Read the book: «До встречи с собой»
Пролог
Катя
Как же хорошо. Ветер уносит всю мою боль, растворяя в своем потоке слезы отчаяния. Кожа покрывается мурашками от резких перепадов температуры, но мне даже приятно. Впервые за последние дни я ощущаю себя живой.
Гром заглушает стук сердца в груди, и мне удается представить как оно отбивает свой постоянный ритм. Нос щекочет аромат сирени. Той самой, что росла когда-то прямо под окном и каждый год очень ярко цвела, распространяя свой волшебный аромат по саду, заглядывая еле слышно в щели деревянного дома. Я вспоминаю прикосновение белоснежной шали из козьей шерсти, что Ба всю зиму усердно для меня вязала, и бережных ласковых рук той, что заменила мне мать. На мгновение растворяюсь в ощущениях тепла и искренней нежности. И в какой-то момент даже кажется, что все возможно, и выход есть. Но обернувшись, понимаю, что все мои мысли – игра сознания. За моей спиной – никого. В моем сердце – пустыня. В душе – пустота. Я бы хотела сказать, что это временно, но что толку тешить себя иллюзиями о радужном будущем, если его никогда не будет. В моей жизни свет погас уже очень давно. Еще до того, как появился ОН. Если бы судьба не смеялась и сразу же вынесла вердикт, всем было бы проще. И, возможно, ОН был бы жив.
Стоять и вдыхать аромат дождя приятно, когда тебя окружает прекрасная жизнь, наполненная радостью, теплом и светом. Но те, по кому прошлись танком, не способны увидеть радужных единорогов и скачущих по лугу пони вместо асфальтового неба. Для таких, как я, каждый вдох – пытка. Я уже давно не ощущаю холодок под носом во время наполнения легких и не способна заметить теплоту выходящего потока воздуха. Весь мир кажется серым и обезличенным. Трава просто зеленая, а небо такое же, как и в другие дни.
По какой-то неведомой причине я все еще дышу, по другой – закрываю и открываю глаза. И во всем этом нет логики, как и нет моего собственного желания. Я – есть. А что дальше? Как найти смысл в своем существовании? Зачем каждый день просыпаться и куда-то идти? Зачем есть? Зачем пить воду? В голове сотни, тысячи, миллионы этих пресловутых «зачем». Только ответа нет. И жизни, как оказалось, теперь тоже нет.
Мне хочется закрыть глаза. Но еще ярче внутри горит желание наконец-то их открыть. В последние минуты совершить то, что так боялась сделать всю свою жизнь. Возможно, взглянув на мир, я узнаю, почему он не принял меня. А пока осталось сделать несколько шагов.
– Один. Решение принято.
– Два.
Бежать бессмысленно. В голове все громче крики самых близких и родных. Тех, кто жил по соседству или проходил мимо. Изо дня в день мне слышится их шепот:
«Чужая».
«Странная».
«Уродка».
«Так тебе и надо».
«Ты – ничто».
«Сама виновата».
«Ты там, где и должна быть».
«Может тебе стоило самой сдохнуть».
Каждая фраза даже сейчас разрывает меня на части и забивает в мое наивное сердце снова и снова ржавый и кривой гвоздь. Полученные шрамы со временем стали дырками, через которые ушла сама жизнь. Осталась только пустота. И она сжирает все мои мысли.
Вспоминаю свои крики, оглушающую боль от ударов, лужи засохшей крови и ожоги, оставленные на теле. Окунаюсь в болото беспроглядной темноты, где нет места солнечному свету. Я не боюсь людей, но они боятся таких, как я. И моей вины в этом нет. Как и нет причины в том, что нелепая случайность разрушила мой мир. Я не должна искупать грехи за чьи-то ошибки. Но не могу и больше не желаю жить с тем, что слепота людей бывает слишком жестокой.
– Три.
Последний шаг.
Вот он край. То самое место, где можно попробовать быть собой, не боясь оказаться непонятой. Все говорят, что нужно держаться на плаву и оставаться сильной. Только видят они со своей колокольни, забывая, что люди не похожи друг на друга, и у всех разные судьбы. Ставят себя на мое место, хотя во мне изначально не было «силы». Откуда взяться тому, чего никогда не существовало? Судьба, в момент моего рождения, играла с Богом в рулетку и не одарила меня толстой кожей, которая бы позволила мне пронести на своих хилых плечах все тяготы жизни. И потому, в глазах мира, я изначально была сломанной, слабой и лишней. Возможно, по этой причине, как бы мне не хотелось выгрызть свой шанс на существование, жизнь каждый раз окунает меня лицом в грязь, указывая на место. А я просто хотела быть…
Ник
А вы знали, что существует более ста определений слова жизнь. Правда ни одно из них по-настоящему ее не описывает. Но самое важное, никто до сих пор не может дать исчерпывающего и единственного ответа на вопрос: Кто нам ее подарил? И почему этот таинственный кто-то дарует шанс каждому из нас и спустя время отнимает его. По какой причине он делает это?
Верующие скажут, что жизнь бесконечна. И будут правы. В их понимании существование в настоящем моменте – крупица вечности. И потому отнятая в реальности жизнь, случайная гибель или смертельная опасность для них не более, чем неизбежность, перекрываемая необъятностью бытия. Но я не верю в это. Ровно, как и в то, что жизнь – подношение. Если бы одно из этих течений, хотя бы на половину, отражало действительность, то я бы не застрял в клетке без выхода. И давно смог бы отыскать способ выйти из петли, в которую попал
Но что случится, если на мгновение предположить, что жизнь – это способность? Или может быть даже талант? Что тогда? Я понял для себя, что можно жить, только создавая подложку для будущего, а можно ею наслаждаться. Можно тестировать пробную версию, а можно приобрести полный пакет. Можно постоянно отказываться, объясняя себе все отсутствием возможностей и дара, а можно жить в моменте. И вот тогда просыпается тот самый талант. Талант к жизни. Именно по этой причине я все еще пытаюсь отыскать новую дверь. И кажется, наконец-то, ее нашел.
Нулевой километр.
Должно быть я лечу. Парю над городом, который так и не сумела назвать домом. Беспорядочно меняю места, пытаясь отыскать покой. Но не нахожу. Внешние силы тянут меня в разные стороны, а тело не поддается. Нежится на покрывале внутри земной коры и не опускается глубже. К истоку. Словно густой смог, убаюкивающий зимний лес, тишина заполняет сознание, стирая мысли и растворяя чувства. Этот шелест дарит желанный покой телу и голове.
– Боли больше не будет, – шепчет голос издалека. Он похож на мой, только гораздо тише, глубже и счастливей. – Скоро все закончится.
– Но я не хочу, – произносят еле слышно мои губы.
– Что? – звучит мне ответом. Малейшие колебания отзываются в моем теле сладкой дрожью, и, кажется, будто тысячи перышек касаются каждой его клетки.
–Чтобы все исчезло. Я не хочу! – кричу так громко, что стены иллюзорного мира трещат по швам. Не понимаю, как, но мне удается заставить тело откликнуться на мои бесчисленные попытки к движению.
– Значит время еще не пришло. – Доносится эхом, и мое тело пронзает тысяча осколков. Раскаленная магма становится жидкой и наполняет мои вены жгучим теплом, вынуждая сердце сжиматься сильней. В этот момент что-то утягивает меня вниз, а до моего мутного сознания долетает пронзительное:
– Очнись!
Возвращаюсь в реальность медленно. Боль. Она повсюду. Вязкая и неприятная, проникающая в каждую свободную клетку в теле. Я пытаюсь отыскать источник своей агонии, но натыкаюсь на омерзительную тишину, которую разряжает бархатный голос. Эхо ускользающих фраз: «Очнись! Вставай! Открой глаза!» словно осенний лист, сорвавшийся от дуновения ветра, уносится куда-то в темноту.
Молчаливо обнимая меня, ветер неистово подхватывает редкие мужские приказы, задувая их в уши. Разум хватается за соломинку из приятных воспоминаний. Чарующий голос кажется смутно знакомым, но образ ускользает также быстро, как и пришел. От очередного приказа мои глаза распахиваются, цепляясь взглядом за окружающую действительность. Изо всех сил стараюсь поймать рукой луну, но не могу к ней даже приблизиться. Спутник Земли напоминает мне парус, мирно покачивающийся на волнах ночного неба. Последнее же подобно черной воронке, в которой исчезают редкие падающие звезды. Они как люди, загораются сами, в надежде совершить нечто выдающееся, а потом, сбрасывая свою оболочку, гаснут, растворяясь в пучине пустоты. Из них лишь немногие оставляют после себя яркий световой путь, связывающий небо и землю.
Повернув голову в сторону, дотрагиваюсь ладонями до потрескавшейся шершавой поверхности, на которой лежу. Тепло смолистого материала согревает каждую клеточку тела, а я концентрируюсь на ощущениях. Разум собирает информацию от нервных окончаний, определяя траекторию боли.
В обрывках воспоминаний лишь редкие капли дождя. Они стекают по моему лицу вниз, образуя под ногами небольшую лужу. Я погружаюсь в свое состояние глубже и вижу свои шаги к цели, сквозь оглушающую тишину, прерываемую время от времени сильными раскатами грома. Чувствую боль. От мыслей. От слов. От себя. И то, как сознание проваливается в темноту. Кажется, что я очень долго падаю с высоты. Но на самом деле моя связь с реальностью обрывается в тот момент, когда порыв ветра сбивает с ног, утягивая изо всех сил назад на крышу, прямиком на спину. Воздушный вихрь смягчает падение, обволакивая собой потерявшее равновесие тело.
– Я жива. Жива… – шепчу, осознавая случившееся. В это мгновение в тишине заброшенного пригорода раздается истошный женский визг:
– Помогите!
Дребезжание, шум в ушах и сильное головокружение делают мою попытку подняться на ноги невозможной, но я, объятая из ниоткуда взявшейся силой, резко встаю, хватаясь пальцами за виски. Втянув в себя несколько затхлых затяжек пыльного воздуха, подбегаю к кромке крыши и бегло осматриваю опустевшую территорию заброшки. Обхожу быстрым шагом периметр, пытаясь определить, в какую сторону от здания двигаться. Налево, к заброшенному парку? Или назад, к лесополосе? А, может, прямо, к полуразрушенному дому с аркой?
Мой музыкальный слух не потерял свое восприятие даже после стольких лет лютого безмолвия, поэтому, повинуясь волнам девичьего отклика, устремляюсь в сторону выхода, намереваясь во что бы то ни стало предотвратить хотя бы одно неминуемое падение в пропасть насилия. О том, как буду действовать, думаю в последнюю очередь.
Преодолевая бесчисленные препятствия в виде дверей и лестниц, направляюсь вниз. Перебирая ногами ступеньки, бегу к выходу из подъезда. Дыхание сбивается, но я не сдаюсь. Судорожно хватаю ртом немного воздуха и продолжаю спуск, не обращая внимания на зудящую боль в левом подреберье. Только оказавшись на улице, вдыхаю полной грудью.
Идти прямо в парк рискованно. Оставлять девушку на произвол судьбы тоже.
Гениальный и в то же время глупый ответ на вопрос приходит практически мгновенно. Трясущимися от кипящего внутри меня адреналина руками вбиваю в YouTube «полицейская сирена». И включаю на полную.Что же делать?
Звук закономерно быстро распространяется по открытой местности, не достигая нужных «ушей». Втоптав в землю ощущение собственной беспомощности в довесок со стоном досады, предпринимаю еще одну попытку отыскать решение. И оно мгновенно посещает мой чахлый мозг.
Выудив из потрепанного рюкзака портативную колонку, нажимаю на кнопку включения и замираю в ожидании закономерного писка соединения с телефоном. Как только она вспыхивает синим огоньком надежды, я врубаю максимально звук на видео и, вытянув руку с телефоном перед собой, медленно шагаю вперед, создавая иллюзию приближающейся полицейской машины.
Почувствовав на себе прицельный взгляд скорой расправы, отморозки спешно ретируются, разбегаясь в разные стороны словно тараканы. Обмякшее же тело девушки бесшумно летит в самую грязь, касаясь земли, едва прикрытой разнотравьем. Подавив в себе ярое желание пойти на выручку, продолжительное время кручу телефон в руках, постепенно меняя угол падающего света, чтобы малодушное трио растворилось окончательно в ночной тьме. Страх, быть пойманной и растерзанной, навсегда повис над моей головой.
Лишь после того, как мужские перешептывания стихают, становясь невидимыми, я покидаю корявое укрытие, ставшее мне родным, и, скрываясь за его собратьями, медленно подползаю к наполовину раздетой девушке, перебарывая сковавшее прямо под грудью оцепенение. Приблизившись достаточно, чтобы помочь и при этом в случае курьеза не огрести сполна, касаюсь грязных темных волос, убирая их за ухо, и не сдерживая страха интересуюсь:
– Жива?
Сердце заходится в тревожном режиме ожидания. Пульс от непрерывной тишины разрывает черепную коробку, подкидывая яркие картинки из прошлого. Но я их стоически выгоняю. Нельзя умирать. Попросту нельзя. Ей предстоит еще сделать много хорошего. С ней никто не поступит так… ведь девушка очень молода.
– Пха-пха, – сипит девчонка спустя продолжительный промежуток времени, и неспешно поворачивает голову в мою сторону. С трудом разлепляя веки, что в свете фонаря больше напоминают ветки тех кустарников, в которых я пряталась несколько минут назад, миловидная брюнетка с кукольным овалом лица скользит по мне изучающим взглядом. Но силы быстро покидают ее. Последних крупиц хватает лишь на то, чтобы вновь погрузиться во тьму и пару раз приоткрыть искусанные в кровь губы.
Выудив из скромного рюкзачка, сделанного из плащевки, пластиковую бутылочку с водой, подношу ко рту девушки, не забыв одной рукой приподнять голову.
Пока несостоявшаяся жертва жадно поглощает каплю за каплей, оглядываю ее с ног до головы. Мое внимание не останавливается на деталях гардероба, от которого пахнет кричащей изысканностью, граничащей с несдержанностью, ни на очевидно дорогой сумочке, валяющейся где-то впереди, ни на худощавом теле, исполосованном ссадинами и синяками, в туфлях с блестяшками по всему периметру и с явно поломанным каблуком. Я уделяю сотни секунд поиску подтверждения своих кривых догадок, пока не цепляюсь за тонко выкованные позолоченные музыкальные символы на браслете и серый грузный камень посередине. Скучный, однообразный, без каких-либо переливающихся граней он кажется лишним здесь.
Когда девушка заходится в кашле, отрываю бутылку ото рта, прогоняя душещипательные образы мужского безрассудства, и пытаюсь придать сидячее положение живой кукле, так сильно напоминающей меня. Удостоверившись в устойчивости, убираю воду обратно в рюкзак, закрывая плотно замок. Как раз к этому времени Барби-брюнетка окончательно приходит в себя.
– Ты как, нормально? – наклоняю голову вбок, чтобы доносящийся звук быстрее долетел.
В ответ получаю легкий кивок.
– Нам нужно идти, пока они не вернулись. Мы и без того потеряли много времени.
Еще один.
– Идти можешь? – спрашиваю, оглядывая голые ступни. Единственное, что я сейчас могу ей предложить, это носки. Будет больно, но терпимо. Но нам же главное выбраться? Ведь так?
Девушка медленно ворочает губами, и они выдают некое подобие:
– Да. – Неужели мои мысли были вслух? А может это ответ на другой вопрос? Скинув флер задумчивости, выуживаю из внутреннего кармана рюкзака мрачные, повидавшие многое носки из шерсти, которые по счастливому стечению обстоятельств попали со мной в больницу, и натягиваю их на безмолвную деву.
– Я подойду со спины и подниму тебя, хорошо? – Никто не знает, как девушка среагирует на неожиданные прикосновения к телу. Во мне вот до сих пор живет этот страх.
– Угу. – Звучит припеваючи, когда я обхватываю девушку под грудью.
– Если будет больно, терпи! – предупреждаю, перед тем как потянуть вверх. – Главное, не кричи.
Поднявшись на ноги, смуглая Барби несколько раз топчется на месте, проверяя степень затекания мышц, а после оглядывается по сторонам в поисках сумочки, машинально хватаясь за несуществующий ремешок на плече. Подняв с земли белую маленькую вещицу, молчаливо протягиваю девушке, но та, будто завороженная, просто на нее любуется.
Я опускаю взгляд на кисти рук, которые мелко потряхивает то ли от волнения, то ли от спазма. То ли от … Додумать не успеваю, напуганная шелестом травы неподалеку от нас.
– Пошли? – Хватаю девушку за руку, попутно, закидывая на плечи свой рюкзак и ее сумку.
– Вэа? – Вцепившись ногами в землю, брюнетка пытается вырваться.
Недоумевающе утыкаюсь в потрепанное, но все такое же обаятельно красивое лицо.
– Вэа? – повторяет девушка, указывая подбородком вперед.
– Я не понимаю! – отвечаю сердито и снова тяну за руку, приложив на этот раз гораздо больше усилий.
– Кюда? – доносится в спину, когда мы выходим к заброшенному зданию, с крыши которого не так давно я хотела сигануть.
– Ты не русская?
– Русскай.
«Оно и видно.» – С налетом злости думаю про себя. Но прикинув в какой ад бы превратилась чужая жизнь, если бы мы не оказались в одном пространстве, затухаю. Мне повезло гораздо меньше в свое время. И, если бы знать тогда наперед, возможно, было бы лучше сгореть в том чертовом доме, чем жить с осознанием собственной неполноценности.
– Я from Америка. – Перебивает мои мысли про самобичевание девушка и расплывается в кровавой улыбке до ушей.
– Тогда понятно. – Отрешению в моем голосе позавидовал бы любой. Но то, что я вляпалась по самое не хочу вместо того, чтобы сейчас ни о чем не думать, отдаленно даже радует мою израненную душу.
Я прежде не верила, что странное стечение обстоятельств может спасти, когда ты в считанных секундах от неминуемого.
– Куда мы идем? – снова интересуется Барби, на этот раз получая ответ.
– К трассе. – Не сворачивая с намеченного плана, веду нас к выходу. К выходу же?
Только не говорите, что я в очередной раз ошиблась.
– Почему не там? – Стукнув по плечу, ждет, пока я не повернусь, а затем указывает пальцем на дорогу.
Выдохнув напряжение вперемешку с усталостью, отвечаю:
– Парни, что тебя домогались, очевидно приехали сюда на машине, поэтому передвигаться по дороге – большой риск. Мы пойдем по тропинке вдоль лесополосы.
– Страшно. – Прикинув что-то в голове, подводит итог американка, отстраняясь от темных веток, что так и манят затянуть к себе в темноту.
– Боюсь, это единственный выход. – Пожимаю плечами. – Здесь у нас будет хотя бы возможность спрятаться.
– Ок. – Впервые не возражает девушка и делает смелый шаг вперед.
Не теряя времени даром, мы движемся по едва намеченному в моей голове пути. То, что он приведет к нужному результату, конечно, сомнительно, но чем черт не шутит. Он и без того годы изрядно потешался надо мной. Даже сегодня закончить начатое не позволил. Поэтому пусть поиграет еще разок.
Хотя, о чем это я?
– This is my car! – верещит Барби, подпрыгивая от радости.
– Твоя ка? – От недоумения нога слегка подкашивается, поэтому я останавливаюсь.
– Да, моя ка. – Прижимаясь к темным дверцам, девушка зацеловывает каждую ее часть. Ох, ты Господи.
– Так ты на машине?! – От неожиданности повышаю голос на несколько октав.
– Что? – В недоумении девушка косится то на меня, то на свою красную машину.
– Ты приехала сюда на ней? – Киваю в сторону алого безумия.
– Да, – с акцентом отвечает «Бренди». Ну, а что? Блонди есть, а брюнеток обделили.
– Завести сможешь? – Не надеясь на понимание, превращаюсь в мима, что сначала гипотетически открывает дверь машины, затем берется за руль и вертит ключ зажигания.
– Ключи нет. – Разводит руками девушка, томно вздыхая.
– Где они? – Теперь моя очередь оголять легкие, смакуя мысль о том, что я могла уже давно нежиться в пучине забвения, а не пытаться решать чужие проблемы. Как показал опыт, с этим у меня большая беда.
– Там. – Повернувшись на сто восемьдесят градусов, Барби устремляет палец к кустам.
– В траве?
В ответ она кивает словно болванчик. Гораздо легче было валяться где-нибудь на асфальте, чем пытаться понять эту взбалмошную мадам.
– Запасные есть?
– Не понимать.
– Еще одни ключи есть? – Интересуюсь, прикидывая в голове план. Идти назад крайне безрассудно, стоять здесь и ждать утра – тоже. Остается только надеяться, что девушка помнит о запаске.
– Да. – Указывает в сторону переднего пассажирского сидения.
– Что же ты молчала?! – Хлопаю в ладоши, снимая портфель с плеча. Главная задача – проникнуть внутрь.
Память наперебой подкидывает картинки, и мне крайне трудно остановить внимание на чем-то одном. Я хватаюсь за влажную от пота голову, тяну сильно за редкие волосы, пытаясь остановить поток ненужных мыслей, который обрушивается словно цунами на мое засушенное препаратами сознание.
Где-то в прошлой жизни мне с мужем попадалось видео с двадцатью способами открытия машины. Никогда бы не подумала, что оно мне пригодится, но судьба – та еще злодейка. Чем больше знаешь, тем больше накинет.
Пораскинув мозгами, выуживаю из потрепанной олимпийки шнурок и с десяток раз пробую завязать концы так, чтобы образовалась затяжка. Бренди с интересом наблюдает за моими усилиями, но не пищит. И то хорошо. Помещаю тонкий шнурок в щель между дверью и корпусом, будто обхватывая угол с обеих сторон, и опускаюсь в самый низ, аккуратно просовывая веревочную петлю. Как только она касается кнопки локатора двери, затягиваю петлю и тяну вверх до желанного щелчка.
Радостный возглас двух девушек гаснет в ночном рокоте посадок, когда мы трогаемся с места.
Я не люблю водить, да и не скажу, что умею. Скорее не умею, но старательно делаю вид, что умею. А все потому, что не вижу причин, которые поставили бы меня перед фактом: садись за руль или тебе… не жить, например.
Откуда тогда права? Хотела отплатить мужу за все, что он делал для меня. Машины были его страстью, яркой вспышкой среди деловых будней. И не раздели я самое главное, какой бы тогда была женой, учитывая мой багаж.
Воспоминания о муже зарождают во мне нечто противное, скребущее, воющее. И оно хочет вырваться наружу, но я запираю его из последних сил в подвале изуродованного пожаром дома, сотканного по образу и подобию моего самого страшного кошмара. Втянув сильнее воздух, пригвождаю мощным потоком кислорода люк, под которым посапывает персональное нечто.
Плавный и размеренный ход машины размазывает сознание по салону, поэтому я то и дело встряхиваю себя, чтобы не заснуть за рулем. Бренди же от пережитого шока монотонно посапывает на пассажирском сиденье.
Ответ на возникший в голове вопрос «куда же ехать» не приходит до въезда в город. Больницу и полицию я отвергаю почти сразу. Девушка наотрез отказалась давать показания, а жизни и здоровью по ее же словам ничего не угрожало. Как показал опыт, потерпевшего затаскают по всем инстанциям похлеще пережитого, вместо оказания поддерживающей помощи, а поиски виновника либо прекратятся из-за угроз или «клеветы», либо никогда не закончатся. Поэтому подсмотрев на заправочной станции прописку в паспорте дремлющей беспробудным сном Бренди, которую зовут на самом деле не Кэрри, как она представилась по пути, а Карина, откуда интересно она только взяла это имя, я решительно крутанула руль в сторону центра. Остается надеяться на понимание с женской стороны и на свою выдержку.
Как только машина подъезжает к дому, моментально начинаю считывать странные вибрации с тела. Никогда бы не подумала, что район, в котором я жила последние годы, может заставить сердце биться отнюдь не от счастья. Месяца два назад оно бы прыгало вскачь, но сейчас быстро стучит от едва сдерживаемой паники. Я глушу ее, как и все прочие эмоции, следуя советам доктора. Он был прав, так порой легче, правда я не уверена, смогу ли вернуться назад. Но если сейчас я способна хотя бы дышать, значит все не зря, ведь так?
Заглушив мотор, вылезаю из машины. После длительной дистанции девушка то и дело посапывает и кряхтит, будто пытается найти удобное положение для отдыха, а я чешу голову, обдумывая, как же дотащить из машины сонную Барби, которая как ни кстати отказывается просыпаться. Мне бы ее умение, тогда бы все проблемы канули в лету на денек другой, а может и навсегда.
Пару раз глубоко вздохнув, разминаю плечи и руки, примеряясь, словно борец на ринге и лишь после десятка манипуляций открываю пассажирскую дверь. Бренди ожидаемо вываливается, поэтому мои руки тут же обхватывают ее за талию. Приподняв коленку, переношу вес женского тела на ногу, а сама пытаюсь дотянуться до ремня безопасности. Безопасность, ха. Три раза. И как безвредно от него избавиться, не уронив американскую куклу на землю? Хотя нет, поздно. Ее космы уже подметают дворовый асфальт.
Собрав остатки воли в свой хилый кулак, вытаскиваю сонную деву на свежий воздух. Мне остается только вытянуть ноги и закрыть бедром дверь, чтобы продолжить путь к подъезду, но внезапный голос над ухом смешивает все планы. Если бы не тяжесть ноши, я бы подумала, что снова стою на крыше и слушаю манящий голос ветра.
Дернувшись от неожиданности, чуть не роняю Кэрри, тьфу Карину, на асфальт, успевая на последней секунде подкинуть немного вверх для удобного хвата «под руки», и оборачиваюсь через плечо.
– Что?! – бросаю гневно на ходу, продолжая свой путь с дамой на перевес. Хорошо, что собачку дома оставила. Не хотела бы я повторения истории Шапокляк.
– Может Вам нужна помощь? – Едва сдерживая позывы к хохоту, незнакомец продвигается вслед за мной. В свете фонаря видно лишь нимб над его головой, лицо же, будто смешивается с глубиной ночи, превращаясь в однотонное темное пятно. Я то и дело поглядываю за спину, чтобы в случае угрозы успеть убежать.
– Нет. – Запыхавшись на очередном повороте, одной рукой протираю потный лоб, второй удерживаю Кэрри. А, ну и мысленно проклинаю водителей, припарковавшихся на пешеходных дорожках.
Кряхтя и вздыхая, маленькими шагами тяну Кэрри в сторону подъезда. Господи, Боже, хоть бы не перепутать, иначе будем валяться под лестничной клеткой вместе, одна от усталости, вторая от… усталости тоже. По моим подсчетам дотащить надо до третьего. Как нарочно, ни в начале, ни в конце, ровно посередке. Но вдруг мой запотевший мозг окончательно потерял связь с расчетами.
– Девушка, давайте я все-таки помогу! – словно из ниоткуда доносится мужской бархатный голос, сопровождаемый скрежетом веток о подъездный навес. Тело непроизвольно дергается, одержимое мнительностью и страхом.
– Я сказала «нет», что Вам еще не ясно! – Топнув от досады ногой, продолжаю путь.
Почти добираюсь до поворота к дому, как до меня доносится:
– А это можно считать за похищение? – Снова мужской голос разрезает тишину, на этот раз елейно-ехидный.
– Вам заняться больше нечем? – едва сдерживая раздражение, чтобы не уронить Кэрри, отвечаю незнакомцу.
Притаившись около очередного фонарного столба, он надоедливо наседает:
– А Вам?
– Вы глухой или по-русски ни бельмеса не понимаете?! – перестав ограничивать себя, опираюсь спиной на стену дома и слишком громко для ночи отвечаю. – Может мне по-китайски объяснить?! Завидев приближающуюся тень, инстинктивно сжимаюсь от страха и пытаюсь спешно наполнить легкие кислородом. Не знаю, каким чудом мне удается удержать Кэрри, ведь в следующую секунду весь запас живительной силы уходит на крик. Я не успеваю услышать его, а лишь чувствую, как связки в горле сжимаются в напряжении, когда худощавая мужская ладонь накрывает мой рот, заглушая любые издаваемые мной звуки. Жалобно мычу, пытаясь вырваться из стального захвата, который становится все крепче. В этот момент паника внутри уступает желанию выжить любой ценой.
– Тише! Ты своими криками людей разбудишь! – звучит со спины нежный голос, наполняющий пространство свежестью. Лёгкий как ветер, его шепот обволакивает разум, вызывая на шее предательские мурашки и инстинктивное желание прислушаться. Тембр, интонация, скрытая в отчаянной мольбе сила вынуждают меня поверить в то, что незнакомец не желает нам зла. Затихая, прекращаю свои попытки освободиться. Приняв мое спокойствие за повиновение, он убирает руку с лица.
– Что…что… – Заикаясь от приступа сильной тревоги, мотаю головой из стороны в сторону. В этот момент до меня доносятся истошные женские крики. Я слышу жалобные стоны и неразборчивую брань грубых прокуренных голосов из окна первого этажа.
– Ублюдки малорослые! Ух, чтобы Вас черви съели! – причитает женщина, вытаскивая сочные формы из деревянной створки. – Я сейчас полицию вызову! – Появившись в оконном проеме во всей домашней красоте, для пущей убедительности еще и тапком замахивается, который по чистой случайности отлетает от карниза и летит прямо мне в лоб. Рефлекторно хватаюсь рукой за ушибленное место, потирая образовавшуюся шишку, позабыв о Кэрри, едва не приземлившуюся пятой точкой на асфальт. Будь неладен тот, кто до сих пор производит толстенные тяжелые подошвы для тапок. От грузного падения Бренди спасает незнакомец, еле слышно поинтересовавшись:– Куда тащить-то? – сообразив, что незнакомец обращается ко мне, прекращаю причитать.
– Третий подъезд. – Оглядываю нашу троицу будто со стороны, и до меня, наконец, доходит вся нелепость сложившейся ситуации.
Я ощущаю невероятное облегчение, избавившись от груза, и пару раз наклоняю голову, потирая затекшую шею, а также ищу взглядом незнакомца, который почти скрылся за поворотом дома, успев поднять Кэрри на руки.
– Постой! – кричу шепотом и на всякий случай прикрываю голову обеими руками от возможного тапочного дождя. Но незнакомец не останавливается, молча продолжает путь к заветному подъезду. Я как та назойливая мошка суечусь за спиной рослого русого паренька, в свете фонаря, волосы которого немного отливали медью, и причитаю:
– Аккуратней, веткой же в глаз попадешь! Ой, там бордюр, кажется, отвалился. Смотри, не споткнись!
Последняя фраза оказывается пророческой. Парень оступается, совсем чуть-чуть задев отвалившуюся часть бордюра кроссовком, и летит вперед. В этот чудесный момент Кэрри открывает глаза.
– Что за черт! – Успев подставив руки, она максимально мягко, на сколько это может быть в ее ситуации, приземляется на свежий асфальт, а незнакомец пикирует за ней. Буквально. Распластывается поперек, зацепив ногой идущую чуть позади меня. И по закону жанра я лечу следом.
Нашему нелепому трио требуется достаточно много времени, чтобы отпустить в небо слишком звучные для ситуации эпитеты, выбраться из сложившегося бутерброда и принять уверенное вертикальное положение.
Но когда Кэрри сжимается в припадке, наши шутки с незнакомцем сходят на нет. Бренди начинает неестественно выгибаться, выкрикивая что-то нечленораздельное. Женские руки обхватывают грязное тело, ногти впиваются в кожу, оставляя кровавые отметины. Баритон выходит из шока гораздо быстрей меня, с силой сжимая запястья девушки за спиной.
Мой пространственный взгляд, направленный в темноту, резкие телесные проявления незнакомца сливаются в единое пятно.
– Ай! – Хватаюсь за ушибленное место, возвращаясь в громкую реальность.
Баритон, не зная, как до меня достучаться, пару раз ощутимо бьет локтем в плечо, а когда я отгораживаюсь, сыплет ругательства под нос, не забыв перед этим указать мне на дверь.
