Read the book: «За тучами светит солнце. Рать и Мир», page 2

Font:

Быть русским сегодня и жить в России – это некое испытание на прочность. Мир давно уже оторвался от реальности, но в нашей стране упорно живёт некая идеология, незыблемая и невидимая, не относящаяся к этим пропагандистским ловушкам, а внутренняя, вшитая в подкорку в виде определённого гена, которая заставляет смутно, но помнить кто мы есть и верить.. в нашу страну, в величие, в себя. Реальность совсем не та, которую рисуют политические художники или, тем более религиозные проповедники. Везде искажение и обман льются мощным потоком на толпу, на целые народы и поколения. Некоторые ведь даже умирают за эту веру. Действительная реальность открывается далеко не всем. Многие из нас, кто начинает понимать, что мы застряли в навязанной иллюзии, имеют новое жгучее животное желание – заглянуть в истинную реальность, в тот уровень, где расставляют смыслы и наделяют всё живое миссией, управляют джойстиком и рисуют наш мир. Только прежде, такие понимающие, не забудьте задать себе вопрос: Вы готовы познать истину? В данной книге есть летописные зарисовки, которые основаны на фактах в противопоставление альтернативному, ни на что не претендующему мнению. У этой скромной летописи нет никакой цели, кроме желания мира, мирного сосуществования всех народов и попытку обрести хоть немного истинных смыслов, попытку увидеть их в пелене действительности и крутящемся калейдоскопе событий. Сквозь туман реальности можно увидеть звёзды, если захотеть и чётко знать, что они есть. Одна девушка, видящая смыслы, как-то сказала: «ну и что, что сейчас льёт дождь? Это не повод грустить, ведь я точно знаю, что за тучами светит солнце».

Рать и Мир. Начало

– Почему я здесь? – спросил Ратмир.

– Вот все вы задаёте одинаковые вопросы, – ответил седовласый мужчина. Его окружала необъяснимо завораживающая аура, которая буквально светилась на яву. Во многом из-за этой энергии слишком тяжело было определить его возраст. Лицо его было достаточно взрослое, но взгляд настолько яркий и горящий, что присуще было молодым и задорным, да и лицо его никак не источало признаки старения, а напротив, время над ним казалось не властно. Всему существу Ратмира было понятно, что перед ним мудрый старец, только во вполне современном обличье, без бороды и посоха, в кожаной куртке и с «модной» ехидно-вызывающей полуулыбкой на лице. – У тебя было столько вариантов, но ты выбрал самый посредственный. И сразу начал причитать.

– Ничего я не причитаю, – несколько раздражённо бросил Ратмир.

– Ну вот, уже и оправдываешься, как все, – отстранённо промолвил «старец». – Как ты понял, что «здесь» – это не тот же мир, что был вчера?

– Ты не ответил на мой вопрос и задаёшь свой, – неожиданно для себя усмехнулся Ратмир. Ему где-то глубоко внутри себя чётко казалось, что он знает того, кто перед ним, знает настолько, что может довериться, отбросив все страхи.

– Вот есть же в тебе всё-таки проблески человечности. Острый ум – очень важная черта человеческого звания. Ума в тебе через край, а пользуешься ты им только на низшем уровне, – глаза «старца» сощурились в презрительной насмешке. – Я не отвечаю на вопрос «почему». Когда ты научишься задавать вопросы, тогда, быть может, к тебе начнут приходить действительные ответы.

Ратмир открыл глаза и увидел перед собой затемнённую комнату, изысканно меблированную, истощающую простую гениальность и строгий вкус дизайнера этого интерьера. Он иногда любил всё менять, делать перестановку, но аскетичный стиль и антураж оставались неизменными. Ратмир увидел свой лаконичный стол, удобное кресло и шкаф с чёткими прямыми линиями. Рядом стоял чёрный кожаный диван, который приятно потрескивал, когда хозяин в нём устраивался за чтением психотерапевтической книги или за новой занятной эзотерической литературой. Иногда он разбавлял подобные чтива классикой и художественной литературой тех времён, когда она была ещё жива и источала величие и полноту слова. Внизу стеклянного шкафа было также и закрытое отделение. Хоть Ратмир и вёл исключительно здоровый образ жизни, занимался собой с воодушевлением, но без фанатизма; он всё же иногда доставал из невидимого отделения шкафа бутылку редкого шотландского виски, который был старше его двоих детей на пару десятков лет. Ратмир занимался своим телом, но с недавних пор осознал, что без духа не достичь «того» самого. Что это за то самое он и сам ещё до конца не знал. Но понимал в глубине души, что это и есть смысл, истина, которую необходимо не узнать, но познать и почувствовать душой, а не разумом. Чем дальше и глубже он проникал в саму суть осознания, чем чаще задавал себе один и тот же вопрос, тем более явственно он убеждался в абсолютной нереальности происходящего вокруг. Ратмир совершенно чётко понимал, что его беседы по «ту сторону» даже более правдоподобны, они почти осязаемы и более реальны, чем каждый его расписанный поминутно день. Он знал каждую минуту своего плотного графика, ведь помимо материальной гонки за властью с недавних пор добавилась другая гонка – за смыслами. Вот она как раз стала более осознанной и гораздо более понятной с точки зрения цели и конечного результата. Ратмир всё чаще задавал себе вопрос о своей миссии в этом бушующем мире помимо машинальных материальных забот, которые отношение к реальности имели лишь косвенно. Он очень любил свою семью. Все родные знали это, но не всегда могли осязать его отношение к ним. Его называли закрытым и слишком упрямым в том, чтобы слушать чьи-либо советы и наставления. Он привык свои проблемы решать сам и всех остальных близких людей тоже. Ратмир из тех людей, которые во главу угла ставят служение людям, неосознанно, ненавязчиво, но без этого нет их материального существования. При этом он до определённой степени не позволял садиться себе на шею. Слабость он проявлял только к одному человеку, который мог получить от него очень многое и даже то, что другим было недозволенно. Причём получить легко, потому что действовал он прямолинейно и максимально открыто и честно. Его старший сын, который в своём совсем юном шестилетнем возрасте будто бы чувствовал тонкие душевные вибрации отца, его настроение, его мысли. Он был предан ему всем своим огромным внутренним существом и получал в ответ неземную любовь и преданность даже несмотря на непонимание остальных близких людей вокруг. Недавно Ратмир чётко понял, что единственный человек, который его понимает и принимает без фильтров – это его сын, потому что именно он видит смыслы и пока ещё не засорен внешним мусором. Он это понял, но в полной мере не осознал, ведь именно сейчас Ратмир пытается очистить от мусорного воздействия свой мир. Только это сделать оказывается не так просто. Слишком долго он пребывал в летаргической спячке, изображая бурную деятельность того, что реальность ускользнула от него и теперь он подобно мистеру Андерсену, который начинает только прикасаться к своему внутреннему Нео, но он перестал понимать, где она, действительная реальность. От размышлений о размытых границах реальности Ратмира отвлёк внезапно раздавшийся телефонный звонок.

– Ты где? Нужно встретиться, – в трубке зазвучал до боли знакомый твёрдый женский голос. Но эта твёрдость одновременно веяла монотонной мягкостью. Ратмир никогда не мог объяснить волшебство голоса своей лучшей подруги, но после своего сына она была чуть ли не единственным человеком, которого он мог слушать не уставая часами. Ему легко давалось общение с людьми, и он мог найти подход к любому, но в последнее время он всё чаще ловил себя на мысли, что либо он становится высокомерным, либо ему надоели люди. У Ратмира осталось всё меньше друзей и окружение таяло на глазах, он объяснял это скорее очищением своей внешней оснастки, отказываясь принимать своё высокомерие всерьёз.

– Давай встретимся. Я отменил на сегодня все дела. Хочется тишины, – отстранённо проговорил Ратмир.

– Я знаю, – живо подхватила Василиса. – Но от меня отделаться у тебя не получится.

– Я и не хочу, – улыбнулся в трубку Ратмир. – Скоро буду.

Для их встреч не нужно было назначать ни времени, ни места. Они происходили спонтанно, словно по зову души. У одного возникала потребность в общении с родной душой, второй это сразу чувствовал, подхватывал и в моменте они шли навстречу друг другу. Порой, они были друг для друга не просто близкими друзьями, но и психотерапевтами, что автоматически исключало даже саму мысль о возможном недопонимании. Им казалось, что они понимали друг друга с полуслова, но они иногда забывали, что других они просто не пускали в свой внутренний мир, вход в который был строго засекречен. Все эти новомодные нынче психологи и психотерапевты не смогли бы никак заменить их общения и его эффективность. При этом со стороны, кто их мог видеть вместе, могли запросто подумать, что это счастливая и невероятно гармоничная супружеская пара. Но им было всё равно что думали все вокруг. Они знали, что люди привыкли рисовать привычные картины, любили обсуждать жизнь других, а ещё больше выдумывать несуществующие псевдофакты. У большинства людей была своя поверхностная реальность, которая ничего общего с действительностью не имела. Они всегда вместе подмечали сей парадокс. Вроде вот она реальность, но чем больше людей вносят в неё коррективы и свои зарисовки, всё сразу становится воображаемым, ещё дальше удаляясь от того, что и как есть на самом деле. Даже в сплетнях люди рисуют свою реальность, но она у них в воображении, в голове. Только кто сказал, что она менее реальна, чем действительность? Ведь они чувствуют и проживают то, что нарисовали. Не с каждым можно было обсудить подобные открытия; Ратмир и Василиса часто подмечали, что их души сотни лет оберегают друг друга от разрушающей паутины монотонной реальности и тотального внутреннего одиночества. «Не зря мы есть друг у друга. Мы обязаны этим пользоваться как каждодневным приложением в телефоне. Ведь кому-то из нас суждено докопаться до истины и понять смысл», – как будто между прочим однажды заметила Василиса, но с тех пор она связала их души прочной невидимой связью, которая иногда пугала Ратмира, но он старался сразу отогнать подобные мысли. Его пугало не само сближение с подругой, но то, что однажды эта тонкая связь оборвётся и он останется один на один с реальностью. А он ведь даже ещё не осознал, где она, эта самая реальность.

У них было своё место для встреч. Они вполне могли позволить себе разнообразие и даже порой выбирались в другие города для шаблонной смены обстановки, как сказали бы люди, но для них, к примеру, поездка в Санкт-Петербург являлась дополнительным источником генерирования энергии, новыми духовными эмоциями, которыми стоит подпитывать не только тело, но и в первую очередь душу. Они могли спонтанно выпить по чашке кофе в уютной кофейне или устроить прогулку в парке. Не было принципиального значения в самом месте, была потребность в общении и раскрытии внутренних переживаний, которые всему остальному миру были невдомёк. Но когда они находились в одном городе и не назначали место для встречи, обоим было понятно куда ехать. Она сидела на изящной лавочке с изогнутыми линиями, которая, казалось, была не из этого и даже не из прошлого века, но представлялась настолько уместной то ли от атмосферы места, от которого веяло поэзией и зачаровывающей красотой, то ли от того, что на этой самой лавочке устроилась не менее изящная и поэтичная девушка. От неё исходило ненавязчивое природное обаяние вкупе с острым и, как сказали бы многие, мужским умом. Некоторые окружающие немного побаивались её, но не от внешнего вида, а от незримой мощной энергетики. Она представлялась всем жёсткой и недоступной даже для простого общения, от этого, как принято в обществе, таких женщин называли просто – «стерва». Никто толком уже и не скажет, что и кого именно обозначает этот термин. Если девушка недоступна и может ответить резко, а кому-то и грубо, умеет сказать твёрдое «нет» и имеет на это право сильного и независимого человека, то её незамедлительно нарекают столь грубым и расплывчатым термином. При этом вряд ли это даже оскорбительно, как было ещё недавно, скорее вполне в духе времени. При этом термин этот к Василисе применяли и мужчины, и женщины. Мужчины завидовали тому, что она легко и непринуждённо выполняла любую задачу, становясь успешной в любом деле, словно для неё не существует преград и все трудности она проходит с лёгкостью и полуубкой. Иногда даже кажется, что ей скучно, ведь у неё всё идёт настолько легко. Хотя, конечно, для окружающих создавалось обманчивое впечатление, в то время как у неё внутри бушевали эмоции. Женщины завидовали её свободе во всём, её манерам, красоте, одновременной твёрдости и женственности. Василиса же научилась не замечать эмоции внешних «пользователей» и попросту перестала впускать в своё обособленное инфополе практически всех без исключения людей. Но исключения всё же случались. Сегодня одним из них был Ратмир. Её друг и родственная душа, в то время как все окружающие, естественно, исходя из представлений своей реальности, думали, что дружбой здесь и не пахнет. Им было всё равно. Пустить в свой мир друг друга было гораздо большим ритуалом нежели физические эмоции и тактильные контакты. Тем более подзарядить друг друга могли только они и им было это необходимо, их отношения были топливом для души каждого из них. При этом им казалось, что отсутствует страх потери, который присущ очень многим супружеским парам, чувство собственничества, которое отравляет и медленно убивает любые отношения, в том числе и дружеские. Есть при этом люди, которые в дружбе могут лишь брать, абсолютно ничего не возвращая взамен, и не давая не то, что своей энергии, но и не проявляя полноценного участия. В этих мыслях Василиса не заметила, как очутилась на совершенно другой частоте. Туман обволакивал всё вокруг, хоть и предметы оставались всё те же. Перед ней стоял всё тот же «старец» всё в той же кожаной куртке вместо мантии, бородой не до пола, а аккуратно подстриженной и современно уложенной, седина сбивала с толку окончательно. Его тело и движения были остры и быстры, всецело молоды и задорны. Его молодое лицо светилось, но взгляд, острый и ясный, наполненный зримым опытом нескольких десятков жизней, выдавал его древнюю душу.

– Тебе не надоело? Почему ты не раскроешь ему карты? – ровным, но в то же время твёрдым тоном спросила Василиса. Угадывалось, что она давно знакома со «старцем» и никаких признаков удивления или интереса не выказывала.

– Он ищет ответы, но неправильно задаёт вопросы. Каков вопрос, таков ответ, – равнодушно проговорил «старец».

– Ещё не хватало, чтобы такие, как ты начали играть в игры. Их здесь и без вас хватает на любой вкус и на всех уровнях.

– Кто в них участвует, тот никогда не поймёт, где скрыт смысл. Они увлеченно следуют командам и им невдомёк, что есть реальность, – было невольное впечатление разочарования в голосе «старца». Казалось, он во что-то сильно верил, но «это» его раз за разом разочаровало. – Мне известно, что такое ошибаться, но я также знаю, что ошибок не существует. Они были прописаны. Это опыт. Из него либо можно извлечь пользу, либо продолжать наступать на те же грабли. Пока Ратмир будет наступать на них, он ничего не узнает и не поймёт. Он ещё слишком глубоко погружён в ту частоту, в тот быт и продолжает играть по их правилам. Для него там реальность. Его достижение лишь в том, что он перестал смеяться над возможностью другой реальности. Он стал допускать и понимать, что перед носом, возможно, и не действительная реальность, а игровая иллюзия, которой кто-то управляет.

– До каких пор им будет позволено играть в «это»? – Василиса чуть поморщилась, вспоминая о ком-то из не очень приятных знакомых. – Искажения стали слишком заметны. В компьютерных играх меньше багов, чем в современной интерпретации истории. В игре больше веры, чем в реальности. Даже деньги уже не нужны людям в карманах, они их видят цифрами и им этого достаточно. Они покупают виртуальные земли в виртуальных играх за, как им кажется, реальные деньги. Им становится не нужно живое общение, когда есть виртуальное. Скоро любовь и дружба станут исключительно виртуальными. Их эксперимент заходит слишком далеко, и они нарушают главное правило – они увлекаются эмоциями от игры.

– Ты думаешь они тоже потеряли ключ к действительной реальности? – усмехнулся «старец». – Так может в этом и суть? Когда все окончательно запутаются, останутся лишь те, кто способен жить.

– Человеку свойственно тянуться туда, где «теплее» и неважно иудей он, итальянец или казах, – резко произнесла Василиса. – Ему прописали это в ДНК. Он не проходит опыт своей очередной жизнью, а хочет напичкать её атрибутами богатства, власти и материального тепла. Он не думает про кирпич на голову. А кто думает, вгоняет себя в депрессию и прозябает в своей иллюзии реальности ещё противнее. Они охотно играют в эти игры, ведь режиссёры тоже увлеклись этим виртуальным действом.

– Пока слишком мало «багов» системы вроде тебя, – «старец» очень странно, но в то же время тепло улыбнулся Василисе. По всему было понятно, что она ему безмерно дорога, но в то же время в глазах его читалась едва уловимая грусть, когда он смотрел на неё.

– Никогда не думала, что мне будет приятно, что меня назовут багом, – улыбнулась в ответ Василиса. – Но это однозначно лучше, чем быть героем в этой паршивой игре.

– Эта игра не так уж плоха, – проговорил «старец». – Скоро ты это поймёшь.

Ратмир всегда шёл к их скамейке с западной стороны. «Словно солнце», – всегда подмечала Василиса. Он неспешно приближался к своей подруге, как будто растягивая удовольствие самого процесса ожидания их встречи. Весна уже тепло пригревала своим ласковым солнцем, но, когда оно пряталось за облака, мир словно замирал в тихом холоде, резко меняющим всё вокруг своей прямолинейностью и безысходностью. Ещё голые деревья перешёптывались между собой с помощью лёгкого ветра, словно обсуждая своих давних знакомых в образе людей, которые упорно шли навстречу друг другу и миру вместе, держась за руки. В то же время было в этом что-то грустное, что-то недоговорённое, что-то, что усиленно пульсировало внутри, но старалось не переходить границу правил. Ратмир, глядя на Василису, всегда источал всемирную теплоту, но в то же время необъяснимую вселенскую грусть, при этом не безвыходную, а лёгкую и добрую. Сначала он пытался разобраться в этом, как обычно, занявшись бесполезным самоанализом и самокопанием. Потом бросил и принял всё, как есть. С тех пор, как он начал относиться к всё большему числу вещей и чувств в этом мире подобным образом и просто принимать, а не бороться и сопротивляться, всё стало меняться, мир начал меняться, он сам начал меняться. В нём появилась уже не просто внешняя мужская сила, но что-то внутреннее, что вылилось в его безальтернативную уверенность в любом решении, в любом шаге. В любом выборе. Вот такой уверенной походкой он шёл к своей подруге. Высокий, строгий, в любимом сером пальто, похож одновременно на аристократа начала девятнадцатого века и строгого аналитика с Уолл-стрит, противоречие, которое читалось в нём и внутри и снаружи и которое не давало ему самому покоя, его кропотливому и вечно жужжащему разуму. Он пытался понять кто он, что он, для чего он. Он пытался организовать самую страшную встречу в жизни каждого человека, только далеко не каждому удаётся на ней побывать. Когда он осознал, что встреча с самим собой самая сложная, с тех пор многое изменилось. По мере его внутренних изменений менялся и внешний мир.

– Ты снова говорил с ним? – демонстративно непринуждённо бросила Василиса.

– Это так заметно? – нахмурился Ратмир. – Или ты настолько искусно читаешь меня? Это становится даже жутковато.

– Для людей всё, что необъяснимо, сразу жутковато, – усмехнулась Василиса. – Мы не будем тратить на это время.

– Мы бы потратили на это куда меньше времени, если бы ты сказала всё, что знаешь, – как можно мягче произнёс Ратмир. – Но я понимаю, что это так не работает. Только меня снова накрывает чувство приближения чего-то необъяснимо ужасного, но такого необходимого. Это заполняет меня полностью, смешиваясь с ужасом, одиночеством и ощущением, что мир сошёл с ума. Или может это я?

– Ты пытаешься обрести смысл. Конечно, ты сошёл с ума. По правилам этого мира ты именно таким и являешься, – тревожено проговорила Василиса. – Только если ты примешь и эти правила, мир тебя съест и упрячет куда следует. Ты «как будто» невзначай съедешь с катушек. Этого делать нельзя. Нужно продолжать идти, ни в коем случае не останавливаться ни на минуту, не оглядываться. Остановишься и ты проиграешь. Мы оба это знаем.

– Я не могу быть постоянно с тобой, но ведь только ты меня понимаешь, – с какой-то огромной болью произнёс Ратмир. – Почему же тогда мы здесь принимаем правила игры?

– Это не игра. Это выбор. Мы можем выбрать другой путь, но не факт, что он окажется нашим, правильным. Мы можем просто всё сломать и снова войти в игру с того места, откуда начали. У меня нет такого намерения, – уверенно проговорила Василиса, – и я уверена, что у тебя тоже.

Ратмир уже привык к мягкости и женственной притягательности своей подруги, которая тут же сменялась её уверенной решимостью и твёрдостью мысли. Ему казалось, что она всегда знала как правильно. Только потом он понял, что она просто уверена в своём выборе, в любом выборе и принимает заранее любой результат. Для неё нет ошибок, но есть только лишь опыт, который непременно стоит получать из всего в жизни и обязательно применять, иначе какой смысл? Именно смысл он пытался понять и в их встрече в этом мире. Ведь ничего не бывает просто так. Только теперь он понимает, что она для него проводник в саму суть смысла, именно она движет многими его решениями и подспудно помогает делать выбор, который приходит по щелчку, как ему казалось, как должно. Он всё чаще стал жить этим принципом и делает, что должно, а будет то, что будет. Только теперь он стал понимать, что ничего никому не должен, нет самого понятия «должен», оно выдумано и иллюзорно. Кому должно и для чего?

– Он сказал мне, что я не получу ответов пока не научусь задавать вопросы, – Ратмир сказал это так, будто уже точно понимал, что она и так знает весь разговор.

– У всех есть свои правила. Пока ты будешь играть по ним, так и будешь искать, – Василиса умела сказать прямолинейно, но иногда уровень её загадочности начинал зашкаливать. Ратмир никогда не мог предугадать её следующего шага. Казалось, что это против всяких правил и законов, но она говорила только то, что думала и хотела, но никогда не облегчала ему жизнь простыми ответами, коих вокруг вполне хватало, – откажешься от общепринятых правил и станешь играть по своим – получишь всё, что пожелаешь. Ответы сами рассыплются у тебя перед ногами.

Временами Ратмир думал, что могло бы быть, если бы он встретил Василису раньше, но практически сразу ответ сам приходил на ум как есть. Вряд ли бы он её заметил или же она показалась ему весьма странной девушкой, коих он обходил стороной. Всему своё время, и оно лучшее именно в данный момент. У кого по-другому, тот живёт в постоянной иллюзии, тратя ценнейший жизненный ресурс попусту.

– Кто не ценит момент, не обретёт счастья, Ратмир, – ласково проговорила Василиса. – Мы с тобой это уже поняли. Это большой шаг к истине и действительное счастье рядом. Человек не может быть счастлив без осознания момента.

– Но всё-таки если бы мы встретились раньше, – Ратмир поморщился от собственной минутной слабости. Это когда-то беспокоило его и вопрос давно вертелся в голове и периодически вырывался наружу, за что Ратмир тут же себя укорил. – Меня ведь никто кроме тебя не понимает.

– Главное понять самого себя и принять, – Василиса как-то слишком снисходительно посмотрела на друга, такого раньше она себе не позволяла. Она твёрдо знала, что они равны и достойны друг друга. Но именно Ратмир позволял себе минутные слабости, в то время как она была совершенно осознанна в любые моменты. – Ты помог мне увидеть смысл даже в мире, который сходит с ума. Только кто мы в этом мире? Для него мы сходим с ума, откалываясь от правил и общепринятых норм. Пока мы не создадим свою обособленную реальность и не поймём как всё устроено, мы так и будем играть по чьим-то правилам в чьей-то реальности.

– Ты пытаешься отвлечь меня от заданного вопроса, – осторожно заметил Ратмир.

– Так это и есть наш главный вопрос, разве нет? – Василиса прекрасно знала, что он всё чувствует. Её настроение, её эмоции, её переживания. Она ценила его за эту бесценную эмпатию, ведь с другими он был совершенно не такой. Зачастую максимально строгий, сдержанный и местами даже грубый. – Или ты хочешь поговорить о «старце»?

Ратмир ещё до конца не решил готов ли он узнать истину и почему один и тот же человек появляется в снах у него и у Василисы. Или, может, это не сон вовсе? Может быть, сон как раз то, что есть сейчас? Он считал огромным прорывом для обычного человека само желание познать смысл и понять своё предназначение. Если бы все души решили одновременно проснуться, на Земле начался бы форменный хаос. Кто-то поддерживает определённый баланс сил и нам всем кажется, что так и должно быть, нам внушили эту реальность, постоянно добавляя пресловутую фразу – «такова жизнь». Какова она на самом деле знают крайне мало людей.

– Ратмир, мне нужно уехать, – Василиса произнесла это с какой-то вселенской болью в сердце, но в то же время стараясь не выказывать никаких эмоций.

Ратмир примерно минуту молча переваривал простое предложение, прежде чем повернуться к подруге. Ему казалось, что прошла целая вечность и пронеслись все моменты жизни с Василисой. У него было много друзей, но все они теперь оказались в прошлой жизни, которая случилась когда-то давно и была словно не с ним. Всё растворилось во времени. Только дело не во времени, а в нём самом. Ратмир слишком поменялся, произведя масштабнейшую переоценку ценностей. Многим людям и вещам не осталось места в его жизни. Мысли выстроились для него в новую реальность, к которой он пока не знал как относиться. Помогала ему чувствовать почву под ногами даже сама мысль, что есть рядом человек, который несмотря ни на что его поймёт. Большего ему и не надо было.

– Надолго? – Ратмир пытался держать эмоции в себе, хотя и очень этого не любил. Он давно перестал подавлять эмоции, их просто стало меньше; намного меньше негативизма, страха и агрессии, он почти полностью освободился от власти вспыльчивости и взрывоопасности своего характера. Теперь он ощущал власть над самим собой. Но иногда баланс сдвигался в другую сторону, и он ощущал знакомое ранее чувство подступающего к горлу взрыва, который готов был раздастся в любую секунду.

– Пока не знаю. – Василиса обычно смотрела ему прямо в глаза, но не в этот раз. Ощущалось и то, что решение давалось ей непросто. – Время слишком ценный ресурс, чтобы ограничивать себя им. Я честна с тобой. Правда, не знаю.

– Давно ты решила? Ты же не принимаешь решений, досконально не обдумав каждый шаг.

– Это не тот случай. К тому же, каждому свойственны перемены.

– Хорошо. Ты сама знаешь, как тебе лучше, – Ратмир внутренне выдохнул и просто позволил негативным эмоциям уйти, оставив только ясность и внутреннюю уверенность. – В любом случае я всегда рядом. Пусть и не физически, но ведь важнее другое.

Василиса с благодарностью и необъяснимой гордостью посмотрела на него. Ведь он действительно настолько её ценит, удалив из своего внутреннего обихода нездоровый эгоизм, что отпускает её без лишних слов. Просто зная, что она делает всё правильно.

– Куда летишь? – после минутной паузы как бы между прочим спросил Ратмир. Хотя он знал всё без слов. После того, как он начал пробуждаться от зомбиечского влияния внешних факторов, Ратмир стал внимателен ко всем мелочам. Василиса могла себе позволить быть там, где пожелает. Её бизнес не подразумевал никакой привязки к месту, поэтому материальная сторона реальности её давно перестала заботить, денег должно быть ровно столько, сколько нужно. Многие говорят, что чем больше зарабатывая и получая, тем дороже становится жизнь, тем больше потребностей возникает, тем дороже становятся внешние атрибуты. Возможно. Если к необходимым атрибутам мира человека добавляются яхты или самолёты, которые потом нужно ещё и обслуживать. Но есть понятие достойной жизни; когда летишь куда хочешь в любой момент, покупаешь именно понравившуюся вещь, не глядя на цену, питаешься правильно и можешь себе позволить выйти за рамки навязанных стереотипов. Тогда появляется свобода. Для творчества, для раскрытия потенциала, для духовного. Но только когда человек готов к этому, предрасположен и открыт к новому. Только материальный и духовный мир часто бывают взаимосвязаны. Василиса и Ратмир всегда сходились и в вопросе крайностей. Им не нравились духовные проповедники, отдающие душу, как им казалось, высокому, но при этом живущие в бедности и ходящие в лохмотьях. Им также не нравились и олигархи, сорящие случайно «заработанными» деньгами или мажоры, которые не знают слово «стоп», совершенно не понимая, где хорошо, а где ужасно. Проявления крайностей в людях в любых ипостасях представлялось друзьям слабостью и ленью двигаться вверх. Они видели только дорогу у себя перед носом или под ним.

– Я лечу на Бали, – произнесла Василиса. – Моя душа хочет этого и мне это нужно. Надеюсь, что ты прилетишь в гости.

– В России тоже много потрясающих мест, – улыбнулся Ратмир, – и я никогда не променяю их ни на что другое на этой планете.

– Ты сам говорил, что не чувствуешь себя свободным в нашей стране, – Василиса не хотела его задеть или подловить, поэтому смягчила слова лёгкой полуулыбкой.

– Дело не в стране, а скорее во мне. Но я не променяю русский Урал с его Аркаимом ни на Бали, ни на Мальдивы. Не променяю прекрасный Алтай на Альпы или волшебный Питер на Париж. Я хочу жить в родной стране, но при этом хочу, чтобы страна стала лучше, как и я сам. Поэтому я начал с себя. Чтобы страна стала лучше бесполезно ругать власть. Лучшая страна с прежними гражданами со старыми стереотипами и понятиями не проживёт в своём великолепии и десятилетия.

– России всё же удалось ненадолго вкусить аромат прекрасных перемен, – Василиса не так хорошо понимала историю и политику, она никогда и не хотела этого, но при этом хорошо чувствовала что происходит вокруг и куда движется мир. – Правда, мы быстро откатились в те же ощущения безысходности и отсутствия понимания будущего. Но отчего-то никто не берёт на себя ответственность и не начинает строить это самое будущее здесь, в настоящем. Все ждут ответов, не делая шагов навстречу, все ждут мессию, который всех спасёт. Только спасать некого. Люди сами выбрали свою дорогу, приняли правила и кивают всем системам. Слепо верят в христианскую церковь и молятся богам, которые считают их рабами. Люди не готовы к лучшей жизни.