Ледяная колыбель

Трехпалый, с белым мехом… Похоже, твой братец прикончил одного из мартоков. Хотя, судя по небольшому размеру ноги, это был годовалый теленок. – Джейс потянулся к уцелевшим ошметкам шкуры и отщипнул кусочек мха, который слабо светился в темноте. – Любопытно… Надо отнести эту ногу Крайшу и посмотреть, что еще мы сможем узнать об этих гигантах, которые бродят по Ледяному Щиту.

Он обернулся, и лицо его превратилось в  маску боли и страха. – Как и Баашалийя, ошкапиры видят сны о прошлом. Это старая память. Их и наша. Общая. Наши мертвые кормят их. Нашей плотью. – Даал куснул себя за руку, чтобы продемонстрировать свои слова. – И нашими снами.

При виде этих фигур, кольцом окружавших его, Фрелль съежился от ужаса. Именно с их губ и исходило то поначалу еле слышное пение, которое становилось все громче. Он попытался зажать уши, но  руки по-прежнему не слушались. Фрелль понял, что именно слышит.

Фрелль с ужасом осознал цель этих увечий – внешность, которую они стремились передать. «Их изуродовали так, чтобы они походили на летучих мышей».

Заплетающимся языком она настаивала на  том, что на самом-то деле у клашанцев не  тридцать три, а тридцать четыре бога. Фрелль попытался это оспорить, но вид у  нее вдруг стал задумчивым. Он до сих пор помнил, что Гейл сказала дальше. «Некоторые боги слишком уж хорошо упрятаны во  тьме, чтобы свет мог добраться до них, особенно когда похоронены они под садами Имри-Ка…»

За все семнадцать лет жизни нога его ни  разу не ступала в Кисалимри. До него, конечно, доходили слухи, ему показывали карты. И все же ничто не подготовило его к  тому, что он увидел воочию. Принц считал огромной и родную Азантийю, королевский оплот Халендии, но в этих стенах могла поместиться сотня Азантий.