Read the book: «Необыкновенная история обыкновенного кота», page 5
глава 3. по другую сторону баррикад
Вот так и получилось, что Фипс – драный помойный кот с улицы – стал легавым.
По началу он трясся каждую смену, ожидая разоблачения, но через полгода привык и как всегда бывает на тяжелой опасной работе, отупел.
Собаки приняли его довольно снисходительно – памятуя его подвиг на трассе.
Особую привязанность к нему питал Тангерин – старый "немец". Было время, когда Фипс подозревал Тангерина, но тот был неизменно вежлив и лоялен к новичку, и даже на первых порах вступался за него перед другими КД.
На улицах творился невообразимый хаос.
Кошки, доведенные до крайней степени нищеты, выбрасывались из окон прямо на подвальные решетки. Банда Глоссера разрасталась, представляя из себя уже некую армию. Из-за нее по большей части, КД постоянно были "на коротком поводке".
Понятно, что с кошачьим воинством лучше всех управлялся Фипс.
Он находил котов там, где остальным собакам не пришло бы в голову искать никогда. Он достаточно быстро научился не видеть кошачьих слез и загонял помойную братию в красный фургон жестко и безапелляционно, за что и получил прозвище "Зло".
Про нового КД стали расползаться слухи. Поговаривали, что это мертвый полицейский, которого когда-то спалили в собственном доме головорезы Глоссера, вернулся на землю в новом воплощении, дабы нести смерть.
До Фипса доходили эти слухи, но он только ухмылялся. Порой, ему выдавалась свободная минутка, чтобы задуматься о том, что же с ним происходит. Но рядом не было Паровоза, чтобы снять с него "собаку", а потому вдохнув в очередной раз запах смерти, который источало все его существо, Фипс словно сходил с ума – его переполняла непреодолимая слепая ярость. В такие моменты даже старые опытные КД не решались заговаривать с ним.
Уже через пару месяцев кот стал замечать, что некоторые псы заискивают с ним, а иные откровенно льстят. Однажды такого рода низкопоклонство едва не обернулось трагедией – сослуживцы решили отметить его полугодовой стаж. Устроили вечеринку в "Смерть котам", а на последок приберегли для юбиляра молоденькую доберманку. Благо у Фипса хватило трезвости и мозгов прикинуться в стельку пьяным.
В тот вечер Тангерин оттащил его к себе домой и уложил на диван. Минуты две он смотрел на рисующегося Фипса, а потом сказал: "Ладно, котяра, передо мной можешь комедию не ломать!"
Фипс подпрыгнул, как ужаленный – Тангерин знал!
И это было на самом деле так. Оказывается, до работы в полиции "немец" жил в доме, полном разной живности. Были там и кошки. А потому, видя несоответствие в повадках новичка, Тангерин, между тем, уловил что-то невообразимо знакомое. Он начал наблюдать.
"Для этого потребовалось время. О, да, мистер кот, о, да!"
Поняв, что его уловка раскрыта, Фипс как-то вдруг обмяк, и просто ждал.
Тангерин ходил из угла в угол, бормоча что-то себе под нос, потом приблизился вплотную к коту.
"Она снимается?" – спросил он.
Фипс кивнул.
Тангерин еще помолчал, а потом вдруг заговорил:
"Я знаю, почему ты это сделал. И восхищаюсь тобой! Я каждый день вижу сотни таких как ты, которые не смогли ничего изменить. Мы вылавливаем их из канала или запихиваем в красный фургон. Я вижу тысячи маленьких глаз, наполненных слезами. Глаза детей! Я устал от этого дерьма…"
Фипс придвинулся к большому псу, но молчал.
"А знаешь, у собак дела обстоят не лучше, – продолжал "немец". – Раньше я работал в 13-м квартале. Кошек там почти нет, зато вдоль теплотрассы целый лагерь бродячих псов. Тех, которые уже давно перешли черту. Однажды они напали на человека и загрызли его на смерть. В ту ночь меня с напарником и еще с десяток КД бросили на этот участок. Мы ловили бродяжек и загоняли их в Красный фургон. Ничего особенного. Кроме того, что меня откомандировали сопровождать их до мыловарни".
Фипса передернуло. Он заглянул в собачьи глаза и увидел, что Тангерин плачет. Голос его не дрожал – сказывалась полицейская выправка, но из глаз катились слезы.
"Когда въехали в ворота, напарник приказал мне охранять фургон, а сам пошел оформить какие-то бумаги. Я чувствовал запах смерти. Повсюду. У меня начала кружится голова. Вдруг из фургона кто-то позвал меня. Тоненьким голоском…"
Глаза Тангерина расширились и не мигали.
"Меня зовут Амели, так она сказала. Пожалуйста, спасите моего малыша, так она сказала. Она подняла его за шкирку к решетчатому окну – ему было месяца два. Он перебирал лапами и скулил. А я … Мне нельзя было открыть фургон…"
Тангерин судорожно глотнул пива. Фипс слушал его, как зачарованный.
"Вернулся мой напарник и еще двое в сером. Но когда они открыли дверь. Амели, эта маленькая слабая сучка, бросилась на первого, кто протянул руки к щенку. И тогда ей размозжили голову. А мой напарник швырнул щенка на асфальт и раздавил его ногой. Такой хлюпающий звук, знаешь, Зло, как будто, слизняк лопнул. Я никогда не забуду его. Но я просто стоял и смотрел. Приказ есть приказ. Я – полицейская собака".
"Как и я", – сказал Фипс.
И тогда Тангерин начал хохотать. Через минуту к нему присоединился Фипс.
Фипс перестал ходить в "Смерть котам". После смены они с Тангериным сворачивали в парк и бродили там часами, беседуя о разном. Пес заставил его многое обдумать, и в конце концов Фипс решил, что пора кончать с этим. Он мог прикинуться больным или просто броситься под пулю – результат был бы один. КД никогда не уходили со службы иначе, как на тот свет.
В тот последний день адрес показался Фипсу знакомым.
Убили хиппи. Его вывозили из подъезда в пластиковом саване, и все же Фипс узнал знакомый запах. Рука Паровоза, намертво сжимающая пивную бутылку, свесилась из мешка. Фипс отвернулся и почувствовал, что дрожит. Его душили слезы. Наверху раздался выстрел, и Фипс рванул по лестнице. Тело Бенни, огромное и неуклюжее, распласталось посреди захламленной конуры Джерри. В углу выл и кричал обезумевший Мартис. Собаколов двинулся к болонке, и тогда Фипс впился ему в руку. Он рычал, переходя то на лай, то на яростное мяуканье, и успел изрядно покалечить душегуба, прежде, чем получил пулю в бок. Боль вспыхнула и раскрылась ослепительно белым цветком. Он слышал еще выстрел, слышал, как взвился и затявкал раненый Мартис. Слышал, как заорал его напарник: "Это же КД, сука! Головой за него ответишь!!!"
А потом свет померк.
Первое, что пришло из мира звуков – человеческая речь.
"Я никогда такого не видел", – говорил кто-то, насквозь пропахший аммиаком.
"Кот, переодетый собакой – это чья-то шутка?" – спрашивал женский голос.
Появилось смазанное изображение, но ослепляюще-яркий свет мешал рассмотреть детали.
"Надо покопаться в его мозгах, Черил. Это нонсенс".
Фипс попытался пошевелить лапами, но оказалось, что он намертво зафиксирован на жестком металлическом столе кожаными ремнями. Голоса удалились. Фипс приподнял голову и не понял, где находится. По периметру стола его окружали клетки с животными. В одной из них кот разглядел знакомый силуэт Мартиса, голова которого была туго забинтована и как-то странно свесилась на бок.
Фипс попробовал позвать друга, но в горле было так сухо, что вместо звука вырвался только хрип. Звери зашевелились в своих камерах и с интересом прильнули к решеткам. Но не Мартис. Маленький песик продолжал сидеть в той же неестественной позе, уставившись в одну единственную точку на полу клетки.
"Мартис, болван!" – позвал его Фипс, не узнавая собственного голоса.
Мартис не пошевелился.
"Оставь его! – Прохрипело кожаное чудище в камере рядом с Мартисом. – Он спекся".
"Чего?" – не понял Фипс.
"Они поджарили ему мозги, парень. Ты что, не догоняешь, куда попал?"
Но Фипс не догонял.
Кожаное чудище, которое было когда-то обезьяной, повернулось к нему спиной. И Фипса едва не вырвало. Вся спина примата была сплошь утыкана какими-то трубками и датчиками. Фипс застонал, а обезьяна повисла, уцепившись за прутья клетки, и стала ритмично раскачиваться, страшно гортанно крича:
