Read the book: «Ну и последнее: Победитель», page 5
Врачи всегда поражались этому человеку… Он выжил… Выжил!? До сих пор хирург, оперировавший этого робкого студента, случайно выяснившего о своем диагнозе, не понимал, как этому пареньку удалось продолжить жить. Мало того, что безумная операция, на которую согласился пациент и которая гласила жизнь лишь в пятнадцати случаях из ста, прошла успешна и предельно успешно… Так еще и лечение в десятках клиниках до и после этой семичасовой войны с темной заразой внутри юного тела, продолжалось несколько долгих лет…
Борю выписали из больницы в состоянии почти не передвигающегося скелета, который мог хотя бы относительно управлять только той частью своего тела, которая находилась выше поясницы.
За долгие дни и месяцы беспробудного лежания Борис Алексеевич прочитал почти всю русскую, французскую и английскую классику, написал порядка девяноста рассказов, а также четыре повести и один небольшой роман… Все то время, которое не было занято страшным больничным сном или беспамятством, он читал, писал или говорил.
Выйдя же из больницы, вдохнув в грудь не этот кисло-лекарственный, пропитанный смертью и болью воздух, а какой-то другой свободный и вольный… Нет… Это был даже не воздух, это был ветер, залетевший в легкие на своих белоснежных крыльях… В этот момент Борис Алексеевич смог сказать лишь одно слово – жить – после чего слезы живительной влагой вымыли из него остатки страха и рака, засевшие где-то в далеких недрах души и тела.
Он расплатился с долгами, взятыми его родными во время лечения, благодаря гонорарам за свои произведения, договорился с ректором института, в котором учился до этого на преподавателя литературы и русского языка и, сдав предварительные экзамены, смог поступить на третий курс, с которого его забрали на долгие годы в белые стены.
И сегодня этот измученный, но румяный и живой человек, входил в дверь своего дома, где его с ласковой улыбкой целовала миленькая жена, а маленький, полуторагодовалый сын, радостно крикнул приветствие на своем младенческом языке, в котором разобрать можно было только одно слово: «Папа!».
Борис Алексеевич был счастлив. Почему? Потому что он считал себя счастливым. Без оговорок, без робкого взгляда назад…
