Они выехали следующей же ночью, предварительно договорившись со своими деловыми товарищами о двухдневном отсутствии. Женя согласился их отвезти и вернуть назад за символическую плату. Ехать в один конец нужно было около пяти часов.
– Приедем мы утром, пробудем там часов до пяти вечера, а потом назад, чтобы к десяти быть дома, – распоряжался усатый таксист.
– Так точно, капитан! Мы тебя там накормим, напоим и спать уложим! Да, Даринка?
Девушка кивнула с улыбкой, готовясь к очередной шутливой перепалке.
– Вы мне это прекращайте! Мне укажи только на подушку – я вырублюсь сразу!
– Ну и ничего, поспишь хоть вдоволь! Жене-то что сказал?
– Сказал, к ночи приеду.
– Ну и все. Она ж не знает о какой ночи ты говорил!
Дарина сквозь прорывающийся хохот заверила:
– Не волнуйтесь, Евгений Анатольевич, мы вас в плен подушке не отдадим, и приедете вы вовремя!
– Вот! Дари-добро знает, что говорит! – выпалил Женя, комично прокручивая баранку. За эти месяцы Марат уже привык, что этот добрый мужичок называет его девушку не иначе как «Дари-добро».
Парень, продолжая улыбаться, произнес:
– Да. Она знает что говорит.
– Куда ехать-то? – спросил Женя спустя почти пять часов. Они уже подъезжали к родной деревне, чуть ранее миновав до боли знакомый райцентр Пироговск.
В душе Марата что-то шевелилось, что-то тоскливое, но в то же время приятное. Все же, что ни говори, а это – его дом. И как бы судьба ни поворачивалась и на какую тропинку бы его ни выводила, он всегда будет считать своим домом деревню Ивановка.
– Вон видишь, между двумя березами просёлка начинается, – ответил Марат, – по ней вниз к трем домам. Первый – это Даринкин. Мой дом дальше после птичника будет стоять – перед ним небольшой пруд.
– Марик, я что-то боюсь.
– Ты боишься родителей? Хочешь, я с тобой пойду? Если будут ругаться и кричать, я скажу, что я виноват. Мол, вскружил тебе голову…
– За-акру-ужилась голова-а-а! – запел Женя.
– Подожди! – крикнул Марат.
Женя смолк, весело фыркнув в свои усы.
– Не надо, Марик, езжай к бабушке. Я позже к тебе приду.
Марат видел, что она глубоко переживает, хотя старается этого не показать. В этот раз она даже не посмеялась над песней Жени, что было совсем на нее не похоже. Тем не менее, она права. Ей нужно пойти одной – так будет правильнее. Если ее родители злы на Марата, то не стоит показываться на пороге вместе с Дариной. Будет еще хуже.
Девушка вышла у своего дома и, помахав рукой, неуверенно шагнула и скрылась за калиткой.
«Удачи, любимая».
– Что у вас происходит-то, брат? – спросил таксист. – Ты мне так и не рассказал. Я иногда не понимаю, о чем вы говорите! Причем тут стокгольмский синдром?
– Да не стокгольмский, – хохотнул Марат. – Синдром у меня есть некий… Давай когда приедем домой, сядем как-нибудь у тебя на кухне, и я тебе все подробно расскажу.
– Синдром? У тебя? То-то я гляжу, ты какой-то странный! Я еще думаю – полоумный дурачок какой-то ходит!
– Получишь сейчас! – рассмеялся Марат.
Парень стоял на том самом месте, где когда-то вечерами проводил время, болтая с воображаемой девушкой. На берегу пруда, под покосившейся ивой не осталось и следа его пребывания здесь, словно этого никогда и не было; словно утонуло в пучине прошлого. И даже само дерево не было похоже на то, что отпечаталось в его памяти за всю его сознательную жизнь. Плакучая ива цвела. Цвела и радостно бросала листочки на водную гладь, словно по-детски любуясь тем, как они собираются вместе. Обломанная год назад ветка утонула в одеяле летней травы и показывала лишь один засохший конец, указывающий в сторону дома.
Калитка. Её ласкающий привычное ухо скрип. Шагом за шагом.
Марат вошел на террасу, которая по обыкновению была завалена яблоками, красными и зелеными помидорами, и вдохнул этот долгожданный запах. Спустя несколько мгновений, он проследовал к своей комнате и, толкнув знакомую дверь, осмотрелся. Ничего не изменилось. Абсолютно ничего. И даже защитная сетка, снятая с колонки магнитофона, все еще лежала на том самом месте, где он ее оставил год назад. Ему вдруг показалось, что он отправлялся в далекое многолетнее путешествие (что почти так и было) и что это место, откуда он уезжал, должно было как-то измениться вместе с тем, как менялся он сам. Но новый Марат, войдя в это помещение, встретил старого себя в этих безделушках, допотопной мебели и бордовым ковром на стене. А ведь к прошлой жизни он не собирался возвращаться; теперь у него совсем другая дорога, и эта дорога именно то, о чем он мечтал. Именно новый путь делал его счастливым.
Он знал, что бабушка сейчас должна быть на кухне у плиты. За все время жизни здесь его организм каким-то непостижимым образом научился чувствовать ее местоположение в доме. Скорее всего, этому способствовал набор обонятельных, слуховых и зрительных ощущений, которые за многие годы впечатались в его подкорку, и сейчас эти ощущения, вновь проснувшись, указывали ему, где находится эта пожилая женщина.
Она была там. Да, абсолютно ничего не изменилось, все было по-прежнему. И будто только вчера она стояла точно так же, нарезая морковь свежезаточенным ножом на поцарапанной деревянной доске. Но… Прошел целый год.
– Бабуль, – чуть слышно произнес Марат, стоя в пустом проёме без двери. Он смотрел ей прямо в спину.
Бабушка будто не слышала его, продолжая работать руками и опустив голову.
– Бабуль, я вернулся, – уже громче сказал парень, надеясь, что в первый раз она не расслышала.
И вновь молчание, которое заполнялось лишь звуком работы ножа.
– Иди почисть у коровы, – сказала она через минуту, не поднимая головы.
Марат улыбнулся – да, это его бабушка. Та самая, близкая, но чужая пожилая женщина, которая никогда не покажет свою радость или грусть, предпочитая лишь сухость и суровость. Тот самый человек, для которого хозяйство превыше всего.
Парень снова вышел на террасу, обхватил висящие у входа грязные штаны и залитую коричневой краской спецовку и привычно ловко переоделся. «Все, что я сейчас вижу и к чему прикасаюсь – это я», – с трепетом думал он. С огромным удовольствием он чистил у коровы, чувствуя тот самый запах сена и навоза, что преследовал его с самого детства. Казалось, что сейчас он выйдет из сарая и вообразит, как на бережке пруда, где стоит старая ива, сидит потрясающе красивая девушка, которую он однажды выдумал и назвал ее Дарина. Он выдумал и назвал?..
Марат вышел из сарая и зажмурился. Опять началось. Главное, не поддаваться.
– Марик, что с тобой? – послышался голос девушки.
Он попытался ее проигнорировать. Нужна настоящая Дарина! А она сейчас дома. Она его спасение от этого назойливого синдрома, который он сам себе создал.
– Марик, это же я!
Марат открыл глаза. Это она?
– Даринка, это ты? – он потрогал ее плечо рукой.
Неподалёку мирно стоял Женя, облокотившись на свой автомобиль с шашечками на крыше и посмеиваясь, наблюдал за ними.
– Представляешь, родители ее год не видели, а она несколько слов им бросила и к тебе! – крикнул он. – Эх… Меня б так жена любила…
– Все прошло хорошо. Папа, конечно, обижен, да и мама не в себе… Но они до слез счастливы были меня видеть. Про то, что я так и не поступила в университет, я так и не рассказала…
Это она.
– Ничего. Расскажешь… – промямлил понуро Марат, а затем уже более бодро продолжил: – Ничего! Они все поймут, и моя бабушка поймет. Все устаканится, вот увидишь!
– Надеюсь, что так. Но я ни о чем не жалею, – улыбнулась она, мягко ущипнув его душу взглядом.
Марат нежно поцеловал ее, стараясь удержать свое сердце, которое так и рвалось из груди, норовя пронзить любимую девушку.
– Мне нельзя здесь оставаться одному, Даринка, опять что-то начинается. Что-то непонятное наплывает.
– Я буду рядом!
Вдруг послышался скрип тормозов и звук хлопающих дверей. Марат, не отрывая взгляда от Дарины, расплылся в улыбке и медленно помотал головой. Он очень хорошо знал эти звуки.
– Э, молодой! Ты че как не родной!
– Пацик твой явился, – прошептала Дарина, отведя взгляд, и высвобождаясь от горячих объятий.
– Батяня!!! – кричал Пацик, ускоряясь на бег с пригорка по направлению к пруду, где стояла пара.
– Ну, здорова, братуха! – Марат поймал худого жилистого парня и, перевернув его через бедро, осторожно положил на траву.
– Ну, тихо! Переломаешь так мне кости! Хотя они у меня стальныя, ешкин крот!
– Привет, Денис! – приветливо улыбнулась лежащему Пацику Дарина. Лишь она одна называла его по имени.
– О, привет Дарин. То есть Насть. То есть… Короче! Че у вас? Где пропадали?
Не спеша от Лёвиного «мерсидеся» приближались трое: сам Лёва, Юляха и еще какой-то парень, с которым девушка шла за руку, сцепив пальцы в тугой замок.
– Здоровки, Марат! Ну как сам-то? – воскликнул Лёва и, не услышав ответ, сразу полез обниматься. Марат, конечно, ответил на объятия, все-таки с детства они с Лёвой были ближе всех.
– Привет, Марат! Привет, Настюх! – кудахтнула Юляха и, положив свободную руку на плечо своего кавалера, объявила: – Знакомьтесь, это Славон!
Марат протянул руку парню и представился. Тот, пожав кисть, смачно сплюнул в сторону ивы и сказал:
– Не, ну а шо…
Ухмыляющийся Пацик за спинами этой необыкновенной пары указал на них и, разведя руки, пожал плечами. Дескать, «ну а шо…».
Марат не сдержался. Следом за ним закатились смехом все. И даже Женя, стоя поодаль, поддержал общее веселье. Юляха и Славон, ухахатываясь, не понимали причину этого, но Пацик, Лёва, Дарина и Марат знали, о чем смеялись – у всех в голове была одна и та же мысль: «Эти двое нашли друг друга».
– Ну так что, расскажешь, где ты был все это время?
– В Омск умотал. Обосновался, там теперь живу. Отца нашел.
– У тебя в Омске есть отец?
– И даже старший брат.
– Ух, ни хрена себе у тебя родичи полезли изо всех щелей… – почесал под носом Пацик.
– И не говори! – усмехнулся Марат.
Лёва повернулся к Дарине.
– А ты, Насть? С ним была? Тоже вдруг пропала…
– Ребят я – Дарина. Теперь навсегда и бесповоротно!
Пацаны удивленно уставились на Марата.
– Это я теперь Настя, – буркнул он, отворачиваясь в сторону дома.
И снова грохот всеобщего хохота.
– И чего, с тобой все нормально теперь? – спросил Лёва, когда все успокоились.
– Вроде. Хожу к психиатору.
– Между прочим, ты мог бы и не бежать от Роди и его дружков, – сказал Пацик.
– Я не совсем от них бежал. Я давно хотел уехать в большой город выстраивать жизнь.
– Да помним мы, как ты перестал бухать и дуть. Я, ребят, теперь хочу жизнь поменять!
Марат по привычке натянул уголок рта. Забавно было слышать об этом.
– Я к тому, что тебя почти не искали, – продолжал Пацик. – Первые дни, конечно, спрашивали, где ты, и на нас наезжали. А потом сказали, что как Родя очухается, так они все вместе за тебя примутся… Прошла неделя, Родя очухался. Ну и угадай…
– Не хочу угадывать. Говори.
– Ну так вот, Родя очухался и по пьянке влез куда не надо…
– Его повязали и закрыли, – подхватил Лёва, – а его дружкам ты уже не нужен – не за кого впрягаться. Так что, брат, ничего и не было.
– Кто ж знал… Но я не жалею, что уехал.
Водная гладь пруда была устлана сброшенными листочками, и в небольших промежутках водяного зеркала отражался ветхий, но закаленный жизнью дом. Одинокая ива шумела, одобряя каждую мысль Марата, а его девушка была с ним рядом. Они сидели на том самом месте, где когда-то проводили долгие вечера, утопая в бессмысленной и в то же время наполненной жизнью, болтовне.
– Даринка, представляешь, вернувшись сюда, я вдруг понял, что больше не буду скучать по своей прошлой жизни.
– Тоска по прошлому – это только мираж. Вновь столкнувшись с этим прошлым, мы понимаем, что эти тягостные мысли были излишни.
Их окликнул Женя, который чуть ранее был гостем в доме родителей Дарины, а теперь сытый и довольный стоял со своим авто неподалеку:
– Ребят! Надо бы уже трогать, не хочется ехать во тьме!
– Сейчас, Жень, еще пару минут и поедем!
– Не тяжело оставлять бабушку снова одну? – спросила девушка.
– Весь этот год она была не одна. Лёва сказал, что к ней повадился сосед. Он ей и помогал по хозяйству.
– Дядя Жора? – изумилась Дарина, взглянув на соседний дом.
– Ну да. Представляешь! Бабуля на старости лет в романтику ударилась.
Дарина, представив образ романтичной бабушки Марата, прыснула.
– Но, скоро я все равно сюда вернусь, – сказал парень.
– Зачем?
– Помнишь Владика?
– Того паренька с вокзала?
– Да, он не хочет возвращаться к родителям. Боится, что его будут бить. Я хочу его привезти сюда, пусть живет вместо меня и помогает бабуле. Лёву попрошу присмотреть за ним.
– Это отличная идея!
– Я давно об этом думал…
– Марик. Я все-таки хочу поступать в университет… Не хочу больше врать родителям и что-то умалчивать.
– Ты сможешь делать все, что захочешь. Я во всем буду тебе помогать, и ты исполнишь все свои мечты. Ведь весь мой путь только для тебя одной.
Девушка слушала эти слова, еле удерживая счастливые слезы. Она улыбалась, глядя глубоко в его глаза, говоря тем самым, что верит ему.
– Ты же понимаешь, что это все неправда? Ты понимаешь, что его не существует?
Дарина сидела, опустив глаза в пол и молчала. Она не знала, что сказать.
– Дарина, посмотри на меня, – сказал Николай Васильевич.
– Вы, может и врач-психиатр, но вы очень многого не знаете о людях и не понимаете…
Она ловко крутанула колеса, развернув коляску, и молча уехала в свою комнату. Николай Васильевич тяжело вздохнул. Уж очень было больно всю жизнь наблюдать за дочерью своего друга – внешне красивая девушка, к сожалению, никогда не ходила и практически с рождения сидела в инвалидной коляске. Мир она знала только по книгам и из телевизора.
– Ну что, Коль? Как у нее дела? – спросил вошедший отец Дарины.
– Одиночество ее съедает. Она выдумала целую историю про какого-то Марата. Который якобы от вокзального бомжа поднялся до цветочного магната.
– Знаю я эту историю. У нее все тетради исписаны про этого Марата. Кто там еще у нее? Пацик, Лёва, бомжик Владик, дядя Гера, Арина Николаевна… Я уже и сам выучил этих персонажей.
– У нее ярко выраженный синдром патологического фантазирования.
– Это страшно?
– Для ее одиночества – это спасение. Но будьте готовы к тому, что вы никогда не сможете ее переубедить, что этих героев не существует.
Дарина сидела у окна и с тоской смотрела на старую поникшую иву на небольшом пруду перед домом. Это дерево для девушки было символом ее одиночества, а место под ним, заросшее хилой травой, было единственным местом в мире, где она когда-то была счастлива. Но когда? Было ли это? Безусловно, было! Плевать, что близкие ей не верят! Однажды Марат придет за ней, однажды все изменится, однажды они уедут в мегаполис…
Однажды.