон гибнущих в пламени и детский плач. Тогда же вошла эу в самый огонь и горящие дома и тех, кто оставался там, вывела вон, тех, же, что были погребены под домами своими – вынесла прочь на руках своих. И брала Элиги горящие стены и сокрушала их, и поднимала их и отбрасывала в сторону, и многих детей так вернула она родителям своим, хоть и стали руки её обожжены в огне. И прижались дети к отцам и матерям своим, один же из них обнял ноги эу и не желал отпускать её. И спросила Элиги его, отчего не идёт он к родителям своим, и сказал мальчик, что нет в живых родителей его, и плакал много и просил позволения Элиги идти с ним, ибо в мужском платье ходила Элиги, дабы не смущать многих и защитить себя. Видя же искренние слёзы дитя человека, сжалилась Элиги и позволила мальчику пойти с ней. С того же дня взяла она на себя попечение о нём, и заботилась о нём, и наставляла его, оставаясь ему другом.
И был день, и остановились Элиги и спутник её Бену́в [Benúv] в заброшенной хижине на полуденный отдых и разделили еду, что была у них, между собой. И вот достал мальчик яблоко и протянул эу, она же не приняла его и отказалась. И смотрел Бенув на друга своего и обнаружил в нём эу, ибо знал о них по рассказам отца своего, что служил у Неоглашаемого, и великое смущение сошло на него, ибо видел он одно, а знал другое о народе златокровном. И смутился Бенув и спрятал яблоко, и спросил Элиги, должен ли он убить эу, как отец прежде учил его? И покачала Элиги головой, а может и кивнула ему, но сказала так: – Всякое дитя должно следовать учению родителей своих, ибо на том и стоит весь свет, и так было во все времена, и так воспитуется послушание. И сказал Бенув, что нет у него оружия при себе, чтобы убить эу. И протянула Элиги ему клинок свой, что сняла с пояса. И спросил Бенув: – А ты не убежишь? Но отдыхала Элиги рядом с ним и пребывала в великой задумчивости, и лишь молчанием ответила ему. И долго так сидел Бенув в нерешительности своей, не имея сил даже руку поднять на эу. Но затем достал яд и отравил клинок Элиги, и приблизился к ней снова, но и тогда не смог замахнуться на эу. И видела эу внутреннюю борьбу Бенува, а потому поднялась и опустилась перед ним. Она же протянула ему руку свою, и ударил в неё человек и пронзил клинком насквозь так что пошла кровь. И увидел кровь человек и вытащил клинок, и в испуге смотрел на эу, Элиги же улыбалась ему. Тогда же сошёл на Бенува великий стыд и страх, и бросился он за водой, чтобы промыть рану эу, и припал к руке её в ифхёлье эулиен и спрашивал не больно ли ей? Но сжала Элиги руку свою в кулак, когда же разжала её и показала Бенуву – не было на ладони её ни раны, ни крови, и тогда заплакал Бенув и плакал горько. Элиги же приняла человека в объятья свои, и утешился он от Света её. И просил Бенув эу простить его по глупости его, что перенял он от отца своего. И за отца своего, научившего его дурному, просил прощения у эу, и за народ свой, что ненавидит эулиен. Позвольте людям не доверять вам. Они вправе не верить тому, кто, по их мнению, одарён щедрее. (1) Элиги же благодарила Бенува и сказала ему так: – Нет урока ценнее того, что преподаёт человек эулиен, ибо именно он делает эу самим собой и куёт сталь его из жидкого металла. Так человек сам изготовляет оружие, что будет защищать его и оберегать, и чем суровее испытания эу, тем крепче он и тем вернее щит человека, ибо ни один, даже самый мудрый эу не научит другого лучше и быстрее, чем сам человек, пусть даже самый невежественный, жестокий и заблуждающийся. Так сказала Элиги, и с того дня стала дружба её и Бенува ещё крепче, и вскоре открылась ему эу, и так обрёл Бенув ту, кого смог назвать матерью. В день же, когда исполнилось юноше семнадцать лет, отослала Элиги его в Дом свой, поручив Бенува заботе народа своего, и дальше продолжила путь свой, забыв об осторожности и всяком страхе. Тогда же ещё много подвигов было за ней, и все их знают эулиен по песням рода Ирдильле, хоть и не любит их Элиги и уходит каждый раз, когда исполняют их.
(1) L. I. I. V. E. 174:28
Раз пребывала Элиги в землях далёких, диких и безлюдных. Устала Элиги много и искала, где остановиться и отдохнуть с дороги. И вот увидела она дом из глины и мха и остановилась посмотреть. Тогда же увидела она эу, высокого, статного и крепкого, как воин, но был он подобным угрюмой и одинокой ледяной скале в тёмных водах океана. Никогда не встречала Элиги эу столь мрачного и неулыбчивого. Стало ей любопытно, и влезла Элиги на высокое дерево перед домом и стала следить за эу. Долго следила Элиги, не решаясь приблизиться и спуститься, но никак не хотела уходить, будто что-то удерживало её. И видела Элиги, что был эу при всей мрачности некогда хорош собой, и прежняя сила ещё узнавалась в нём. Огорчилось сердце доброй Элиги при виде этого эу и в тайных объятьях устремилось к нему. И вот в один из дней поймала Элиги взгляд эу и увидела глаза его, подобные двум печальным сапфирам, чистейшим благородным камням. И увидела Элиги Свет потаённый там, в тайнике сердца несчастного эу, и сошла Любовь на неё деятельная и неодолимая, и спустилась она с дерева тут же, и приблизилась к эу, и спросила имя его. Он же назвался И́дрэмэ [Ídrēmē]. Известна во всём Светлом Доме история его, но не передают её из уст в уста. Был прежде Идрэмэ сильным и светлым эу, и любил его сам Финиар, и была любимая при эу именем Тейра́н [Teyrа́n]. По великой Любви их была рождена Тейран дочь мужу её, и Финиар дал имя ей А́дар [А́dar]. И странствовал Идрэмэ в своё время с женой и дочерью, ослушавшись Финиара, и убили люди жену его, Тейран. Тогда взял Идрэмэ сокровище своё, Адар, и ушёл в дикие места. Но и там не нашёл покоя, ибо выросла Адар красавицей, похожей на мать, и вместе с ней странствовал Идрэмэ, оберегая её. И был день, и пришлось Идрэмэ выбирать: жизнь человека, которого он не знал, или жизнь дочери его, и от слов его зависели жизнь и смерть. Тогда же выбрал эу жизнь человека. И с того дня сделался Идрэмэ суров, молчалив и скрытен, и побоялся возвращаться в Светлый Дом, и жил отшельником, не давая себе прощения и пощады. Так вечность, данная ему, стала пыткой для эу, и не стало прежнего Идрэмэ, ибо погиб он с Адар и Тейран. И видела Элиги боль в глазах эу, какой не встречала прежде, и мольбу сердца его услышала. А потому осталась с Идрэмэ и помогала ему в трудах. Прогонял её эу многажды и ни слова доброго, ни взгляда не дал Элиги, но упорствовала эу, ибо была упряма не меньше самого Идрэмэ, и вскоре пришлось ему смириться с ней. Так принудила Элиги несчастного эу к беседам и совместным молитвам, к совместной трапезе приучила его. И долог был труд её, пока не взошёл плод долгожданный и первая улыбка не расцвела на лице Идрэмэ. Тогда взяла его Элиги и вернула в Дом его, где ожидали его и молились о нём. Тогда же рыдал Идрэмэ у ног Финиара и утешаем им был. И поднял Финиар его, обессиленного, и спросил, чего желает теперь Идрэмэ. И опустил тот глаза и не смел поднять их. Тогда молила Элиги Финиара об амевиль с Идрэмэ, дабы стать утешением его. Но отказал Финиар ей. И взяла Элиги Идрэмэ и увела прочь, и ни день, ни ночь не отходила от него, поддерживая его во всём и трудясь ради улыбки Идрэмэ. И вот был день, когда вернулся Идрэмэ прежний, и узнали его по сиянию глаз его и улыбке, ибо возродила их отважная Элиги к жизни. И по прошествии многих лет снова пришли Идрэмэ и Элиги к Финиару вдвоём и умоляли его об амевиль. Тогда же сказал Всеспрашиваемый, что позволит им амевиль только после того, как пройдут оба обдяд «и́нар-ий-нýахт» [ínar-iy-núaht] (2). И склонились к ногам его Элиги и Идрэмэ и изъявили желание пройти его.
(2) так есть древний и суровый обряд очищения в народе эулиен, когда очищается от прошлого и всякой вины проходящий его через молитву и пламя её.
Великое торжество собралось в роду Ирдильле в день амевиль Элиги и Идрэмэ. Тогда же многие соликовали с отважной дочерью Эрайе и кланялись ему и Иниам за неё. Был праздник амевиль их долог, ибо никто не желал завершения его. Ради него и Элигрен вернулась из странствий своих, и многие эулиен оставили служение своё, чтобы благословить Элиги и Идрэмэ на светлейшем пути их. Так укрепился и приумножился Свет Светлого Дома и рода Ирдильле, да не будет тени, что устоит перед ним! Светом же сиятельной Элиги и вернейшего Идрэмэ да сокрушатся всякие отчаяние и скорбь!
Был на южных землях Хайнуи знатный человек, имевший титул, именем Ейрáв [Eyráv]. И попросил он однажды у Светлого Дома помощи в защите от арели. Обширны были земли Ейрава, а достаточной военной силы он не имел, и потому послал к эулиен просьбу о помощи. Дошла его просьба до Седби, и склонился он к тяготам смертных, а потому выбрал сто двадцать лучших воинов своих из юношей и отправил их к Ейраву, дабы помогли они ему. Тогда же устроил званый пир Ейрав в замке своём и всех эулиен принял там, однако, дождавшись когда они будут безоружными – приказал убить их, и так были все эулиен перебиты в замке его, а их головы выставил он вдоль стены замка (3), ибо был Ейрав в учениках у Неоглашаемого, и таков был сговор их. Так погибли сто двадцать юных воинов, лучших из дружины Седби. И, узнав о том, корил себя эу жестоко и вверг себя в прах и ничтожество. Тогда же снял Седби с себя роскошные одежды, подобающие воину, и оделся в траур, и так оставил Светлый Дом и отправился в добровольное изгнание, ибо совесть мучила его. Положил себе Седби сто двадцать лет изгнания и поста, по числу эулиен, что послал он на смерть к Ейраву.
(3) что же до тел юных эулиен – их утопил Ейрав в смрадном болоте. Ныне же есть на землях Хайнуи такое болото, которое раз в год исполняется Светом и светится изнутри, и происходит это в день, когда были избиты эулиен. Сие есть доказательство чистоты погибших эулиен и бесчестности Ейрава, что каждый год говорит о предательстве его, а посему полагаю я, что будет это болото осушено вскоре, ибо люд вокруг уже много встревожен и спрашивает, что означает этот Свет. Пока же приходят некоторые эулиен к тому болоту как к могиле юных воинов, чтобы помолиться над ним, и бросают в него цветы, его же именуют местные эулиен коб Уóмэ дуóйэ [kób Wómē duóyē] – болото Ста двадцати.
Oh, sh`íinh, vhéo, sh`íinh,
Ni völ`til` mey míil`!
Sh`íinh, írlieni ákmaren,
Ni il`mátatenil`!
Ni línsh`awil` rossudáren,
Ni shál`tenil` shálen!
P`híl`en ni áleytenil`,
Ni rúurhenil`, ánmoen!
Líl`en ni énnamartenil`,
Ni énnamartenil` et rokth!
Sh`íinē hi téylem! Sh`íinē!28
Сокрушался тогда Финиар и страдал по любимому сыну своему, тогда же посылал он многих из эулиен искать Седби, но никто не мог найти его. И Хеллах, и Тентен возвращались ни с чем, и Кихин, и лучшие из ретенти. В тоске и горе обратился Финиар к госпоже Фиэльли, ибо через неё надеялся найти Элигрен и просить её, но не было Элигрен в Светлом Доме, и сама Фиэльли не знала, где дочь её. Однако, видя отчаяние Финиара, сказала Фиэльли, что Элиги может найти и вернуть Седби. И согласился Финиар, и так отправилась Элиги на поиски Седби. Тогда же шёл десятый год его изгнания (4).
(4) так называют эулиен годы добровольного изгнания Седби вертерлéнен та́ммэ [werterlénen tа́mmē] – блуждания скорби, ибо был Седби облачён все те годы в траур. И пока был он вне Светлого Дома, Хеллах взял труд его и руководил эулиен в бою. Когда же сам Хеллах отправился на поиски Седби, Тентен взял труд его и возглавил войско.
И вот напала Элиги на след Седби и выследила его, тогда объявлена была ему охота, подобно ретенти, и пойман был Седби юной Элиги, и связан серебряной нитью, и возвращён в Светлый Дом помимо своей воли. Все рода тогда вышли встречать Седби и приветствовали его как господина, никто же не молвил и слова упрёка, и первыми – родители убитых эулиен усеяли путь Седби живыми цветами. И вышел Финиар встретить сына своего и принял его в объятья свои, тогда же все вокруг преклонили колени ради Седби. И приступили Бад и Ифа к господину своему и увели его в покои его. Их же заботой и Любовью был возвращён Седби к народу своему, и силы его вернулись к нему, и вновь заблестел взор его. В память о погибших юношах положил себе Седби по году послужить каждой семье, что потеряла сына, мужа или брата в замке Ейрава, и с того дня вне битв и походов – служит Седби как простой эу в труде и быту семьям воинов своих. Он же посадил сто двадцать белых лилий, как символ воинской доблести и чистоты сердца, и вырастил сто двадцать деревьев красных роз, каждому из которых дал имя погибшего воина, и ныне то место в саду зовут Лéйи лилéй [Léyi liléy] – Алая аллея, или Лилéй та́йнэ [Liléy tа́ynē] – Аллея доблести. С того же дня высокая дружба пролегла между Седби и Элиги, её же почитает весь род Седби и эулиен Светлого Дома. В благодарность за возвращение отца своего изготовила Кихин изящный венец из золота и огромным красным рубином украсила его, что горел, как звезда. А Финиар исполнил в день возвращения Седби ифхёлье над стопами Элиги за возвращение сына своего, он же назначил день возвращения его днём праздника почитания Элиги, тогда же поются хвалебные песни о Седби и Элиги. Ей же, бесстрашной и знающей, и мы кланяемся ныне, ради Седби и судеб смертных! Ta ni ístaril` Il` Éligiē im élatē nívhi fa Íl`mē im ev skr/dúeh`en, íyenine úmar!29
Раз вышли в море на корабле своём Фанханден и Элрельта, славные дети прекрасной Кихин. И вот увидел Элрельта вдалеке красивый корабль и одного капитана на нём. Направили эулиен корабль свой навстречу и, поравнявшись, спросили капитана, как его имя. Юноша же отвечал им, что имя его И́слисин Кéрникеви́ль [Íslisin Kéarnikevhíl`], потому как так назвал его отец. Просияли тогда лица эулиен, и с великой радостью и почтением приняли они на корабле своём эу, ибо узнали в нём сына Ислии и Ильмадуйль, ибо лишь Ислии имел право дать сыну имя и назвал его соимённо себе самому. Так был обретён и возвращён в Светлый Дом потомок рода Золотое дерево. Был Ислисин рождён от Ильмадуйль Владычицы Снов, дочери Амахейлах, дочери Фьихлие, дочери Эликлем, дочери Финиара, и от всеблагого Ислии, мужа Ильмадуйль, получившего родовое имя Керникевиль от самого Финиара, с которым пришёл и строил Светлый Дом, по исходу эулиен из Эйдена, на корабле родителей своих, что зовётся «Ильтанкан» – «Мечта», в Сумеречные времена. Отцом же своим, зачинателем рода Керникевиль, был Ислисин назван и первым в роду своём стал, по крови матери также оставаясь Эйвели, крови Финиара.
Великий праздник устроил Финиар в честь обретения Ислисина и много амевиль совершил в пределе Эликлем и народе её в честь праздника, тогда же не утихало торжество в Светлом Доме долгие месяцы. Окружил род Золотое дерево юного эу вниманием и заботой, ибо все желали узнать о нём и приключениях его, коих уже было немало, ибо встал отважный Ислисин на путь служения своего и много послужил людям в путешествиях своих и морских странствиях. Так был эу принят народом своим и вошёл в род матери своей в Доме отца её и предков её. Был же Ислисин рождён так: раз поднялся ветер над волнами и веял холодом, и не щадил никого на пути своём. Тогда же стояла Ильмадуйль у штурвала «Мечты» и правила кораблём, направляя его против ветра. И увидел это Ислии, и поспешил к жене своей, тогда же снял он с себя плащ свой и обернул ими плечи возлюбленной, и встал спиною против лютующего ветра, и укрыл Ильмадуйль в объятьях своих. И опустила эу голову на грудь мужа своего и более не знала ни тревог, ни ветра, ибо так соединился Свет их, и так был ребёнок у Ильмадуйль от мужа её. И в срок положенный был Ислисин рождён и принят отцом своим, от него же, как старшего в роду, получил он имя своё, и так стали Ислии и Владычица Снов наставниками сына своего, от них же взял он отвагу и мудрость. Когда же пришёл срок и коснулось знание юного эу, просил он отпустить его на служение и благословлён был, но повязали родители сыну на запястье его хетаках и взяли клятву с него, что рано или поздно, но вернётся он в Светлый Дом к народу своему и утвердится там по праву крови матери своей. И поклялся юный Ислисин, что быть по сему. И поднялся он на нос корабля и простёр руку над девятым гребнем волны, и другую руку положил на сердце своё, тогда призвал он в свидетели клятвы своей саму матерь-воду, и небо, и солнце, и ветер странников, и поклялся трижды торжественной и священной клятвой, и тогда отпустили его Ислисин и Ильмадуйль в ближайшем порту, и сошёл их сын на берег.
Mey el`átar márnii efhártne káylah,
Ke hóral` Rúnē íl`hmruē él`re
Rerít hi téylin im téylint élih,
Ke teyllíen eltárienē hi ímort ērái!
Ev el`el`láten eváen árni ísiter,
Méltien lágen im weríyen vhéo,
Rúnhai ül` im téyen árnē!30
А вскоре нашёл он себе корабль и на нём вышел в море, и так начались дела и подвиги его, о которых сам Ислисин молчит, эулиен же знают и почитают их, ибо дела отваги и благородства стоят за Ислисином, сыном Владычицы снов и Ислии. Их же совершил он много и славно послужил людям ещё до того, как встречен был Фанханденом и Элрельтой и возвращён в обитель рода своего.
Бесстрашен и отважен был юный Ислисин, а также много хорош собой, ибо пышные кудри носил на плечах своих и сияющим взором голубых глаз был одарён, они же, улыбающиеся и задорные, сводили с ума многих. Широка была грудь молодого эу, полная морского ветра, громок был голос его, звонок был смех его, и о трудностях своих и лишениях говорил он с улыбкой, о трудах же своих родителей принёс он многие песни, что ныне поют в песнях круга в роду Эликлем, прославляя Ислии и Ильмадуйль.
Тогда же пришёл Ислисин к госпоже своей Эликлем и с поклоном поднёс ей хетаках свой, сняв с запястья его, и приняла его Эликлем и так освободила эу от него, и отпустила хетаках его (1), и стал Ислисин частью рода Золотое дерево. И потому отдала Эликлем эу покои рядом с покоями своими, и так стал Свет Ислисина Светом рода Золотое дерево.
(1) так надлежит всякий хетаках по исполнению – предать огню, то есть отпустить его. Тем самым освобождается носивший его от обязанности, переданной ему с хетакахом. Ежели не может хетаках быть сожжён, то погребается в земле или отпускается по текущей воде. Эулиен называют это «отпущением хетакаха» или «вольной», ибо так получает «вольную» эу от прежнего слова своего или долга.
Много друзей нашёл себе Ислисин в роду Ирдильле, особенно среди отважных львят. Также стали друзьями его благородный Этерту и благодеятельный Иври, к нему особенно привязался эу и часто приходил послушать учений его и помочь в трудах его. И случилось так, что был день, и спустился Ислисин в сад, где Иври наставлял учеников своих, и пришёл, и нашёл его, окружённого многими эулиен, что внимали ему. Тогда же увидел Ислисин, как запуталось солнце в ветвях, наполненных зеленью и цветеньем, и на многие лучи разбился свет его, и упал тот свет и сошёлся на кудрях и плечах одной эу, что была среди внимавших Иври. И от света того ослеп Ислисин, и вмиг пропали для него все голоса, и осталось лишь пение птиц, и исчезли все запахи, и наполнился сад величием благоухания своего, и всё, что ни было вокруг, исполнилось торжеством жизни и священной песней её, её же слова узнал эу в сердце своём. И смотрел Ислисин на эу в сиянии солнца, и заметила она взгляд его и подняла глаза свои. Тогда же всё вернулось на круги своя, и очнулся эу от прекрасной грезы своей, и стыд сошёл на него и многое смущение. И так был Ислисин растерян, напуган и смущён, что бежал прочь и сердце своё успокоить не мог. Была та эу из предела Оленьего рода и наставлялась у Иври, ибо всему живому откликалась душа её. Звали её Рэйé [Rēyé], и светлой была душа её, и сердце её было чистым, ибо нежность и сострадание нашли свой дом в нём и на камне Любви утвердили крепость свою. Потерял Ислисин покой свой, и не мил стал сон ему, и еда не в радость. Лишь Рэйе видел он в любом проблеске Света, лишь её одну искал взгляд его. И обошёл эу весь Дом свой и нашёл предел Рэйе, и следил за ней, таясь и скрываясь, будто само дыхание его могло спугнуть эу и рассеять видение его. Но не стало Ислисину лучше, ибо тысячами солнц просиял восторг в груди его, и стало ему тесно, и рвался он вон смехом, слезами и криком радости. Тогда же пришёл Ислисин к Эликлем и у неё, госпожи рода своего, просил наставления, и горести свои открыл ей и спросил её, как быть. Эликлем же велела Ислисину оставить страх свой и всякую робость, и прийти к Рэйе и открыться ей. До того же, чтобы не испугать и не смутить юную эу – привлечь внимание её доброй беседой или подарком. И в ещё большем смятении ушёл Ислисин от Эликлем, ибо столько слов единовременно рождалось в горле его, когда смотрел он на Рэйе, что разом вставали все они комом, и ни одного из них не мог он вымолвить. Стал тогда эу искать, что подарить девушке, чем порадовать глаз и сердце её, что поднести ей. Но не было у Ислисина ни золота, ни камней, ни украшений, достойных честнейшего Света и чистоты Рэйе. И опечалился эу, и сокрушён был. И в отчаянии своём пришёл Ислисин в сад и в тени его опустился на землю, и голову руками обхватил своими. Тогда же заметил он меж цветов чудное сияние и драгоценный блеск, и поднял глаза и увидел самодовольного жука, каких эулиен называют и́ералли [íeralli], а люди зовут бронзовками. Только что завершил господин жук своё восхождение на вершину цветка и притаился в бутоне его, вкушая аромат его и блаженство. Солнце же было щедро на лучи свои, и разомлел господин жук, и повисли многоуставшие лапки его, панцирь же крыльев его отливал изумрудом и сверкал подобно огранённому камню. Вот что увидел эу, когда поднял глаза свои. И вскочил Ислисин, и схватил жука, и изъял его из неги блаженства его и спрятал в ладони своей. Тогда же случилось Рэйе проходить мимо, и увидела она эу и замедлила шаг. И некуда было спрятаться и скрыться несчастному Ислисину, и не смог он родить и слова, но протянул жука Рэйе и разжал ладонь свою. И засверкали крылья господина жука, ибо очнулся он, сбитый с толку, и завертелся, и никак не мог понять, где он. Затем вдруг увидел господин жук Свет Рэйе и замер в восхищении, ибо прежде от цветов и травы не поднимал он взгляда, ныне же сам Свет склонился над ним. И засмеялась эу, и пришла в восторг от совершенной красоты одеяния сверкающего толстобокого господина, и склонилась над ладонью Ислисина и любовалась подношением его, ибо сочла его великолепнее всяких камней и злата. И приняла Рэйе подношение эу, и осторожно взяла жука и на самый высокий и прекрасный цветок водрузила его, и так при жизни распахнулись перед жуком прежде часа его врата Эйдена, и мир и покой вошли в изумрудное тельце его. Рэйе же смеялась и благодарила Ислисина, ибо никто и никогда прежде не одаривал её столь изысканно и щедро. И вспыхнули огни смущения на лице Ислисина, и оттенили цвет глаз его, и не смогла Рэйе отвести взгляд от эу, и так в молчании родился смех их, что был рождён облегчением и великой радостью – он же и соединил эулиен, и приняли они осторожно руки друг друга.
И был день амевиль Ислисина и Рэйе исполнен радости и громкого смеха, и ликовали Олений род и род Золотое дерево, а с ними вместе и весь Светлый Дом, ибо никто не остался в стороне от совершенного счастья влюблённых эулиен, соединившихся в тот день в светлом праве Любви своей. Тогда же сама Эликлем вознесла хвалу отважной бронзовке, и Финиар соблагословлял её. Тогда сложил Ислисин о господине жуке хвалебную песню, что покрыла его блистающей славой и над многими из достойных героев вознесла его. Так называется песня та – «Песня к бронзовке», и есть эта песня один из ярчайших примеров гимнов Любви и прославления Божией воли, что были записаны когда-либо на эмланте.
И был день вскоре по амевиль любящих, и предстали Ислисин и Рэйе перед Финиаром просить разрешения его оставить Светлый Дом ради человека и вместе отправиться послужить ему. И было позволено им. Тогда пришли Фанханден и Элрельта и вместе с Ислисином построили корабль для него и Рэйе, и в изумрудные паруса нарядили его, что отливали золотом и бронзой живого изумрудика31 по роскоши благородной ткани их, его же, корабль свой, нарекли эулиен «И́рли э́раиль» [Írli érail`] – «Звонкий изумруд», и благословлён он был Финиаром на доброе плавание своё. Тогда оставили Ислисин и Рэйе Светлый Дом и отплыли, дабы послужить людям. За ними же пошли многие эулиен, которых отпустили от всех родов, чтобы стали они народом Керникевиль, народом Ислисина и Рэйе, и также взяли они корабли многие и отплыли на них. Так прежде годы и годы странствовал народ Ислисина, следуя за «Звонким изумрудом» и служа людям, и увёл эу народ свой от кары арели и зла людского, и затем утвердил процветание его на многих землях подзаконного мира, куда привёл он свой народ и благословил его в добрых трудах. От него же и под его молитвой и рвением поднялся народ Керникевиль и продолжился от Ислисина и Рэйе.
Много подвигов славных и светлых стоит за всесветлейшими Ислисином и Рэйе, но более всего преуспели они в утешении. Великой стеною встали они против отчаянья человека и многих горестей его, и каждого брали в кокон Света своего, и там отчаявшийся обретал свои крылья. Благословен их Свет соединённый, и лёгок ход корабля их. Да будет ветер благосклонен к парусам «Ирли эраиль» и милостиво море, над которым летит он! Tiy a, oh Moáldari Ídremen, Áyiar Íl`tankán, ni rétarnumtil` im térlentil` kanmáriene, kevh térlent móe, ki ev el`Íl` ínehin tehsúral` ü térlen Tíig.32
Ek il`h térlen, ke islérntenal`
Líl`enen, ámenane Líei!
Líe r/dánirun íeh im ev el`péliarnen Íl`min!
Hi móē yamét mor ten péliarnen!33