Read the book: «Подставить Ангела»

Пролог

Перед глазами плясали ослепляющие яркие пятна, то расплываясь и перемешиваясь, то концентрируясь в чётких выпуклых границах. Фиолетовые, изумрудные, алые цвета сменяли друг друга, заставляя напряжённо наблюдать за хаотичным движением.

Это давалось мне с трудом – очень мешала острая боль. Чугунные веки не желали подниматься, лоб сдавило массивными тисками, при этом всю меня потряхивало, словно я скрючилась в барабане работающей стиральной машины.

Хуже всего было то, что я не помнила кто я и где нахожусь, больна я или здорова, есть ли рядом люди, готовые помочь, вытащить меня из ужасного положения, в котором я оказалась, объяснить, что со мной и как меня зовут.

Сквозь гул в ушах, сквозь плотную вату в голове прорывались незнакомые голоса. Впрочем, нет, один из них казался знакомым – довольно высокий, взволнованный тенор:

– Вы обещали! Я привёл её сюда, этого достаточно!

– Кто сказал, что достаточно? – отвечал сиплый, злой, принадлежащий мужчине постарше, голос. – Привёл – молодец. Больше ты ничего не должен. Пока. А теперь убирайся, если не хочешь остаться здесь навсегда.

– Нет! – кричал тенор. – Я не уйду без неё.

– Не уйдёшь – унесут, – грозился сиплый.

Я, сделав невозможное усилие, приоткрыла глаза и подняла голову. Пятна расплылись в стороны, образуя мутное окошко с надорванными краями. Сквозь болезненный туман я смогла увидеть серые, покрытые плесенью стены, решётку, загораживающую дневной свет. Меня сковал ужас: это тюрьма или больница для сумасшедших? Судя по тому, что я не помнила ничего о себе, второе было более вероятным.

Очень хотелось застонать и позвать на помощь, но я сдержалась. Подсознательно была уверена, что не нужно раньше времени сообщать, что очнулась.

Спор за стеной продолжался.

– Геля! Геля не верь им! Ничего не подписывай, они убьют…

Звук удара и последующего падения оборвал фразу.

– Идиот! – сквозь зубы выплюнул сиплый и позвал кого-то третьего: – Отвези его подальше отсюда и брось в ущелье, чтобы тело искали как можно дольше.

Последовал звук волочения. Моё сердце сжалось. К жуткой головной боли добавилась ещё и тянущая в груди. Кто этот парень? Кого он пытался предупредить? Меня? Тогда, выходит, я и есть Геля.

Геля… Как будет полное имя?

Тяжёлые шаги, последующий скрежет отпираемого замка испугали меня. Я уронила голову на комкастый тюфяк и плотно зажмурилась. Пусть думают, что пленница всё ещё в отключке.

Душный, пахнущий плесенью воздух пришёл в движение, потянуло куревом. Шаги приблизились, меня накрыла тень. Я не видела, но на физическом уровне ощутила её – озноб пробежал по всему телу. Боль усилилась, я сжала зубы, чтобы не стонать.

– Дылда! – позвал сиплый, но, вспомнив, что услал своего подельника, выругался, добавив: – Говорил, полдозы хватит этой слабачке! Так нет, тут все умные… Придурки! С кем приходится работать.

Высказавшись, человек направился к выходу, я осторожно приоткрыла веки, подсматривая за ним сквозь ресницы, но увидела только широкую, сутулую спину в грязной спецодежде.

Это совершенно точно не медицинский работник. На тюремщика тоже не похож. Вывод напрашивался неутешительный: я в плену у бандитов. Не зря парень кричал, что меня хотят убить, как только я что-то подпишу. Я богачка? У меня хотят отжать бизнес? Или просто квартиру или дом… Чем я владею?

Трудно сообразить, когда даже имени своего не помнишь. Геля…

Галина? Аглая? Глафира?

Ни одно из пришедших на ум имён не казалось родным.

======================

Дорогие читатели, рада приветствовать вас! Надеюсь, что останетесь с героями до финала. Впереди приключения современной девушки, столкнувшейся с удивительными, мистическими вещами прямо тут, в родном мире.

Глава 1

За полтора месяца до событий пролога

Кто любит зиму, тот я. Вернее так, я любила каждое время года по-своему. А больше всего мне нравилось их разнообразие. Летом тепло, можно выбегать на улицу, не кутаясь. Я, бывало, наслаждаюсь солнечной погодой или радуюсь очищающему дождичку и хочу, чтобы лето не кончалось! А придёт осень, вокруг такая красота и яркость! Подумается: какое классное время! Подольше бы не было морозов. А тут снег… Всё бело, свежо, по-детски счастливо!

Так примерно я и рассуждала, шагая декабрьским вечером из офиса домой. Размечталась и едва не налетела на стоявшего на моём пути парня. Сделала шаг вправо, чтобы разминуться, а он опять передо мной. Я влево, и он туточки. Посмотрела наконец ему в лицо и оторопела, узнав широкую белозубую улыбку:

– Эдик? Тихоновский!

– Привет, Удалова! Ты как всегда в облаках. Не зря в классе тебя Ангелом прозвали.

Я отмахнулась. Устала повторять, что прозвище моё – всего лишь усечённое имя, получила я его вовсе не по причине мечтательности и отличного поведения или успешной учёбы. Ангелина – Ангел, вот и всё! Тогда как Эдика дразнили Граммофоном как раз в соответствии с характером. Он вечно что-то вещал, всегда был в центре внимания и заводил весь класс. Завуч как-то сказала:

– Какой же ты Тихий, Эдуард? Очень даже громкий, граммофон просто какой-то!

Вот и повелось.

Я не стала вспоминать все эти истории, просто спросила:

– Каким ветром в наших краях? Тебя родаки вроде в Питер увезли.

– Ну-у-у-у… Не совсем в Питер, рядышком. Они там и живут, а я вот решил на разведку мигнуть в родной город, подвернулась интересная работёнка.

Мы шли в направлении к моему дому и болтали так, словно расстались только вчера, или позавчера. А ведь после школы уже семь лет пролетело! Около подъезда остановились, нужно было расставаться, хоть и жаль мне было терять душевный подъём, который Эдик умудрился организовать за четверть часа. Он всегда такой был: оптимист, весельчак, свой парень всем и каждому. Правда, я не особенно вписывалась в шумные компании, вращающиеся вокруг Тихоновского. Сторонилась, несмотря на то, что он был чуть ли не первым романтическим увлечением Ангела. Правильно говорят: противоположности притягиваются. Это я про себя. Эдик в притяжении ко мне замечен не был. Поэтому его слова поставили меня в тупик.

– На чай пригласишь, Гель?

Это в ответ на моё робкое «Пока». Догадался, что я не хочу с ним расставаться?

Стояла и хлопала глазами, словно пятиклашка, которой предложили решить интегральное уравнение. Попыталась вспомнить, что за обстановка у меня дома. Не разбросаны ли часом какие-нибудь детали женского туалета, вымыта ли посуда и вообще, найдётся ли хоть что-нибудь к чаю, кроме трёх корочек хлеба.

– Не комплексуй, Ангел! Я же не комиссия из Москвы. Посидим по приятельски, потреплемся. Пиццу я закажу. С тебя кипяток и заварка. Ну, и чашки.

– Ладно, идём, – согласилась я, точно вспомнив, что в квартире всё норм.

Всё-таки Эдик удивительный человек. Я не заметила, как пролетели три часа. Мы слопали пиццу, потом я раскопала в буфете бабушкино варенье из луговой клубники, мы его намазывали на крекеры и весело хрустели, вспоминая ласковый июнь. Тихоновский с таким мечтательным видом говорил о тёплом солнце, что я спросила:

– Тебе больше нравится лето?

– Да без разницы! Лишь бы не работать и не учиться. Ты, кстати, в деревню ездила на каникулы?

Я покачала головой:

– У нас нет родни в деревне. Так что только дача, дача и ещё раз дача. У меня родители фанаты грядок и теплиц.

Эдик посмотрел на меня недоверчиво и констатировал с кислой улыбкой:

– Много потеряла. Подростку в деревне раздолье. Никакого контроля, вкусная натуральная еда, экология, свежий воздух, купание, лес, грибы, всё такое.

– Ну, значит, не повезло мне.

Расстроилась я не из-за деревни, конечно, просто не понимала, к чему одноклассник завёл этот разговор. Он же продолжал с прежним нажимом:

– Гель! А разве тётки у тебя нет деревенской? Тут неподалёку, километров в ста?

– Какой ещё тётки? У меня и мама единственная, и у отца только брат.

– Не-е-е! Я имею в виду бабушкину сестру.

– Эк, маханул! – засмеялась я. – Ничего я от бабушки про сестру не слышала. Хочешь сказать, моих родственников лучше меня знаешь?

– Погоди! Неужели не слышала? Деревня такая – Баяки. Я туда с дружком одним ездил недавно. Познакомился с бабулей, мы ей дрова рубили. Так, чисто из благотворительности. Вот она и сказала, что имеет родню в городе, а фамилию твою назвала. Я удивился, мол, учился с Ангелиной Ударовой. Вот эта бабка и признала тебя за внучку. Собиралась письмо тебе написать.

– Не было никакого письма. Ты что-то путаешь, Граммофон.

Эдик посмотрел на меня долгим, необычно серьёзным взглядом и вздохнул:

– Ну, не было и не было. Может, ещё пишет. Но ты всё-таки в почтовый ящик заглядывай. Жалко бабулю, старенькая уже.

Я пообещала обязательно проверять почту и намекнула Эдику, что пора бы ему отчаливать. Из-за стола он вставал с печальным видом, немного повеселел, получив мой номер телефона, поскольку в его старой записной книжке значился только домашний стационарный, и тот в родительской квартире. Да и вообще, теперь все привыкли общаться в мессенджерах и, если разговаривать, то по мобильному.

Сговорились мы в ближайший выходной встретиться и погулять. Не скрою, мне был приятен интерес парня, который мне когда-то очень нравился. Всколыхнулось тепло в области сердца, я почувствовала себя школьницей, верящей в удивительное и прекрасное будущее.

***

Неужели в мою жизнь пришла любовь? Теперь, когда у меня появился парень – красивый, остроумный, щедрый, – все прежние переживания стали казаться глупыми, даже стыдными. Ещё месяц назад я всерьёз присматривалась к очкарику из курьерской службы, потом пыталась кокетничать с охранником офиса. А ещё коллега собиралась познакомить меня – приличную, как она тогда сказала, девушку – со своим великовозрастным сыном, который кроме игрушек в компьютере ничем не интересовался.

Смешно вспоминать, честное слово!

Первые недели после нашей случайной встречи с одноклассником я старалась скрыть от всех нечаянную радость, ведь сама ещё не верила, что Тихоновский всерьёз увлёкся мной. Бегала на свидания, каждый раз держа где-то на задворках сознания, что сказка может в любой момент закончиться.

Настоящая сказка! Эд относился ко мне словно к принцессе. Он был галантным, предупредительным, старался предугадать все мои желания, иногда ещё до того, как они возникли. А как целовался! О-у-у-у-у… Едва вспомню об этих нежных, будоражащих прикосновениях, по всему телу горячие волны расходятся.

Вечер, когда Эдик предложил мне стать его девушкой, не забуду никогда. Это было очень-очень эффектно. Я шла на встречу в полюбившееся нам кафе «Снежинка», не ожидая ничего особенного: ну, съедим по порции блинчиков, выпьем горячий глинтвейн, угостимся мороженым и пойдём гулять по центральному, уже украшенному к новому году проспекту. Граммофон будет как всегда сыпать шутками, окликать встречных девушек – тех что сканировали нас завистливыми или заинтересованными взглядами. Я же буду чувствовать себя самой счастливой девчонкой в городе. Да, что в городе? В стране! Или в мире. Так я думала. Однако в «Снежинке» меня ждал сюрприз.

Переступив порог кафе, я почувствовала согревающий, дующий с боков ветер тепловой завесы и сразу же стала разматывать толстый вязаный шарф, стягивающий на моей шее капюшон. Остановилась, оценивая уютную обстановку. Здесь было нарядно, празднично, красиво. Кругом поблёскивали новогодние гирлянды, с потолка свешивались гигантские мохнатые снежинки, в двух противоположных углах красовались, увешанные шарами ёлки. Народ ещё не успел набиться. За ближайшим столиком уплетали пирожные три юные подружки. Они хихикали, поглядывая в сторону, где сидел мой парень. Ещё бы! Он самый эффектный здесь. Нельзя не обратить на него внимание, если только у тебя есть глаза.

Возрастная пара, изучая меню, сидела по другой стороне от Эдика. За ними, в глубине, прямо около ёлки секретничали, склонив головы друг к другу, одетые в чёрное мужчины среднего возраста. Один из них глянул на меня, но тут же отвернулся, сделав вид, что пьёт из чашки.

Тихоновский встал, махнул рукой и крикнул, привлекая внимание всех присутствующих:

– Ангел! Любимая, я здесь!

Я побежала к нему, смущаясь пристальных взглядов.

Мы с Эдиком поцеловались, он помог мне снять пуховичок и отодвинул для меня стул. Когда я села, наклонился и, согревая ухо горячим дыханием, объявил:

– Прошу выслушать важное правительственное сообщение.

Я оценила сервировку стола, соответствующую торжественности момента, боясь предположить, о чём пойдёт речь.

Передо мной стоял бокал для шампанского, а на тарелочке лежали ломтики ананаса.

– Неожиданно, – других слов на ум не пришло.

Обаятельнейшая улыбка тронула губы Эдика. Он аккуратно открыл бутылку и разлил шампанское, сказав:

– Извини, безалкогольное.

– Это даже хорошо, – кивнула я, пьянея уже от предвкушения очень важного события.

Тихоновский сел и жестом фокусника выхватил из нагрудного кармана висящей на соседнем стуле куртки миниатюрную коробочку свекольного цвета. Раскрыв её, протянул мне:

– Ангел, ты согласна стать моей девушкой?

Я, как завороженная смотрела на изящное колечко, усыпанное мелкими бриллиантиками. Вообще-то я уже чувствовала себя его девушкой. Только его и ничьей больше! Потянулась, выдернула из мягкого захвата перстенёк, покрутила рассматривая:

– Какое красивое!

– Не думай, что бижутерия, – серьёзно заметил Эдик. – Золотое. И камни настоящие.

– У меня до сих пор не было ничего такого.

Тихоновский широко улыбнулся, забрал у меня кольцо и торжественно надел на мой подрагивающий от волнения палец:

– Так понимаю, ты согласна?

– Да.

– Обручальное будет дороже, обещаю.

Это что сейчас было? Лучший в мире парень намекнул, что наша дружба имеет перспективу?

У меня закружилась голова. От счастья, от чего же ещё?

Мы сидели, разговаривали. Эдик давал обещания, что как только решит свалившиеся на него проблемы, познакомится с моими родителями и попросит у них моей руки. Потом мы поедем в Питер…

Вообще-то я прекрасно знала его родителей, как и он моих. Всё-таки мы учились вместе, в классе часто устраивали разные праздники, куда приглашали мам и пап. Но ведь это совсем другое! Мне импонировал ответственный подход моего парня к выстраиванию отношений. Это было даже неожиданно, для его имиджа.

Лишь уходя из «Снежинки», я невольно обратила внимание на тех двух мужчин в чёрном. Уж очень недобрыми взглядами они провожали нашу сияющую счастьем пару.

Глава 2

На работе мой сияющий вид заметили все. Некоторые коллеги, кто считал себя моими подругами, так или иначе выпытывали, что такого грандиозного случилось в моей жизни. Молчать было сложно, а колечко, сверкающее на моём пальце, говорило само за себя.

– Признавайся, – теребила меня любопытная Вика из отдела снабжения, она всегда первой узнавала новости офиса, – замуж выходишь? Твой парень сделал предложение? Как это случилось? На свадьбу пригласишь? Когда будете отмечать?

– Мы пока ничего не планируем, – я пыталась унять её пыл. – Летом, наверное. Или осенью.

– Да ты чего! – возмущалась сотрудница, пихая меня в плечо. – Пока мужик не разочаровался, хватай и беги! Все эти откладывания добром не кончаются. Вон, Варя из бухгалтерии, тоже тянула-тянула, всё чего-то рассчитывала то по нумерологии, то по гороскопу, а её Вовчик на Лариску, подружку Варькину, запал. Тоже думала, что никуда не денется.

– Я ничего не думаю, – мне хотелось поскорее прекратить неприятный разговор, – Любовь либо есть, либо её нет. А если нет, и ловить нечего. Иди, пожалуйста, к себе, Вика. Я должна проект к завтрашнему дню завершить.

– Ну-ну, – фыркнула сплетница, отрывая зад от моего стола, на котором нагло сидела во время разговора, – типа умные все, в советах не нуждаетесь.

Вика ушла, а настроение моё не торопилось подниматься. Я полезла в сумочку, достала из неё фотографию выпускного класса, где в центре смеялся Эдик Тихоновский, подсунула карточку под стекло на своём столе так, чтобы, даже работая на компьютере, могла видеть любимого, чуть-чуть скосив глаза. Его улыбка всегда меня вдохновляла! Я постаралась забыть о навязчивой «подруге» и углубилась в работу. Начальник срочно требовал черновой вариант, торопится изучить и сделать замечания, чтобы я смогла до праздников исправить все ошибки и недочёты.

Сотрудницы шушукались, поглядывая в мою сторону. Иногда я слышала отдельные фразы, сказанные излишне эмоционально. Смысл их сводился к непониманию, что такого мог найти во мне – такой неприметной и неинтересной – эффектный, даже неподражаемый парень. Вывод сделала Вика, она нарочно сказала громче, чтобы кое-кто слишком увлечённый работой всё-таки расслышал:

– Да хата ему нужна Гелькина! У неё же двухкомнатная в центре! Женится, уговорит продать, и взять в ипотеку трёшку, а потом выставит нашу наивняшку за порог.

– А если дети родятся? С детьми не выставит, – резонно заметила рассудительная и вдумчивая Надя.

– Ой, – махнула на неё, отстаивая свою теорию Вика, – ты не знаешь мужиков! Видела Гелькиного брюнета? Да на нем жирным шрифтом написано: «альфонс и мошенник»!

Я торопливо сохранила файл, отправила его по сети начальнику и выбежала из комнаты. Пусть без меня обсуждают. Пустомели! Около четверти часа провела в дамской комнате. Прикладывала к раскрасневшимся щекам смоченные холодной водой ладони, долго и тщательно расчёсывала волосы, даже сделала несколько дыхательных упражнений. Успокоившись, пошла на рабочее место. К моему великому удовольствию, сотрудницы разошлись, и теперь каждая упорно смотрела в экран своего компа.

– Геля! – обратилась ко мне Надежда. – Там у тебя мобильный в сумке надрывался.

– А! – я полезла в сумку. – Спасибо, Надь.

– Наверное, парень твой тебя потерял, – выглянула из смежного кабинета Вика.

Перезванивать я не стала, увидела сообщение и ответила на него. Эдик собирался встретить меня после работы и спрашивал, когда удобнее подойти.

«Что ж, это очень даже кстати! – с чувством превосходства подумала я. – Пусть «эти» увидят, как относится ко мне мой парень! Никакой он не мошенник».

Стоило мне выйти на улицу, сразу же заметила Эдика. Он широко раскрыл руки, спеша мне навстречу, как всегда сияя улыбкой. Тихоновский приподнял меня, заключив в объятья, и закружился. Оборот, второй, третий… Недавно выпавший снег звонко скрипел под его ботинками, я смеялась, совершенно позабыв об испортивших мне настроение сплетницах. Ни о ком и ни о чём не хотела думать. Эдик опустил меня на землю, обнял за талию и повёл к дому.

По дороге мы зашли в магазин, купили продукты. Пакет получился тяжёлый, Эд вызвался его донести. Я обрадовалась и намекнула, что совсем не буду против, если мы поужинаем вдвоём.

– Отличная мысль! – воскликнул мой парень. – Я сам хотел напроситься, да не знал как.

– Ой! – шутливо подмигнула ему я. – Чтобы Граммофон растерял все слова? Никогда не поверю.

Весело, с шутками, мы довольно быстро дошли до моего дома. Я открыла дверь подъезда, оглянулась посмотреть, как Эдик протиснется в проём с тяжёлой сумкой, и запнулась. Я заметила двух мужчин, показавшихся мне знакомыми. Они были одеты в чёрное, держались поодаль, но пристально за нами наблюдали. Мои ноги будто вросли в пол.

– Ты знаешь, кто это? – спросила я, указывая глазами во двор.

Тихоновский не оглянулся, лишь легонько подтолкнул меня:

– Проходи, Геля! Не нужно смотреть.

– Ты их знаешь? – испуганно спросила я, когда дверь за нами закрылась.

– Не знаю, и знать не хочу, – ответил Эд и, взяв меня под руку, повёл вверх по лестнице.

Непривычно серьёзный, даже строгий голос удивил, моего парня будто подменили. Я шла, напряжённо размышляя, стоит ли расспрашивать дальше, или лучше успокоиться тем, что мне было сказано. Не успела ничего придумать. Эдик остановился на площадке около почтовых ящиков и попросил:

– Проверь, пожалуйста, нет ли письма.

Меня это почему-то разозлило. Чего он, спрашивается, привязался ко мне с этим письмом? Звякнув связкой ключей, нашла тот, что от ящика, открыла, продемонстрировала Тихоновскому пустоту внутри, сердито заперла и стала подниматься дальше.

– Гель, ну ты чего? Не дуйся, просто переживаю.

Можно подумать, он один переживает! Письмо какой-то неведомой бабули из неизвестной мне деревни меня лично совсем не волновало, а вот странные дядьки, то и дело попадавшиеся нам с Эдиком на пути, сильно нервировали.

Только войдя домой, я почувствовала себя в безопасности, прекратила молча кусать губу и даже взялась исполнять роль радушной хозяйки.

***

Мы с Эдиком в четыре руки занялись ужином. Это было забавно, как будто мы играли в увлекательную игру, то и дело отвлекаясь на обнимашки, подшучивая друг над другом и пускаясь в рассуждения о пользе совместной деятельности на кухне, что, в общем-то, нисколько не мешало процессу приготовления. Разделавшись с вермишелью, приправленной фирменным чесночным соусом Тихоновских, и куриными наггетсами, мы стали пить чай. Мною овладело благостное состояние, когда кажется, что ты достиг вершины чего-то очень доброго и светлого и стараешься растянуть чудесные мгновения до бесконечности. Однако, заданный гостем вопрос потревожил призрачный кокон, в который я спряталась.

– Это твоя квартира? Геля! Ангел, ты слышишь меня?

Я слышала, но насторожилась и не захотела отвечать сразу:

– А что?

– Да, ничего, – пожал плечами Тихоновский и хлебнул из кружки, издав при этом довольно звонкий хлюп. – Просто подумал, что редко кому к двадцати четырём годам удаётся обзавестись собственной хатой. Съёмная?

– Мамина, – ответила я, внимательно разглядывая своего парня. Неужели Вика права, и Эдик ухаживает за мной с прицелом на жильё. – А ты где живёшь?

– Ой, не спрашивай! – Отставляя опустевший бокал, вздохнул мой парень. – Родаки всё продали, когда переезжали, так что меня приятель приютил на самой окраине.

Такое у него стало печальное лицо, что я не могла не посочувствовать. Сказать ничего не успела, Тихоновский встал и попросил разрешения осмотреть квартиру.

– Ты же в прошлый раз всё обходил, – напомнила я.

– Да ладно, тебе, Ангел, – засмеялся парень, – не будь душнилой!

Не дожидаясь ответа, он пошёл в большую комнату, считавшуюся залом, а оттуда в смежную с ней спаленку. Порядок я поддерживала, на этот счёт не переживала, но в мозгу гвоздём засел вопрос о мотивации Граммофона. Неужели его интерес к бывшей однокласснице сводился к жилищному вопросу?

Даже хорошо, что квартира мне не принадлежит. Лет восемь назад крошечную двушку в центре города моей маме подарила благодарная пациентка по имени Дарья Матвеевна Матвеева. Так случилось, что эта очень состоятельная и успешная бизнес-леди попала в реанимацию, где медицинской сестрой работала моя мама. Что-то там случилось: прибор, поддерживающий больную, сломался, или электричество дало сбой, или ещё что, мама вовремя сориентировалась, забила тревогу и вручную поддерживала пациентку до прихода врачей. Ей потом даже премию дали. Кроме того, Матвеева уговорила отличившуюся медсестру оказывать ей услуги на дому: когда уколы делать, когда давление измерять, когда просто поддержать морально. Всё-таки одинокой женщине, окружённой завистниками, льстецами и недоброжелателями приходится несладко. После двух лет довольно тесного общения Дарья Матвеевна купила для надёжной помощницы квартиру. Всю эту историю Эдик постепенно выудил из меня, неторопливо прохаживаясь по комнатам.

– Да-а-а… – протянул он, – повезло тебе. Другие бы сдавать стали за большие деньги, а твои разрешили дочери здесь жить.

– Тут до работы ближе, – оправдывалась я. – Потом, ты же помнишь, у меня ещё брат с сестрой. Им теперь каждому по комнате досталось.

– Класс! – оценил мои обстоятельства Тихоновский, подошёл к письменному столу с журналами по дизайну, которые я любила просматривать, изучая модные тенденции, переложил их из одной стопки в другую, и сделал заключение: – Значит, письма нет.

– Нет! – рявкнула я. – Говорила же!

– Ну, не сердись, Ангел! – расплылся в обаятельной улыбке Эдик, шагнул ближе ко мне, обнял, поцеловал и шепнул на ухо: – Прости моё любопытство.

– Ладно, – смягчилась я. – Проехали.

Парень мягко потянул меня, приглашая прилечь:

– Ты позволишь мне остаться?

– Э-э-э… – Не то чтобы я была против близости, но настойчивый, даже самоуверенный тон заставил меня передёрнуться, снова вспомнились подозрения, высказанные главной сплетницей офиса. – Прости, Эд…

– Что не так? Геля, любимая, ведь мы пара! Разве нет?

– Ты насовсем хочешь остаться, или только на ночь? – спросила я, освобождаясь от объятий.

– А что, – криво усмехнулся Тихоновский, – насовсем не вариант?

– Вариант, – кивнула я, – только мне нужно согласовать это с мамой. Это ведь её квартира.

– Ты взрослый человек… – начал Эдик сердито, но сам оборвал себя и улыбнулся. – Лады. Извини, я просто не ожидал, что ты откажешь. Извини. Я подожду.

– В эти выходные как раз собиралась навестить родителей, – стараясь смягчить ситуацию, заверила его я, – думаю, они не станут возражать, но согласись, будет неловко, если кто-то из моих неожиданно явится и застанет нас.

– Ты права. Не парься, я всё понял. Тогда пойду? А то мне ещё добираться часа полтора, сейчас автобусы редко ходят.

Он быстро собрался и ушёл, даже не поцеловав меня на прощанье. Обиделся всё-таки.

Я кинулась на кухню, чтобы выглянуть в окно и позвать Эдика обратно. Что, в самом деле, выдумала? Родители меня уж года два не контролируют. Я успела увидеть, как парень вышел из подъезда, на секунду замер, осматривая двор и торопливым шагом направился к ближайшей остановке. Я лихорадочно дёргала ручку оконной рамы, но ту заклинило, мне так и не удалось её повернуть. Тогда я прижалась носом к стеклу, постучала по нему кулаком и крикнула, вдруг Эдик услышит.

Воздух как будто исчез, я оказалась в вакууме. Вообще не могла дышать – всё от того, что заметила две мелькнувшие в свете фонарей тени. Что? Снова те чёрные мужики? Они следят за Тихоновским? А я-то, дура, выгнала парня на улицу! Схватила забытый на кухонном столе мобильник, стала искать номер своего парня, чтобы предупредить его хотя бы. И тут…

Слушая гудки, я как заворожённая смотрела на неспешно, со звериным достоинством, бегущего по проезжей части волка. Настоящего, матёрого, очень крупного.

– Да? – отозвалась любимым голосом трубка. – Ты уже соскучилась?

– Тут волк, – сипло ответила я. – Эд, за тобой бежит жуткий волчара.

– Тебе показалось, – очень серьёзно, словно делая внушение, ответил Тихоновский. – Тебе привиделось, Ангел. Нет здесь никаких волков, даже собак. Ложись спать.

Зверь уже скрылся, так что я не могла сфотографировать его, чтобы подтвердить свои слова. Вздохнула и попросила:

– Позвони, когда доберёшься, пожалуйста.

В ответ раздался ядовитый смешок. Ну, понятно, могла бы оставить парня у себя и не волноваться за него. Через мгновение, Эдик всё-таки пообещал:

– Ладно. Пришлю сообщение. Споки!

Я поплелась готовиться ко сну. А что ещё делать? Не звонить же в полицию. Может, мне и правда, показалось.