Read the book: «Жена на год»

Глава 1. Артур

Карандаш с хрустом переломился в руках. Распался на две идеально ровные пластиковые половинки – я даже разочаровался.

– Умер? – спросил я.

– Да, – кивнул в ответ Роберт, весь в чёрном, включая галстук, не иначе, как успел облачиться по дороге в мой кабинет.

Или заранее?

– Старый ублюдок скончался, – проговорил я, смакуя каждое слово.

Я не любил его. Никогда. Наверное, кто-то любит своих родителей, и это нормально, но я… я с детства чётко усвоил, что этот большой и холодный человек, который приходился мне отцом, не приемлет каких либо проявлений чувств. Возможно, когда-то я и любил его, но он быстро из меня это выжег.

Мать… красивая, как и полагалось жене такого влиятельного человека, нежная, словно не от мира сего. Она тоже не научилась нас любить, рожая одного за одним и отдавая на попечение нянек.

Никто не учил нас любить друг друга. Зато все мы любили деньги. Главным в жизни отца являлись они, а ещё наша империя. Семейная, черт побери империя, что мне вдалбливали с самых пелёнок. Когда то я ненавидел деньги, а теперь у меня нет ничего, кроме них.

– Он мучился? – спросил я.

– Нет, незадолго до смерти ему вкололи мощное обезболивающее, он мирно ушёл во сне.

– Жаль.

Три месяца он хватался за жизнь. Иногда я даже верил, что он победит в этой схватке. А теперь его просто нет, и не распробовать пока на вкус эту неуловимую, несбыточную прежде свободу.

Я закурил. Прямо с сигаретой прошёл по коридору, толкнул дверь святая святых – рабочего кабинета отца. Сел за его кресло. Стряхнул пепел прямо на лакированную поверхность стола тёмного, элитного дерева. Всё моё. Чёртова империя. Ненавистные деньги. Ответственность за нашу долбанутую семью. Дверь открылась, заглянула мать.

– Артур! – укоризненно покачала она головой, увидев сигарету. Я демонстративно затянулся, мать решила не обострять. – Ты уже знаешь?

– Да. Старый ублюдок умер, – снова повторил я.

Мне нравились эти слова.

– Ты неисправим, – вздохнула мама и ушла, закрыв за собой дверь.

Мать, сделавшая очередную подтяжку и уже совсем не похожая на себя прежнюю. Младший брат, которому недавно исполнилось двадцать восемь, и день рождения он отметил в наркологической клинике, пытаясь вылечить давнюю зависимость. Стелла, сестра, которая в свои тридцать четыре шла по стопам матери, а ещё с упоением тратила отцовы деньги на молодых любовников. Эльза, младшая, которой едва стукнуло восемнадцать. Все это теперь моё ярмо.

– Что там с завещанием? – спросил я.

– Озвучит семейный адвокат.

– Да брось, – сморщился я. – Чего не знает старина Роб? Ты знаешь все. Делись информацией.

Я затушил окурок в горшке с небольшим растением. Вернулся к столу. Я должен был чувствовать свободу, а вместо этого чувствую какую-то глухую, бессильную ярость. Горшок с цветком полетел на пол. За ним какие-то документы со стола отца. Опрокинулся бокс с кипой бумаг. Я направился к выходу, небрежно наступив ногой на один из листов и вдруг замер.

Это было неожиданно. Как удар под дых.

На полу лежала фотография. Я сразу узнал кто на ней. Юлька. Единственный мой протест. Я женился на ней против воли отца. Наивный был. Верил, что эта юная девушка сможет дать мне то тепло, которого не было никогда. Что вот это, то что горит внутри и есть любовь, а ей все по плечу, ей море по колено.

– Она видит в тебе только твои деньги, – сказал тогда отец. – Надеюсь, этот брак не продлится долго. Дурной тон. Столько вокруг нормальных семей с девками на выданье, а ты притащил в дом…нищенку.

Тогда я набросился на него. Но чёртов ублюдок был прав. Всегда, во всем прав и это одна из причин моей ненависти.

А теперь Юлька смотрит куда-то вдаль с фотографии, что выпала из коробки, стоявшей на столе отца.

– Роберт? – вопросительно вскинул брови я.

Поднял фотографию. Когда Юлька окончательно растоптала мою веру в людей, ей было двадцать два. Юная совсем. Семь лет прошло. На фотографии она гораздо старше той, что я помнил, и даже не верится, что эту серьёзную молодую женщину я когда-то целовал, забывая обо всем на свете.

– Наверное, лучше так узнаете, чем при всех, – задумчиво проговорил Роберт.

– Ну же! – зло поторопил я. – Говори!

Роберт сделал шаг назад, видимо ожидая от меня приступа ярости. Плохой признак, значит новости совсем дерьмовые.

– Ваш отец переписал заявление. Четыре месяца назад, когда болезнь только проявилась, но уже становилось понятно, что долго он не протянет.

– Меня ждут сюрпризы?

– Контрольный пакет акций, место председателя совета директоров вместе с ним, все основные счета переходят вам, но…

– Но?

– Но при условии вашей женитьбы на вашей же бывшей супруге Юлие Завьяловой. Брак нельзя расторгнуть год, проживать вы будете в этом доме, в течение года будете являться исполняющим обязанности директора и председателя совета директоров…

– В противном случае?

– В противном случае вам не достаётся ничего. Всё делится поровну между вашей матерью, сёстрами и братом, благотворительность и прочие незначительные пункты.

Я вернулся за стол. Сел. Закурил ещё одну. Фотографию я бросил на пол, отсюда не видно, но все равно я черт побери, чувствую её, словно Юлька оттуда смотрит именно на меня.

За что, подумал я почти равнодушно. За что? Мне с детства ломали хребет, выращивая из меня идеального короля своей империи. Не было у меня детства. Не было жизни. Только, блять, цель, как у самурая.

– Они все просрут, – сказал я. – Весь мой труд. На тряпки, наркоту, мужиков, бухло…

– Вы можете жениться на ней.

– Он ненавидел её, – покачал головой я.

– Вряд-ли ваш отец был способен на столь яркие эмоции.

Роберт прав. Отцу было плевать на всех. И на меня тоже. Но вот я ещё не потерял способность ненавидеть. И я ненавидел её. Смешную девчонку двадцати лет, что пришла в мою жизнь, обещая так много, дыша счастьем, а в итоге задержалась только на два года, окончательно уничтожив веру во что-либо лучшее.

Ненавижу.

Глава 2. Юля

Газет я не читала сто лет и не планировала этого делать ещё столько же. Но судьбоносные вести подкараулили меня именно на газетном листе, в который продавщица рынка завернула мне кусок телячьей вырезки.

Я развернула газетный лист, украшенный пятнами крови, бросила кусок мяса в миску и открыла дверцу гарнитура под раковиной, где по классике пряталось мусорное ведро, потянулась к нему со скомканным листом и… остановилась. Знакомая фамилия, до боли знакомая.

Вершинин. Там было написано Вершинин.

– Выбрось, – строго велела я себе. – Не читай эту гадость.

Однако было поздно. Я села на табуретку и развернула газетный лист. Несколько минут вчитывалась в текст статьи, не понимая слов.

– Умер, – тихо проговорила я. – Он умер.

Заплакать бы, от счастья конечно же, но слез нет, ровно никаких эмоций нет вообще. Просто сижу и смотрю на скупые строчки. Рак легких. Даже странно, Вершинин старший никогда не курил и вообще следил за своим здоровьем. Сволочь… Продолжаю читать. Семья безутешна – на этом месте я даже хихикнула. Наверное, все они потирают руки в предвкушении дележки наследства. Несколько строк о том, как много Вершинин занимался благотворительностью и сколько добра нёс в мир.

– Дерьмо ты нёс в этот мир, – снова прокомментировала я. – Гори в аду.

Лист следовало выкинуть, но я все читала и читала статью, уже выучив наизусть. Раздались тихие шаги – Дианка. Она остановилась в дверях. На меня смотрит. Не в глаза, нет, Дианка редко смотрит в глаза. Смотрит на испачканный кровью газетный лист, который ходуном ходит в моих руках, от того, что они трясутся мелкой дрожью.

Я скомкала лист и отправила его в мусорное ведро – там ему самое место. Туда бы ещё выбросить все свои воспоминания об этой семье, но к сожалению, они ещё свежи в памяти.

– Всё хорошо, Диан, – улыбнулась я. – Время лечит. Оно вылечит все, даже то, что так страшно потерять.

Диана ничего не ответила. Я торопливо убрала кусок мяса со стола, помыла его, порезав тонкой соломкой, замариновала в травах и лимоном соке. Такое мясо моя дочь ела, не варёное, не жареное, а запечённое почти без масла, буквально до хруста. Я была рада и этому, плевать, что хорошая молодая телятина стоит, почти как золото, главное ребёнок ест.

– Будешь кушать?

Дианка прошла и села на свой стул. Значит, хочет. С приёмами пищи у нас была беда. Караул, я бы сказала. Сейчас Дианка соглашалась есть только банановые кексы, то самое мясо, и макароны. Бывало и хуже. Кексы я пекла прошлой ночью и втихую намолола в тесто немного овсяной крупы – хотелось хоть как-то разнообразить дочкин рацион. И сейчас с замиранием ждала – станет есть или нет?

Дианка откусила кусочек. Задумалась. Потом прожевала и проглотила. Я рассмеялась – чудесный день! Сначала умер Вершинин, потом Дианка согласилась есть кексы по новому рецепту.

После обеда я работала, Дианка играла на полу. Играла она всегда молча, лишь иногда монотонно напевала себе что-то под нос. Говорить она умела, и даже неплохо, но заставить её разговаривать было нереально. Иногда она повторяла мои слова, и совсем редко отвечала на вопросы. Чаще просто игнорировала.

Сейчас она листала детскую, в картинках, книжку. На каждой странице останавливалась подолгу, смотрела, думала что-то. Интересно, что в её голове?

Самым обидным было осознавать, что я не ращу ребёнка для счастья. Далеко не все люди счастливы, я тому пример. Но у меня хотя бы был шанс на счастье… А у Дианки его нет изначально.

Она родилась обычным ребёнком. Совершенно. Верещала, когда мучили газики, беззубо улыбалась, пускала пузыри. В срок перевернулась, села, затем пошла. Простые слова у нас были уже в годик! Она могла чётко сказать – мама дай и другие аналогичные фразы. В полтора годика она говорила так, что изумляла окружающих.

А в год и семь случился откат. Тогда я не знала, что это, просто не понимала, что происходит с моим ребёнком. Перестала говорить. Реагировать на мои фразы. Психолог дефектолог поставил неутешительный диагноз – аутизм. И все было не так, как в книжках и фильмах, в которых мне встречались дети с аутизмом. Куда страшнее. Я просто теряла Дианку и ничего не могла с этим сделать.

– Зато пенсию будете получать. По инвалидности.

В жопу эту пенсию, я просто хотела счастья для своей дочери! И одновременно понимала, что это я обрекла Дианку на болезнь. Это было неправильно, но я никак не могла выкинуть эту мысль из головы. Я виновата. Во всем.

Улыбки, которые Дианка так щедро дарила всем вокруг в первые полтора года стали редким гостем на её лице. Она улыбалась редко, и только своим мыслям.

Мы жили в однушке, Диана спала отдельно, на софе. Я допоздна работала, уткнувшись носом в ноутбук, она спала. Я давно перестала тревожиться о том, что мешаю ей – под клацанье клавиатуры она засыпала куда быстрее и крепче.

Я захлопнула ноутбук. Глаза слезились от усталости и я закрыла их. И подумала вдруг об Артуре. Как он? Я запрещала себе думать о нем, сколько раз себя по рукам била, чтобы не искать его в соцсетях. И я побеждала, вполне успешно делая вид, что его не было в моей жизни.

Но сегодня…сегодня можно. Я глубоко втянула носом воздух и в нем мне вдруг почудились нотки запаха мужского тела. Артура. Мне всегда нравилось, как он пахнет, это был лучший аромат в мире. Можно было бы представить, что он рядом. Обнимает сзади, уткнувшись носом между лопаток. Рука его скользит ниже и…черт.

В животе сладко потянуло теплом, словно бабочка коснулась крылышками. Вы скажете, ненормально хотеть бывшего мужа спустя семь лет после развода? Да, я согласна. Но это неизлечимо, это какой-то наркотик, болезнь от которой меня не смогли вылечить другие мужчины, потрясения, жизнь. Оставалось надеяться, что я просто мало приняла лекарства под названием время, и уж через пару лет точно отпустит.

Я поднялась со своего дивана и пошла к Дианке. Она не любила, когда её касались. Даже я. Поэтому моё время приходило ночью. Ночью я обнимала её, зарывалась лицом в длинные светлые волосы и дышала ею, лёгкими касаниями поглаживая такое любимое детское лицо.

– Это твой запах лучший в мире, – прошептала я. – Всё изменилось. Спи спокойно, моя радость, он умер… теперь всё будет хорошо.

Глава 3. Артур

Церемония прощания должна будет проходить прямо у нас дома. Только близкие – быть бы от них дальше. Только деловые партнёры. Только люди, которых принято считать друзьями. В общем и целом, до хрена народу.

Подозреваю, именно для этого мероприятия у нас в доме была отгрохана огромная зала, по крайней мере раньше мы ею никогда не пользовались, папа не любил шумных сборищ дома и все мероприятия проходили на стороне.

Я знал, что отца уже привезли. Он здесь, дома, правда через множество стен я не чувствовал его присутствия и как-то дико было осознавать, что где-то рядом – покойник.

Мать все время была рядом с ним, в больнице, сопроводила его домой. Сестры уже попрощались. Насчёт брата не знаю, я редко его видел в последнее время. Я же тянул. А теперь решился вдруг. Вышел из кабинета. Пахло едой, причём вкусно – готовятся к прощальному банкету. В животе заурчало недовольно, я даже не помнил, когда последний раз ел. Спустился по лестнице, едва не столкнулся на первом этаже с каким-то совершенно незнакомым человеком, перед дверями зала, в котором меня ждал отец, остановился на несколько секунд.

Как бы странно не звучало, смерть и правда была ему к лицу. Похорошел. Немного заострились черты лица. Прошла отечность, которая досаждала ему последние недели. И лицо…спокойное удивительно. Словно он даже рад тому, как все завершилось, умиротворен.

– Вот ты и умер, – глубокомысленно сказал я, ни черта не понимая, как следует прощаться с покойниками. У меня никогда прежде не уходили близкие, если только бабушки, но это было так давно, что память почти стёрла воспоминания. – Знаешь, что я у тебя спросить хотел? Какого черта ты мне поднасрал так? Ты же понимаешь, что они все пустят по ветру, все твои бабки? За что ты так со мной, со своей хреновой империей?

Папа промолчал, хотя я бы не удивился, если бы он открыл рот просто для того, чтобы в последний раз напомнить мне, какое я ничтожество. Я сделал шаг назад, чтобы не дымить отцу прямо в лицо, закурил.

Огляделся – зал убран цветами. Рядами стулья стоят, не иначе, как речи ещё толкать станут. О том, каким отец был прекрасным человеком, как всем его будет не хватать… Всё херня, всё ложь.

Дверь за моей спиной открылась, кто-то вошёл. Только бы не мама, подумал я, хотя я всех членов своей семьи не хотел видеть одинаково.

– Артур, – раздался голос. – Ты мог бы не курить здесь? Церемония прощания начнётся через час, ты прокуришь все помещение, что мама скажет гостям?

Эльза. Последыш. Старшей тридцати четыре, мне тридцать три, Руслану двадцать восемь, и потом вдруг, удивив всех, родили ещё и Эльзу. И да, иногда мне даже казалось, что её, в отличие от нас, кто-то любит.

– Поверь, всем этим гостям на папу похер, они его терпеть не могли.

– Артур! – воскликнула Эльза. – Как ты можешь? Это твой отец! Да, он был не самым простым человеком, но он дал тебе жизнь, он дал тебе такой старт, о котором большинство людей и мечтать не смеет!

Я засмеялся. Не горько, мне и правда весело было. Обернулся. Эльза была похожа на куколку. Невысокая, точеные черты лица, чёрное траурное платье выгодно оттеняет лёгкий загар, который сестра успела заполучить на одном из средиземноморских курортов. Пожалуй, самый красивый представитель нашего семейства. Сейчас черты красивого лица искажала брезгливость.

– Ты думаешь, что хорошо его знала? – спросил я. – Нет. Отчасти потому, что ему было плевать на дочек. Бремя его воспитания несли мы с Русланом, и ты видишь, как его сломало. Наверное, я сильнее, вряд-ли этим можно гордиться сейчас. Когда тебе стукнуло десять, ты захотела пони. Что папа сделал?

– Купил мне пони, – спокойно ответила сестра.

Я улыбнулся.

– Когда мне было восемь я подобрал щенка. Бездомного и блохастого. Сам коричневый, морда белая, носочки, кончик хвоста.. Как-то знаешь, слабину дал, захотелось вдруг чего-то простого, понятного, может даже любви. И знаешь, что произошло?

– Что?

– Отец заставил меня утопить его. Я сделал это сам, своими руками, а он стоял рядом и смотрел.

Оставил ошарашенную сестру и пошёл прочь. Сто лет не вспоминал эту историю, почему именно сегодня всплыла в памяти?

– Но зачем? – воскликнула Эльза вслед.

– Чтобы я никогда ни к кому не привязывался. Это был один из его уроков.

Церемонию прощания я пропустил, хотя мать и пыталась вынудить меня буквально шантажом присутствовать на ней. Вот на кладбище поехал, посмотрел, как отца опускают в землю и даже бросил на лакированный гроб ком чёрной, холодной и влажной осенней земли. Почему то вспоминал, как закапывал мокрое тельце щенка. Когда тот умирал, не плакал, просто не мог, словно выморозило изнутри, а закапывая ревел…

Может, напиться?

На банкете было шумно. Слишком много людей. Слишком много цветов и свечей. Система вентиляции не справлялась, я пил один бокал за другим и мечтал, чтобы этот день закончился.

– Артур, – позвала мать, когда гости начали расходиться и от дома потянулась вереница элитных автомобилей. – Адвокат ждёт нас в кабинете. Завещание.

Здесь тоже расставили стулья. Стелла уже была здесь. Сидела, листая журнал. На страницах – самолёты. Частные. Отделка красным деревом, кожа, личные пилоты…

– Самолёт выбираешь? – спросил я.

– Почему бы нет? – улыбнулась старшая сестра. – Птички нашептали, что скоро это будет мне по карману…

Ага, если я не сойду с ума и не женюсь на Юле. Если она не сойдёт с ума настолько, что согласится. Собрались все, адвокат поднял руку, призывая прекратить шумок перешептываний, и заговорил. Я отсек от себя его монотонный голос, достав телефон. Право слово, лучше новости почитаю, быть может где-то в мире не так херово, как сейчас здесь.

От ленты меня оторвало упоминание фамилии Юли. Завьялова. Черт, я до последнего надеялся, что это дурная шутка. В кабинете стало шумно, снова начались перешептывания, мама даже со стула встала. Странно, неужели она ничего не знала?

– Когда я смогу получить свои деньги? – резко спросила Стелла.

– Если, – поправил Руслан. Он был пьян настолько, что его речь запиналась. – Если, Стелка, если твой брат не женится на своей же бывшей. Но блять, на его месте я бы даже не думал… она пиздец хорошенькая же, Артур! Я помню, она появилась тут в мои девятнадцать и здорово разнообразила мои юношеские фантазии…

Дурдом, подумал я, встал и вышел из кабинета. Снова хотелось выпить. А ещё выйти на улицу, там первый снег, мелкий, колючий, падает в грязь и тает, а ещё воздух. Чистый, холодный, вдохнуть бы его полной грудью и не думать больше ни о чем.

Глава 4. Юля

Я не раз пыталась устроить Дианку в садик. Понятное дело, что ей там совсем не нравилось. Какое дело ребёнку, который полностью сконцентрирован на своих мыслях, до толпы других детей, к тому же очень шумных и непоседливых? Дианка просто забивалась в угол, отказывалась есть, как либо контактировать с детьми, пугалась сама и порядком пугала остальных, особенно – воспитателей.

Именно они и попросили меня ребёнка забрать. Сначала вежливо. Дескать вы видите, как вашей малышке сложно, зачем её мучать?

А я прекрасно понимала, что ей сложно. Но ещё понимала, что я не вечна. Когда нибудь я просто умру и не смогу больше быть буфером между Дианой и остальными людьми. Так что ей придётся научиться сосуществовать с внешним миром, как бы ей этого не хотелось.

Я отказалась забрать её из садика добровольно. Тогда нам устроили форменную травлю. Я хорошо знала своего ребёнка. Она не была способна на агрессию. Она сама всех боялась и предпочитала спрятаться и отсидеться. Но в родительских чатах началась настоящая война. Ведь как это можно, чтобы особенный ребёнок ходил в один садик с их здоровыми бесценными детками?

Мало того, родители начали натравливать своих детей. Они обижали Аринку и она ещё больше уходила в себя. И да, я сдалась. Очереди в специализированный садик пришлось ждать ещё полтора года. Но ушли мы и оттуда. Да, там все дети были такими же как мы, так скажем, обсервация для прокаженных. Именно это и было плохо. Как дети научатся жить в этом мире, если им его не показывают? Или показывают, но боже, с какой гадкой изнанки…

Поэтому теперь мы ходили в частный сад. Платить приходилось много. Я отдавала туда почти всё, что зарабатывала, но нисколько не жалела об этом. За эти деньги нам прощали особенности и не пытались сделать мою Дианку монстром. И ходили мы туда только два-три раза в неделю, чаще дочке бывало сложно.

Этим утром я отвела Диану, хотя почему то до последнего сомневалась. Какое то смутное ощущение терзало изнутри, хотелось оставить Дианку дома, обнимать и никогда никуда не отдавать.

– Глупости, – сказала я сама себе.

Работала я дома, чаще просто за ноутбуком. Наличие Дианы не позволяло мне ходить на стандартную работу. Дочка со мной не разговаривала, я по сути двадцать четыре на семь проводила сама с собой и подцепила дурную привычку с собой же и общаться.

Ночью снег выпал. Дианке шесть уже, наверное она помнит прошлую зиму, я не могу её спросить об этом, не ответит, но смотрит на снег восторженно, словно не понимая, как за одну ночь все могло так измениться.

В садике оставила её с тяжёлым сердцем и пошла домой одна. И нисколько не радовал первый снег. Ещё бы, чему радоваться? Впереди зима, долгая нудная и холодная, сугробы, мокрые ботинки… Кстати ботинки я себе так и не купила – просто пожалела денег. Черт, все не слава богу.

Тяжёлые мысли терзали меня весь путь, и с каждой ступенькой в подъезде только глубже впечатывались в мозг. Замок от двери снова заело, я с тоской подумала о том, что его придётся обновить. Где на это все брать денег?

Наконец замок со скрежетом открылся, я распахнула дверь и только тогда увидела сложенную вдвое бумажку на коврике у двери.

– Чудно, – сказала я.

Чутье подсказывало не брать её, но блин, любопытно же… и потом мне не верилось, что на бумажке будет биологическое или химическое оружие, я же не на разведку работаю… в общем бумажку я подобрала и с ней вошла в квартиру. Дверь за собой тщательно заперла и в глазок ещё посмотрела. Никого.

Сбросила куртку, поставила чайник, позавтракать я ещё не успела, села и только тогда листок развернула.

"Даже не думай лезть. Лучше сдохни"

– Чудно, – повторила ещё раз.

И налила чаю – толку париться о том, смысла чего вообще не понимаю? Вспомнила про Ксюшу, соседку сверху. Та очень была падка до мужчин, особенно её манили мужчины чужие. Может очередная обманутая жена пришла с разборками и перепутала этажи? Это было бы самой достоверной версией.

В общем я выбросила это из головы, с удовольствием попила чаю с тремя конфетами и засела работать.

В дверь позвонили примерно часа через два. Я так глубоко погрузилась в рабочий процесс, что идя открывать даже не подумала про чье-то письмо. А ведь там вполне могла быть рассерженная жена, перепутавшая квартиры и горящая желанием потаскать любовницу за волосы.

Лучше бы было так. Потому что за дверью стоял призрак прошлого, человек для меня буквально умерший и сейчас, непонятным способом воскресший. Каюсь, я даже нелепо рот приоткрыла глядя на главного помощника своего бывшего, ныне покойного, свекра.

– Юлия, здравствуйте, – улыбнулся он.

Так, словно мы только вот вчера с ним вместе поужинали и разошлись в самых что ни на есть дружеских чувствах.

– Здравствуйте, – ответила я.

А что ещё сказать? Сплошные приветы из прошлого. Сначала вот свекр умер, теперь зачем-то его ручной пёс пришёл. Поболтать? С трудом верится.

– Мне бы хотелось с вами поговорить.

К тому моменту я немного отошла от шока и ожила.

– А мне с вами нет, – отрезала я. – Проваливайте.

– Юлия, вы пожалеете, если я уйду.

Я закатила глаза – вот не верю. Я ненавидела их всех, каждого, кто имел отношение к этой семье.

– Вершинин умирая завещал мне денег?

Я не взяла бы его денег, наверное, хотя черт, соблазн был бы велик, опять же, ботинки бы купила, замок поменяла, Дианку на море свозила… Тут я мысленно отвесила себе пощёчину – нечего мечтать о чужих грязных деньгах.

– Нет.

Я хмыкнула – что и стоило доказать.

– Вот и проваливайте, Роберт, и никогда больше не возвращайтесь, я никого из вас видеть не хочу.

Дверь закрыла. Глубоко вздохнула, восстанавливая дыхание. Правильно сделала, что не стала прислушиваться к своим ощущениям и Дианку в садик отвела. Хорошо, что её не было дома в этот момент.