Мы пили и веселились, как в последний раз: мокрые и весёлые, танцующие и рвущие глотки под любимые песни, прыгающие, словно сумасшедшие – этот вечер прощания с детством, школой, одноклассниками и этим чёртовым городом был лучшим в моей жизни.
Когда в зале уже было совершенно нечем дышать от наполнившего помещения спёртого воздуха, я вышла на улицу. Завернув за угол школы, прислонилась лопатками к шершавой оштукатуренной стене, вытаскивая из сумочки сигареты и закуривая. Табак приятно обжигал лёгкие, голова немного закружилась, и я закрыла глаза, вдыхая воздух вечернего Сентфора в последний раз.
Краем уха я услышала рёв мотора, прекрасно понимая, что это звук мотоциклов. Я быстро подошла к забору, вглядываясь в темноту улицы сквозь железные прутья. Мимо на бешеной скорости пронёсся байк, без всяких сомнений принадлежащий Майклу. За его спиной в отблеске фонарей мелькнули красные волосы Элис. Мне стоило недюжинных усилий не повторять своих же фатальных ошибок, поэтому я просто закрыла глаза, затягиваясь новой сигаретой. Это всего лишь его дела, он всё решит, и завтра мы уедем в Балтимор, дыши Сара.
***
Я стояла на вокзале, нервно теребя в руках билет на поезд до своего будущего, оглядываясь по сторонам и выискивая глазами знакомый силуэт. Сердце колотилось бешено, застревая где-то в горле, не давая спокойно дышать. Я металась по платформе, меряя шагами пространство, слушая бессердечный голос громкоговорителя, который оповещал о том, что посадка на поезд закончится через десять минут.
Нет, он не мог так поступить, просто не мог.
Он любит меня!
Мы уедем вместе, вместе, вместе…
Мне казалось, что внутри что-то оборвалось, оставляя чёрную зияющую дыру. Слёзы тихо текли из глаз, без шанса на остановку.
Он не мог.
Я не хочу здесь находиться, не могу. У меня нет больше сил. Я устала бороться, устала обманывать саму себя. Хочу поскорее уехать из этого города, забыть всё, как страшный сон.
Мои пальцы похолодели, а внутри поселилось глухое ощущение пустоты. Как будто душу вынули. Мне она была уже не нужна.
Я резко подняла свои чемоданы за ручки и направилась к вагону.
Прощай, Майкл-мать-твою-Тёрнер.
***
Бобби бежал со всех ног по улице вниз к дому Сары; он со всей силы молотил кулаками, пока дверь не открыла миссис О’Нил.
– Бобби, что ты так стучишь? Что-то случилось?
– Миссис О’Нил, мне… – задыхаясь, он побледнел, достал ингалятор, делая два глубоких вдоха, и попытался снова произнести то, что хотел. – Где Сара? Мне нужно срочно ей сказать кое-что.
– Сара? – женщина посмотрела на циферблат наручных часов. – Уже где-то около получаса по пути в Балтимор.
– Прошу вас, найдите способ передать ей, – его голос переходил почти на крик. – Майкл вчера ночью попал в аварию, он в реанимации и без сознания, они вместе, – Бобби резко замолчал, понимая, что сейчас ляпнет лишнего.
– Я постараюсь, Бобби, – лицо женщины не выражало никаких эмоций. – До свидания, пусть брат поправляется.
Дверь захлопнулась перед лицом Тёрнера, и он приземлился прямо у порога, прислонившись спиной к прохладной стене дома Сары.
Нить Ариадны
Мы лежали на тёплом пирсе после самого сумасшедшего секса в моей жизни. Сара – моя единственная слабость, которая не даёт покоя. Все мои мысли заняла эта девчонка с длинными каштановыми волосами, в которые я люблю зарыться носом и вдыхать этот аромат мяты и апельсина. Она пахнет как любовь. Трудно объяснить, да и не нужно. Она – мой мир, и я сделаю всё, чтобы быть всегда рядом с ней.
Влюблённый идиот – вот кем становится Майкл Тёрнер рядом с Сарой О’Нил. Так же сильно, как мне не хотелось ни к кому привязываться, так же я корнями пророс в эту девушку, не в силах оторваться. С ней всё по-другому: не так, как всегда. Я растворялся в ней с каждым разом, всё больше понимая, насколько она мне дорога.
За все мои неполные двадцать три я впервые испытываю нечто подобное. Я люблю её. До боли в сердце люблю. И никогда не отпущу, даже после её слов о том, что она едет в Балтимор. К чёрту Сентфор, мы уедем вместе.
Но, если в случае Сары, она не привязана ни к матери, ни к этому городку, то меня здесь держит моя семья, обязательства перед Чёрными Драконами и Аароном, в частности.
С семнадцати лет моя жизнь частично не принадлежит мне – я существую в этой тесной связи с миром, недоступным добропорядочным налогоплательщикам, и выживаю в нём так, как считаю нужным. Да, мои методы негуманны. Да, я несу с собой насилие и делаю многие вещи, за которые мне становится не по себе, но по-другому я уже не могу. Я готов изменить свою жизнь на все триста шестьдесят градусов, и всё ради счастья этой маленькой, хрупкой девушки, в чьих глазах для меня целая Вселенная.
При всей теплоте наших с Аароном отношений, я осознавал, что тот не воспримет мой отъезд с радостными криками. В первую очередь, когда дело касается больших денег, Хилл встанет на позицию: ничего личного, только бизнес. И я был готов к такому повороту событий.
После волшебной ночи в объятьях самой неземной девчонки на свете, я скрепя сердце на рассвете уехал из дома на озере. Слишком многое предстояло решить до отъезда, маленькой об этом знать не нужно. В её девчачьем мире всё из стекла – хрупкое и ненадежное, поэтому я должен сберечь в ней эту легкость.
Мы с Хиллом условились встретиться в «Адских воротах» после обеда, и я нервничал впервые в жизни. Предварительно готовясь ко всем возможным вариантам, я закинул на байк чёрную спортивную сумку, забитую наличкой. Я предполагал, что Аарон потребует от меня что угодно, в том числе и отступные. Да, я был для него лучшим цепным псом, беспрекословно выполнявшим все приказы и поручения, добывая для него всё: от информации до голов конкурентов. Мои руки были выпачканы не меньше его, но я хотел очиститься и начать всё заново. Судьба сама даёт мне этот шанс: сделать хоть что-то в своей жизни правильно, и было бы тупо его просрать.
Когда я вошёл в бар, Аарон сидел за барной стойкой, пересчитывая кэш. Элис крутилась где-то рядом, наконец-то не обращая на меня внимания, – теперь она счастливая подстилка вожака – это то, к чему она давно стремилась. Иллюзия некой мелкой власти, жажда крови – в этом была вся сущность этой красноволосой дьяволицы. Глядя на неё сейчас, я задавался вопросом: какого чёрта я долгие годы держал её в своей постели? Она была мне омерзительна больше, чем когда-либо.
– Присаживайся, Майкл, – Хилл приглашающе похлопал по высокому стулу, стоявшему рядом. Я почувствовал, как пересохло в горле, поэтому нервно прочистил его. – Ты сказал, что у тебя есть разговор ко мне, что ж, – главарь Драконов привстал, копошась за стойкой и доставая початую бутылку виски. – Выкладывай.
Он выставил два стакана на деревянную отполированную поверхность, попутно закидывая камни для охлаждения. Звук стекла как-то слишком резко прозвучал в комнате, обозначая уровень напряжения. Значит, нервничал не я один. Я подошёл ближе, усаживаясь по правую сторону от Хилла, и скинул сумку на пол, отчего она с глухим звуком рухнула вниз. В висках бешено забился пульс: я шумно выдохнул и сложил руки на прохладной столешнице.
– Я выхожу из игры, Аарон, – невольно мои пальцы постукивали по дереву, отчеканивая неизвестный ритм. Через минуту, проведённую в напряжённом молчании, Хилл протянул мне в ладонь стакан с янтарной жидкостью.
– Хм, я думал мы – семья, Майкл, – Аарон сделал глоток, поморщившись и облизывая пересохшие губы. Его глаза чайного цвета не выражали ровным счётом ничего, чем пугали меня ещё больше, но я был полон решимости закрыть эту главу своей жизни. – Ты готов бросить семью? Людей, которым ты небезразличен? Ради чего? – его взгляд выжигал во мне дыру этим напускным безразличием.
– Появились некоторые обстоятельства, ради которых я готов завязать, – мои плечи были напряжены, а ладонь сжимала прохладу стекла, в которой плескался янтарный алкоголь. – Я пришел не с пустыми руками и готов…
– Выкупить свою свободу? – Хилл громко хмыкнул. – Да, ты настроен более, чем серьёзно, Тёрнер, – он хлопнул меня по плечу, задержав руку и чуть сжав ладонь. Этот жест уже мало походил на дружеский. Скорее, выглядело всё так, словно удав, который постепенно накидывает кольца на свою жертву перед тем, как переломить ей хребет и сожрать. – Так кто же стал причиной того, что сам Майкл Тёрнер решает завязать и покинуть Чёрных Драконов? – Аарон хищно оскалился, выдав подобие улыбки. – Неужели та девчонка? Ты из-за неё вообще голову потерял, чуть парня не укокошил прямо в туалете, – в его словах сквозила плохо скрываемая издёвка, он намеренно давил на больное место, почуяв мою слабость. Он был её свидетелем, к моему несчастью.
– Ты всё верно понял. Назови мне сумму, и если этого не хватит, – я небрежно пнул сумку носком ботинка, – то завтра привезу ещё столько же. Я уезжаю из города насовсем.
– Мне не нужны твои деньги, Майкл, потрать их с умом на новом месте, – он кивнул на мой стакан, который оставался всё это время нетронутым. – Мне достаточно того, что ты выполнишь одну мою просьбу, в последний раз.
– После этого мы в расчёте? – сомнение проедало мой рассудок, но я всё ещё надеялся на благоприятный исход.
– Абсолютно, Майкл. Ты же знаешь, ты для меня как брат, – с этими словами он поднял стакан. – За твоё новое начало, Тёрнер, – мы одновременно залпом выпили за сказанное. – Сегодня вечером жду тебя здесь же, все подробности на месте. Поедешь с Элис. Считай, она мой гарант того, что ты не сбежишь раньше времени. Сам понимаешь, ничего личного – только бизнес.
Аарон ещё раз похлопал меня по спине, давая ясно понять, что наш разговор окончен.
На выходе мы встретились с Вишней: этот весёлый раздолбай снова катался со Стэф и, кажется, был по-настоящему счастлив. Оба были взъерошенные и с обветренными губами, отчего я не мог сдержать улыбки. Как же у них все просто и легко – сказочные влюблённые идиоты.
Пытаясь не досаждать им, я мимоходом сказал, что уезжаю, чем вызвал неожиданно бурную реакцию друга. Он, позабыв о Стэфани в один момент, схватил меня за предплечье и потащил в проулок за клубом.
– Бро, не делай этого, просто собирай вещи и сваливай с Сарой в закат, – он говорил почти шепотом, слишком сильно сжимая мою руку.
– Ты же понимаешь, что я не могу? Я обязан ему всем, – чувство надвигающейся бури всё больше разрасталось внутри меня, поднимая не самые радужные догадки из глубин сознания. Я знал, на что способен Аарон Хилл, но шёл на этот риск осознанно.
– Считай, я предупредил тебя, Майкл, – серьёзный Вишня пугал больше, чем долбаные ряженые клоуны на Хэллоуин. – Никто не уходит из Драконов просто так.
– Я услышал тебя, бро. Спасибо за всё, – я обнял этого кудрявого повесу, как полагал, в последний раз. – Не пропадай.
***
Вечером у входа в клуб меня уже ждали Элис и Хилл. Задача была максимально простой и не должна занять больше двух – трех часов с дорогой: выбить бабки из очередного придурка, задолжавшего казино.
– Привозишь Элис с деньгами, и ты свободен, Тёрнер, – мы пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.
Ехать было недалеко, но пристальный взгляд красноволосой бестии немного выбивал из колеи. Мы остановились возле моего байка, и я подкурил сигарету, пытаясь собрать мысли в кучу, чтобы всё сделать правильно.
– Майкл, ты понимаешь, что не обязан это делать? – она смотрела на меня с грёбаным сочувствием, в котором я не нуждался ни капли.
– Зачем ты это говоришь мне? Разве вы не в одной упряжке? – я выдохнул дым рядом с её волосами, отчего она только улыбнулась, наслаждаясь ароматом табака.
– Возможно, потому что мне не безразличен ты, Тёрнер, – она перекинула свою длинную стройную ногу через сиденье, усаживаясь своим роскошным задом на байк.
– Давай, просто сделаем это, и ты больше никогда меня не увидишь, – я оседлал своего железного коня, заводя мотор. – Как раньше, ты и я, Элис.
Мы рванули по улице, обдуваемые свежестью ветра, пока шум деревьев не превратился в один сплошной поток звука и изображения, линиями, пробегающими мимо взгляда. Мне казалось, что всё складывается, как нельзя лучше, и тревога на время отпустила из своих тисков. Сколько бы денег не задолжал тот бедолага, у меня всегда был запасной план и поддержка Элис.
Но не только у Аарона Хилла были планы на мою душу в тот вечер. Судьба решила по-своему, разыгрывая свою карту. Или же Ариадны, плетущие нити жизни, уготовили мне совершенно другую участь, изменившую мою жизнь в один момент.
Мы уже выехали за город, мча по неосвещённому участку дороги, когда в глаза мне резко ударил яркий свет, практически появляясь из ниоткуда. Я даже не успел вывернуть в сторону, как послышался удар, и единственное, что я запомнил – дикую боль в ноге и голове, а затем наступила полная темнота и тишина, словно меня уже здесь не было.
Я помню: единственное, что прошептал – это её имя.
Моя Царица. Сара.
День, когда мы встретились
Когда я очнулся, то первое, что увидел – белый потолок; в воздухе пахло лекарствами, а в уши словно засунули вату, но даже через этот блок были слышны звуки пикающих приборов. В гортани неприятно саднило от трубки аппарата для искусственной вентиляции лёгких. Я закашлялся и снова вырубился, пока надо мной размытыми пятнами появлялись чьи-то лица и встревоженные голоса. Кажется, там была мама с Бобби.
Не представляю, сколько прошло времени, но, когда я снова открыл глаза и повернул голову – за окном была ночь. Острая боль на лице справа заставила поморщиться, но на то, чтобы поднять руку у меня просто не было сил, словно мое онемевшее тело не принадлежало мне. Голова раскалывалась, будто по ней кувалдой ударили – такого со мной не случалось даже после самых отчаянных потасовок. Я чувствовал себя абсолютно дерьмово, не в силах пошевелиться, а лишь тихо простонать от боли. Чья-то ладонь накрыла мою руку и несильно сжала.
– Майкл, милый, Господи! – голос мамы был тихим и полным боли, словно она уже мысленно успела попрощаться со мной. Я слышал, как она плачет, сжимая мою руку еще крепче и боясь подойти ближе. Ее лицо посерело, вытянулось, а под глазами образовались ввалившиеся черные круги.
– Я давно здесь? – мой собственный голос эхом звучал в ушах, совершенно непривычный – хриплый и обессиленный.
– Вторую неделю, – мама дрожала всем телом. – Ты все это время был без сознания, – она всхлипывала, вытирая ладонью лицо, пытаясь улыбнуться, но получалось крайне неуверенно.
– Черт, Сара, – я сделал попытку приподняться на локтях, но потерпел очередную неудачу: тело не слушалось меня, оставаясь немощным и болезненным. – Где Бобби? – мой голос дрожал, подступающая паника заставляла сердце заходиться в груди, и я слышал, как учащенно стал звенеть кардиомонитор.
– Он придет утром, мы попеременно дежурим здесь, – мама тяжело выдохнула, пододвигая кресло ближе к койке и устало усаживаясь рядом со мной. Она продолжала держать меня за руку, когда меня снова унесло не то в сон, не то в посттравматическое забытье.
Казалось, эта череда моих вспышек сознания никогда не прекратится, но в один день я проснулся с абсолютно ясной головой, по крупицам восстанавливая события почти трехнедельной давности. В большинстве своем на мои воспоминания повлияли два офицера полиции, пришедшие ко мне в палату в то утро.
Из их сухого диалога я выяснил два момента, которые заставили меня пожалеть о том, что я был слишком глуп и не послушал Вишню: от полученных в результате аварии травм, Элис умерла на месте. Мне казалось, что я не способен чувствовать ничего к этой девушке, но эта новость втоптала меня в землю. Она погибла из-за меня. Это я не сделал ничего, чтобы спасти нас. Это я был настолько честолюбив и принципиален, что согласился на условия Хилла, угробив этим Элис и уничтожив свое будущее с Сарой.
И второе, что выбило и без того шаткую почву из-под моих ног: у меня в крови нашли какое-то вещество, название которого я слышал впервые – психотропная хрень, из-за которой якобы затормаживается реакция.
– Что вы хотите этим сказать, офицер? – мама уже не скрывала раздражения и тревоги, практически переходя на повышенный тон.
– Мэм, вашему сыну будет предъявлено обвинение в непредумышленном убийстве второй степени, – дальше я уже просто не слушал, схватившись за голову, которая оказалась практически наглухо забинтованной.
Впервые дотронувшись до лица, пальцами нащупал огромный рубец над бровью, переходящий на щеку. Я дернулся, будто меня прошибла искра статического электричества. Меня вообще не волновал разговор в палате, не волновали рваные раны, зашитые аккуратными стежками на обеих руках, и перебинтованные кисти рук.
– Ему грозит до пятнадцати лет заключения, но точную меру избирает суд по результатам, – снова голоса становились тихими, словно я находился где-то далеко, а вся окружающая меня действительность была лишь миражом в пустыне.
Все будто в дурном сне. Мне нужно увидеть Сару, узнать, что с ней и где она, знает ли она, что произошло, объясниться, дать знать, что я не бросил ее. Черт! Она уже почти месяц в Балтиморе. В голове была полная каша, которая никак не собиралась во что-то удобоваримое.
– К палате будет приставлен круглосуточный патруль, – обрывки фраз доносились гулким эхом, и смысл их оседал где-то на задворках моего все еще мутного сознания.
Желудок предательски скрутило, поселяя черное гнетущее ощущение неминуемо-сужающегося вокруг кольца безнадежности будущего. Внутри словно вырвали кусок души, выкинув на свалку, как отслужившую свой век автомобильную покрышку.
Все еще не обращая никакого внимания на происходящее, я уставился невидящим взглядом в окно: закат подсвечивал охристые грозовые тучи, оповещавшие о скорой смене погоды. Горькая ухмылка сама собой появилась на моих пересохших губах.
Сара, моя маленькая Сара…
Кажется, на этот раз я облажался по-крупному, малыш.
***
В зале суда было невыносимо душно. Достаточно просторное помещение с пустующими скамьями, предназначавшимися для зрителей и прессы. По правой стене шла вереница больших окон, впуская в этот храм правосудия дневной свет, рваными полосами ложившийся на деревянные стены и мебель внутри.
Вершитель моей судьбы: женщина средних лет с копной рыжих волос, походивших на жесткую мочалку, с губами цвета прокисшей малины, скривленными в пренебрежительной ухмылке. Она выглядела, как чертов Пеннивайз, отчего я невольно издал громкий смешок под не одобряющий взгляд моего адвоката: довольно приятного внешне мужчины, лет на 10 меня старше, в строгом полосатом костюме. Черные, как смоль, волосы на его голове уже тронулись легким серебром седины на висках, но это добавляло ему солидности.
Пока я валялся в отключке, шло полицейское расследование, по итогу которого мне предъявили обвинение за вождение в нетрезвом виде, а также вменяли простое непреднамеренное убийство второй степени. При самом плохом раскладе мне грозило порядка 15 лет без права досрочного освобождения, лишение прав и гребаный денежный штраф.
Пока в зале суда шла перестрелка юридическими терминами, я просто изучал свои руки, на которых белыми шрамами зарубцевалась ткань.
– Мистер Тёрнер, признаете ли вы свою вину в предъявленном вам государственным обвинителем деянии? – ее голос, как скрипучая железная калитка за нашим домом.
– Нет, уважаемый суд, – я встал, посмотрев этой женщине прямо в глаза. И я хотел, чтобы она увидела: я не виновен ни в чем, кроме того, что оставил Сару одну с разбитыми надеждами и сердцем.
– Тогда суд вынужден назначить дату судебного разбирательства с участием большого жюри присяжных, мистер Тернер, а также назначить залог в размере двухсот пятидесяти тысяч долларов. Стороны будут извещены о дате и времени процесса в порядке, предусмотренном законом штата. Предварительное слушание окончено.
Пока судья произносила эту речь, мои руки сами собой прощупывали подушечками пальцев немое доказательство, разделившее мою жизнь на до и после – шрам на лице уже не саднил, но периодически тупая дергающая боль пронзала, напоминая о том злосчастном вечере, когда не стало Элис и, кажется, прежнего Майкла Тёрнера.
***
Мой арест был продлен, потому что отказался выплачивать залог – нет смысла свободно шататься по городу, где тебя ничто и никто не держит. Теперь я понимаю тебя, Сара.
Перестать дышать и чувствовать – вот, что мне хотелось больше всего на свете. Все это время я так отчаянно пытался и искал дорогу к тебе, Сара. Желая лишь одного – повернуть время вспять и снова вернуться в тот день, когда встретил тебя.
В этой серой камере с жесткой кроватью я каждую ночь, глядя в потолок, спрашиваю себя, что мне, черт возьми, делать со всем этим? Наверное, лучше было просто не влюбляться в тебя, без памяти, как сумасшедший. Не рвать душу, не смотреть в твои глаза, не целовать твои губы, не вдыхать запах апельсина и мяты, не быть рядом и жить своей поганой жизнью дальше. Но твой образ упорно следует за мной, улыбаясь так, как могла только ты, маленькая. Сердце переворачивалось и падало каждый чертов раз, стоило мне просто приблизиться к тебе.
Ты все, что у меня было, а теперь не осталось ничего.
***
Бобби приходил почти через день, чтобы увидеться и просто поддержать – он как-то незаметно враз повзрослел, возмужал, очки эти свои идиотские сменил. На меня стал похож, только хиловат немного.
– Что-нибудь узнал про нее, Бобс, – я нервно крутил сигарету в пожелтевших от табака пальцах.
– Нет, Майкл. Ее мамаша кошмарная стерва, каких еще поискать, – Бобби пальцем водрузил чуть съехавшие очки обратно на переносицу. – Я постараюсь что-нибудь разведать, правда.
– Только давай без нарушения закона, Тёрнер-младший, – ладонью ласково потрепал его по волосам, отчего он смутился и отмахнулся рукой.
– Эй, Тёрнер, к тебе опять посетитель, ты сегодня нарасхват, – чернокожий высокий смотритель подошел к столу для свиданий, держа свои огромные широкие лапищи на кожаном поясе форменных брюк.
– Я понял, сваливаю, – Бобби с вымученной улыбкой пошел прочь.
Мое удивление было искренним и, наверное, слишком сильным, потому что, когда туша Хилла плюхнулась на прикрученный к полу железный стул, с его щетинистого лица не сходила лисья ухмылка.
– Неожиданный визит, – я смерил его взглядом, нахмурив лоб.
– Прости, не мог собраться с мыслями раньше, дружище, – он скрестил руки на груди, откидываясь на спинку стула, поправляя угольные волосы. – Ты должен меня выслушать, Майкл.
Мои плечи и спина напряглись, челюсть сомкнулась, а кулаки по инерции сжались.
– Выкладывай, Хилл, как видишь, я никуда не тороплюсь.
Пару мгновений он замялся, потирая подбородок и глядя куда-то сквозь меня, затем начал свой монолог, открывающий для меня все новые и новые сюрпризы.
– Я не хотел такого итога, видит Бог. План был прост и незатейлив, я хотел заставить тебя остаться в городе, – он горько усмехнулся. – Ты должен был выбить из должника бабки, ну чуть пресануть его, а я уже позвонил знакомым копам, которые должны были немного припугнуть вас там, на месте. Может, задержать в участке на пару суток, потом бы я все решил в обмен на твое возвращение, явившись как твой спаситель.
Я чувствовал, как начинаю закипать, а на смену зияющей внутри дыре пришла слепая ярость и злость, граничившая с безумием, и лишь наличие охраны останавливало меня не разбить морду Хилла в хлам, дабы не усугублять и без того шаткое положение с этим судом.
– Скажи мне, что это тупая шутка, Аарон, – голос сел и перешел в зловещий шепот, пока я еле сдерживался, кроша пальцами сигарету на мелкие частицы, опадающие на стол.
– Мне бы хотелось, чтобы это было именно так, Майкл, но вот мы здесь.
– Элис гниет в земле, долбанный ты ублюдок, а моя жизнь рушится с каждым днем до основания, – я закусывал внутреннюю часть щеки, чтобы просто не взорваться к чертям.
– Я могу внести залог и решить пару вопросов со сроком, касательно запрещенных веществ и не только, – Хилл отодвинулся от стола, оставив лишь лежащие на нем ладони, ожидая от меня уже чего угодно.
– А я все думал, откуда эта хрень взялась в крови, а это все ты! Ебаный ты мудак, Хилл! – голос переходил на крик.
– Прости меня, Майкл, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты вышел как можно скорее отсюда, парень, – Аарон медленно поднялся, провожаемый моим налитым кровью взглядом, наполненным презрением и ненавистью к этому недочеловеку.
Когда его фигура скрылась за решетчатой дверью зала свиданий, я заорал от боли и злости, что было сил, впечатывая кулаки в стол снова и снова, пока охрана пыталась скрутить меня и надеть наручники.
***
Мучительный месяц ожидания тянулся как жвачка, брошенная на раскаленный зноем асфальт. Никаких вестей о Саре, больше никаких посещений Хилла, просто пустое бесцельное ожидание неизбежного. Мои будни превратились в череду одинаковых дней с четким расписанием. Спасали лишь книги, которые я буквально ненавидел в детстве. Мир иллюзий спасал от удушающей реальности, унося мой разум далеко от этого места, унося от мыслей о Саре, хотя это казалось совершенно невозможным. Она снилась мне каждую ночь. Я гладил бархат кожи, заправлял за ушко ее развевающиеся на ветру каштановые волосы, целовал сладкие и мягкие губы, слышал буквально ее голос, ее шепот, ее стоны, от которых кружилась голова и сжималось сердце. Я был по-настоящему счастлив с ней. Был.
Снова утро в зале заседаний, изучающие взгляды незнакомцев-присяжных, та же судья – Пеннивайз, мудак – окружной прокурор, с залысинами на своей яйцеголовой черепушке и очками в роговой оправе. Вокруг какое-то оживление, представление доказательств, огромное фото с моим разорванным на части байком и трупом Элис на обочине: ее красные волосы пропитались багряной кровью, разлившийся огромной лужей под нею, пока ее искалеченное тело лежало на земле в неестественной позе.
А мне уже было просто плевать, что будет дальше. Наверное, было бы лучше, будь я на ее месте. Мне было бы проще.
Мы дважды уходили на перерыв, процесс был долгим и нудным, не вызывая во мне совершенно никакого интереса – абсолютная пустота внутри взяла верх, погружая в апатичное состояние.
Спиной я чувствовал чей-то тяжелый взгляд, устремленный, по ощущениям, прямо мне в затылок. Повернувшись, встретился с глазами Хилла, наблюдавшего за ходом процесса. Он коротко кивнул мне, пока лицо его не выражало никаких эмоций. Я кивнул в ответ и отвернулся.
– Подсудимый, встаньте, – снова эта скрипучая калитка вместо человеческого голоса. – Жюри присяжных вынесло свой вердикт. Вы признаны виновным в части непреднамеренного убийства второй степени мисс Элис Роджерс и приговариваетесь к пяти годам лишения свободы без права на условно-досрочное освобождение, а также приговариваетесь к штрафу в размере, – дальше мое сознание выключило звук происходящего вокруг. Я снова повернулся на Хилла, который удовлетворенно кивал, будто бы приложил руку к тому, что мое наказание оказалось более мягким, чем я предполагал. Зато сторона обвинения что-то злобно шипела, пока рыжая призывала к порядку. – Вы будете помещены в тюрьму города Балтимор, штат Мэриленд до полного отбытия, назначенного судом, срока. Вы можете обжаловать приговор в порядке и сроке, указанном в законе.
Я никогда не верил в судьбу и не был фаталистом. Но какая-то внешняя сила вела меня по этому тернистому, полному боли и разочарований пути. Пути к моей Саре. Пути к нашему счастью. Но обо всем по порядку.