Про любовь. Стихи и песенки

© Ирина Савицкая, 2021

ISBN 978-5-0053-3121-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мама вставала рано

«…мама вставала рано…»

 
…мама вставала рано
свет за окошком странный
золу выгребала
каждое утро из поддувала
потом будила меня одевала
доставая из-под одеяла
умывала над цинковой ванной
включала радио с бодрой программой
звонким голосом: встаньте прямо
а в тарелке с каемочкой с кашей манной
тает масло а чай с душицею пряной
а потом вела в детский сад
и убегала улетала чтобы скорее прийти назад
взять на ручки надеть ботинки с рантами
смазать мои коленки зеленкой подуть на рану
воды напиться на улице из-под крана
нарисовать мне розу принцессу с бантами
включить пластинку на 78 про козу-дерезу про кощея
обещать что утро вечера обязательно мудренее…
умудренная эти странички листаю
провожаю взглядом синичек стаю
на окошке рисунок странный
мир огромный и многогранный
только ноет в зеленке рана
мама вставала рано
 

2012

Колыбельная маме

 
Мама, мама, не болей,
Ветер ставни прикрывает,
Чтобы шорох тополей
Не будил тебя, родная.
Между небом и землей
Заблудились наши души,
Сердце ноет, руки – лед
От бессилья, как удушья.
Между вечностью и мной
Ты лежишь едва живая,
Теплым пледом, тишиной
Я тебя отогреваю.
Мы с тобой еще зимой
Поменялись вдруг ролями:
Ты теперь ребенок мой.
Над горами и полями,
Льется к Богу синева —
Все молитвы полукружьем.
Если мать твоя жива,
Значит, ты кому-то нужен.
 

2006

Высоко

 
Мы летим высоко, высоко, высоко,
только я – в самолете,
а ты – за дождём,
еще выше —
в чертогах у Бога.
Говорим о любви,
о последнем осеннем тепле,
не спеша, обо всём
без печали, тоски и тревоги.
Помнишь, дикие тени
и шелест горящих свечей,
ты сидела и гладила мой отрастающий ёжик
все долгие ночи,
и растерянно так повторяла:
а мне-то зачем,
если ты, моя девочка,
жить в этом мире не хочешь?
Я молчу, я не буду о том,
как безумное эхо гудит от продрогшей капели,
на пустынной земле
сиротливо вздыхает наш дом,
где так много друг другу
сказать мы с тобой не успели…
 

2007

«Какое жестокое время…»

 
Какое жестокое время:
прощания,
долгие проводы
(откликнитесь,
Лондон на проводе…),
и понимание,
что это —
навсегда.
Близкие люди нас покидают —
Снег на ладонях не тает, не тает.
И вот уже не докричаться,
не достучаться
и невозможно спросить
(кого ты хотел простить):
– Ты же любил её,
Да?
 

2007

Маме

 
Я лечу над облаками
к маме, к маме,
к маме, к маме.
Прячу крылышки под зонт —
это сон.
До-ре, до-ре,
до-ре, до-ре,
до-ре-ми.
Как по клавишам, по нервам —
не реви.
День растрепанный, последний
у зимы.
Кто-то счастлив и хохочет,
ну, а мы?
Мы стоим пред образами —
темен, темен
темен лик.
Кто рисует, кто-то режет,
кто снимает
этот клип.
 

29.02.2008 (London-Moscow)

«Мама, я буду глазами твоими…»

 
Мама, я буду глазами твоими,
мы поездим с тобою,
и веси России
замелькают, как кадры Феллини.
Черно-белою лентой дороги
обмотаю налитые памятью ноги.
По пыли и пеплу, и росам, тревогой
задрожит колокольчик у хаты,
покосившейся, с серой заплатой.
Ты, озябшею птахой, когда-то
собирала нехитрые крохи. Ненастье —
тихо выла метель по Настасье.
Белых крыльев ее вековая усталость
согревала, хранила, касалась —
это все, что в наследство досталось.
На погосте могилка заждалась.
Ни крестов, ни оград, ни молитв панихиды,
только крылья,
трава проросла сквозь забыто.
 

2010

Ежевика

 
Кисло-сладкая ежевика,
на тарелке от солнца блики,
гуси-лебеди, мама, Вика —
темноглазы и светлолики.
Кисло-сладкая ежевика,
на рассвете так сладко спится,
ветер шепчется с базиликом,
расплетает мои косицы.
Кисло-сладкая ежевика —
ах, проснуться бы как бывало —
гуси-лебеди, мама, Вика,
маки, маки – букетик алый.
 

2012

Мысли

 
Мама родила меня в пятницу —
говорили, хорошая примета —
будет богатой.
Она поцеловала меня в нос
и в два туманных агата —
пусть будет счастливой,
но я не об этом.
Она так любила меня, свою дочь,
и, видимо, его отраженье,
баловала, оберегала и день и ночь,
и, качая меня на коленях,
совсем о себе забывала,
вслух никогда его имени не называла.
Но когда он умер, вздохнула устало
и – мамы не стало.
И вот теперь я, ее взрослая дочь,
в ожидании встречи,
Возможно, нескорой,
тоскую, думаю, могла ли помочь,
вздрагивая от ночного звонка
или воя сирены Скорой.
 

2013

Приснилась мама

 
Приснилась мама, юная, смешная —
гляделась в зеркало, кудряшки собирая
в задорный хвост на маковке. Я с ней
стояла рядом, тихо улыбаясь,
похожести двух девочек. Ясней
движенье рук и лиц девичьих линий
отображенье проявлялось. Зимний
безлунный сад горячечного края
в старинной раме – так, в чертогах рая
должно быть счастье, мамочка моя.
И было и не к месту, и неловко
тревожить эту девочку-подростка,
рассказами, как я тоску-тоскую,
что с каждым днём пронзительней скучаю.
Боясь проснуться, предлагаю чаю.
Погорячей – ах, пальчики – рискую.
На блюдечке простых конфеток горстка.
Малины положить бы в чашку надо
И в вазочку кусочки рафинада —
Вприкуску, как ты любишь.
 

2019

Про любовь

«Прикосновенье душ …»

 
Прикосновенье душ —
Свеченье чистоты —
Заполни иль разрушь
Виденье пустоты.
Нелепо и смешно
Переплетенье фраз,
Я верую в одно
Проникновенье глаз.
 

1982

«Опять откладывают…»

 
Опять откладывают,
Рейс откладывают.
Вторые сутки —
Аэрокапкан.
Табло поглядывает,
Подглядывает —
Ах, электрический истукан!
А я опаздываю,
Опаздываю!
Намного,
Может быть,
Навсегда.
Старуха жалобно вздыхает в кресле:
«Вот, дыню внуку
не довезла».
Аэропастбище.
Реактивный
Стоит на привязи
«Пеликан»,
И серой пылью
Огорчение
Легло на старенький чемодан.
Лишь двое к этому
Ожиданию
Так безучастны —
вечность ждать! —
как вдохновенно
они целуются!
Прогноз нелётный,
А им – плевать.
Не верю —
Верую.
Сквозь туманы —
Многотурбинное чудо сна —
Как позывные,
Несёт тюльпаны
Моя зареванная весна.
 

Здравствуй!

Э. Османову

 
Здравствуй! Если помнишь меня.
Здравствуй, если не помнишь.
Как ты живёшь все дни,
Даже мысль обо мне отринув?
Все дела и дела сквозь них
Я листом прошуршу: «Ирина».
Но однажды придя домой,
Ты снимаешь и шарф, и важность,
Отдираешь привычный крой,
И значительность, и бесстрастность.
И уже ты стоишь один
Посреди суетного мира,
Лишь собою самим судим,
Вдруг глаза потеплеют: «Ира».
Как ты живёшь? Без меня?
Обнимая другую. Незрима
Запечалю тебя, загрущу
И дождём простучу: «Ирина».
 

1984

«Уезжаешь…»

 
Уезжаешь,
уезжаешь…
До зари
стынут губы,
никнут руки,
повтори
в дальней дали,
светлой дали,
в тишине
мое имя
лишь с собой
наедине.
Уезжаешь,
уезжаешь,
не молчи,
обмани меня,
что любишь
прошепчи.
Уезжаешь,
уезжаешь,
лишь в ночи
в светлом Храме
поминальном
две свечи.
 

1994

«Ах, как он врал самозабвенно!..»

 
Ах, как он врал самозабвенно!
И бесхребетная душа
Ему поверила мгновенно,
От восхищенья не дыша,
Не понимая и не помня,
Что в круговерти бытия
Уже летели эти комья,
Грехом и радостью звеня.
Разинув рот, ему внимало
Толпы расплывшейся пятно,
И много было или мало
Не раздражало небо, но…
Глаза погасли, безголосый,
Вдруг прохрипел не для неё:
«Не верь мне, заплетая в косы
рассвет, раскаянье моё».
 

Ирине

 
В далёком Питере
В зеленом свитере
 
 
В гранитном логове
Брегов Невы
 
 
Прозрачным облаком,
Такая томная,
 
 
Мечтою Волонда
Плывёте Вы.
 
 
Ах, яркой просинью
В пространство осени
 
 
Кому-то бросили
Беглый взгляд.
 
 
И нотой звонкою
Улыбку тонкую —
 
 
Экспресс за окнами
Зажёг закат.
 
 
Цветами мокрыми
Тихонько вздрогнули
 
 
С глазами полными
Глухой тоски.
 
 
Как эхо дробное,
Междугородные,
 
 
Тревожат жёлтые
Лепестки.
 

«– Который час теперь?..»

 
– Который час теперь?
– Должно быть, осень.
Размыты стёкла проливным дождем.
Усталость губ
И глаз любимых просинь
Пронзительнее в мареве ночном.
– Который час теперь?
– Дрожат ресницы,
Мелькают тени завтрашнего дня,
И две звезды,
Как две большие птицы,
Дрожат в осенних отсветах огня.
– Который час?
Как беспокойный Фауст,
То удаляясь, то гремя, как гром,
Неверных слов, невыдержанных пауз
Безумное аллегро за окном.
 

1995

«Ну зачем мне этот Лондон…»

 
Ну зачем мне этот Лондон,
если рядом нет тебя.
Ожиданьем ночи соткан
взгляд томящегося дня.
Ну зачем мне этот Лондон —
день без глаз твоих как год.
Полоса заката словно
мой от слез припухший рот.
Нет, не город манит, каюсь,
звезды мокры от росы,
чтобы губ моих касаясь,
не глядел ты на часы.
Обними меня как прежде,
наших губ не размыкай,
на пустынном побережье
не спеши сказать: «Прощай».
Лондон хмурый, Лондон нежный,
мы у Вечности в плену —
я твой ангел, ангел грешный
не во сне, а наяву.
 

1995

«Работа – твой Бог и избранница!..»

 
Работа – твой Бог и избранница!
И это превыше всего —
Смеется, ревет и жеманится,
И ты обожаешь ее.
Работа, работа, работа…
Но дождь, но листвы маскарад…
Не входят банально в расчеты,
Бездушной цифири парад.
Работа. Неверную ноту,
Как грех замолю при свече.
– Ну, что ты, любимая, что ты
Синицей дрожишь на плече.
 

1995

«Ты глядишь в окно-…»

 
Ты глядишь в окно-
ветки, купола,
прошлогодний снег,
серая зола.
В небе кутерьма —
скачут облака.
Яблок, молока
запах у стола.
Тает снег в саду,
под ногами – всхлип-
почерневший лист
отзвеневших лип.
 

1996

«Я – не твоя жена…»

 
Я – не твоя жена,
не прихоть, не забава.
Не мне твои слова
в предутренней тиши.
Я – тонкая струна
и на губах отрава.
Я – грусть в твоих глазах
и свет твоей души.
 

1996

«Ах, как я парила…»

 
Ах, как я парила,
Как тебя любила —
А
л
л
и
л
у
й
я!
Руки мои – крылья,
На устах – отрава
поцелуя.
С поднебесной сини,
Где меня носило,
Об землю,
В снег…
Не собраться с силой
Душе бескрылой —
Короткий
век.
Как же я молилась
Как же я просила:
     С
     П
СПАСИ
     С
     И
Но промчался мимо
Меня любимый
Не
    вос —
             кре —
                        сил.
 

1996