Read the book: «СПАМ. Приключение Журналиста.», page 2

КАДР №2. Extreme Trip

Колеса белоснежного «Боинга» оттолкнулись от взлетной полосы, и самолет начал быстро набирать высоту. Я посмотрел в иллюминатор, что находился слева от меня, и почувствовал, как вместе с гулом турбин затрепетало всё моё существо. Впереди ждала неизвестность, и если раньше её присутствие лишь маячило где-то на горизонте, теряясь в суете дорожных сборов, то теперь я вдруг четко осознал, что совершаю что-то такое, чего никогда раньше не делал. Я прислушался к себе, пытаясь нащупать где-то глубоко в душе референс происходящей ситуации, но ничего там так и не обнаружил. Вместо этого почему-то мне вспомнился детский велосипед с названием «Мишутка», на котором я когда-то учился ездить без приставных колесиков.

– При чём здесь «Мишутка»? – подумал я и сразу же понял, при чём.

«Мишутка» явился ко мне сейчас неспроста. Видимо, он был одним из ярких переживаний детства, и теперь просто выплыл из подсознания, когда я не нашёл в своей эмоциональной картотеке прошлого на что там опереться. В пятилетнем возрасте я однажды оседлал этот велосипедик, и, впервые тогда поймав на нём баланс, испытал новое, незнакомое ранее мне состояние.

– Жалко, что продлилось это состояние совсем недолго, – мысленно вспомнил я.

Тогда, без приставных колесиков, я проехал метра три и с грохотом рухнул на асфальт, сильно ободрав при этом колено, так что даже синие трикотажные штаны впоследствии уже не удалось спасти. Раньше я рос и познавал окружавший меня мир, получая тот эмоциональный опыт, который всю последующую жизнь буду подставлять во все аналогичные ситуации. Сейчас же это чувство нового опыта снова посетило меня. Оно, будто ожившая речка, решило вернуться в высохший водоём, пульсируя по венам, неспешно растекалось по всему телу, чтобы потом снова застыть во мне подобно цементу.

Я открыл глаза и достал из рюкзака договор, который охранник шефа, Стас, передал мне в аэропорту буквально перед самым вылетом.

– Если бы Григорий Петрович передал мне этот документ прямо в полёте, – подумал я, вчитываясь в текст договора, – с косяком перелётных гусей или, скажем, через второго пилота, я бы ничуть этому не удивился. Только сумасшедшему пришло бы в голову ставить на этом документе свой автограф.

Пролистав общие положения договора, я начал заново его перечитывать, будто с момента первого прочтения что-то могло в нём существенно измениться. Вся информация, которую мне удалось найти, и на этот раз говорила лишь об одном: об отсутствии ответственности за моё здоровье как ведущего проекта «ExtremeTrip» и о том, что гонорар за мои услуги будет оговорен отдельно в некоем приложении. Самого же приложения, разумеется, в бумагах я так и не обнаружил.

– Похоже, что денег за эту работу я так и не увижу, – подумал я, медленно складывая договор пополам. – Нужно успокоиться. Поздно что-то менять. Я лечу, дело сделано, теперь надо просто работать. Будь что будет.

Сидя в кресле самолёта, я нервно расстегнул молнию походного рюкзака, который стоял у меня в ногах, достал из него видеокамеру и нажал на кнопку включения. Дождавшись, пока сигнальный индикатор на ручке стедикама загорится зелёным светом, я направил объектив камеры на себя, но вместо того, чтобы произнести вступительные слова о начале своего путешествия, глубоко вдохнул, потом выдохнул, а затем и вовсе выключил аппаратуру. Сигнальный огонёк на ручке стедикама замигал красным светом и потух. Я откинул голову на подголовник сиденья и закрыл глаза. Легче не стало. В теле пульсировал приступ паники, и моё правое колено стало едва заметно подёргиваться, будто кто-то проверял его рефлекс молоточком.

– Конечно, нужно было с шефом насчёт денег всё конкретно обсудить, – подумал я, и снова открыл глаза, – Тогда можно было бы оправдать для себя эту поездку хотя бы заработком, а так вообще непонятно, зачем я туда лечу. С какой целью?

После короткого созерцания салона самолёта я снова закрыл глаза. Теперь в теле чувствовались слабость и нерешительность, как будто кто-то только что выбил из-под ног то, на чём я раньше, пусть и не крепко, но всё же стоял.

– Хорошо, что я сижу в кресле, – подумал я. – В таком положении ощущение собственной никчемности переносить определённо легче.

Чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, я попытался по памяти перечислить список вещей, которые взял с собой в дорогу, но вместо этого вспомнил, как перед самым выездом в аэропорт, уже в редакции, меня с пристрастием досмотрел редактор Паша. Делал он это совместно с всё тем же охранником Григория Петровича – Стасом, специально выписанным для данной операции. Видимо, шеф побоялся, что я мог быть в сговоре с редактором, и решил таким образом подстраховаться.

– Прямо как в американских фильмах досматриваете, – сказал я, стоя лицом к стене с растопыренными в разные стороны руками и ногами, – Вам не хватает только патрульной машины, и униформы копов.

Охранник Стас, который обыскивал меня, ничего не ответил, а лишь похлопал по ногам, проверяя на наличие запрещённых предметов.

– Извини брат, ничего личного, просто задание шефа, – беспристрастно произнёс Паша, выворачивая на пол содержимое моего походного рюкзака, который я за несколько часов до этого дотошно укладывал у себя дома.

– Досматриваете, будто преступника. Вы бы мне ещё права зачитали, – недовольно пробормотал я, стоя у стены. – Хотя, какие могут быть права у человека, работающего на Григория Петровича?

– Юмор – это хорошо, – заметил Паша и продолжил рыться в моих вещах.

Склонившись коршуном над грудой дорожных принадлежностей, которые теперь беспорядочно лежали на полу, Паша брал в руки каждую вещь, внимательно её изучал, а затем снова укладывал в мой рюкзак.

– Это тебе зачем? – спросил он, держа в руках обнаруженный запрещённый шоколадный батончик с названием «Юпитер».

– Так, на всякий случай… – равнодушно ответил я.

– Такой случай не представится, – произнёс Паша, и, засунул шоколадку в задний карман своих брюк.

К словам Паши мне нечего было добавить, и я просто промолчал в ответ.

– Бритву, мыло – берём, – сказал Паша, – Батарейки к камере, зарядка, это всё берём… Так…

Паша развернул один из плотно свернутых мною полиэтиленовых пакетов и извлёк из него несколько плоских банок консервов, которые затем демонстративно покрутил в воздухе.

– Это ты тоже напрасно взял, – сказал Паша. – Напоминаю, всё необходимое для выживания ты должен раздобыть себе в дороге.

– Конкретно про еду с Шефом мы не говорили, – возразил я.

– Теперь, значит, говорили, – равнодушно ответил Паша и взял с пола толстый шерстяной свитер. – Зачем тебе там свитер, летом?

Как только Паша развернул мой свитер, из него с грохотом на пол вывалилось ещё несколько шоколадок.

– Просто нужен был, – ответил я и с досадой посмотрел на шоколадки.

Не говоря ни слова, Паша бросил свитер на кучу остальных запрещённых вещей, засунул видеокамеру в мой рюкзак и подошёл ко мне.

– Не забывай фиксировать каждый свой шаг, как заповедовал тебе Григорий Петрович, – сказал он, вручая мне мои вещи.

Я посмотрел на рюкзак, который теперь, в самолёте, стоял у меня под ногами, и, вздохнув, подумал:

– Нужно начинать работать, – решил я. – Это меня и спасёт.

Из своей журналистской практики я знал, что лучшее, что может сейчас привести меня в чувства, – это работа. Что бы ни происходило вокруг, в каком бы состоянии тележурналист ни приехал на съёмки, в голове у него должно быть только одно – сюжет, и именно это он потом должен принести в редакцию, но уже в готовом виде. Подобная азбука выручала меня ещё с тех времён, когда я, неопытным птенцом-корреспондентом, прилетал в составе съёмочной группы на события, где частенько рябило в глазах от обилия спецслужб и коллег с телекамерами в руках. Там было легко растеряться или вовсе забыть, зачем я туда прибыл. Сосредоточиться на сюжете – самый простой и действенный метод, который всегда работал безотказно, как автомат Калашникова. Всегда, но только не сейчас. Чем больше я пытался сосредоточиться на задании шефа, тем большим идиотом себя ощущал. Достигнув предела этого чувства, я огляделся по сторонам. В кресле справа от меня мирно дремал какой-то увалень, похожий на среднестатистического менеджера. С другой стороны, рядом с иллюминатором, сидел мужчина лет сорока с правильными славянскими чертами лица. В руках у него был сложенный пополам журнал, который он изучал с неподдельным интересом.

– В конце концов, что я теряю? – подумал я, разглядывая журнал соседа. – Можно просто купить себе билет обратно в Москву, как только я прилечу в Италию, и всё. Вернуться, и пусть идут все лесом, особенно Григорий Петрович со своим трудовым договором. С моей стороны предательства тут никакого, а то, тоже мне, придумал: наобещал золотые горы, новый виток в карьере, и ещё много чего, но ничего конкретного, что можно было бы потом с него потребовать. Старый лис, знает, как людей за нос водить.

После принятого решения – вернуться, на душе стало значительно легче, и я протянул руку к вентиляционной решётке, что заботливые авиаконструкторы расположили прямо над моей головой. Повернув вентилятор в нужном направлении, я почувствовал на себе поток прохладного воздуха и подумал:

– Если сразу вернусь в Москву, – размышлял я, обдуваемый слабым ветерком, – в редакции сочтут, что я просто сдрейфил, зассал, так сказать. Не один же Григорий Петрович там обитает. Перед Пашей тоже неудобно, он часто меня с халтурами выручал… Нет, тут нужно действовать хитрее, чтобы никого не подвести, в том числе и себя. Всё нужно сделать грамотно. Нужно хотя бы немного попутешествовать, пару дней, скажем, а потом, раз так, вернуться обратно. Найти какой-нибудь предлог для этого – заболеть или что-то ещё. Иными словами, нужно умело улизнуть с этого идущего ко дну «Титаника», как-то так. А сейчас не будем терять время и всё-таки запишем начало начал, спешал ту Григорий Петрович.

Я включил свою видеокамеру, ловко направил её на себя, но практически сразу же снова выключил. Решительность улетучилась в ту же самую секунду, как я вдруг поймал себя на мысли, что на самом-то деле Григорий Петрович совсем тут ни при чём, и не стоит на него перекладывать ответственность за собственное решение. Методы организации Шефом его маленького телепроизводства были для меня совсем не в новинку. В конце концов, не первый же год я работал у него в «СпортЭктриме».

– Заплатит Шеф, как обычно, – подумал я. – Ни больше, ни меньше, а столько, сколько сам сочтет нужным. Это в его репертуаре, и хрен ты с него что выжмешь. Так зачем же я тогда полетел, если и так это знал?

Конечно, можно было бы списать всё на разгулявшуюся депрессию и на то, что звонок редактора Паши пришёлся на некую минуту моей слабости, но это было бы неправдой. Желание ехать звучало в моей душе отчётливо, но вот логика этого стремления была как тогда, так и сейчас мне непонятна.

– Может быть, для меня эта поездка действительно шанс прославиться? – подумал я. – Шанс прославиться и всё наладить. Работа в кадре на протяжении целого проекта – весьма неплохой пиар. В конце концов, чем я хуже всяких тупоголовых блогеров, у которых ни образования, ни стыда, ни совести, но полным-полно денег и подписчиков? Живут же как-то люди под гипнозом собственного 'я', и ничего, процветают. Может, и мне удача привалила в награду за три института?

Обретя некую точку опоры в виде этих мыслей, я снова включил видеокамеру и опять направил её объектив на себя.

– Я нахожусь на борту самолёта, – сказал я в камеру, – который буквально через час должен приземлиться на окраине города Милан, в аэропорту Мальпенса.

Начало телевизионного проекта под названием "Extreme Trip" было положено. Чтобы убедиться в этом, и проверить качество получившегося видео, я включил его на экране своей камеры и начал просмотр:

– Я ууу… нахожусь ууу… в самолёте ууу…, который ууу…

Изображение в отснятом мною материале шло исправно, а вот со звуком была беда. Он был записан вперемешку с реактивным гулом самолёта и представлял собой сплошной брак, абсолютно не пригодный для использования в телеэфире.

– Зашибись, – раздосадовано произнёс я вслух, чем привлек внимание соседа, что сидел слева от меня.

Мужчина отреагировал тем, что оторвался от чтения журнала и сурово посмотрел в мою сторону.

– Извините, – произнёс я в ответ.

Мужчина ничего мне не ответил, а вместо этого просто продолжил читать свой журнал. Я положил камеру себе на колени и снова обречённо откинул голову на подголовник сидения.

– Что-то не клеится всё с самого начала, – подумал я. – Надо было в Москве, ещё в аэропорту, эту «подводку» записать.

Сделав двенадцать вдохов и выдохов по даосской системе, когда-то изученной мной в театре, я снова открыл глаза и посмотрел в сторону иллюминатора. Успокоиться не удалось, даосский метод не действовал. Собственно, он и раньше всегда подводил меня, даже правильнее было бы сказать: "никогда не выручал", но вера в него почему-то несмотря не на что всё же жила в моём сердце.

Заметив, что я занимаюсь дыхательной гимнастикой, мой попутчик, сидевший у иллюминатора с журналом в руках, снова, словно из-за укрытия, бросил на меня недоверчивый взгляд.

– Нет, я не из Аль-Каиды, организации, запрещённой на территории Российской Федерации, – хотел ответить я ему, но промолчал. – Ладно, мысли в сторону, нужно действовать. Пусть видео будет с браком, лучше уж так, чем его вообще не будет. Нужно сделать полноценный дубль, а лучше даже два, или три, иначе доказывай потом Григорию Петровичу, что в самолёте было шумно. Единственное, запишу своё выступление не здесь, а в более укромном месте.

Я поднялся со своего кресла и, с камерой в руках, направился в хвост самолёта, где, укрывшись в кабинке туалета, снова попытался произвести съёмку. Шум из видео, разумеется, никуда не исчез. Его стало даже больше. Однако моя цель была достигнута.

– Пусть на монтаже мучаются, – думал я, шагая обратно между рядами сидений самолёта. – Я своё дело сделал. Снял, а дальше уж, извините…

Вернувшись обратно на своё кресло, я снова закрыл глаза, ощутив при этом новую волну охватившего меня абсолютного отчаяния. За годы работы на телевидении я усвоил несколько вещих примет, одна из которых, гласила, что если съёмки начинали не клеиться с самого начала, то дальше обычно всё шло ещё только хуже.

– Теперь можно смело возвращаться, – успокоил я себя и достал из своего рюкзака запечатанный чёрный конверт с надписью "Extreme Trip", где лежали деньги на обратный билет. Я покрутил конверт в руках, а затем попытался отогнуть один из его запечатанных уголков. Конверт был сделан из плотной бумаги и, как видно, был склеен не заводским клеем, а обычным клей-карандашом.

– Похоже, тут работала Танечка, – подумал я, решив, что создание этого конверта Григорий Петрович, скорее всего, доверил своей секретарше Татьяне.

Я достал из рюкзака свою ламинированную пресс-карту с надписью «СпортЭкстрим» и моей фотографией с улыбающимся лицом, и будто ножом подцепил ей один из уголков конверта.

– Ай да Григорий Петрович, ай да сукин сын, – мысленно воскликнул я, когда заглянул внутрь открытого конверта и не обнаружил в нём ничего, кроме воздуха.

Не обращая внимания ни на проснувшегося справа от меня соседа, ни на соседа, что был слева, я размашистыми жестами перекрестился три раза по православному обычаю и снова, откинул голову на подголовник сидения. Теперь я просто молился.

– Господи, если Ты меня слышишь, – мысленно произнёс я, – А Ты меня слышишь, Господи, по крайней мере, должен слышать, так как Ты слышишь всех, кто находится в критических ситуациях, а сейчас у меня именно такая ситуация. Прости меня за мои грехи, уныние моё, нытьё, лень, гордыню и весь мой остальной список нарушений. Знаю, что недостоин я ни помощи Твоей, ни Твоей милости, но прошу и уповаю на Тебя, не оставь меня в моём путешествии, помоги мне, дай силы, успокой душу, сделай так, чтобы всё сложилось, и я добрался до Рима, а оттуда улетел домой. Богородица, матушка, не оставь меня, помоги мне, проведи по пути моих странствий и скитаний, сделай так, чтобы на моём пути мне встречались только хорошие люди, которые будут помогать мне. Прошу тебя.

Помолившись своими словами, как умел, я открыл глаза.

– Теперь будь что будет, – подумал я и посмотрел в сторону иллюминатора, за стеклом которого в лучах яркого солнца комками висели белые тучки, похожие не то на плотную сигаретную дымку, не то на синтепоновую набивку китайского одеяла.

Мой попутчик, сидевший рядом с иллюминатором, отвлёкся от чтения своего журнала и, так же, как и я, начал рассматривать небесные виды за окном.

– Красиво, – вслух констатировал я, кивнув головой в сторону облаков.

Сосед по полёту изучающе посмотрел на меня, но в ответ не проронил ни единого слова, а только тоже кивнул головой. Затем он опять принялся за своё чтение. Статья в его журнале была на английском языке, но по фотографии Майка Тайсона, было ясно, что она связана с боксом.

– Боксом увлекаетесь? – спросил я у попутчика, так как это было первое что пришло мне на ум.

Мужчина внимательно посмотрел на меня и, после весьма продолжительной паузы, улыбнувшись, ответил:

– Так, немного, – произнёс он.

– Давайте познакомимся, – предложил я и протянул собеседнику свою руку в знак приветствия. – Меня Игорь зовут, корреспондент телеканала «СпортЭкстрим».

– Александр, – ответил мужчина и тоже в знак приветствия пожал мне руку, добавив при этом: – Промоутер компании «СибирьБокс».

– Круто, – сказал я, поймав себя на мысли о том, как много всё-таки значит живая человеческая речь.

Стоило нам только обменяться банальными приветствиями с Александром, как у меня под ногами вновь появилась твёрдая почва, а на душе стало заметно спокойнее.

– Так мы с вами, в каком-то роде, практически коллеги, – произнёс я.

– В каком? – удивился Александр.

– У нас канал, где я работаю, тоже спортивный, – ответил я. – Снимаем экстремальные виды спорта, бокс, кстати, иногда тоже. Нигде на нас не натыкались случайно?

– Если честно, то нет, – ответил Александр и виновато пожал плечами.

– Мы на тарелках в основном существуем, спутниковое ТВ, так сказать, – в оправдание себе произнёс я. – Но в кабельных пакетах мы тоже есть, хотя больше, конечно, нас через тарелки люди смотрят, особенно в регионах. У меня даже был случай, что я в командировке, в маленькой деревеньке в магазин зашёл, а там вещал наш канал, и мой фильм как раз по нему шёл. Было приятно.

– Я просто телевизор, если честно, вообще не очень смотрю, – сказал Александр.

– Понимаю, – произнёс я. – Я тоже.

Александр улыбнулся, а затем спросил:

– А в Италию вы отдыхать или по работе?

– Да, как вам сказать, – ответил я, – По правде говоря, и сам не знаю.

– Это как так? – удивился Александр.

– С одной стороны, конечно, по работе, проект вот снимаю, – ответил я, легонько пнув ногой свой рюкзак, который стоял у меня внизу под сидением, – А с другой, суть моих съёмок состоит в том, что снимаю то я теперь сам себя. Точнее говоря, снимаю то, как я путешествую.

– А, вы…? – многозначительно произнёс Александр, стараясь при этом внимательно вглядеться в моё лицо, вероятно для того, чтобы распознать во мне какую-нибудь знаменитость.

– Я – никто, – спокойно ответил я, облегчив тем самым своему попутчику процесс воспоминания медийных лиц, – Обычный человек я, так сказать, ничего выдающегося.

– А в чем идея вашего путешествия? – спросил меня Александр, – Что-то экстремальное?

– Этого до конца никто не знает, – нисколько не смутившись, ответил я, – И похоже, не знает даже мой Шеф, тот, кто меня сюда отправил.

После этих слов Александр негромко рассмеялся, а я, наоборот, стал более серьёзным.

– Извините, – произнёс Александр, заметив на себе мой взгляд, – Просто я, почему-то, немного по-другому себе работу журналиста представлял.

– Понимаю, – серьёзно ответил я. – Я тоже, но действительность сегодня такова. Вот, лечу…

Александр улыбнулся.

– Серьёзно вам говорю, – сказал я. – Просто теперь у нас на канале Шеф сам лично проекты креативит, вот и придумал он очередную "нетленку", теперь лечу её снимать.

– Понятно, – сказал Александр. – А в самой Италии вы куда?

– В Милан планировал, но в принципе, мне без разницы куда, – ответил я. – Моя задача, как сказал Шеф, – выживать, а это можно делать где угодно, даже здесь.

– Это как? – спросил Александр.

– Я без денег просто путешествую, задумка проекта в том, что меня забрасывают в какую-нибудь страну и смотрят, смогу ли я из неё выбраться или нет, – пояснил я. – Такое вот приключение.

– Ого, – произнёс Александр, – А до этого где уже были?

– Италия будет первый опыт, – ответил я, – Как в проекте, так и в моей жизни. До этого я никогда и нигде за границей то и не был.

– Страшно? – спросил Александр.

– Волнительно, – ответил я, ни капли не кривя душой. – Но я стараюсь об этом не думать, пытаюсь сконцентрироваться на том, что буду делать, когда прилечу. И вот у вас по этому поводу хотел спросить: вы в Милан как планируете добираться, случайно не на такси?

– Планировал машину арендовать, – ответил Александр, – Только я не в Милан еду, мне в Сан-Винсан надо, а это совсем в другую сторону от Милана, ближе к границе с Францией.

– Понятно, – огорчённо произнёс я, – Придётся тогда автостопом пробовать.

– Если хотите, я могу вас из аэропорта подвести до магистрали, что на Милан, если, конечно, это устроит, – предложил Александр.

– Конечно устроит, – воодушевился я.

– Нужно будет крутануться мне только где-то потом, чтобы в Сан-Винсан попасть, – сказал Александр, – Отвёз бы до Милана, но, увы, не могу, мне завтра уже на конференции нужно быть.

– Да и так спасибо, – произнёс я, немного удивившись доброте своего попутчика, и тому, что так легко нашел способ выбраться из аэропорта.

Александр был родом из Сибири и оказался очень открытым, доброжелательным человеком, а главное, настоящим фанатом своего дела, имя которому было – бокс. Разговорившись на эту тему, я даже не заметил, как мы оба с моим новым знакомым перешли на «ты», а затем Александр и вовсе сделал мне достаточно радикальное предложение, от которого я просто не смог отказаться.

– Слушай, а зачем тебе вообще в Милан ехать? – произнёс Александр. – Поехали со мной в Сан-Винсан. Мне оператор на конференции пригодится, сделаешь пару кадров для нашего сибирского ТВ, а я тебе за это ещё заплачу. На билет до Милана потом точно хватит. Тем более, исходя из того, что ты мне тут нарассказывал, тебе всё равно куда ехать, лишь бы Италия.

– Ну, не знаю, – ответил я. – Вообще, маршрут намечен: Милан, Флоренция, и в конечном итоге – Рим. Но думаю, небольшое отклонение от него допустимо…