Read the book: «Девочка из шара»
I
Глава, которая могла бы стать последней
Человек – занятная зверюга. Один, к примеру, поскользнулся на ровном месте, и – хлоп! – темечком о землю. Был человек – и нет человека. А вот другой получил удар шаровой молнией – и ничего, выжил. Только брови с ресницами выгорели начисто.
Или вот, помню, у нас, в летном училище, был случай. Один курсант заснул на подоконнике пятого этажа, выпал из окна и приземлился лицом на торчащий из земли металлический штырь. Железка пропорола ему челюсть и вышла наружу над самой макушкой. И ничего – живехонек. Нет, само собой, была еще операция и долгий период восстановления, но после больнички он чувствовал себя очень даже неплохо. То и дело хвастался, что у него в роду все такие везучие.
Но везение – штука переменчивая.
Живой пример тому я – Вук Обранович, больше известный как Проныра. Кем я был? Фартовым мошенником и любимцем женщин. А кем стал? Жалким водовозом, вкалывающим за гроши на задворках Вселенной.
Кстати, прямо сейчас, когда мою голову посетили вышеизложенные мысли, в мою грудь направлены два мушкетных дула. Владельцы оружия – пара косматых отморозков – не сводят с меня глаз и свирепо ухмыляются. И все идет к тому, что скоро я стану мертвым водовозом.
Я зажмуриваюсь, и перед моими глазами проносится вся моя жизнь. Ведь именно так случается в предсмертные секунды, не правда ли? Я вижу все то и хорошее, и плохое, что со мной было. Детство, юность, зрелость…
Боюсь ли я смерти? О, нет. Глупо бояться того, что неизбежно. Хотя нет, вру. Меня пугает сам процесс умирания, который может быть долгим и мучительным.
Я отчетливо помню тот день, когда впервые увидел человека, умирающего в тяжелейших страданиях. Этого бедолагу подстрелил Циклоп. Тогда мы несли дежурство на караульной вышке и вдруг увидели какого-то субъекта, который направлялся в нашу сторону. Мужик был явно не в себе. Походу, сильно перебрал с самогонкой. Иначе как объяснить то, что он средь бела дня, в одиночку собирался атаковать наш Форт? На наши предупредительные команды нарушитель никак не реагировал. Шел уверенной пьяной походкой, в руках рогатина, на устах: «Ура!».
В другое время мы бы просто посмеялись над незадачливым воякой, но вышедший из строя дуршлаг, как мы называли силовой купол, защищавший Форт, не способствовал юмористическим проявлениям. На самой верхушке охранного сооружения зияло с десяток дыр, что и давало повод для его сравнения с предметом кухонной утвари. Эти отверстия были заводским браком, и мы не раз обращались к начальству с просьбой об устранении дефектов, но в ответ получали только пустые обещания. А вот теперь купол еще и перестал работать! Наш старший техник Гуччи пообещал вскорости починить генератор, ну а пока мы были в диком напряге.
Циклоп решил произвести предупредительный выстрел, но потерял равновесие и нечаянно попал в нарушителя. Простреленное брюхо неадеквата тут же превратилось в сплошное кровавое месиво, он корчился на земле и визжал, как поросенок, но все никак не умирал. И я вторым выстрелом прекратил его мучения. Труп нарушителя мы скорехонько перенесли на территорию Форта и сожгли. Не хотелось лишний раз получать нахлобучку от Коменданта, а иметь дело с собратьями покойного – тем более.
Интересно, что сейчас со мной сделают эти подонки – сразу убьют или сначала от души покуражатся? Сердцем чую, что правильным ответом является вариант два. Достаточно только взглянуть на их оскаленные рожи, чтобы понять: предо мной настоящие отбросы общества, звери в человеческом обличии, которые испытывают кайф от мучений беспомощной жертвы.
А как все-таки было бы хорошо умереть без мучений. Раз – и в дамках!
Но, наверное, надо быть на хорошем счету у Создателя, чтобы отхватить такую привилегию, как быстрая смерть.
Хотя порой меня посещают мысли, что я уже умер и попал в ад. А раз так, то тут должно быть жарко, как в любой нормальной преисподней.
А вот фигушки! За шесть лет прозябания на этой дефективной планете с неблагозвучным названием Сиротка я не помню ни одного теплого дня. Такие слова, как «жарко» или «солнечно», давным-давно покинули мой лексикон. Зато мой словарный запас пополнился десятком-другим определений дождя: моросящий; обложной; недельный хренов ливень; косохлест; полосовой; ливневый со снегом; ситничек; рвущий небеса дождина.
Ненавижу дождь!
Я был рожден для того, чтобы жить в шато в двух шагах от пляжа, круглый год ходить в шортах и есть экзотические фрукты.
Кстати, о еде… Ведь и у самых отпетых негодяев перед казнью есть право на последнюю трапезу. Так чем же я хуже?
Я бы не стал наглеть и вполне бы обошелся банкой тушенки и кружкой свежесваренного крепкого кофе. И чтоб никаких выкрутасов, никаких отвлекающих маневров – только кофе и вода. Разок закипело – и сразу снять с огня. Я жуткий консерватор в том, что касается кофейка. Латте, мокаччино, фраппучино и прочие макиато – это не про меня. Пусть такую муру пьют девочки.
Впрочем, вкусы у всех разные и спорить о них бесполезно. Например, наш капеллан отец Никон белил кофе эрзац-сливками, Ксюха предпочитала, как и я, черный, а Гуччи добавлял в напиток несколько капель спирта из своей плоской фляжки.
Кофе в Форте не переводился с тех пор, как корабль снабжения по ошибке доставил нам целый контейнер отменной арабики.
А вот с приличной едой было туго.
Два года назад к нам перестали прилетать корабли снабжения и с тех пор меню в Форте стало несколько однообразным. Коронное блюдо нашего кашевара – размазня, жидкая белково-углеводная кашица серенького цвета, заправленная комбижиром. В обычной жизни отвратительный вкус размазни исправил бы самый дешевенький кетчуп. Но и с кетчупом у нас была напряженка.
Мамой клянусь, голыми руками задушил бы того урода, что наполнил наши стратегические кладовые этой несъедобной дрянью!
А еще на Сиротке вечно пасмурное небо. Из-за густой облачности здесь почти не видно звезд. А ведь когда-то я так любил смотреть на звезды. За эти долгие шесть лет я так и не привык к их отсутствию. Как не привык к вечной осени с ее холодами, дождями и ветром.
Привыкают обычно к хорошему. А что хорошего здесь? Жизнь, протекающая в условиях крайнего дискомфорта, вкупе с тягостной изоляцией и другими проблемами. Обрыдлые будни, надоевшие портреты сослуживцев и один и тот же суровый пейзаж: многометровые отвалы пустой породы, именуемые терриконами, и пустоши, заваленные ржавой техникой и мусором, оставленным космостарателями.
Одним словом, дыра.
Мой сослуживец Сапог целиком разделял эту точку зрения. Когда он служил в спецназе, то побывал в самых отдаленных уголках космоса, но именно Сиротка стала для него эталоном захолустья.
– Клянусь, эта планета – самое паршивое место во Вселенной! – говорил Сапог. – Даже на Титане погода лучше, а в трущобах Боготы кормежка во сто крат вкуснее, причем коронное блюдо там – шаурма с крысой.
«Шаурма. Как аппетитно звучит. Сейчас бы не раздумывая съел парочку, пусть даже внутри будет крысиный яд, – внезапно подумалось мне. – Все равно я уже покойник.»
Выходит, соврала та цыганка, которая нагадала, что я проживу до ста лет.
В этом году мне стукнул сорокет. У меня уже есть небольшая плешь на макушке и седина в волосах. По утрам у меня ломит спину и порой болят колени. «Сорок лет – прости, мой век!». Так, кажется, говорят?
А еще говорят: «Где родился, там и пригодился».
Я родился на Земле в середине двадцать третьего века. В школе нас учили, что мы живем в дивном новом мире. В мире постоянных научных открытий и технических достижений. В мире безграничных возможностей, где все хорошо. Ну или почти хорошо…
На уроках истории мы слушали рассказы о разобщенной Земле, поделенной на страны и государства, в которых жили различные народы, у каждого из которых была своя культура и даже свой язык. Все эти страны и народы только и делали, что воевали друг с другом, а те, кто не воевал, готовились к войне. Ну и довоевались в итоге. В конце двадцать первого века одна восточная страна применила против своего врага-соседа тектоническое оружие, что едва не привело к Армагеддону. Бомбардировка недр планеты разбудила десятки вулканов, спровоцировав разрушительные землетрясения и цунами во всех концах света. С лица Земли были снесены сотни городов, миллионы людей погибли. Глобальный катаклизм оставил после себя хаос и разруху, а человечество было отброшено в развитии на сотню лет назад.
В этом месте я, по идее, должен перейти на возвышенный слог и сказать что-то типа: «Но человечество нашло в себе силы объединиться и противостоять угрозе истребления», но скажу проще: на обломках старого мира возник новый – первое планетарное государство, бесхитростно названное Землей. Столицей нового государства стал Авалон – первый космический город на земной орбите.
Но не все было так радужно: на Земле оставалось все меньше мест, пригодных для жизни, а люди по-прежнему плодились со скоростью кроликов. И тогда мы снова задумались о колонизации других планет. Так началась новая эра – эра покорения космоса.
Человечество шагало семимильными шагами в новые, неизведанные миры. С разной степенью успеха были терраформированы и колонизированы Луна, Марс, Церера, Плутон, спутник Сатурна Титан и спутники Юпитера Ио, Каллисто, Европа и Ганимед.
Короче говоря, будущее наступило.
С младых ногтей я понимал, что все эти слова про «дивный новый мир», «мир безграничных возможностей» и прочее бла-бла-бла не имеют никакого отношения к действительности. Несмотря на все эти звездолеты и инопланетные колонии, мир остался таким, каким и был прежде. Богатые все продолжали богатеть, а бедные – беднеть.
Особенно это было заметно на Земле: куда ни глянь, повсюду нищета и развал. Кругом свалки, полигоны и заводы, отравляющие воздух ядовитыми выбросами.
Всего на Земле было четыре гигантских мегаполиса, отгороженных от внешнего мира высокими стенами: Москва, Чунцин, Дели и Богота. Тем, кому не хватило в них места, жили в полуразрушенных городах, а вернее будет сказать – пытались выжить. В одном из таких мест я и родился. Наш городишко носил говорящее название Старо-Глушанск. Он был выстроен вокруг завода минеральных удобрений, который и кормил его жителей. Опасное соседство здорово испортило и без того плохую экологию города и ударило по здоровью его жителей. Люди в наших краях дохли как мухи. Поэтому с детства моим единственным желанием было свалить из Старо-Глушанска ко всем чертям.
Похожие планы когда-то вынашивал и мой батя, но им так и не суждено было сбыться. В прошлом батя был первоклассным механиком, но после несчастного случая на производстве ноги у него отказали, пришлось для передвижений пользоваться инвалидной коляской. Работодатели, само собой, быстренько отказались от его услуг. А скоро случилась еще одна беда: от нас ушла мама. Она завела интрижку с каким-то приезжим и укатила в закат. Эти несчастья подкосили батю и он, как это часто бывает, запил. Мне тогда только исполнилось восемь лет.
Жили мы бедно, но не голодали. Бате полагалась небольшая пенсия, которой нам худо-бедно хватало на кормежку и аренду дешевой квартиры в разваливающемся доме. Канализации у нас не было, а свет давали на полтора-два часа в сутки.
Моим воспитанием батя занимался эпизодически – меня вырастила улица. В двенадцать лет я поступил в «институт имени Воровского» на факультет карманной тяги, и очень скоро понял, что это мое призвание. Несколько раз попадал в полицию, но всегда умудрялся выходить сухим из воды, из-за чего и получил прозвище «Проныра». А в четырнадцать лет меня взяли с поличным на краже в магазине и отправили в специнтернат. Это была самая настоящая тюрьма для подростков. Однако я не отчаялся, как на моем месте сделали бы многие. Отчаяние – это роскошь, которая может убить. А я собирался жить долго и счастливо.
Когда я перешел в выпускной класс, умер батя.
– Погиб при нападении неизвестного с ножом. Наверное, это сделал какой-нибудь грабитель, – так мне сказал завуч.
Выглядело это, мягко говоря, неправдоподобно – деньги у бати долго не залеживались, разве что в тот роковой день он как раз получил пенсию. Я, конечно, погрустил, но недолго. Ведь, как говаривал мой покойный предок: «Мужику не пристало распускать сопли».
Несмотря на то, что я был изрядным хулиганом, учеба давалась мне легко. Интернат я закончил с золотой медалью. Это позволило мне, сироте-отличнику, поступить без экзаменов в Московское летное училище на бюджетное отделение. С раннего детства я грезил космосом и мечтал стать капитаном звездолета, но директор летки развеял мои юношеские иллюзии, сказав:
– У нас осталось всего лишь одно бюджетное место по специальности «Техник по эксплуатации и обслуживанию систем жизнеобеспечения летательных аппаратов». Звучит не очень, но на кусок хлеба с маслом ты всегда заработаешь.
Поначалу учеба мне нравилась, но бесконечная муштра, палочная дисциплина и холодные казармы быстренько отбили у меня тягу к знаниям. К середине первого курса я был сыт по горло леткой, которая оказалась ничуть не лучше нашего специнтерната. Так что в один прекрасный момент просто свалил из училища, попутно обчистив карманы директора.
Я решил остаться в Москве и снова стал играть за команду «плохих парней». Кем я только не был за свою недолгую, но, без ложной скромности, яркую жизнь – угонщиком, домушником, каталой, впаривал лохам фальшивую ювелирку, просил милостыню, а под конец грабил с подельником дома зажиточных москвичей.
Каждый налет был отработан до мелочей и все у нас шло как по маслу. Заработанные деньги мы инвестировали в секс, алкоголь и волшебные пилюльки. В перерывах между гулянками и налетами я не раз задумывался о том, что пора перестать сорить деньгами и начать откладывать на мечту. А мечтал я о тихой, спокойной жизни на Каллисто. Этот спутник Юпитера был славен своими курортами с пляжами, дикой природой и тропическими лесами. Скопив достаточную сумму денег, я бы купил там прибрежную хижину, днями напролет валялся в шезлонге на пляже, пил экзотические коктейли да заводил шуры-муры с загорелыми красотками. Но моей мечте не было суждено сбыться…
Во время очередного налета хозяин дома успел нажать тревожную кнопку. Дежурившие неподалеку фараоны моментально приехали на вызов. Моего подельника застрелили при попытки бегства, а меня арестовали и отправили на скамью подсудимых. Бывалые люди в СИЗО посоветовали мне закосить под психа и уйти вместо зоны на принудительное лечение, что я с успехом и проделал.
В психушке мне посчастливилось встретить легендарного любовного афериста Кудрявого Жана. Он, как и я, косил от тюрьмы по дурке. Этот толстенький, кучерявый дедушка больше напоминал торговца сладостями, а не пылкого обольстителя. Но в реальной жизни Кудрявый Жан обладал удивительным даром очаровывать женщин и выставлять их на деньги. С его слов, в неволю он попал по глупости. По какой именно глупости, не уточнял, но тонко намекал, что эта глупость могла обойтись ему в десять лет тюрьмы. На суде Кудрявый Жан мастерски изображал человека, страдающего множественным расстройством личности. Их, личностей, у него было двадцать две.
– Да за этот спектакль меня следовало не в дурку сажать, а наградить призом за лучшее исполнение главной мужской роли! Хотя правильнее было бы сказать – ролей, – хвастался мне Кудрявый Жан.
Удивительно, но многие жертвы, которых коварный обольститель обобрал до нитки, навещали его даже в психушке. А одна из самых горячих поклонниц сердцееда ежегодно переводила на счет директора больницы кругленькую сумму. А тот делал все, чтобы его драгоценный пациент жил припеваючи и ни в чем себе не отказывал. Так что Кудрявый Жан ел от пуза, спал до обеда, гулял сколько душе угодно и, главное, не принимал колеса, от которых постоянно кружилась голова и развивалась медвежья болезнь.
Сам не знаю почему, но Кудрявый Жан крепко привязался ко мне. И когда мы подружились, у меня началась совсем другая жизнь. Он выбил мне кое-какие привилегии и охотно делился контрабандой, которую ему приносили многочисленные посетительницы.
Когда я увидел, что за красотки хороводят вокруг этого престарелого Казановы, то немедленно напросился к нему в ученики.
Кудрявый Жан на мгновение задумался и сказал:
– Я давно к тебе присматриваюсь, сынок. В тебе есть какое-то грубое обаяние. Но у меня только один вопрос: страдаешь ли ты угрызениями совести?
– А что такое совесть? – удивленно спросил я.
– Тогда милости прошу на борт!
И Кудрявый Жан стал меня учить. Это был настоящий курс молодого бойца с конспектами, лекциями и, конечно, практическими занятиями.
Я не ленился и был старательным учеником. После того как я соблазнил и выставил на деньги всех наших медсестер, Кудрявый Жан сказал:
– Поздравляю с успешным окончанием обучения, сынок. Здесь наши пути расходятся. Я остаюсь доживать свой век в этом милом местечке, а тебе пора на волю.
– Заманчивое предложение, только вот кто же меня выпустит…
– Вот за это не переживай, – ответил он и загадочно улыбнулся.
Уж и не знаю, на какие кнопки жал Кудрявый Жан, на какой уровень выкручивал ручки мощности своего любовного излучателя, но скоро я оказался на воле с диагнозом «не опасен для общества». За моими плечами были два с половиной года психушки, а в сердце горело желание начать жизнь сначала.
Душа-человек Кудрявый Жан дал мне на первое время денег и наставление: подальше держаться от синьки и наркотиков. Деньгами я распорядился с умом: снял квартирку в многоэтажном клоповнике, обновил гардероб и взял напрокат подержанный небоход. А мудрым наставлением пренебрег – в тот же день, как откинулся, пошел в ночной клуб и надрался, как нищий на поминках.
Кудрявый Жан умер через месяц после моего освобождения. Инфаркт. Ходили слухи, что на его похоронах было не протолкнуться от женщин всех возрастов, а у крематория дежурило сразу три машины «скорой помощи» – для особо впечатлительных поклонниц.
На свободе я не терял времени даром и сразу занялся практикой. Все у меня ладилось. Три раза я вступал в брак. И все три раза удачно. Всех своих жен я обвел вокруг пальца, обобрал до нитки, а сам скрылся в неизвестном направлении. Но такие аферы были слишком рискованными и грозили серьезным тюремным сроком, так что я стал удить рыбку помельче. Представляясь разными именами, знакомился с богатыми женщинами, обольщал их, втирался в доверие и понемногу вытягивал из них деньги. Набравшись опыта, я мог одновременно крутить любовь сразу с несколькими жертвами. Я не боялся возмездия, так как большинство моих клиенток были замужними дамами, которые не желали афишировать свои любовные интрижки.
Я тратил деньги направо и налево, а свою мечту о хижине на Каллисто снова задвинул в дальний угол. В то время я как с цепи сорвался: пил, употреблял разные препараты, не вылезал из клубов и кабаков. Несмотря на разгульный образ жизни, мои дела шли в гору, а молодой организм справлялся с любыми нагрузками, и казалось, что это может продолжаться вечно. Но пруха вечной не бывает, и рано или поздно в жизни наступает момент, когда надо платить по счетам. И я расплатился сполна…
Разрушительным ураганам принято давать женские имена. Мой ураган звали Норико.
С этой азиатской вдовушкой я познакомился на Церере – крохотной планете, расположенной в поясе астероидов между Марсом и Юпитером. Почти всю площадь небесного тела занимал один единственный город, полный тезка планеты. Это было единственное место в Солнечной системе, где разрешались азартные игры, проституция, наркотики и другие сомнительные развлечения. Со всей Системы сюда стекались любители острых ощущений и проходимцы всех мастей. Не город, а мечта!
Норико Ооно, в девичестве – Микато, слыла самой завидной невестой на планете. Красивая, богатая, умная, она не была коренной церерианкой. Норико родилась на Авалоне в семье знаменитого адвоката Тосиро Микато. За глаза его называли «Последний самурай», хотя сам он предпочитал, чтобы к нему обращались Тосиро-сан. Он был большой чудак: носил традиционное японское кимоно, практиковал кендо и в совершенстве владел языком предков. В наш век, когда деление на национальности перестало быть чем-то важным, а все кругом говорили на едином языке космолингве, его поведение казалось немного странным, но что с чудака взять?
Норико росла в атмосфере киношной сказки. Отец и мать сдували со своего чада пылинки, оберегая от всех тягот и лишений. Она получила хорошее домашнее образование, помимо обычных школьных предметов изучала основы экономики, юриспруденцию и японский язык. Потом поступила на юридический факультет, но проучилась там всего два года. Бросив институт, стала моделью. Зная упрямый характер дочери, родители не стали препятствовали ее выбору. Хотя в глубине души и наделись, что Норико одумается и выберет менее, как они говорили, «вызывающую» профессию.
Но Норико не одумалась. За короткое время она сделала сногсшибательную карьеру в этом непростом бизнесе и закрепила свой успех удачным замужеством. Ее избранником стал Акихиро Ооно – молодой миллионер, президент компании «ОоноКорп», владеющей сетью казино на Церере. Но их любовная лодка дала течь в самом начале пути. А вернее, не дала течь, а взорвалась, и не лодка, а его новенький небоход.
Это произошло вскоре после свадьбы. Утром понедельника Акихиро Ооно, как всегда, проснулся ни свет ни заря, поцеловал в лоб еще спящую жену и вместо зарядки решил навернуть пару кружков по району на еще необкатанной тачке. Как только он вставил ключ в зажигание, в салоне сработало взрывное устройство, оборвавшее жизнь миллионера в самом расцвете. Ни у кого не возникло сомнений, что за преступлением стоял межпланетный преступный синдикат «Гаррота», которому Акихиро Ооно отказывался платить дань, за что неоднократно получал угрозы в свой адрес.
По завещанию весь бизнес покойного отошел его жене. И вокруг Норико сразу засуетились полчища шакалов. Внешне они ничем не отличались от успешных бизнесменов: носили дорогие костюмы и складно говорили, вставляя в свою речь умные словечки типа «демпинг» и «анализ сбыта», но внутри каждого из них жил зверь, жаждущий урвать кусок от ее многомилионного состояния. Многие из этих шакалов представлялись близкими друзьями погибшего. Какие только легенды они не придумывали, чтобы залезть в ее карман.
Вот как звучала одна из них:
– Разрешите представиться, Некто Энский. Я – друг Акихиро и его лучший брокер. Вы обо мне ничего не слышали? Нет? Неудивительно. Все мы знаем, каким скрытным был наш Акихиро. Ах, у него не было от вас секретов? Ну тогда он просто не успел вам обо мне рассказать. Я, собственно, к вам вот по какому делу. Не желаете ли купить контрольный пакет акций «Никиты Кожемяки»? Это молодой, перспективный бренд, специализирующийся на выпуске спортивной обуви. Всего-то и надо – полмиллиона кредов. А уже через год ваши вложения окупятся сторицей. Не интересуетесь? Понимаю, неподходящее время. Но если вы вдруг надумаете, вот моя визитка.
А вот еще одна:
– Меня зовут Такой-то Сякой-то, я знал Акихиро с пеленок. Он не рассказывал обо мне? Нет? Странно. Мы ведь были не разлей вода. Кстати, ваш муж перед смертью задолжал мне небольшую сумму. Так, пустяки, каких-то триста тысяч кредов. Проиграл, знаете ли, в покер. Почему сразу не отдал? В тот день мы играли на наличные, а у него не оказалось при себе такой суммы налом. Ах, он никогда не играл в покер? Точно, это был не покер, а бридж! Я бы не стал лезть к вам с такими пустяками, но карточный долг – дело чести. А мы оба знаем, как высоко ценил свою честь Акихиро. Нет, что вы, никаких расписок он мне не давал. Мы ведь друзья, зачем нам какие-то расписки?.. Почему вы зовете охрану? Не надо никакой охраны, я сам уйду. Но помните, о вашем бесчестном поступке скоро узнает вся Церера!
Мнимые друзья мужа отстали от Норико, только когда дочь Последнего самурая собственноручно отлупила бамбуковым мечом парочку особенно настырных шакалов.
На могиле мужа Норико поклялась продолжить дело всей его жизни, и слово свое сдержала. Она была прирожденной победительницей – упорной, целеустремленной, не привыкшей пасовать перед трудностями. Под ее руководством компания «ОоноКорп» разрослась и расширила сферу деятельности. Помимо игорного бизнеса на Церере Норико запустила собственную линию одежды и открыла сеть популярных супермаркетов по всей Системе.
В интересах бизнеса дочь Последнего самурая уладила все разногласия с «Гарротой». И после этого ее милое личико стало мелькать не только в светской хронике, но и в криминальных репортажах. Имя Норико упоминали в связи с содержанием нелегальных борделей и отмыванием денег. Но она отвергала все обвинения.
За твердый характер и крепкую деловую хватку Норико прозвали «Клешня». И черт ее дернул связаться со мной…
В те славные деньки я уже крепко бухал и торчал на наркоте. Но это никак не повлияло на мою работу. Я придумал себе легенду о том, что я – бедный художник с тонкой душевной организацией и затянувшимся творческим кризисом, который искал утешение в зелье. А для правдоподобности арендовал грязный подвал, уставил его картинами, купленными у одного уличного мазилы, и разбросал по углам кисти и тюбики из-под краски.
Возможно, кто-то скажет, что легенда так себе, что ни одна нормальная женщина не клюнет на такую туфту. Но ведь клевали, тем самым обеспечивая мне безбедную жизнь!
Сценарий соблазнения был до безобразия прост. Я работал по старинке. На каком-нибудь вернисаже знакомился с богатой тетенькой, ездил ей по ушам, используя приемы пикапа, которым меня обучил Кудрявый Жан, а дальше, как говорится, дело техники.
С Норико я познакомился случайно, на благотворительной выставке, куда приволок пару «своих работ». Мы столкнулись у стола с халявным шампанским, она что-то там рассыпала, я уронил кисти, ну и, слово за слово, разговорились. С выставки мы уехали вместе и потом долго не расставались.
Мы быстро сошлись и привязались друг к другу. Или правильнее сказать: она привязалась ко мне, а я – к ее деньгам. Норико безропотно верила моему вранью, была щедрой и любящей, а я пользовался этим на всю катушку. Я даже загордился. Ишь, какую фифу отхватил! Жаль, меня не видит мой учитель.
Тогда я все это списывал на свой профессионализм, но сейчас, по прошествии многих лет, у меня в голове не укладывается, как могла Норико Ооно, прозванная Клешней – прирожденная победительница, самая завидная невеста на Церере, дочь Последнего самурая, – повестись на такую фигню?
А может быть, она просто любила меня таким, какой я есть, несмотря ни на что? Как в той сказке про принцессу и свинопаса, а? Впрочем, какой из меня свинопас. Я, скорее, свинья. По крайне мере, был ею. Самовлюбленной свиньей, которая не видела ничего дальше своего рыла.
Наш пылкий роман продлился три месяца, а потом все рухнуло.
Случилось это так: я запал на одну рыженькую красотку и стал потихоньку с ней мутить. Я успел переспать с ней всего только раз да выманил у нее пару сотен кредов, но Норико узнала про измену и жестко отомстила. Порядка ради замечу, что я не нуждался в финансах и развел эту рыжулю на деньги, поскольку всегда считал, что любой труд должен быть оплачен.
Не знаю, на чем я спалился, но, когда я свинтил на очередную свиданку с этой рыжей чертовкой, Норико послала за мной слежку. Мордовороты из ее личной охраны накрыли нас в тайном любовном гнездышке. Девушку не тронули, а мне ввалили таких звездюлей, что мало не показалось.
Очнулся я в муниципальном госпитале. Врачи диагностировали перелом двух ребер, носа, челюсти, ну и там всякое по мелочи. Можно сказать, отделался легким испугом. Но были и плохие новости. Фараоны установили мою личность и выяснили, что я нахожусь в межпланетном розыске за совершение мошеннических действий. После этого меня быстренько залатали и в кресле-каталке привезли в суд. Там я встретил трех бывших жен, которые с радостью дали показания против меня.
Приговор был девять лет.
Перед выпиской из больнички ко мне в палату заглянул незнакомый субъект. Высокий, широкоплечий, в черном костюме и навороченных смарт-очках. К бабке не ходи, особист. И точно, этот костюмный хлыщ сунул мне под нос бляху «Особого отдела» и, не мешкая, предложил сделку:
– Капитан Вук Обранович, мы учли ваши заслуги перед Отечеством и предлагаем вам принять участие в нашей исправительно-трудовой программе. Мы готовы заменить ваш приговор четырьмя годами исправительных работ на планете Сиротка в качестве сотрудника службы охраны.
Разумеется, никаким капитаном я не был и никаких «заслуг перед Отечеством» не имел. Диплом об окончании летного училища, погоны лейтенанта космофлота и какую-то медальку в качестве оплаты по карточному долгу мне выправил один чиновник из Министерства обороны. Как знал, что это когда-нибудь сослужит мне добрую службу!
– Уж не та ли это планета, с которой никто не возвращался? – спросил я и изобразил пальцами решетку.
– Так точно. На Сиротке располагается колония-поселение для пыжей.
– Кого-кого?
– Простите за мой профессиональный сленг, я имел в виду – для пожизненно заключенных.
– И вы хотите назначить меня туда вертухаем?
– Нет, конечно! Вы будете охранять станцию водоподготовки. А вертухаев на Сиротке отродясь не было. Колония-поселение практически полностью находится на самоуправлении.
– И что, никто не пробовал сбежать?
– А куда бежать? Кругом космос. Правда, был случай, одного пыжа пытались вытащить подельники. Полетели аж на трех звездолетах. Но так и не долетели.
– Передумали, что ли?
– Нет, что вы, ребята были настроены очень серьезно. Как говорится, с щитом или на щите.
– И что же им помешало?
– Сторожевые космодроны. Подступы к планете надежно охраняются беспилотными боевыми машинами, которые стреляют на поражение при любой угрозе.
Я невольно вздрогнул. А особист продолжил:
– Да, я еще забыл сказать, в течение этого времени вам будет выплачиваться жалованье в размере прожиточного минимума. Ну что, по рукам?
– Сиротка? – нахмурился я. – Странное название.
– Название как название. Не странней, чем Макемаке или Хаумеа.
Каков был мой ответ?
Разве не ясно?
Я видел тех несчастных, что отмотали свой срок в тюряге, в основном это были сломленные люди с отбитыми мозгами. И я не хотел быть одним из них.
«Ничего, ничего, – утешал я себя, – перекантуюсь на этой вашей Сиротке, заработаю деньжат и вернусь обратно. Жалко только, что эти мордовороты уничтожили мой главный рабочий инструмент – лицо. Погнули нос, сломали челюсть, так что теперь я выгляжу как на портрете какого-нибудь абстракциониста. Но это дело поправимое. Заработанных денег должно хватить на простенькую пластическую операцию, а уж там поглядим».
